Огни над болотами. Часть 1
Загоревшийся в ночной дали огонек задребезжал бледным светом, словно упавшая на землю звезда. Явление это запустило под стеганую куртку стражника могильный холодок.
–Храни нас Безликие Боги, – сорвалось с толстых губ. –Словно назло они являются в мое дежурство.
–Не стоит беспокоиться зазря, – тихо отозвался Ратибор. –Ты знаешь, что здесь нам нечего опасаться.
Слова эти успокоили пошатнувшиеся нервы Исидора. Оба ратника в этот поздний вечер несли дежурство на стене Хмурого Стража. Серый этот замок, достойный своего названия, окружил себя бревенчатым частоколом, в который вгрызлись мох и плесень. В шести сотнях шагах на восток, за обширным полем пней, шептал сосновый лес. Своим дыханием, он приносил замку глоток свежести, на несколько мгновений развеивая удушливые миазмы, что наползали с болот.
Хмурый Страж защищал западную границу Яковитского королевства у которой раскинулись Великие Топи. Его оживленный двор был обнесен частоколом. Здесь теснились казарма, кузница, склад, ристалище, небольшая часовня и конюшня. Рядом, соединяясь с двором лестницей, устроенной в насыпном холме, высилась деревянная башня, тоже опоясанная частоколом. Там находилось жилище маркграфа Стэна II и его семьи. Таким образом, если противник завладеет двором, защитники Хмурого Стража могли отступить в цитадель на холме. Но способны ли были эти сооружения остановить призраков, коими считались блуждающие огни?
Несчастная душа бледным огоньком плутала во мраке среди зыбких островков, окруженных стоячей водой. Неосведомленных путников этот свет заманивал в цепкие топи, где они находили свою гибель, и тогда болота прибавляли в призраках. Великие Топи – зловонный край мира, напоминавший размякшее гнилое яблоко, которое стало прибежищем для осклизлых червей. Бледно-зеленые поприща трясин утопали в сырости и нередко наведывавшихся с запада туманах. Каждую пядь дурной земли и всякую грязную лужицу населяли жирные пиявки, ядовитые змеи, вопящие кикиморы и растения-убийцы, которые подчас разрастались настолько, что были способны напасть на человека. Словно на мед пчелы, в этот край слетелись бесчисленные рои комаров. Все живое, привычное человеческому взору, избегало этих мест. Даже птицы не летали над проклятыми горизонтами.
Жрецы Безликих Богов утверждали, что в незапамятные времена Великие Топи были морем, берега которого бились там, где ныне тянулась с севера на юг засечная черта. С падением Старого Мира оно подурнело, как многие места Диких Земель, и превратилось в серо-зеленое трясинное нечто, которому не видно конца и края. Жрецы твердили, что в глубинах кошмарной червоточины, куда не ступал человек, гнездились кровожадные и жестокие боги. Они порождали чудовищ и насылали болезни на маркграфство, стремясь расширить гниль своих владений. И что, как не защиту человечества, олицетворяла стража у черной границы, где явственно заканчивалась жизнь и начиналась смерть?
–Утром мы с отрядом воеводы направимся к Башне королевы Лилии, – заговорил Ратибор, равнодушно наблюдая за блуждающим огнем. –Разведчики заметили возле неё людей-на-ходулях.
Широкие плечи могучей фигуры Исидора дрогнули. Слова товарища бросали мрачную тень даже на такую глыбу, как семи футового Исидора. Он был настоящим верзилой и на его фоне любой взрослый муж казался худеньким мальчишкой. Его отец тоже был рослой детиной и посвятил жизнь рубке леса. Материал не на одну сотню метров для засечной черты был заготовлен его топором. Таким же великаном был и дед Исидора. Да и вообще говаривали, что его род берет начало от тролля с моста через реку Дол. Такой же громадой обещал стать и его младший брат, если бы не трагедия давней ночи.
