Прямой эфир с дьяволом (2/2)⁠⁠

Прямой эфир с дьяволом (1/2)

У нас было две минуты. Дьявола №2 усаживали в только что принесенное кресло. Оленька крутилась с пуховкой вокруг Вальдемара, и каждую секунду до моих ушей доносилось его раздраженное фырканье. Моргана с интересом поглядывала то на рубины на шеях господ, то на бухгалтера Юру. Бухгалтер Юра крестился и смотрел в стену.

Дионис отвернулся от зрителей и достал из-за пазухи мою флягу. Я бы возмутился, но чувствовал себя крайне плохо, да и обстоятельства не благоволили.

– Итак, кто из них настоящий дьявол? – хрипло спросил Дионис.

– Очевидно, что никто, – ответил я, – но на нашего клиента больше похож второй.

– Откуда тогда взялся первый? – Дионис недобро посмотрел на меня.

– Я никому не говорил, если ты на это намекаешь, – огрызнулся я, – выпроводим его, и проблеме конец.

– Будет много шуму. Выкручусь, или моё имя не Дионис Смит.

Заиграл оркестр. Зрители аплодировали и интимно перешептывались, заинтригованные неожиданным поворотом.

– Что ж, господа. Кто же из вас настоящий дьявол? – ведущий развел руками.

– Без сомнения, мы оба. Посмотрите только на наши рубины, – рыжий схватился за амулет, – абсолютно одинаковые! Мы разлученные в младенчестве братья!

По залу пробежала волна смеха. Ведущий поднял руку, и публика затихла.

– Раз вас двое, а душа у меня одна… Предлагаю аукцион! Кто первый сделает ставку?

От такого предложения зрители пришли в восторг, и даже рыжеватый господин улыбнулся, словно нашел в торгах удовольствие.

– Очаровательно. Ставлю один из его замечательных перстней, – Дьявол №1 кивком указал на руки соперника, – Вы ведь одолжите мне одну штуку? Колье с рубином я уже обещал Моргане.

Зал снова взорвался хохотом. Моргана оживилась и захлопала ресницами. Я видел, как Дионисом Смитом овладевает азарт. Он бросил тщетные попытки вернуть контроль над вечером, но не этого ли он так хотел, устав от заученных текстов? Рыжий оказался искусным проходимцем, но я знал Смита слишком давно, чтобы сбрасывать его таланты со счетов.

– За Вашу душу я готов наградить Вас деньгами и славой, – Вальдемар отмахнулся от насмешек оппонента, как от назойливого комара, – Вы ведь этого хотите, господин Смит?

О да, именно этого он и хотел. И именно так было написано в утвержденном опроснике, который мы отправили дьяволу неделю назад.

– Деньги и слава? Какая банальность, – вмешался рыжий, – не думайте про господина ведущего таких низостей. Я думаю, он хочет Ваше кольцо.

Дионис Смит расплылся в улыбке.

– Вам придется простить мне эту банальность. Скажу вам по секрету, господа: даже смерть не так страшна, как забвение. Куда приятней, когда твоё имя гремит!

Зажглась табличка «Аплодисменты», люди принялись отчаянно хлопать. Кое-кто даже скандировал имя Диониса Смита. Ведущий слушал, упоённо закрыв глаза. Слушал, как гремит его имя.

– Перебьёте такую ставку? – Дьявол №2 сверкнул глазами.

– В этот раз воздержусь, коллега, – улыбнулся рыжий.

В зале прозвучали возгласы разочарования. Кто-то из оркестра сыграл на трубе смешной звук, какой издает воздушный шарик, если его развязать.

– Почему же?

– Потому что Вы, гражданин Смит, слишком много о себе думаете, – ответил господин в сером костюме, – Ваша душа ничего не стоит, забрать её прямо сейчас не сложнее, чем отобрать у ребёнка конфету. Но занятно, что Вы и правда верите, будто забвение страшнее смерти. Из этого выйдет блестящая шутка. Оставим её на сладкое, сейчас я хочу насладиться Вашей куплей-продажей.

