Патриот: Юнкер, чай в кабинете заместителя генерального комиссара госбезопасности, снова мафия и Женька-сорванец⁠⁠

Спросите как у Женьки Юнкера дела? Честно скажу – неплохо. Где наша не пропадала. Ведь я прав братцы?

За последние десять с небольшим лет многое изменилось. Что конкретно? Ну, во-первых, после смерти матери, так и не дождавшейся от меня внуков (мам, прости, я не специально, просто, наверное, семья это не моё) я пошёл на повышение и переехал в Москву на Лубянку. Сестра с Шарлем остались в служебной квартире на канале Грибоедова и родили двух мальчишек-сорванцов. Обожаю их. Нет, с моим переездом квартиру не отняли так как, если вы помните, мы Анькой трудились в одном ведомстве. Оно правда название сменило, но не количество букв и вместо ОГПУ называлось теперь НКВД.

Во-вторых, я теперь был капитан. Обожаю это звание, честно. Уже не лейтенант какой-нибудь которым распоряжаются все подряд, но и не майор которому от вышестоящего начальства постоянно прилетает. Правда вот у меня капитан почему-то всё больше ассоциировался с мостиком корабля, солёными брызгами океана, карамба… кхм, что-то я увлёкся. Простите. Да-да, знаю, я так и не стал нормальным советским офицером, а уж офицером разведки, если вы об этом подумали, и подавно. Самое интересное, что моё начальство будто и не стремилось к этому. Нет, я серьёзно.

Числился я вроде как начальником отдела под номером 7. Не слишком за меня гордитесь потому что в отделе было всего два сотрудника: я и Николай Иванович Смородинин – шестидесятивосьмилетний глухой дедок занимавшийся ката-като-логизацией. Чем занимался мой отдел? Соединёнными Штатами конечно, чем же ещё. Не слишком модное направление во второй половине тридцатых годов. Рабочий день мой всегда начинался одинаково. С восьми утра до полудня - прочтения стопки американских газет и журналов. С полудня до 12.40 - обед. С 12.40 до двух дня - просмотр какого-нибудь дурацкого американского фильма или другой какой кинохроники (мультики, кстати, тоже смотрел). С 14.00 до четырёх дня я как инструктор по стрельбе занимался с молодыми, и не очень, сотрудниками в тире (почему-то все здесь считали, что я большой специалист по огневому контакту в замкнутых помещениях). С четырёх дня до шести вечера - составлял никому не нужные отчёты о прочитанном с утра и просмотренном днём с обязательным выводом что об этом думаю и последующей передачи материалов и записей Николаю Ивановичу для последующей като-ката-логизации.

Не служба, а курорт да? Почти, потому как за десять лет я всё-таки четырежды слетал в командировки за океан. Правда не в Штаты. Посетил Канаду, Бразилию, Мексику и Кубу. А ещё пару лет назад приглядывал за прилетевшей в столицу СССР девчонкой-подростком. Геля была светловолосой курносой девчонкой говорившей по-русски с лёгким акцентом (вы бы знали как смешно она произносила «корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали»), обожавшей водить автомобиль и играть в теннис.

Как нянька я провозился с ней целый год. Провозился… какое нехорошее слово. Может быть я так думал в начале, но потом жалко было расставаться. Отец Гели вроде бы как был немецким коммунистом, а мать нашей, русской, из Ленинграда. Не знаю уж зачем пятнадцатилетней девчонке был нужен вооружённый охранник, но я и не спрашивал. Время было тяжёлое, делай что говорят, а то под раздачу попадёшь как некоторые мои коллеги. Ежов рвал и метал творя какую-то дичь. Офицеры один за другим исчезали из своих кабинетов. Отозванные из заграницы ребята в модных костюмчиках и с чемоданчиками арестовывались прямо в фойе Лубянки. Одних мне было жаль, других нет. Даже моего бывшего начальника Иванова и то не пожалели, а ведь не человек был – золото.

