Продолжение поста «Ростелеком представляет свои интересы»2
Глубокая ночь. Третьи сутки без сна, если не считать коротких провалов в вязкую, лихорадочную дрему прямо здесь, в кресле, среди гудящих приборов и запаха перегретой пластмассы. Я, Семен, последний алхимик в этом цифровом сумасшедшем доме, гнал себя на смеси черного кофе и животной одержимости, пытаясь заарканить самый тонкий, самый призрачный импульс во всей известной Вселенной. Не гравитационную волну от столкновения черных дыр, не эхо Большого Взрыва, а нечто куда более фундаментальное — тихий, почти беззвучный шепот, который мешает человеку стать окончательным зверем. Совесть.
Она проявилась на экране не как всплеск, а как отсутствие. Как пауза между двумя ударами сердца мира. Тонкая, едва заметная рябь на идеальной прямой бытия. Линия дрожала, словно струна арфы, на которой играет призрак. Это была она. Синусоида чистого сомнения. График фундаментальной порядочности. Я видел в этих колебаниях всё: и раскаяние Раскольникова, и слезу Пилата, и молчаливое «нет» того, кто отказался нажать на кнопку. Вся этика человечества, сведенная к трепету электрона.
Рука, дрожащая от усталости и триумфа, потянулась к тумблеру записи. Сохранить. Закатать в банку. Предъявить этому прогнившему миру доказательство того, что в его основе лежит не только хищный оскал, но и эта тихая, спасительная боль.
И в этот самый миг, в эту точку абсолютного нуля времени, мой телефон, этот троянский конь бытового комфорта, подключенный к той же проклятой розетке, изрыгнул из себя вибрацию. Не просто дрожь. Это был спазм, конвульсия, вброс грубой, грязной энергии в мою стерильную систему. На осциллографе тонкая линия совести вздулась, как вена наркомана, забилась в предсмертном припадке и схлопнулась в жирную, уродливую кляксу помех.
А из динамика телефона полился голос. Голос без обертонов, без тени сомнения, отполированный тысячами бессмысленных повторений.
«Здравствуйте, меня зовут Наталья, я представляю интересы компании Ростелеком»
Наталья. Имя, лишенное плоти. Акустический фантом. Она не представляла интересы компании. Она представляла интересы Пустоты. Той самой онтологической черной дыры, что всасывает в себя время, внимание и смысл. Эти голоса — не человеческие. Это цифровые легионы нежити, големы, слепленные из скриптов и KPI. Они не звонят — они совершают акт экзорцизма наоборот, изгоняя из нашего мира остатки души.
Они — идеальные хищники нового мира. Падальщики внимания. Они не охотятся на твою плоть или кошелек. Их цель — твоя мысль в момент ее зарождения. Твой миг тишины. Твоя хрупкая концентрация. Они врываются в твой внутренний космос с грацией бетономешалки, чтобы предложить тебе новый тарифный план на интернет, пока ты пытаешься понять, любишь ли ты еще свою жену, или скорбишь по отцу, или, как я, стоишь на пороге величайшего открытия в истории.
Сигнал совести был потерян. Но я понял кое-что поважнее. Я искал сигнал этики, а нашел его антипод. Сигнал абсолютной, кристальной, незамутненной бессовестности. Вот он, на моем экране — жирная, плоская, мертвая линия помехи от голоса «Натальи». Это не шум. Это новый базовый сигнал реальности. Идеальная прямая коммерческого предложения, лишенного всякого контекста, сочувствия и цели, кроме одной — вторгнуться и потребить.
Кто они, эти «Натальи» и «Александры»? Существуют ли они вне телефонной трубки? Или они — просто сгенерированные нейросетью голоса, паразитирующие на линиях связи, как вирус на теле человечества? Может, это и есть новая форма жизни? Неуязвимая, потому что у нее нет центра. Бессмертная, потому что у нее нет личности. Бесконечная, как лабиринт из одинаковых коридоров, в каждом из которых сидит оператор и монотонно повторяет одно и то же заклинание, стирающее смысл.
Я сижу в руинах своей лаборатории. На экране осциллографа застыл уродливый шрам помехи. Сигнал совести ушел навсегда, возможно, вернулся в тот параллельный мир, где идеи еще имеют вес. А здесь, в нашем мире, остался только этот энтропийный гул. Голос «Натальи». Голос, который предлагает тебе более выгодные условия для твоего Апокалипсиса.
Я не записал сигнал совести. Но я записал ее убийцу. И теперь я смотрю на эту кляксу, на этот электрокардиографический рубец, и понимаю: это не помеха. Это автограф новой эпохи. И он гласит: «Здравствуйте, здесь больше никого нет».