В зале раздались улюлюканья, а Дионис Смит так и смотрел в лицо своего загадочного гостя. Заиграл оркестр, но я не слышал музыки; вместо неё на меня обрушилась лавина тревожных разрозненных звуков. Мне захотелось всё бросить и убраться отсюда поскорее, прихватив с собой Диониса. Пока тот не вошел в раж окончательно.

Мой друг, однако, не собирался сдаваться так просто. Он поджал губы и посмотрел мне в глаза: никаких сомнений, он уже считал свою победу в противостоянии умов делом принципа и утащить я его мог разве что насильно. Перед камерами предстала полураздетая красавица в маске, какая была у Зорро, и укороченной черной накидке поверх весьма откровенного наряда. Своим появлением она словно разрушила злые чары: даже ко мне вернулось понимание, что всё происходящее – обычный спектакль. Может даже Дионис сам нанял этого рыжего, не сказав никому ни слова ради эффекта правдоподобности.

Красавица несла себя по сцене с грациозностью лани. В руках у неё была подушка из черного бархата. Я знал, что на подушке – серебряная игла длиной сантиметров в десять.

В зале потушили основной свет.

– Дамы и господа, – Дионис обратился к притихшим зрителям и взял иглу за жемчужное ушко, – прямо сейчас вы станете свидетелями первой в истории телевидения сделки с дьяволом…

Оркестр дал барабанную дробь. Черноволосый Вальдемар принялся самозабвенно читать на непонятном языке. Время от времени он склонялся над журнальным столиком с бумагой, делал руками замысловатые жесты, каждый раз разные, иногда вскидывал руки и выкрикивал что-то в потолок. Искушенному зрителю его манипуляции показались бы примитивными, но Вальдемар обладал шармом уличного артиста, вычурная театральность была ему к лицу. Наконец, дело было кончено. Дьявол подхватил со стола документ и протянул его Дионису, гипнотизируя ведущего блестящими черными глазами.

– И этой иголочкой Вы собираетесь проколоть себе руку? Как-то несерьезно, – рыжий покачал головой, и поспешно прижал ко рту ладонь, словно устыдившись, – прошу прощения, молчу.

Дионис Смит зачарованно смотрел на острие. Огромная игла, украшенная жемчужиной, блестела перед его глазами. Я представлял масштабы его самолюбия; тому, кто питает к своей персоне настолько нежные чувства, вдвойне непросто причинять себе боль. Даже если речь идет о такой мелочи, как проколотый палец.

– Советую лучше разместить иглу под кожей, целиком… Вдоль линии сердца. Пусть она войдет у мизинца и выйдет у указательного. Это не слишком опасно, но куда более эффектно, – вкрадчиво рекомендовал рыжий, – кому здесь интересен Ваш проколотый палец? Вы же не в поликлинике.

Дионис нахмурился и поджал губы, а после сделал то, чего я никак не мог от него ожидать. Серебряное острие вошло в ладонь пониже мизинца, и игла стала медленно исчезать. По мере того, как она продвигалась, тонкая кожа ладони оттягивалась; стало ясно, что игла совсем не глубоко, но руки Диониса все равно дрожали от напряжения. Наконец, острие вышло с другой стороны ладони. Господин Смит коротко и судорожно вздохнул и извлёк серебряную иглу одним решительным движением. В абсолютной тишине я услышал, как струйки крови весело проливаются на бумагу.

– Браво, – захлопал рыжий, и зал последовал его примеру. Аплодисменты не смолкали дольше минуты.

– Свершилось! – Вальдемар загремел своим роскошным басом, поднявшись на ноги, и по полу поползли клубы искусственного тумана, – сделка свершилась! Шампанского, всем шампанского!

Оркестр заиграл что-то торжественное, освещение снова включилось.

– Не спешите радоваться, любезный, – рыжий поднял руку, и музыка стихла, – а Ваша подпись?

– В этом нет необходимости.

– Как нет необходимости? Договор должны подписать обе стороны, это Вам любой скажет. Иначе это просто бумажка.

В зале раздались возмущенные возгласы. Сначала единичные, но после все более многочисленные. Кто-то принялся топать ногами, и уже через пару мгновений публика взбунтовалась в едином порыве.

