Происшествие в лесу⁠⁠

Зима 196* года в закрытом поселке на севере Сибири была особенно холодной. Иван Николаевич Лисицын сидел в своей комнате и точил нож. Пахло свежим деревом, горели свечи, в углу комнаты стояла елка, украшенная нехитрыми игрушками, которые в последний момент перед отъездом успела передать дочка. За окном свистел ледяной ветер и скрипели деревья. Иван Николаевич иногда отрывался от своего занятия и вслушивался в жалобный вой волков где-то в ночном лесу. Постоянная темнота пугала, подавляла, давила на психику. Мужчина впервые столкнулся с полярной ночью, в родной Башкирии такого не увидишь. Вот уже неделю днем не было по-настоящему светло.

Он вздрогнул, когда в дверь постучали.

– Войдите!

– Николаич, не спишь ещё? – внутрь вошел Булат, невысокий, но крепко сбитый татарин. Его обычно улыбающееся лицо сейчас было хмурым. – Дело срочное есть.

– Что там у вас? Снова медведь прибился?

– Если бы. Там это… Сидор пропал.

– Как пропал? Когда? Мои ребята ничего не сообщали.

– Тебя главный к себе вызывает, – чуть раскосые глаза Булата забегали.– Только недавно заметили, на смену выступать надо, а его нет. Везде обыскались.

Руководитель экспедиции проживал в отдельном строении, помимо жилой комнаты оборудовали штаб, в котором все свободные стены усеяли карты и планы разработки. Ещё здесь стоял грубо сколоченный стол и стулья ему в комплект. Петр Иванович сейчас расхаживал из угла в угол и шевелил губами. Увидев Лисицына, он успокоился и жестом пригласил присесть.

– ЧП, Николаич, чрезвычайное положение!

– Может забухал он где-то?

– Никак нет, товарищ главный безопасник, – глава экспедиции барабанил пальцами по столу. – Куда-то задевался, а людей и так не хватает.

– Так это, я-то здесь что могу? Привлеките хантов или ненцев. Они свои места лучше всех знают. Толку от меня все равно нет.

– Ты на войне был?

– Так это когда было? С тех пор уже все позабылось.

– Партизанил?

– Ну не без этого.

– В разведчиках ходил?

– И это было. Только толку от этого сейчас…

Петр Иванович отворил ключами сейф, достал листок бумаги и положил её перед Лисицыным.

– Вот. Читай. Это телеграфировали в Москву.

– Разведочная скважина номер 14 дала мощный фонтан чистой нефти. Зафиксирован небывалый дебит в 300 тонн в сутки. Для выполнения поставленного плана просим выделить ресурсы для дальнейшего освоения нового перспективного месторождения.

– До продуктивного горизонта ещё же метров пятьсот проходки?

– Вот именно. Есть, кхм, некоторые осложнения. У нас тут полный фарш. Обвалы неустойчивых глин, прихваты, уходы жидкостей. Не хватает систем очистки раствора. Да ещё и мастер второй смены вот пропал. Бригада сам понимаешь без него ни туда, ни сюда. А план из столицы надо выполнять. Мы и так сильно отстаем от графика.

– Булат мне толком ничего и не рассказал. Что произошло-то?

– Да никто и не знает. Был и пропал. Чертовщина какая-то происходит. То голоса какие-то людям чудятся, то пришельцы теперь вот объявились.

Иван Николаевич поднял голову.

– Какие пришельцы? Ничего не слышал об этом.

– Вот пообщаешься с мужиками и узнаешь. А потом привлеки местных, пройдись с ними по округе, может найдешь чего.

– Не люблю этих странных типов.

– Они нас тоже не очень привечают. Возьми патроны. Но много не давай, поторгуйся.

Ребята ничего конкретного сказать не смогли. Пост охраны ничего не видел, в журнале записи отсутствовали, информация была такой же, как и в вечерней сводке. Иван Николаевич пожурил своих подчиненных, родным матерным напомнил о том, что оперативные данные в первую очередь должны быть у него.

Булата нашел возле курилки.

– Что ещё за пришельцы? Почему раньше об этом не упоминали?

– А ты сам представь, как об этом рассказать? Взрослый здоровый мужик, а у самого душа в пятки, как что-то в лесу увидел. Да я сам разок-другой всего видал, но говорят, что частенько кто-то ночью приходит к опушке леса и наблюдает за работой бригады.

– И что? Просто смотрит? Может это зверь какой или из местных кто?

– Нет, зверь людей сторонится. Если уж приходит, то поближе к еде, а этот… пришелец стоит и смотрит. Сам длинный, выше человека. Лицо у него бледное, на фоне темного леса выделяется. Мороз при взгляде на него пробирает до самых костей. Иногда их несколько приходит.

