Напыщенно-геройское⁠⁠

Пока на Арене шло открывающее показательное выступление, на котором выпускник Винтершмигской Академии пытался поджарить студента Пятого Круга Изельбургской, который, в свою очередь, наколдовал защитную мухобойку, ловко от­бивающую все выпады, мы можем отмотать время на один день назад и даже немного по­манипулировать с пространством и переместиться на задворки улицы Больших Кренде­лей, где доблестный сэр Карлайл систематически устраивал дуэли со всеми, несоглас­ными с его философскими взглядами.

В некоторых мирах, например, экономистов и юристов разводится столько, что сравнение «как грязи» становится малоприменимым, в других — все видимое про­странство заполняют охотники и собиратели, так что охотиться и собирать им уже при­ходится друг друга (иногда они кооперируются: один охотится на всех остальных, а дру­гой собирает то, что от этих всех остается (и от охотника в том числе)). На Фенроте же, в доимперские времена, подобное распространение получили волшебники, чья числен­ность немного уступала количеству грязи, инквизиторы, числом всяко превосходившие все мыслимые потоки этой широко известной смеси, и герои, которых развелось даже больше, чем волшебников и инквизиторов вместе взятых, примерно в два раза (конечно, первые два множества могли спокойно пересекаться с последним). Так что, если к вам, когда вы, по счастливой случайности, будете в командировке на Фенроте, в какой-нибудь таверне подсядет странная троица и будет уверять, что они — самые настоящие герои и вам надо отдать им свои золотые часы на благое дело — лучше согласиться и поверить на слово, иначе можно рискнуть попасть в балладу о подвигах этой самой троицы.

Сэр Карлайл, естественно, был героем. Даже не так, а Героем (большая буква про­плачена лично им, так что придется терпеть). Честно говоря, что именно героического он совершил, кроме как перебил на дуэлях всех философствующих под действием алкоголя, совершенно не известно. Однако он числился Героем, и, чтобы не терять лицо, надо было непременно сделать что-то героическое. И сама судьба давала ему шанс!

- Доброго дня Вам, сэр Карлайл! - поприветствовал господин Хочун, заметивший Ге­роя за его излюбленным занятием, и подошел ближе, разминая свою треугольную шляпу.

Вы когда-нибудь видели изображение какого-нибудь рыцаря в гордой и выразитель­ной позе? Ну, например, стоящего во весь рост, демонстрируя свой великолепный щит и раздувая щеки? Если видели, то замечательно, если нет — придется пустить в ход вооб­ражение. Посидите, задержав дыхание, три секунды и представьте себе такого рыцаря, как только представите, мы продолжим…

Теперь замените ему доспехи на кафтан да понелепее. Обливайте ему голову перекисью водорода до достижения достаточно эффекта, чтобы вы могли назвать его «солнеч­ным блондином». Потом дождитесь, когда его пряди отрастут примерно до плеч. Заедьте ему по носу кулаком для более мужественного вида, можно еще разбить верх­нюю губу, чтобы образовался милый маленький шрам, от которого все будут в восторге. Еще не помешает отобрать у него щит и дать в руки шпагу. А также нацепить на серебри­сто-блондинистую голову треугольную шляпу непонятного цвета. Остального добавьте по вашему усмотрению, только не переусердствуйте, и вы получите типичного сэра Кар­лайла, каким он видит себя в зеркале каждое утро. Впрочем, от действительности это изображение почти ничем не отличалось. Зеркало его слегка полнило.

С одной стороны, Карлайл был занят — он уже пять минут как бился с каким-то немым негодяем, поспорившим с ним о вопросах бытия и правильности утверждения «задуши ближнего своего». Немой, ставший таковым после того, как местный барон от­резал ему язык, настаивал на том, что под «ближним» здесь понимается «родственник» и душить его вполне себе можно, ибо если его зарезать, то можно сильно напачкать. Сэр Карлайл был уверен, что «ближний» - тот, кто у тебя сейчас под рукой. Душить такого «ближнего» чаще всего неудобно или невыгодно, поскольку, помимо этого ближнего, вот там у лестницы стоит «дальний», который уже секунд пять как целится тебе в глаз. Потому душить здесь неправильно, а надо сразу протыкать. В силу некоторых речевых особенностей, немой не сумел представить убедительные доказательства, так что сэру Карлайлу ничего не оставалось, как вызвать того на дуэль.