– Давай, подписывай! – возмущались из зала.

– Ты что, пытаешься нас надуть?

Дионис Смит поднялся, и люди тотчас замолкли и с интересом уставились на сцену. Ведущий протянул окровавленный лист бумаги темноволосому дьяволу.

– Подпишите, публика просит.

Красавица в плаще вернулась с новой иглой. Вальдемар растерял добрую часть своей величавости и сидел насупившись. В ярком освещении я видел, как его глаза бегают из стороны в сторону. Наконец, он потянулся к игле и опасливо поднял её за жемчужный кончик.

– Повторите подвиг бесстрашного Смита или предпочтёте безымянный пальчик?

Вальдемар метнул яростный взгляд в неугомонного рыжего болтуна и с размаху зарядил иглой себе в безымянный палец. Капелька крови побежала вдоль тонкой нити серебра и, добравшись до противоположного её конца, повисла на жемчужине. Вальдемар гипнотизировал каплю взглядом, а после его глаза из черных стали белыми. Глазные яблоки закатились, половина зала невольно вытянулась в напряжении, я в том числе. Огромный дьявол качнулся, рухнул вперед, как подрубленное дерево, и грохнулся на пол.

– Уходим на перерыв, – сухо скомандовал Дионис.

В зале ревностно перешептывались, будто игла отравлена. Поверженный дьявол лежал на полу между диваном и журнальным столом; Дионис Смит обдувал его так и недоподписанным договором.

– Обычный обморок. Не выносит вида собственной крови, – заключил подоспевший врач, – в медпункт его, парни.

Мы смотрели, как Вальдемара грузят на носилки и уносят. Бухгалтер Юра вызвался было помочь, но Дионис горячо просил его остаться до конца шоу.

– Давай заканчивать этот бардак, – сказал я Дионису. Самочувствие моё все ухудшалось, и я всерьез надеялся, что коллега наконец насытил свою жажду приключений. Но он меня даже не слышал.

– Вы обещали показать какую-то шутку, – Дионис обратился к уцелевшему дьяволу.

– Непременно покажу, если хотите.

Я пошел прочь, всерьез подумывая смыться, а после махнул рукой. Ненавистная передача была и моим детищем, и во мне не было склонности бросать вещи на полпути и превращать жизнь в американские горки. Здесь я проигрывал Смиту по всем пунктам.

Вместо того, чтоб уйти самому, я подошел к трибуне. Женщина в розовом сидела притихшая и смущенная, словно начала понимать, где оказалась. Мальчишка, и в начале вечера не светившийся здоровьем, сидел белый как простыня.

– Уходите, – просто сказал я им.

Женщина вытаращила глаза, в миг растеряв смущение и робость.

– Это наши места, – огрызнулась она, – я заплатила за билеты.

Я почувствовал себя невыносимо уставшим. Хотел плюнуть и развернуться, но посмотрел на пацана. Его глаза смотрели на меня с такой надеждой, что разбудили в моей душе возмущение.

– Слушайте, – злобно выплюнул я, – ребенку здесь не место. Я не хочу до конца жизни оплачивать ему логопеда, когда от увиденного парень начнет заикаться. Просто идите домой.

– И не подумаю.

– Вон пошли отсюда! – заорал я, сам не осознавая, как так получилось, – считаю до трех и зову охрану. Вас выкинут на улицу за шкирку, если не хотите по-хорошему.

Команде дали сигнал занимать места. Эфир через три, два, один… За рядами зрителей хлопнула дверь – мать с ребенком покидали телестудию и уносили с собой часть моей тревоги.

– С вами снова телепередача «Пятничные страсти».

По площадке разносили шампанское, поспешно открытое ещё до падения Вальдемара. Моргана прошипела ассистентке с подносом «спасибо» и изящно схватилась за ножку бокала. Юра потянулся к фужеру, но ему напомнили, что священнику пить неприлично, особенно на людях. Моё сердце ухало как после хорошей пробежки, но бокал я всё-таки взял. Терять было нечего. «Твоё здоровье, Юра», – мысленно произнес я.