Могу поделиться своим личным опытом общения с товарищем генеральным комиссаром госбезопасности. Хотите? Он как-то пришёл в наш подвальный кабинет заставив Смородинина превратиться в соляной столб, замер рядом с моим столом и стоял так молча несколько минут. Вот не вру, честно. Когда мне надоело смотреть на его хищную рожицу, я, откашлявшись, всё ещё стоя по стойке смирно, спросил:

- Николай Иванович, я могу вам чем-то помочь?

Вы бы видели его лицо. Ежов будто целый лимон за раз сожрал.

- ПОМОЧЬ? Капитан бегом за мной!

Щас бегу уже в коридоре упал. Да нет-нет, я так конечно не сказал. Всё-таки инстинкт самосохранения у меня работает. В общем мы спустились в Малый тир, есть у нас такой небольшой зал, он же полигон, изображающий трёхкомнатную квартиру с санузлом, кухней и кладовкой. Именно там мы тренировались стрельбе в замкнутых помещениях. Здесь нас с товарищем комиссаром госбезопасности ожидала четыре мордоворота.

- Капитан — это ваше оружие! – на пороге мне протянули пистолет стреляющий снотворным. Вы должны обезвредить этих четверых офицеров. Временно считайте их классовыми врагами. ВРЕМЯ ПОШЛО!

Ежов сам секундомер даже включил. Ребятки заскочили в псевдо-квартиру с твёрдым намерением устроить мне там засаду. Так себе задачка. Я даже чуток подождал, чтобы противники мои зашкерились понадёжнее, а потом за минуту сорок пять секунд сделал так чтобы они дрыхли пуская пузыри из слюней. Не знаю кем были эти кабаны-переростки, но из них офицеры разведки как из меня балерина Большого театра. Никакой грациозности.

Что Ежов? Снова сожрал лимон, сказал «ЛАДНО» и… больше я его не видел потому что уже 25 ноября 1938 года Николая Ивановича от должности освободили. Ребята говорят Сталин был им не доволен. Какие ребята? Фитин и Судоплатов – единственные с кем кроме Исхака Ахмерова я подружился на новой службе. Но последний сейчас был в Америке. Иногда мы с ним переписывались через американскую прессу, подшучивали друг над другом. Но не скажу как. Много будете знать, скоро состаритесь.

Временно вместо Ежова наркомат возглавил его заместитель - Берия. Фитин считал Лаврентия Павловича мутным типом. Осторожный Толя Судоплатов вообще на эту тему не высказывался, а мне лично этот мегрел нравился. Деловой, вежливый, орать не любил, лишних вопросов никогда не задавал. Предпочитал слушать, а не болтать без дела. Кто ж знал, что вскоре мне удастся пообщаться с ним поближе.

* * *

- Вас ждут товарищ капитан, можете войти.

Ещё раз оправив мундир и проверив блестят ли сапоги, я постучал в дверь, и услышав заветное «войдите», шагнул внутрь.

- Товарищ заместитель генерального комиссара госбезоп…

- Тише-тише, Легкоступов, - деликатно остановил меня Берия что-то аккуратным, мелким почерком записывая на листок перед собой. – Присаживайтесь, я сейчас закончу.

От услышанного я несколько охренел, простите, изумился. Почему? Ну, во-первых, меня в первый раз за многие годы назвали по фамилии. Раньше всё просто Женя, Евгений, по имени-отчеству или просто товарищ капитан. А во-вторых, Берия разрешил мне сесть. Не то чтобы он был какой-то суровый руководитель любивший поизмываться над подчинёнными (привет Ежову) просто все в один голос говорили, что даже на докладах товарищи занимавшие куда более высокие должности чем я, докладывали исключительно стоя. А тут мягкое - «присаживаетесь». Тогда я подумал, что это не к добру и частично был прав.

Минуту Берия писал, а затем перевернув листок текстом вниз, улыбнувшись посмотрел на меня:

- Евгений, а ведь вы вошли ко мне в кабинет без страха. Абсолютно без страха несмотря на то что обо мне говорят.

Я только плечами пожал чувствуя как воротник мундира врезался в шею. А что надо было ответить? А, наверное, всё-таки сказать, что-то было надо потому как Лаврентий Павлович вдруг рассмеялся. Да так что до слёз.

- Что такое? – спросил я пытаясь понять где прокололся.

