Рассказы вахтовика-22. Помбур должен быть тупой и сильный⁠⁠

Помбур должен быть тупой и сильный – такая была любимая присказка у заместителя начальника цеха по капитальному ремонту скважин (КРС) в одной организации, где мне пришлось работать. Сильный – работа такая, физически тяжелая. А тупой – да чтобы меньше вопросов задавал.

В ту заездку не приехали два помбура, они уволились. Прислали одного стажера, который увидел скважину в первый раз в жизни. Состав вахты неполный, бригада будет остановлена. Звоню в цех, мне замначальника цеха говорит: не ссы, Алексеич, к тебе я посылаю помбура, он уже третий месяц работает, работяга еще тот. Приезжает «Нива» и привозит героя этого рассказа. Его звали Андрей, но за ним быстро закрепилось прозвище Андрушка. Еще во время знакомства я начал подозревать, что проблем с ним не оберешься. И интуиция меня не подвела. Я понимаю, что сама нефтяная отрасль явно не тянет на сборник интеллектуалов, но КРС – это вообще полный отстойник тупиц, неудачников и шлемазлов типа ТС, которым в обычной жизни мало что светило. И даже на этом фоне Андрей выделялся. Он был парень здоровый, но непробиваемо туп.

Буквально через пару часов после начала смены ко мне залетает бурильщик и орет, разбрызгивая слюни: Я не буду работать с этими дебилами.
Я: что случилось?

Бурильщик: выйди и сам посмотри.

Вышел. Стажер реально стоял с потерянным видом, он ничего не знал, ничего не понимал, но в глазах его стоял безмерный ужас, он начал осознавать, в какую жопу он попал. Это на картинках нефтяники эдакие улыбающиеся бородачи-здоровяки в чистой робе, которые рожу мажут нефтью. А в реальности, особенно в КРС – усталые, раздраженные, порой больные люди, ходящие в пропитанной нефтью робе, а нефтью они не мажутся, они регулярно обливаются ей, при этом не по собственному желанию

А вот Андрушка стоял и улыбался. Он тоже ничего не знал и не понимал, хотя отработал три месяца. Бурильщик орал на них матерным русским, пытался объяснить, я тоже пытался, но было бесполезно. В сердцах позвонил опять в цех, мол пришлите других помбуров, на что мне сказали, что других нет и не будет, ищи выход, учи, показывай, раздели смены. У тебя Андрей, работяга.

Разделить я не мог, потому что в паре работали два друга, который помбурили уже более десяти лет и они бы ни за что не согласились работать с этими товарищами. В результате почти неделю работала одна смена, потом сбежал стажер и прислали другого помбура.

А Андрей реально оказался работягой. Но его хватало только на самый примитивный труд. Если ему дать задание отмыть перила, можно быть уверенным, что они будут блестеть. Покрасить емкость – не проблема. Зачистку провести доливной емкости – он будет в ней сидеть, чистить клямсой, парить, доведет до состояния, что из нее пить можно. Но любой более серьезный, связанный с техникой труд, вводил его в состояние ступора. А ведь КРС непрерывно связан в работой техники, это не лопатой землю кидать, квалификация нужна. Но он просто не понимал, что делать. Если поставить за ключ, то дело могло закончиться тем, что ему оторвет руку. Элеватором прищемил бы палец. Ротором вообще намотало бы на цепь. Поэтому у него была одна задача – подтаскивать трубы, кидать шаблон, мазать резьбы. Да и там надо было беспокоиться о том, чтобы не придавил себе ногу. Я вообще не понимал, как он умудрился получить аттестат, это явно недоработка учителей, что они не послали его на комиссию в школьные годы.

Мы пытались его обучить, ставили за ключ, он старался, аж пыхтел от натуги, потел, но у него плохо получалось. Поэтому через совсем непродолжительное время возвращался к трубам. В глазах были чуть ли не слезы и обида

Но в целом он был хороший, как человек. Беззлобный, неагрессивный, исполнительный, неконфликтный. Если попросить – расшибется, но сделает. Если бы не его тупость и был бы он обучаем квалифицированному труду – цены бы ему не было. Если бы.

В бригаде к нему относились как к вынужденному злу. Бурильщик на него все время ругался, да и напарники тоже. А моей мечтой было сбагрить его куда-нибудь. Хотя по человечески мне было его жалко. Даже не мог представить, куда он пойдет, любую более-менее квалифицированную работу он просто не потянет. А иметь в бригаде потенциальную жертву несчастного случая не хотелось еще больше. Но его закрепили в нашей бригаде, на любые возражения был ответ – он аттестован, допущен, работяга.

Во время одного глушения я сказал Андрею, чтобы он пошел и набрал выходящую из скважины жидкость. Выкидная линия была подбита к соседней скважине, в линии было давление порядка 20-30 атмосфер. Пробоотборник представляет собой прикрученный краник, периодически его меняют, когда он ломается, а если забился – то чистят проволокой.

Пробоотборник

Андрушка ушел и пропал. Я ждал минут десять, пошел посмотреть, что он там делает. Подхожу и вижу, что этот дуралей взял ключ и откручивает краник. Я буквально пинком его откинул, ору: Долбо@б, ты хоть представляешь, с какой силой вылетит краник? Убьет, нах@й на месте. Он на меня смотрит глазами и хлопает. Я даже престал ругать его и махнул рукой. Позвонил в цех и сказал, что если его не уберут из бригады, то я сам уволюсь. И на следующую вахту его убрали. Никогда бы не пошел на это, но иначе не мог. Хотя я и настаивал, чтобы его вообще уволили, для его же безопасности. Впрочем, я, узнав, в какую бригаду он попал, и не сомневался, что сам уйдет, его там просто сожрут.

Спустя пять лет я проездом был в городе Сорочинск. В селе рядом с ним и жил Андрей. Когда я зашел на рынок, то буквально попал в объятья какого-то мужика. Перед мной стоял раздобревший, щекастый Андрушка. А рядом с ним толстомясая и коротконогая беременная жена с таким же глупым выражением лица, которая за руку держала девочку лет трех. Андрей громко говорит, чуть ли не орет на весь рынок: Танюха, это Алексеич, мой любимый мастер, я у него (с гордостью) полгода работал.

Я начал спрашивать, что он делает, где работает, кем. Он отвечает: поехали ко мне в деревню. Я уточку зарублю, Танюшка борщика сварит, вкууусного.

При этих словах его лицо приобретает выражение блаженства. Разговорились. Как я и предполагал, в другой бригаде не стали с ним миндальничать и довели до того, что он уволился. Поехал в село, устроился скотником, летом работает пастухом. Он долго мне перечислял свое хозяйство: три коровы, два бычка, десять овечек, сорок уток и тд. и тп. Говорил, что живут хорошо, приехали в город за вторым морозильником, сейчас будут рубить кур и морозить. А лицо было все таким же восторженно блаженным. За разговорами мы вышли с рынка. И тогда искренне обнялись на прощание. Я прощался с полностью счастливым человеком, который нашел себя и свое маленькое семейное счастье. И я очень раз за Андрушку.