– Приятно знать, что Вы экономите только на украшениях, – улыбнулся рыжий, пригубив.

– Отрадно слышать, – Дионис расплылся в приторной улыбке, а после обратился к залу, – медики передают, что с Вальдемаром всё в порядке, но съемки продолжать он не сможет. Вся надежда на Вас, мой друг. Покажите нам шутку, которую обещали.

Дионис поднял руки вверх. Загорелась табличка «Аплодисменты», и сквозь рокот хлопков в зале зазвучали голоса. Публика скандировала «про-сим, про-сим» …

– Шутка весьма тонкая. Я расскажу Вам её наедине, – скромно ответил дьявол, – но и публику я обидеть не посмею, поэтому… Сюрприз!

Под потолком что-то щелкнуло, и все источники света разом перестали работать. В студии стало темно. В первые секунды в зале было тихо, но после кто-то закричал от страха. Тишина наполнилась нервными причитаниями и звоном бьющихся бокалов.

Вспыхнула табличка «Аплодисменты». Голубоватые буквы напугали меня до чертиков. Я знал, раз всё электричество отключилось разом, табличка должна была остаться без питания. Зрители этого не знали. Голубоватые буквы немного успокоили панику. Люди стали хлопать в ладоши, сперва неуверенно, а после со знанием дела.

Свет вернулся так же внезапно, как и пропал. Зрители издавали вздохи удивления и задирали головы. Увиденное привело в замешательство и меня: пространство от пола до потолка кишело мыльными пузырями. Зеркальные шары, огромные и не очень большие, сладко пахнущие, разноцветные.

Если бы кто-то в эту минуту посмотрел на ведущего, то догадался бы, что для него это тоже было сюрпризом.

– Вот так дьявольские выходки. Чистое зло, – рассмеялся он, – это потрясающе.

– А Вы что скажете, отец Юрий? – голос рыжего прозвучал крайне вежливо, – в ваших религиозных учениях говорится что-нибудь о мыльных пузырях?

– Н-нет…

– Почему это прозвучало, будто Вы не уверены? – дьявол хлопнул себя по колену, – смотрите, вот этот пузырь походит на Вас!

Отовсюду доносилось хихиканье, люди тыкали пальцем в сторону ряженого священника. К нему подплывал внушительный пузырь, размером с голову взрослого человека. В зеркальной поверхности шара отражалось взволнованное лицо Юрия, но удивительно было другое. Сама форма пузыря повторяла черты его лица с удивительной для такого фокуса точностью, и если бы я встретил этот шар на улице среди бела дня, то точно сказал бы, с кого он слеплен. Я сидел, открыв рот, позабыв о своем недомогании.

– Удивительное сходство, как похоже на Вас. Или, наоборот, Вы похожи на него.

Шар-голова застыл напротив изумленного бухгалтера.

– Браво! – выкрикнули из зала.

– Вы просто волшебник, – сказал Дионис, подумывая, как бы заполучить разгадку такого фокуса.

Вокруг мельтешили разноцветные пузыри, люди лопали их, хлопали в ладоши и смеялись.

– Ну же, не бойтесь, отец, – улыбнулся рыжий, – ткните своего двойника. Вам же интересно.

Юра улыбнулся и осторожно приблизил к пузырю указательный палец. Удивительный пузырь лопнул с едва слышным, приятным для уха, звуком.

Такой же звук раздался следом – голову бухгалтера разнесло на крохотные кусочки.

– Я же говорил, похоже. Вы – такой же мыльный пузырь, отец Юрий, если не больший.

Какое-то время все пялились на диван и сидевшее на нём обезглавленное тело. Из желтой обивка стала красной, и забрызганная с ног до головы Моргана слилась с окружением. Паника в зале не успела начаться –Моргана поднялась на ноги и пронзительно завизжала. Люди, снедаемые нездоровым любопытством, отложили свои дела и уставились на гадалку.