- Да ничего, - вытер кончиком указательного пальца правой руки слезу Берия. – Капитан, за все годы службы вы так и не стали образцовым советским офицером.

Будто я сам этого не знаю. Он что мысли читает? Тут я вообще промолчал даже выражения лица не меняя. Дышать, кстати, тоже забыл.

- Да нет, я не ругаю вас Евгений, - встав из-за стола заместитель генерального комиссара госбезопасности направился к стоящему на столе самовару и в два гранённых стакана полился кипяток. - Скорее наоборот. Сейчас мне нужен Женька Юнкер – выпускник царского военного училища, снайпер Французского Иностранного легиона, сорвиголова и головорез сумевший заслужить авторитет среди преступных итальянских кланов Соединённых Штатов. Ты в курсе, что награда за твою голову у Коза Ностры всё ещё в силе? Серьёзная сумма, между прочим.

В этом как раз я не сомневался, Лукьезе был мстительным идиотом, а я стольких его ребят перебил в последний раз.

- Капитан, они не простили тебе что ты увёл внучку Хью Купера у них из-под носа. Даже смогли вычислить, что это дело твоих рук.

«Ага-ага, как же, - подумал я. И каким интересно это образом? Живых свидетелей не было».

Лаврентий Павлович поставив передо мной стакан с чаем и блюдечком с ровными кубиками сахара словно снова прочитал мои мысли:

- Думаешь мы сами слили информацию о тебе американцам?

Я только сейчас заметил какой шикарный костюм был на Берии. Приталенный, чёрный в тонкую белую полоску «Бруно Талано», кажется. Такие вещи шьются на заказ и носятся годы. Ничего себе! Шик! Любовь к дорогой, удобной одежде у меня так и осталась. К сожалению в Советском Союзе с этим были проблемы.

- Да нет, я так не… - начал я, но Берия меня перебил.

- И правильно думаешь. Мы специально это сделали.

Я так и замер с открытым ртом.

- З-зачем?

- А потому что следующее твоё задание, Евгений, будет зависеть именно от этого.

- От чего? От того, что меня предали свои же?

- Предали… какие высокие слова, - Лаврентий Павлович не стал кусать сахар как я, а один за другим опустил четыре кусочка на дно стакана помешав их ложкой. Думаешь сладко? Слипнется? – поймал мой взгляд хозяин кабинета. – Ничего, сахар — это глюкоза пусть голова хорошо думает. Ты же тоже любишь сладкий. Не стесняйся.

Последовав совету Берия, я забросил три куска сахара в стакан. Волновался ли я после услышанного? Скорее нет, чем да. Наверное, потому что меня поили отличным английским чаем с рафинадом, а не просили сдать оружие и удостоверение развернувшись лицом к стене.

- Ты помнишь Гелю Тойрер? – опять удивил меня Берия.

- Конечно, - образ курносой девчонке тут же возник в моей голове отчего в груди стало тепло. - А при чём тут она?

- Её отец германский коммунист обладающий важными для нас сведениями. Сейчас он вынужден работать с нацистами, но это потому что те разыскали его дочь в США (ранее Август отправил её за океан, от греха подальше, опасаясь мести людей из правительства Гитлера) и шантажируют его.

- А при чём тут дон Лукьезе?

- Этот подонок позарившись на деньги даже не стал интересоваться чьи они. Германские агенты убив мать девчонки посчитали хорошей идеей спрятать её у местных бандитов.

Пазл в моей голове начал складываться.

- Можно вопрос?

- Конечно.

- Почему вы думаете, что у меня получится выполнить задание?

- Я знаю, что получится, - Берия вытер выступившие на широком лбу от выпитого чая капельки пота белоснежным носовым платком. – Легкоступов, ты склонен к внутренней дисциплине и анализу, я читал твои отчёты. А это половина успеха. Отсюда твои «во-первых», «во-вторых». На месте сможешь выбрать максимально эффективную тактику действий. И несмотря на то что щедро сеешь хаос и разрушение, ты чертовски эффективно действуешь, Евгений. К тому же ты верный, настоящий друг и не бросишь доверившегося тебе человека. Да? Это твоя самая слабая и одновременно самая сильная сторона характера.