Ратибор, обычно стойкий к зловещим явлениям Великих Топей, тоже кривился при упоминании людей-на-ходулях. Таинственный народ носил глупое название, но оно описывало его наилучшим образом. Очевидцы как правило видели обитателей болот издалека. Молва рисовала их темными силуэтами, которые с ловкостью пауков передвигаются по топям на длинных жердях. Излюбленным временем для длительных переходов у людей-на-ходулях считались лунные ночи. Повидавшие эти жуткие кочевания жители маркграфства шепотом рассказывали о целых вереницах, следующих друг за другом, людей. Их походы сопровождались тихим всплеском и хлюпаньем, принуждавших болотников к частым остановкам – тишина была для людей-на-ходулях столь же важна, как воздух всему живому. Сделает вся цепочка пару синхронных шагов и застынет на минуту, словно неживые, а затем ещё пару шагов и снова встанут, вздымаясь над бескрайними болотами на тонких жердях, попутно выискивая добычу. Говорилось также, что всю свою жизнь они проводили на ходулях, не спускаясь с них с раннего детства и до самой смерти, отчего жерди напрочь врастали в ноги. Те же, кто отрицал их людскую натуру утверждали, что в таком виде бестии появляются на свет.
Дети в центральных вотчинах Яковитского королевства, которых взрослые пугали народом Великих Топей, словно страшными сказками, сочиняли про них считалки:
Раз и два, и три, и четыре,
Ночью у топей ты не стой.
Открой глаза на тьму ты шире,
Люди-на-ходулях идут за тобой.
Но жители маркграфства никогда не относились к болотному племени, как к шутке. Это был сущий кошмар ратников и лесорубов, страшившихся встречи с ними больше бестий и призраков. С людьми-на-ходулях было связано бесчисленное количество легенд и суеверий, а догадкам об их появлении не было числа.
Временами с Великих Топей разносились удары барабанов и светились далекие костры дьявольских шабашей во имя владык болот. Лишь черные думы и жажда крови толкала болотный народ на бесконечную войну с населением твердой земли, в которой они не щадили ни женщин, ни стариков, а детей уводили в свою отвратную обитель. Разведчики и случайные свидетели травили байки о том, что в своем стремлении походить на нечисть, люди-на-ходулях носили на челах черепа оленей и козлов. В воспоминаниях Исидора же отпечатались выраставшие на локоть изогнутые рога из унизанных шипами ветвей терновника.
Двадцать лет назад жители топей ночными тенями прокрались в деревню, что ныне заброшенной томится в семи верстах от Хмурого Стража. Односельчане очнулись от крика уносимых к Великим Топям детей слишком поздно – к тому моменту половину жителей деревни зарезали во сне. Развернувшиеся далее события пятилетний Исидор наблюдал из помойной ямы, куда его упрятал отец. Самого главу семейства сразили всего одной стрелой, хотя мальчишка свято верил, что его могучего родителя не одолеть даже дюжиной копий. Заливавшейся слезами матери с братом на руках преградил дорогу один из людей-на-ходулях. В ту ночь рогатые твари вырезали всех, а внутренности убитых развесили над входами и окнами опустевших домов. Дрожащий Исидор смотрел вслед рогатой фигуре, что, переваливаясь на жердях уходила к Великим Топям с его плачущим младенцем-братом на руках.
–Я всегда приду тебе на выручку, –сказал после длительного молчания Ратибор, почувствовав напряжение своего друга. –В конце концов, то могут быть очередные байки дозорных.
Исидору было стыдно за свое малодушие. Несмотря на свой медвежий облик, суровые черты лица и твердый взгляд бронзоватых глаз из-под сросшихся густых бровей, порой на него обрушивался неконтролируемый страх, вздымающий волосы дыбом. Ещё покойный маркграф Кнуд говорил, что в теле великана живет трусливый карлик. Тогда зародилась привычка, перенятая всеми ратниками и слугами замка, подстегивать Исидора за посещавшие его приступы, когда он напоминал им умалишенного скомороха. Уже двадцать лет, словно стая ворон, они клевали слабодушного здоровяка. А он, под шквалом насмешек, вопреки своему богатырскому сложению, вырос безвольными и кротким.
Хладнокровный и рассудительный Ратибор, десять лет назад ставший громиле единственным другом, заверял, что в Хмуром Страже страх владел всеми, но его не прощали глыбе, способной гнуть ручищами лошадиные подковы. Этим он их забавлял и отвлекал от собственных ужасов, терзавших сердца и разум. В отличие от остальных, Ратибор всегда был добр к Исидору. В карауле с этим курносым мужиком, носившем сплетенную в косу бороду, трусливому медведю было спокойнее, а зловредные приступы посещали его реже. И поговорить по-человечески, не ощущая себя последним ничтожеством, он мог только с Ратибором. До этого здоровяк ни с кем не откровенничал, даже покойный жрец Людевит насмехался над Исидором и не раз предлагал маркграфу выгнать труса на ночь за стены замка, считая, что это исцелит его от недуга.