Сперва я думал, она кричит от увиденного. Позже, когда она схватилась за грудь, я понял, что причина не только в этом. Она повалилась на пол и начала хрипеть. В студию ворвалась охрана, люди повскакивали с мест и бросились кто куда. Перед глазами замелькали силуэты. Дионис закрутил головой в поисках дьявола, но тот уже смешался с толпой. Участники съемочной команды бросали аппаратуру куда придется и разбегались во все стороны, сталкиваясь и спотыкаясь. Мне показалось, что с тех пор, как Моргана начала кричать, прошла целая вечность. На самом же деле это заняло лишь несколько секунд. Я рванул ей на помощь, пытаясь ни в кого не врезаться.

Я был уже близко, когда свет снова погас. Студия наполнилась воплями и грохотом: аппаратура, декорации, люди… Всё падало и летело в бездонную темноту. Огромный, как мне показалось, человек налетел на меня, и я сбился с курса. Под ногами хрустело стекло, я вслепую шарил по полу руками, почти не замечая, как оно втыкается в пальцы.

Руки наткнулись на что-то мягкое; я исследовал находку наощупь – человек, весь мокрый и липкий. Я нащупал плечи, и по ним пытался определить, женщина это или мужчина. Если бы это оказался Юра… Боюсь, что потерял бы сознание на месте, если бы пришлось дотронуться до его шеи.

В метре от меня вспыхнул фонарик, и благословенный луч света прорезал тьму. Я махал руками что есть силы и орал, что человеку нужна помощь, но в общем гаме никто меня не слышал. Меня захватывал ужас собственного бессилия.

– Что тут у вас?

Луч фонаря лизнул меня по лицу, от яркого света заслезились глаза. Охранник уже стоял надо мной, в пятно света попадали его ботинки, мои колени и лицо Морганы. Красно-синее от крови и удушья.

– У неё что-то во рту.

Мои руки сами потянулись к её лицу. Вокруг языка было что-то обмотано; но когда я попытался подцепить это пальцами, её челюсти свела судорога.

– Чёрт!

– Нужно её перевернуть, – сказал охранник, – я позову врача.

Я не успел ничего сказать. Мне было нечего возразить против единственного правильного решения. До смерти не хотелось оставаться одному в темноте. Я надеялся только, что она продержится до того, как придет врач. Если он вообще придет.

Секунды тянулись. Я перевернул её лицом вниз и положил грудную клетку себе на колени. Ни врача, ни охранника.

Отчаявшись, я стал давить ей на спину, но не знал, правильно ли поступаю. Больше всего я боялся сделать еще хуже; но потихоньку уверялся, что хуже уже некуда. Собственные руки казались мне немощными и легкими, как воздушные шарики, мне не хватало сил.

Где-то рядом выстрелили. Сердце замерло от страха, мне почудилось, будто пуля летит в меня. От испуга я сжался, руки вдавились в спину Морганы так, что у нее затрещали рёбра. Что-то звякнуло об пол, и луч фонаря снова ослепил меня.

В свете фонаря я наблюдал, как врач обтирает салфеткой лицо Морганы. Кожа розовела, зрачки реагировали на свет. Под ногами охранника валялся амулет с фальшивым рубином.

Я просто брел по памяти в сторону выхода. Толкотня и темнота не вызывали у меня больше страха. Я прошел мимо людей с фонариками и из любопытства взглянул: наш новый световик лежал лицом вниз, волосы на затылке грязно-красные и склеенные.

– Зачем ты его застрелил?

– Мне показалось, он на меня напал.

Я пожал плечами и пошел дальше. Почему-то и это не оказало на меня никакого эффекта, будто меня покинула способность из-за чего-либо беспокоиться. На один день пришлось слишком много потрясений, больше, чем человек способен вынести без всяких последствий.

Мышечная память привела меня к гримерке. Испуганные люди остались где-то далеко позади; у кого-то получалось найти выход своими силами, кому-то помогала охрана. Суета отступала, хаос упорядочивался, тени, мелькавшие в темноте, вспоминали, что были людьми.

Дверь распахнулась прямо перед моим носом, и в ту же секунду во всей студии включился свет. Дионис Смит стоял передо мной. В драной перепачканной рубашке, постаревший, с провалами вместо щек. Он схватил меня за плечо и затащил в гримёрку.