Берия видел меня насквозь.

- Вы надеетесь, что стремясь отомстить дон бросит всех против меня, оставив девчонку без нормальной охраны и ваши люди спокойно заберут её?

- Я же говорю ты умница.

То ли мне показалось (хотя вряд ли), то ли хозяин кабинета мне озорно, совсем по-мальчишески, подмигнул.

- Можно идти? – допив чай я поднялся на ноги.

- Идите капитан. Мой секретарь передаст вам все документы.

Уже совсем у двери, когда я взялся рукой за витую бронзовую ручку, вслед мне раздалось:

- Да и ещё… мои слова про то что вы так и не стали образцовым советским офицером это неправда. Я сказал это специально чтобы попытаться вывести вас из себя и так не считаю. Даже наоборот. Я знаю, что вы готовы погибнуть, но не придать. И пусть не ради иллюзорной, эфемерной родины, а ради человека которого считаете близким. Наши друзья, родственники, образ жизни, всё то что нам дорого это и есть Родина, Женя…

Я не стал ломать голову отчего вдруг Лаврентий Павлович перешёл со мной на «вы». Возможно он просто знал, что мы больше никогда не увидимся…

* * *

А Геля выросла и стала красавицей. В мощный бинокль я наблюдал за ней из шестиэтажного здания возвышавшегося над «Венерой» - офисом-рестораном одного из капитанов Лукьезе. Пара хмурых громил вывела её подышать в огороженный со всех сторон кирпичной стеной двор в котором кроме засохшей яблони ничего не было. Девчонка подобрала засохшие листья у своих ног и со вздохом (облачко пара вырвалось из её рта) покрутила их перед глазами. Почему-то это вызвало недовольство одного из охранников и он, бросив недокуренную сигарету толкнул Гелю к заднему входу из-за чего она поскользнулась и ударившись упала на одно колено. Второй охранник рассмеявшись подцепил её за шиворот и зашвырнул внутрь как мешок картошки.

От этого кулаки мои сжались. «Ладно-ладно отольются волку овечьи слезки».

Тук! Тук-тук-тук! - в дверь позади постучали и спустя несколько секунд я крепко пожал руку Исхаку Ахмерову – с недавних пор руководителю нашей разведывательной сети в Штатах. Надо же специально в Чикаго прилетел. Интересно ради задания или по мне соскучился? Когда мужские обнимашки закончились я посмотрел на статного, модного мужчину перед собой. Надо же, загорел (хотя кажется куда больше после работы в Турции), заматерел. Чем-то на итальянца даже похож. Одет с иголочки. Ммм, длинноносые туфли от «Амедио Тестони», шерстяной костюм-тройка «Томмасо», шляпа «Рикардо Отти» и новенькое тёмно-серое пальто из кашемира «Риччи».

Я одет был чуть-чуть попроще, но не думайте, красный галстук конечно тоже не забыл.

После того как я в подробностях описал Ахметову свой план тот крайне эмоционально затушил сигарету о грязный подоконник и сверкнув тёмными глазами сказал:

- Женя, это самоубийство!

- Ну уж ты и скажешь, - спрятав руки в карманы великолепных серых брюк от костюма-тройки «Адетто Волли» я остановился рядом с кроватью на которой лежал пистолет-пулемёт «Томпсона» с тремя сменными барабанными магазинами на сто патронов, два кольта М1911 (один с простой чёрной рукоятью, щёчки второго настоящий шедевр из слоновой кости и вставками из серебра) и пара Ф-1.

- Именно так! – Исхак даже ногой притопнул. - И я даже помочь тебе не смогу. Очень сейчас ограничен в людях. Идёт большая игра…

- Ты и так помог, - вытащив руки из карманов я обвёл комнату рукой.

Товарищ понурившись присел на кровать. Он хотел что-то возразить, но быстро сумел взять себя в руки и добавил совсем другим тоном:

- Постараюсь, чтобы ребята увезли девчонку как можно быстрее и тогда ты сможешь уйти. Точнее у тебя будет ма-а-аленький шанс сделать это. Заляжешь на дно на недельку-две, и я тебя вывезу из страны.

