Портфель⁠⁠

Россия, в/ч со сложной цифрой, аэродром.

Есть войсковая часть. В ней есть штаб. Километрах в двух от штаба — взлетно-посадочная полоса, рядом с которой примостился ТЭЧ и стоянки с бортами. Так получилось, что однажды в студеную зимнюю пору возле одного из бортов оказался я. С твердым указанием руководства этот самый борт довести до состояния “будьте любезны”.

Естественно, был я там не один. Была нас целая бригада гражданских технарей, которая четко делилась на тех, кто в теме и тех, кто нет. Кто не в теме, были одеты в теплый вариант гражданской цивильной одежды (пуховики там всякие, или Каламбия), а потому они не столько работали, сколько старались не сдохнуть от холода. Продуваемые со всех сторон поля аэродрома — суровая штука, если что. Кто в теме, были одеты некрасиво, но тепло. Я был в числе тех, кто не мерз — в зимней техничке, с двумя вязанками на голове и с банальными, купленными на базаре за недорого, валенками на ногах. В общем, со стороны посмотришь — бичи, ханыги или Белые Ходоки. Ближе подойдешь — ан-нет, технарская гордость России.

Руководил нашей разномастной шоблой дядька в чине полковника из Московского Штаба. На удивление толковый, вменяемый и технически подкованный мужик. Из тех, кто при необходимости и в мазуту по уши влезет и узлы самолета знает лучше тех, кому их положено знать согласно штатного расписания.

Кстати, об узлах. Некоторые части борта попадали под “секретку”. Там ничего особенного, но как когда-то при Советах всё было засекречено, так до сих пор никто и не озадачивался, чтобы эту секретность убрать. В нашем случае это означало, что часть схем фидера борта хранились в “секретном” отделе. В котором их получил на руки наш полковник.

Схемы были ему выданы в старом советском портфеле для подобного рода документов — суровая кожа, срезанная с филейных частей дракона; ремешки, петельки и прорези для открывания/закрывания и мастичная пломба посередине. Полковник не то, чтобы не расставался с этим портфелем, но всё ж старался надолго из поля зрения его не выпускать. Схемы из портфеля были разложены на столах и таскать их с места на место запрещалось.

В какой-то вечерний момент времени работа закончилась. Закончилась победой разума над неодушевленными предметами. Всё, чему положено работать, заработало. Можно и домой.

Прикидываем, кто едет в штаб, а кто остается. Там теплушка на краю стоянки, некоторым проще поспать там, чем к пяти утра вертаться назад из гостиницы. В штаб едут шестеро. В том числе полковник, который к тому времени аккуратно собрал все схемы в портфель. Вызываем машину, потому как ногами в темноте — удовольствие сильно ниже среднего. Снизу — грязи по колено, сверх — снег идёт, по бокам — ветра.

Обычно за нами присылали старую армейскую “буханку”, куда все спокойно помещались. В этот раз почему-то приехал “козелок”. Напомню, нас шестеро. Плюс приехавший водитель. Обмозговываем как быть. Решаем, что торчать на стоянке никому не охота, а потому поместимся.

Я и так мальчик не маленький — обитаю в теле форм-фактора “упитанный кабанчик” — а в своих теплых обносках и вовсе вызываю ассоциации с персонажем русских сказок. Колобком, если что. Поэтому меня решают посадить вперед, к водителю. Остальные пятеро утрамбовываются назад. Полковник тоже, правда он уже стоя. Но вот багаж не лезет никак. И потому портфель с секретной документацией отдают мне.

Едем в штаб. Там отчитаться быстренько, нырнуть за ворота и на таксо в сторону желанной койки. Подъезжаем. Внезапно, несмотря на очень позднее время, у штаба оказывается целая толпа военных. У штабных свои заморочки и домой никто не торопится. А на улице они потому, что по новым законам курить в штабе запретили. То есть в туалете теперь нельзя, а специальные курилки им фиг кто сделает. И ведь нашелся какой-то таракан из командования части, который начал за этой фигней бдить. Так что народ теперь курит на улице. Мы подъезжаем.

Полковник сзади говорит, чтобы я сидел на месте и не смел вылезать наружу. С чего бы это? А, ну да, он за портфель переживает. Нехорошо, если “секретку” у гражданского в руках увидят. Я сижу, народ с заднего сиденья выбирается наружу. Полковник открывает мне дверь и забирает портфель. После этого я вылезаю из машины.

О, этот момент стоил всех дневных заморочек. Уж не знаю, что подумали курившие рядом военные, но картина резво выскакивающего из машины полковника, который сам открывает кому-то дверь, навела их на определенные мысли. Что-то там про большие звезды и иконостас. И тут из машины вылез я. Пидорка на голове, валенки на ногах и пролетарское физио. Есть в нашей работе позитив — например, в виде таких воспоминаний: я выражение лиц стоявших рядом в тот момент военных никогда не забуду. А я в свое резюме с тех пор добавил пункт — “да мне полковники двери открывают!”

Сборник историй о буднях авиаремонтника живет на AuthorToday по этому адресу.