И вновь молчание прервал Ратибор, знавший, как пагубно оно влияет на его друга:
–Ядель Щепка за ужином рассказывал, что маркграфу принесли известие о назревающей войне на востоке. Железоград наседает на наше королевство. Говорят, что воины той державы стреляют из ружей и передвигаются на железных махинах.
Очередная дурная весть. Исидору казалось, что другие просто не поступают в Хмурый Страж, чтобы все его жители извечно ходили под стать названию замка.
–Знали бы они, что тут творится, то несли бы стражу вместе с нами на засечной черте или вовсе не совались бы, –нахмурившись ответил он, опираясь крепкими ручищами на частокол. –А что конкретно рассказывают на востоке?
–Пастухи видели над Тихим каньоном кавалькаду призраков. И оттуда постоянно завывает восточный ветер. Верные признаки войны.
Вести эти щупальцами страха полезли в голову Исидора. Там, где проносились призрачные всадники, разражалась война, пожары или наводнения, голод и мор. Люди в страхе покидали те места. По мнению многих, кавалькаду возглавляет Король-что-Потерян, иначе, сам Яков I Основатель, создавший королевство. Двести пятьдесят лет назад он с верными дружинниками неожиданно для всех покинул страну, отправившись в Великие Топи. Его судьба оставалась противоречивой даже в легендах. Многие утверждали, что на самом деле король Яков сошел с трона и поныне скитается по Диким Землям простым стариком-оборванцем, в горький час раздавая советы верноподданным и своим наследникам. Эту версию охотно поддерживали короли, заявлявшие, что принимаемое ими решение подсказал их легендарный предок.
–Тогда, быть может, король Яков очнется от долгого сна в Скрытой Гробнице и придет на помощь королевству? –высказал жреческую версию о монархе Исидор, которую особенно почитали в западном маркграфстве, поскольку считалось, что лишь его дух и мощи, затерянные в Великих Топях, сдерживают зло с болот.
–Ну это было бы слишком легко, –усмехнулся в темные усы Ратибор, привалившись к частоколу и с задумчивым видом принялся наглаживать сплетенную в косу бороду. Свет блуждающего огня померк и теперь над Великими Топями расстелилась глухая тьма. В молчании оба стража прождали до смены час.
Приземистую казарму всегда наполняли тепло и запах сосны. Здесь Исидор испытывал спокойствие даже под шквалом насмешек. Бердыш был отложен в сторону. Избавившись от плаща из овечьей шерсти, звенящей кольчуги и пропитавшейся потом стеганой куртки, потомок троллей стащил с себя непомерно большие кожаные сапоги, в каждый из которых с легкостью двумя ногами мог встать взрослый человек. Сон без сновидений пришел к Исидору, едва его косматая голова коснулась подушки. Вся ночь пролетела в одно мгновение, и вот его уже будил Ратибор. Толком непроснувшийся богатырь неуклюже оделся и отправился в столовую, где даже двойная порция каши с кусочками утки не успокаивала терзавшуюся страхом перед выходом за стены замка душу.
И новый день, купающийся в ясном свете, не бодрил Исидора. Не поумерила разгорающегося волнения и проповедь жреца Целыгоста. Молодой служитель Безликих Богов, пришедший на смену почившему два года назад старику Людевиту, читал монотонно и скучно, за что все в гарнизоне замка, даже маркграф Стэн II, звали его занудой. Но долговязый жрец с пушком на щеках искренне отдавался своей священной миссии и никогда не бросал проповеди на полуслове, как это бывало с прошлым жрецом, который был недоволен избранной жизнью. Может и этот, через лет двадцать, разочаруется и запьет. Если полезной обществу способностью Людевита было варение крепких «зелий», то Целыгоста знался в врачевательстве – применял на людях навыки, полученные от своего отца-коновала .
–… и да сберегут вас от лиха одноглазого и наветов злых божеств с Великих Топей, аль от потвор ими посланных. Славьте ж Безликих Богов, сыны мои, –завершил порядком затянувшуюся проповедь жрец.
–Ой, божечки, наконец-то, –в привычной своей манере прошепелявил через неполный набор зубов забияка Милорад и покосился на Исидора. –Здоровяку отдельно прочти, а то обмочится ещё до выхода за ворота.