Я постарался беззаботно улыбнуться так чтобы Ахмерову стало легче прощаться.

- И на этом спасибо. Но пусть и девочка будет в порядке.

- Это само собой, - кивнул Исхак. - Она важная персона. Женя, передать ей от тебя привет?

- Не стоит.

* * *

Я не стал тянуть кота за хвост и приводив гостя (который вцепился в мою руку на прощание так что чуть не оторвал) спустился вниз и с улицы позвонил по номеру оставленному мне товарищем.

Трубку взял сам Лукьезе, он так был «рад» меня слышать, что кроме мата на английском и итальянском я почти ничего не понял, разве только, что на встречу он спешит, летит и порвёт меня «русского засранца» на части. «Да ладно уж врать-то, сам всё равно приехать побоишься», - подумал я, спрятав пистолет-пулемёт под плащ покидая своё убежище. Место встречи было назначено.

Я честно ждал двадцать пять минут для того, чтобы люди дона начали съезжаться в «Венеру». Начали съезжаться, но не успели занять свои места превратив территорию ресторана в неприступную крепость. Обычная в такой ситуации неразбериха между местными бойцами и приехавшими на подмогу только сыграла мне на пользу. Я знал как они думают, знал что будут делать дальше. В конце концов когда-то я был один из них.

Подкатив на скрипящем грузовичке вплотную к стене огораживающей засохший сад с единственным деревом, я по крыше автомобиля перебрался через ограду и мягко приземлился внутри. Послав патрон в патронник и пригнувшись, короткими перебежками, используя любое мало-мальское укрытие, рванул резко вправо, туда где в трёхстах метрах от здания ресторана замер гостевой домик с разбитыми окнами.

Чтобы люди Лукьезе сновавшие повсюду меня не потеряли дал по ним длинную очередь. Сразу четверо пижонов в шерстяных плащах навсегда уткнулись мордами в мёрзлую декабрьскую землю. С Рождеством!

А дальше всё было обыденно, знакомо, даже немного скучно. Меняя огневые точки у окон, я скакал с этажа на этаж перепрыгивая через обломки сломанной мебели и стрелял-стрелял-стрелял. Они тоже стреляли, но всё больше мимо меня (надо бы ребятам Лукьезе огневую подготовочку подтянуть). Я же старался бить прицельно, экономя боеприпасы. Когда группа хитрых итальянских мафиоз вооружённых помповыми ружьями (вот что за любовь у американцев к помповухам?) и пистолетами попыталась зайти ко мне с тыла, я отправил к ним в окно подарочек. Взрыв лимонки убил сразу троих, двое раненных осколками стрелков попытались отползти подальше от стен гостевого дома, но я им этого не позволил.

После того как в ход пошёл последний магазин «Томпсона» и внутри осталось не более сорока патронов, я видя, что полностью завладел вниманием преступников забросил оружие за спину (моё шикарное тёмно-синее пальто пришлось бросить), выбрался на крышу домика и полетел вниз. Слава богу, что по движущейся мишени итальянцы стреляли ещё хуже.

Два кольта М1911 дружно заиграли динамичную, смертельную мелодию. Никто не ожидал, что я рвану вперёд в сторону пекарни несколько лет назад пристроенной к ресторану. Разве загнанный в ловушку зверь может атаковать? Ещё как может. Одна из пуль чиркнула меня по левому плечу марая кровью накрахмаленную белоснежную сорочку.

Спрятавшись за угол, я быстро сменил опустевшие магазины в пистолетах, некоторое время слушая команды отдаваемые итальянцам капитаном Ввинчено по прозвищу «Отвёртка». Ха-ха-ха!

Вместо того, чтобы создать несколько мобильных групп и взять меня в клещи, противники бросились к пекарни дружной толпой. Нет, понятно, что они подумали, что я уже внутри, а окон в пристройке нет и я в ловушке… а зря.

На близких расстояниях «Томпсон» был воистину страшным оружием. С расстояния в дюжину шагов (или около того) я опустошил магазин отбросив ненужное пистолет-пулемёт в сторону.