– Вот ты где…

Я не сразу узнал голос Оли – хриплый и сорванный, почти беззвучный. Под её глазами чернели ореолы размазанной туши, но глаза все равно выглядели маленькими и опухшими. Она осмотрелась по сторонам с выражением крайнего изумления, словно видела это место впервые.

– Свет дали… – прошептала она, словно не веря своим глазам, и вдруг рассвирепела, – знаешь что, к дьяволу такую работу и тебя туда же. Я пас. И не звони мне больше.

Дионис попытался её остановить, но она отвесила ему пощечину.

– У тебя есть жена, пусть она терпит твои аферы. А мне жизнь дорога.

Дионис Смит ошарашенно держался за щеку. Оля решительно направилась прочь, каблучки процокали мимо, но звук стих, стоило ей выйти за дверь.

– Мадемуазель?

Я обернулся. Дьявол галантно уступал ей дорогу. Оля неуклюже попятилась от него и, оказавшись вне зоны моей видимости, бросилась наутек. Я слышал, как об пол грохают её железные набойки.

Впервые в жизни я видел, чтоб Дионис был так сильно напуган. Он наткнулся спиной на туалетный столик.

– Да кто ты такой, черт возьми?

– Человек, который выполняет свои обещания. Это прежде всего, – дьявол был так же спокоен и весел, как и в начале вечера, – и поздравить Вас будет не лишним: из посредственной передачи вышла сенсация. Вы, помнится, говорили, будто забвение страшнее смерти? Давайте проверим.

Дьявол улыбнулся и любезно указал на стул подле себя. Дионис Смит сполз на пол и закрыл лицо ладонями.

***

Дед замолчал. Перед его глазами застыли призраки прошлого, мне и самому казалось, будто я вижу перед собой не старика, а того человека в расцвете сил, каким дед был тридцать лет назад, во времена его работы на телевидении.

– Что же сказал дьявол, дедушка?

– То, что изменило Диониса Смита навсегда.

Дедушка горько покачал головой, а после схватился за сердце. Мне показалось, ему стало дурно лишь на мгновение; но когда он начал сгибаться к столу, я испугался.

– Мам! Дедушке плохо!

Я вскочил и схватил его за руку. Прибежала мама и начала суетиться. Дедушка рассасывал таблетку. Он тяжело дышал и упирался в стол с таким отчаяньем, словно хотел втопить его в пол. Мама ходила по кухне взад–вперёд и громко ругалась на длинные гудки в телефоне.

Дедушка поднял голову и посмотрел на меня. Его взгляд, полный ясности и смирения перед неизбежным, запомнился мне на всю жизнь. Одними глазами он сказал мне, что должен закончить рассказ во что бы то ни стало.

После приехал врач, сказал, что дедушка старый, и спросил, чего мы хотим. Мама, судя по её лицу, хотела кровопролития; я хотел обойтись без жертв. Дедушку отвели в комнату и строго-настрого запретили его беспокоить.

Время замедлилось и ползло не быстрее улитки. Я набивал мяч во дворе. Собрались ребята и позвали пойти в парк к турникам, но я отказался. Мысленно я раз за разом возвращался в гримёрку телестудии, в воздухе застыло цоканье железных набоек Оли. Дьявол и Дионис Смит замерли, так и не завершив разговор. Я закрывал глаза и видел лицо дедушки, его взгляд, полный намерения завершить начатое. Нужно было что-то предпринять.

С трудом я дождался позднего вечера. Подгадав, чтоб в коридоре никого не было, я прокрался к дедушкиной комнате и прижался ухом к двери. В комнате было тихо.

Я молился, чтобы дверь скрипнула не слишком громко, и мои молитвы были услышаны. Как и за окном, в комнате было темно. Дедушка лежал в кровати, в густых сумерках у меня не получалось разглядеть, спит он или нет. Я напряженно щурил глаза: что если я ошибся, и дедушка не пытался завершить рассказ во что бы то ни стало? В этом случае я не хотел без нужды его беспокоить.