–Славим защитников наших, Безликих Богов, –жестким тоном произнес гигант, бросив на сослуживца такой взгляд со своего квадратного лица, что любой другой осел под грузом его карих глаз. Но только не Милорад.
Он был зрелым мужчиной и опытным воином Хмурого Стража. Видел бестий, сталкивался в бою с людьми-на-ходулях и даже устраивал им засады. Смелость его граничила с безумием, что читалось в по-волчьи глядевшим с высушенного лица глазам. Главным его изъяном была неспособность сдерживать язык за зубами, из-за чего их у него осталось немного. Время от времени Милораду спускали наиболее безобидные выходки, поскольку если бы он получал по удару всякий раз за пущенную фразочку, то Хмурый Страж давно лишился бесценного бойца. С ним попросту никто лишний раз не заводил разговор и старались не обращать внимание на бесконечный поток сальных шуток и издевок.
–Исидор, –послышался зычный голос воеводы Бориполка. –Неси ружье и щит. И не приведи Боги, чтоб как в прошлый раз на них окажется грязь – я уткну тебя рожей в болото и буду держать, пока пиявки из жопы не полезут.
Коренастый воевода, дышавший здоровяку в грудь, имел редкую способность смотреть на людей выше него ростом свысока. Лысый дядька, проживший почти полвека, не знал иного дома, кроме Хмурого Стража и никогда не покидал западного маркграфства, как и его отец, дед, прадед и наверное прочие предки, если б о них было известно. Он был правой рукой почившего маркграфа Кнуда, и остался таким же верным советником его сыну Стэну. Над правой бровью Бориполка уже три года как образовалась шишка, из-за чего глаз был полуприкрыт. Когда воевода не слышал, солдаты гадали, растет ли она со временем или нет. Исидор считал, что растет. Сложно было не смотреть на неё, когда его лицо мелькало перед тобой. Но способность отводить взгляд от этого изъяна была жизненно необходима стражникам и слугам. Характер закаленного командира был суров, как утес, а рука тяжелее плуга, и он не скупился пускать её в ход.
Исидор принял снаряжение воеводы в довесок к своему бердышу. Он закинул на свободное плечо старое ружье с двумя стволами, которое разило громко и надежнее лука или арбалета. Бориполк редко пускал его в ход – патронов, которым он заряжал это диковинное оружие, было немного. Если россказни не врали, то у каждого солдата Железограда было такое ружье.
Россыпью жемчуга вокруг заблестели капли росы, когда отряд из семи воинов вышел за ворота. Игривые солнечные лучи наполняли мир красками, придавая округе насыщенной живости. Славная погода способна была наполнить головы благими мыслями, усыпить людские страхи и подарить безмятежность ещё погожих осенних деньков, штрихам напоминавших недавно ушедшее лето. Но безоблачность и ясность дня были бессильны в западном маркграфстве, где о своем пагубном влиянии смрадом напоминали Великие Топи. Словно из пораженного гнилью трупа из них сочилась вся мерзость, какая только существовала в Диких Землях. Сама их близость бросала на людей досадную тень, затыкая даже болтливого Милорада. Путь отряда протекал в напряженном молчании. Хмурый Страж в окружающем его контрастном пейзаже хоть и заслуживал своего названия, все же приходился местом, где теплилась жизнь и безопасность – ни разу замок не подвергался вражеской осаде. Там человек чувствовал себя спокойнее, мог придаться бытовым делам, повеселиться и даже разжиться семьей с кухаркой или прачкой. Но покинув стены, каждый молчаливо склонялся под гнетом Великих Топей.
В шести сотнях шагах по правую руку зеленели верхушки соснового леса, обеспечивающего замок строительным материалом и дровами. По левую – тянулась засечная черта. Укрепленная граница простиралась по краю Великих Топей на много миль, принимая разный облик. У Хмурого Стража она представала дерево-земляным укреплением три метра высотой, но через две мили, где территории были необжитые, превращалась в ряды срубленных в направление болот деревьев, которые сплетением сучей чинили препятствие незваным гостям. По мере возможностей в землю зарывали линии заостренных колов, копали рвы и возводили насыпи. Вблизи острогов, в которых жили лесорубы и углежоги, засечная черта могла вновь превратиться в высокое дерево-земляное укрепление, но могли ограничиться частоколом или цепью рогаток .