Иван Николаевич скептически посмотрел на татарина. Тот мял в руках незажженную сигарету.

– Я таких историй наслушался ещё в детстве во дворе. В черном-черном мире черный-черный…

– Ты это брось. Если своим не верить, то кому тогда? Мы попытались одного изловить, а оно… исчезло. И следов никаких под деревом не нашли.

Николаич в эту бредни конечно не поверил, но идти в лес почему-то захотелось ещё меньше. Кто знает, что таят в себе эти малоисследованные места? Край болот и лесов, целый неизведанный мир, с которым знакомы лишь местные народы. А они вовсе не стремятся идти на контакт, предпочитая одинокую жизнь среди своих охотничьих угодий. Кажется, у них до сих пор ещё распространен шаманизм. И это в Советской России второй половины двадцатого века! Но не это настораживало старого вояку. Если действительно в здешних лесах творится какая-то чертовщина, то помощи ждать не откуда. Случись что в тайге – и тела никогда не найдут. Болота скрывают тайны очень хорошо.

Поутру, если еле заметное просветление неба действительно можно именовать утром, Иван Николаевич с хантами двинулся в лес. Епкув с сыновьями находился в поселке со вчерашнего дня. Приехал обмениваться своими богатствами с вахтовиками, да так и остался ночевать. Возможно он и уехал бы, но приказ главы поселка был однозначным: хантов удержать до утра. Сейчас старый охотник ругался, что ему не отдали его оленью упряжку, но спорить не стал, награду посулили хорошую.

– Епкув. Это Ефим что ли по-нашему?

– Епкув.

– Скажи мне, Епкув, почему коренные народы не любят нас?

– Мы живем в гармонии с миром, а вы – нет. Мы берем только то, что нам нужно, а вы разоряете землю. – охотник наклонился и внимательно изучал снег. – Здесь он проходил.

Иван Николаевич присел и пригляделся.

– Вижу. Судя по следам он некоторое время топтался тут. Значит все-таки сам ушел!

– Сам. Идем дальше.

Некоторое время шли молча. Начинался снегопад, пока что отдельные редкие снежинки падали с неба. Ещё немного и они заметут все следы. Николаич смотрел на своего проводника и никак не решился вновь начать разговор. Наконец он спросил:

– А ты знаком с Сидором?

– Знаю. Нехороший человек. Жадный.

– Почему жадный? Откуда ты знаешь?

– Знаю я его. Сталкивался по делам. – Епкув потрогал ободранную кору дерева. Провел пальцем по следам царапин. – Когти точит зверь. Логово недалеко.

Больше никто не проронил ни слова в течение следующего часа. Наконец охотник остановился и задумчиво проговорил:

– Следы кончились. Идем обратно?

Лисицын замялся. Что же делать? Вернуться назад сейчас означало бы полное поражение. Иваныч не поймет. Но в какую сторону идти? Ходить кругами тоже не вариант, так можно до весны кочевряжиться, нужно подтянуть для этого больше людей. Наконец он принял решение.

– Нет. Мы не выполнили задачу. Продолжаем идти. В том же направлении. Если завтра до вечера ничего не найдем – вернемся назад.

– Выбирать тебе. Но мой совет – не ходить дальше. Тебе может не понравиться происходящее в глубине леса.

– Волков бояться…

Снегопад усиливался, вскоре он превратился в самую настоящую метель. Идти становилось с каждым шагом труднее, ветер задувал в лицо, свистел в ушах, пытался забраться под тулуп и обратить плоть в лед. Бесчисленные снежинки носились со всех сторон, сбивая с толку и дезориентируя в пространстве. Лыжи покрылись льдом и вязли в сугробах. Вскоре проводник остановился и поднял руку.

– Нужно передохнуть. Иначе потеряемся.

– Чайку я бы тоже хлебнул...

Все вместе наспех собрали небольшое укрытие от ветра и снега. Пока котелок разогревался на огне, Николаич смотрел на старого охотника. Молодые ханты ушли за топливом для костра и можно было поговорить наедине.

– Так почему же все вы нас не любите? Что тут вообще происходит?

– Ваш народ не знает меры, а мы такое не уважаем. Духи этого места озлобились на вас. Вы причиняете земле страдания. Своими инструментами наносите ей незаживающие раны. Высасываете кровь земли.

– Никаких духов нет. Мы как никак в двадцатом веке живем. В космосе человек был. А вы все ещё в сказки верите.