– Серёжа, – сказал он чуть слышно, – садись скорее…

На всякий случай я запер дверь. Замок провернулся с предательски громким щелчком, и я прислушался к звукам в коридоре – вроде тихо. На всякий случай, я прикинул, что можно будет подпереть дверь комодом, если мама с папой поймают меня с поличным.

Я сел на кровать. Дедушка тяжело дышал.

– Что вам сказал дьявол?

– Немногое. Этот рыжий трюкач сказал, что сделал Диониса Смита звездой, как тот и желал. Удивительный эфир должен был принести ведущему скандальную славу, чего никогда не случилось бы, если бы в студию не явился настоящий дьявол. Он оправданно считал это своей заслугой.

Дед сделал глубокий вдох, собираясь с силами.

– Дьявол сказал ему так: давай проверим, чего ты на самом деле больше боишься – забвения или смерти? Твоё имя станет нарицательным, Дионис Смит, но только если ты согласишься умереть. А до того момента все забудут о твоем существовании, забудут этот эфир и твоё имя. Мир станет таким, будто тебя никогда и не было на свете, а ты будешь жить чужой жизнью, в страхе перед смертью, и со временем ты сам забудешь, кем был. До тех пор, пока не осмелишься кому-нибудь рассказать о случившемся в этой студии – тогда к людям вернется память. Но ты умрешь в тот же день и отправишься ко мне.

Дедушка замолчал.

– И он… никому не рассказал? – спросил я.

– Нет. Смерть оказалась страшнее забвения.

Я позабыл о страхе быть пойманным за нарушением врачебного запрета, молча сидел, раскатывая на языке вопрос, который давно крутился в голове.

– Удивительная история, дедушка. Всё это точно было на самом деле?

– Да, Серёжа. Я видел всё собственными глазами.

– Но что это за имя такое странное – Дионис Смит?

– Это не имя странное, а псевдоним. В то время у нас была мода на всё иностранное, порой доходило до смешного.

– Как его звали на самом деле? Ты помнишь?

– Денис Кузнецов его звали.

Я даже вздрогнул от удивления.

– Так это же твоё имя, дедушка.

– Что?

Дальше дедушка только молчал. Он смотрел в потолок, нахмурившись; я видел, как бьётся венка на его виске, но на мои вопросы он больше не отвечал. Я выбрался из его комнаты незамеченным, но наказание уже не больно меня волновало.

Ту ночь дедушка не пережил. Он ушел никому не известным стариком. А уже на следующий день кто-то раскопал то самое видео, и имя Диониса Смита наделало шуму. Знатоки уверяли, что это лишь мистификация, притом не самая хорошая, дети сочиняли новые страшилки про дьявола, старушки крестились. Один мужчина, уже зрелых лет, заявлял, что лично присутствовал в зале, когда был ребенком, и что сам Дионис Смит приказал им с матерью убираться, чем, возможно, спас их. Я же просто смотрел на деда. Вот он, Дионис Смит, сидит перед камерами, и родинка над его губой еще вполне аккуратная и совсем не уродливая.

Он ушел никому не известным стариком, а прощались с ним уже как со знаменитостью. На кладбище пришло много незнакомых людей; мама была сперва удивлена, потом тронута, а после это стало её раздражать – бестактность публики есть самая постоянная вещь. Я стоял и думал: можно ли считать, что у дедушки невольно получилось перехитрить дьявола? Ведь рассказать обо всем он решился только когда дела пошли совсем плохо. Но можно ли считать победой чужую жизнь, в которой сохранил лишь частицу себя? Самая любимая часть его личности была безвозвратно потеряна, настолько, что даже в воспоминаниях стала отдельным от него человеком. Думаю, в глубине души я знал ответ на этот вопрос.

Людей становилось все больше; кто-то уходил, кто-то прибывал. Я вздрагивал от каждого шороха и крутил головой: не появится ли вдруг смешной человек с рыжими волосами? От одной мысли душа уходила в пятки. Позже я понял, что зря переживал. То было в четверг, и дьявол, наверное, был чем-то занят.