В реальности оборона была мнимой. Она, быть может, способна была задержать ненастырных зверей и бестий, отвадить кикимор и одноглазое лихо. Но ратников и ремесленников в западном графстве не хватало для предотвращения вторжения людей-на-ходулях. Подданным Его Величества приходилось ограничиваться поиском брешей, заделыванием их и подновлением участков у острогов.
Когда минул полдень, а солнечные лучи разыгрались на серых кольчугах ратников, впереди показалась Башня королевы Лилии – ещё одно мрачное место, в котором сгустком засела дурная слава по эту сторону засечной черты. Сооружение из красного кирпича с маленькими оконцами возвышалось над землей на десять метров и, как многие утверждали, уходила в землю ещё на пять. Реликт Старого Мира, говорили жрецы – таких в королевстве не строили, но нередко они становились частью возводимых замков.
Полвека назад сюда заточили королеву Лилию, побудившую баронов и старост к мятежу против своего мужа, короля Ульриха. Рассказывали, будто за несколько лет заточения в сыром и темном помещении на вершине башни, вероломная женщина покрылась коростой, полысела и передвигалась исключительно ползком. Ночами же, будучи покинутой всеми, она проводила темные ритуалы, обращаясь к божествам Великих Топей. Тюремщики и слуги сбежали вопреки строгому наказу короля Ульриха ещё до кончины Лилии. Их сторожка превратилась в груду замоховевших бревен, выглядывавших из блестящего влагой холма. Теперь щербатая башня, обвитая паутиной трещин, накренилась и полностью лишилась кровли, но страх окрестных обитателей перед ней был крепок. Углежоги и лесорубы из деревни Недвич, что стояла в трех верстах отсюда, рассказывали о бледном силуэте, появляющемся лунными ночами в окнах королевской темницы.
Воевода Бориполк несколько секунд хмурился на нависшую над ним башню, словно меряясь с той силами. Исидору казалось, будто сейчас один из красных кирпичей этого живого строения с мрачной душой выпадет прямиком на шишку командира.
–Давно пора было б эти камни направить на доброе дело и построить чего дельное, –нарушил тишину многочасового пути Бориполк. Всякий раз, видя узилище покойной королевы, он высказывал эту мысль, но никто не осмеливался превращать её в жизнь. Маркграф не желал, чтобы даже сортир складывали из проклятых кирпичей.
–Милорад, –проскрипел воевода, отходя от башни Лилии. –Осмотрись с Ратибором и Виттом в окрестностях. Поищите следы и прихватите валежника для костра. А ты, Исидор, возвращай щит с ружьем и поднимайся на засеку. Следи за топями.
Отдав безупречно чистую амуницию Бориполку, Исидор с блуждавшей по лицу растерянностью направился к старому дерево-земляному укреплению. Оно осело и расползлось, словно таившая ледышка. Высотой остатки насыпи не превышали полутора метров. Давно здесь не трудились ремесленники и ратники, и никто не намеревался укреплять этот участок границы, считая, что зло уже просочилось за неё и поселилось в башне.
Взобравшись на возвышение, Исидор обвел взглядом серую даль, поражаясь её необъятным далям. Перед ним открывались бесконечные лиги рясковых вод, лесов камыша, островков и кос из грязи. И над всем этим нависла длань смерти, холодное дыхание которой чувствовал каждый, кто хоть раз видел Великие Топи. Тревога, крутившая внутренности, в этот момент необъяснимым образом отхлынула от Исидора, и он равнодушно созерцал унылую панораму. В одной версте к северу уже густо выросли молодые деревца, зашедшие за засечную черту, образовав брешь. Все попытки возвести границу со страной топей и трясины были призваны лишь для того, чтобы напомнить её жутким обитателям, что в западном маркграфстве ещё живут люди.
Проведя несколько минут за наблюдением Великих Топей, Исидор настолько привык к неподвижности картины и монолитной тишине, что зашуршавшие в двух десятках шагах от засеки камыши заставили его вздрогнуть и выронить бердыш из лап. Тот с плеском исчез под водой за насыпью. Стражник припал на колени, с досадой предвкушая свое избиение Бориполком и жестокими насмешками сослуживцев. Даже от Ратибора за такое обещало последовать порицание. Он поднял отчаянный взгляд на камыши и увиденное там заставило его забыть обо всем, что произошло до этого момента.