– Тот, кто проведет ночь в зимнем лесу не будет так громко кричать о духах. Мы, охотники, часто остаемся в одиночестве. Каждый из нас видел такое, что вы, южане, и помыслить себе не можете. У тебя волосы встанут дыбом, если ты внимательно вглядишься в темноту. – Епкув достал мешочек с травами и специями, отсыпал горсточку и бросил в котел. – Выпьем настойку, согреемся. А дальше посмотрим.

У отвара был довольно странный вкус. Приятный, но незнакомый.

– Где травки собираешь? Вкусная штука, оказывается.

– Тебе все раскрой. А торговать со мной кто будет потом?

– У нас в стране стройка социализма идет. Всеобщее благо, нет у нас места товарно-денежным отношениям.

– А мне денег и не надо. Ты мне патроны давай, а я тебе все что захочешь в обмен.

Негромко потрескивал костерок, по телу разлилось приятное тепло. Иван Николаич ощутил как веки потяжелели, прикрыл рукой зевоту и потянулся за добавкой. Когда мужчина допивал вторую кружку отвара, совсем рядом в лесу раздался волчий вой. Епкув поднялся и напряженно всмотрелся в темноту. Велел сыновьям затушить костер, а сам вытащил ружье. Николаич последовал его примеру. Вой приближался.

– Быстро. На лыжи!

Уговаривать никого не пришлось. Уже через минуту маленький отряд мчался в противоположную от лая сторону. Метель и не думала останавливаться, казалось, ветер даже усилился. Лисицын переставлял ноги так быстро, как только мог. Он то и дело оглядывался назад, боясь увидеть голодные волчьи морды у себя за спиной. Легкие горели огнем, ноги налились свинцовой тяжестью, ружье оттягивало руки. Епкув подгонял своих людей, что-то кричал, матерился. При беге в бешеном темпе под ревом бушующей стихии слова было невозможно понять. К тому же в минуты волнения он начинал путаться, в его речи перемешались слова разных языков.

Николаич старался изо всех сил, стараясь не отстать от хантов. Он в очередной раз обернулся назад и внезапно потерял координацию. Левая нога не ощутила опоры и провалилась в пустоту, мужчина почувствовал, как летит в пропасть.

Лыжи скользили по крутому склону оврага, Николаич пытался удержаться на ногах и не врезаться в деревья. Скорость нарастала, Лисицын вспомнил рассказы сослуживцев родом из горных районов необъятной родины. Мужчина качнулся вбок, лыжи отозвались на маневр, отклонились в сторону. Неловко, грозясь в каждую секунду рухнуть на землю и впечататься в какой-нибудь ствол, мужчина худо-бедно затормозил. Правда в последний момент он уже посчитал себя опытным горнолыжником и самоуверенно совершил лихое движение.

Когда Николаич поднялся на ноги и отряхнулся от снега, хантов найти так и не смог. Волчий вой тоже стих вдали. Попытался выбраться обратно, но на таком крутом склоне это было слишком тяжело. Нервное напряжение и усталость давали о себе знать, глаза закрывались. Снегопад так и не прекратился, без проводника можно было окончательно заплутать. Николаич решил разбить палатку, тем более что его все сильнее клонило в сон. Кое-как разложив вещи, он рухнул как подкошенный. Голова кружилась, бросало то в пот, то знобило. Мысли едва ворочались.

Когда мужчина ползком добрался до выхода из палатки и трясущимися руками пытался завязать лямки клапана, он заметил что-то необычное. Силуэт. Возле деревьев кто-то стоял, полная луна освещала его длинное тело и бледное лицо. В руке было зажато что-то круглое. У Лисицына сердце ушло в пятки, когда он рассмотрел, что именно. Мужчина попытался дотянуться до ружья, но мышцы свернулись узлом и отказывались повиноваться. Существо сделало шаг в сторону палатки. Сердце бешено колотилось, в ушах зазвенело. Свистел ветер, издалека доносились крики ужаса, бледный силуэт приближался. Николаич с последними силами ухватился за ружье. Дуло ходило из стороны в сторону, онемевший палец не мог нащупать спусковой крючок. Существо бросилось бежать. Николаич выстрелил, приклад сильно ударил его в плечо, опрокинул на пол. В глаза потемнело.

Когда утром Иван Николаевич очнулся, то ночное происшествие показалось ему кошмаром. Мужчина ощупал свой лоб, жара не было. Выходя из палатки споткнулся о лежащий на снегу сверток, наполовину занесенный сугробом. Мужчина расчистил его от снега и согнулся в приступе тошноты. Черты лица умершего исказились, глубокие царапины избороздили кожу, в глазах застыл ужас. Сидор частично нашелся.