Кстати, Лукьезе и правда мечтал меня уничтожить. Больше ничем я не мог объяснить, что дон попросил помощи у других семей. Я узнавал бойцов Бонанно, Дженовезе, Коломбо. Впрочем, смерть всех равняла – на земле лежали все одинаково.

Словно какой-то Тарзан запрыгнув на плоскую крышу над крыльцом пекарни, я расстрелял ещё двух противников у одного из которых был пистолет-пулемёт. Что-то горячее клюнуло меня в левый бок. Да что же это такое опять туда же! Однако несмотря на боль вниманием моим завладела пробившая ворота машина.

Уже в сумерках, прикрывая собой хрупкий силуэт, трое мужчин посадили Гелю в тёмный, неприметный «Форд» и машина газанув вылетела в ворота. Вот и всё.

Выдохнув и одновременно скорчившись от острой боли, я бросился к зданию ресторана. Дверь заднего входа была распахнута и раненой газелью я взлетел по лестнице на второй этаж в комнату где держали девчонку. Как я это понял? На столе возле кровати стояла подаренная мной Геле матрёшка на которой вместо привычной красавицы в платке был нарисован румяный молодец в милицейской фуражке с красной звездой. Забыла?

Заливая кровью пол, я зачем-то сунул матрёшку в карман брюк, а затем выскочив в окно, по карнизу перелез в соседнее помещение. Отсюда, через коридор ведущий мимо кабинета Ввинчено я надеялся попасть в подворотню с ржавой, но массивной калиткой.

У входа из комнаты меня встретили двое плечистых парней в шерстяных костюмах от «Марко Леано» и кожаных туфлях с острым носком от мастера стильной обуви «Роберто Конте». Четыре выстрела, гильза обжёгшая мне запястье, и обладатели стильной обуви отправились в мир иной.

Многочисленные шаги на лестнице не оставили мне шанса покинуть ресторан цивилизованно – в облаке стеклянных осколков я вылетел со второго этажа в нужную мне подворотню. Но и здесь меня ждали.

Прикрываясь сорванной с мусорного бака крышкой я каким-то чудом сумел отразить пару пуль и пропустить одну. Кусок свинца прошил жесть как кусок картона и вонзился мне в левое бедро. Левая сторона сегодня у меня явно несчастливая.

Патроны в кольтах закончились и в ход пошло холодное оружие. Вонзив выкидной нож в горло верзилы с длинными руками, я вырвал из его ослабевших рук двуствольный обрез.

БАБАХ! - выстрел из обреза разнёс голову его не слишком расторопному товарищу. Дважды выстрелив из поднятого револьвера в выскочивших из-за угла мафиоз, я распахнув калитку захромал в сторону дороги. Потеря крови, болевой шок сделали эту дорогу длинной, дома с обоих сторон давили словно сжимавшийся пресс и я даже не заметил как оказался на земле в какой-то луже. Неужели Исхак был прав…

Сдохнуть в грязной подворотне то ещё удовольствие, что бы сказала мама… Я пытался встать, но падал снова и снова. На пару мгновений мне даже показалось, что ко мне по лужам и правда идёт мама. Только не такая какой я видел её в последний раз, а молодая, полная сил. Словно сейчас для серьёзности нахмурится и скажет: «Женька! Сорванец! Опять коленки разбил?», а затем улыбнётся так тепло-тепло, как только мамы могут.

Укол под язык привёл меня в чувство. Бок и нога сразу перестали болеть, а вот рука почему-то саднила и чесалась. Надо мной склонилось два абсолютно квадратных типа в шерстяных плащах с меховым воротником от «Франциско Роско». «Шик. Такое же хочу», - подумал я, когда один из мужчин легко закинул меня на плечо и быстрой походкой направился к остановившемуся вдали зелёному «Понтиаку». Где-то надрывались полицейские сирены.

От боли я не сдержавшись вскрикнул и чуть снова не потерял сознание когда вдруг услышал произнесённые мне на ухо баритоном слова:

- Тихо-тихо Юнкер! Терпи казак – атаманом будешь. Умирать тебе ещё рано. У Лаврентия Павловича на тебя бо-о-ольше планы…