На островке стоял иссохший силуэт не то старика, не то старухи в черном плаще, из-под капюшона которого выбивались седые редкие пряди, завивавшиеся у острого подбородка. Ходуль при нем не было. Под блеклым, словно у слепца, взглядом тонущих в костлявом лице глаз в горле Исидора застыли слова. Ещё никогда его не охватывал такой сковывающий испуг, идущий об руку с изумлением. «Никто бы не решился зайти за засечную черту, никто бы не бродил по болотам в одиночку» –мельтешили мысли. –«Неужто это один из легендарных образов короля Якова» – спрашивал он себя и тут же ужасался догадкам, что пред ним старуха-смерть или один из обликов владык Великих Топей.
Еле слышный всплеск за спиной разбил оковы оцепенения, заставив Исидора обернулся к башне. Увиденное побудило его неосторожно вскочить. К спинам воеводы и солдат, оглядывавшим полузасыпанный вход в башню, тихо приближалось пятеро людей-на-ходулях, вооруженных копьями и луками. Болезненно худые силуэты окутывали сшитые из лоскутов разной ткани грязные балахоны. Головы унизывали рога из терновника, ужалившие воспоминаниями далекой ночи. К жердям пристали куски тины и налипшая за многие годы грязь. Встрепенувшийся от их вида Исидор даже не успел вскрикнуть и предупредить товарищей, неожиданно для себя соскользнув с насыпи. Короткий полет завершился шумным всплеском. В смятении Исидор забил руками, поднимаясь и нащупывая под сапогами вязкое дно. Вода достигала громадному воину груди. Промокшие овечий плащ и стеганая куртка прибавили пуд в весе, а кольчуга сетью сковывала движения. Напрягая каждый мускул своего бычьего тела, Исидор попер к насыпи засеки, подстегиваемый впитавшимся в него вместе с водой страхом.
С ужасом Исидор вспомнил о старике и обернулся на островок камыша. Никого. Выстрел ружья Бориполка сотряс округу. В небо из леса облаком воспарили сотни птиц, наполняя окрестность своими возмущенными голосами. Ратники Хмурого Стража вступили в бой с людьми-на-ходулях. Наверняка Милорад с Ратибором и Виттом уже неслись к башне. Во главе с воеводой Хмурого Стража их отряд в два счета разделается с врагом. Но какова в этом сражении будет роль Исидора? Неуклюжего увальня, выронившего оружие и покатившегося следом за ним в трясину, испугавшись привидевшейся ему небылицы? Уж Бориполк настоит перед маркграфом на том, чтоб он отныне только и делал, что чистил нужники и конюшню.
Запустив свои толстые пальцы в пологую насыпь, стражник попытался одним рывком взобраться на вершину. Но что-то, сильно сдавившее ему правую ногу, помешало этому. Рев вырвался из могучей груди Исидора и тут же исчез под водой, куда его увлекло нечто могучее. Кость хрустела, рвались мышцы и связки, проворачивался вокруг оси сустав. Исполинской тушей богатыря-медведя крутили, словно колодезным воротом. Размахивавший от нестерпимой боли и страха руками Исидор мельком во вздымавшихся от его беззвучного крика пузырях разглядел темно-зеленую чешую и длинный хвост.
От боли и удушья меркло в глазах, а может это чудовище тащило его в черную бездну Великих Топей, куда не проникал свет с поверхности. По мере того, как силы оставляли его, Исидор отдалялся от происходящего с ним, словно душа уже покинула беспомощную плоть. В один момент бестия отпустила его. Тошнотворное кручение прекратилось. Мысли поспешили вернуться в опустевшую голову и, не теряя времени, Исидор бросился на поверхность. После мутно-зеленой подводной толщи даже пропитанный гнилью воздух Великих Топей казался ему свежим глотком. Откашливаясь и плюясь, стараясь отделаться от мерзкого привкуса во рту, Исидор отыскал насыпь, вначале едва не бросившись к противоположному от ней островку. С неожиданной для самого себя прытью он вскарабкался на склон засечной черты. Его дикий взгляд впивался в зеленеющие впереди сосны.
Не бросив даже взгляда в сторону башни, в паническом ужасе позабыв о товарищах и напавших на них людях-на-ходулях, Исидор кубарем покатился по противоположному склону насыпи, в конечном итоге зарывшись лицом в мох. В его сырости он уступил навалившейся на него усталости, добровольно отдавшись на волю судьбы, и погрузился в беспамятство. Исидору виделось, что он стоял по грудь в болоте, глядя как в надвигавшемся на него тумане зажигали огни…