С другой же - отдел мозга, отвечающий за рече-мыслительные процессы, у Карлайла обладал суверенитетом относительно часто задействованного мозжечка и вполне себе мог самостоятельно поддерживать разговор.

- И вам того же, господин Хочун! - отозвался Карлайл, отражая выпад снизу и отве­чая смачным ударом кулаком в бок. - Как семья? Дети?

- О, прекрасно-прекрасно! - Хочун, кряхтя, уселся, подложив под себя шляпу, на по­лусгнившую лавку, поставленную в этом заброшенном дворике лет десять назад. - Они меня уже три дня как похоронили. А что? Я им теперь не мешаю, они мне тоже. Я сво­бодный человек, сэр Карлайл! Скоро на Острова собираюсь переехать... А у Вас как дела?

Господин Хочун считался самым живучим человеком на Фенроте. Каждая из его пяти бывших жен по два или три раза отпевала его в часовнях, а он все не хотел «от­бросить коньки». Хронический летаргический сон штука серьезная. Хочун только утром очнулся от очередного приступа, обнаружил себя в забитом ящике и разодетым в свой лучший камзол. Его спасла нелепая случайность — расхитители могил, опоив сторожа, откопали его гроб. Хочун получил еще одну возможность пожить, а спасители-негодяи полный комплект: заикание, седину, кодировку от спиртного и веру в богов. Хотя до погребения дошло впервые, предыдущие случаи были не менее курьезными. Один раз он проснулся во время отпевания и чуть не получил удар инквизиторским молотом, а другой раз очнулся во время переодевания «во все чистое». Если бы медицина Фенрота получала должное развитие, Хочуна не тащили бы в ближайшую часовню после каждой безуспешной попытки разбудить. Однако поскольку лечением всего-чего-можно-только-придумать занимались лишь всякие знахарки да волшебники, не сумевшие освоить основы Дискретных Трансмутаций, с каждым разом господина Хочуна старались прикопать все быстрее и быстрее.

- Работаем, господин Хочун, - Карлайл немного неудачно парировал очередной выпад и схлопотал царапину под левым ухом. - Сейчас, кто не работает, того уже завтра порежут в темном переулке.

Герой схватил своего неприятеля за руку, потянув на себя, крутанул вокруг его оси и элегантным пинком отправил незадавшегося философа (как выяснилось, он спорил с Карлайлом посредством пивных рисунков на крышке стола) в другую часть двора.

- Да-да, вижу, - заметил Хочун, проводив взглядом улетевшего дуэлянта.

- Скажите, сэр Карлайл, - многоразовый покойник, сидя на своей шляпе на лавочке в тени листьев, выглядел весьма нелепо. - Я тут... придя в город, слышал... - могло показаться, что Хочун покраснел от стыда, однако это не так. От стыда он зеленел, а это было всего-то повышенное давление. - Говорят, мертвец стал гулять по улицам... Я надеюсь, это не обо мне... Нет же?

- Не беспокойтесь, это не Вы, - Карлайл не отвлекался. Он всматривался в лицо противника, пытаясь предугадать его следующий шаг. Тот пока не спешил опять бросаться на Героя. - О нем уже три дня как болтают, а Вы, - Карлайл быстро смерил Хочуна левым глазом, - судя по грязи на штанах, только утром восстали из могилы.

Герой засмеялся. Неудавшийся покойник позеленел. Немой философ, хватая ртом воздух, пошел в наступление. Со словами «да куда же ты лезешь!» и еще не успев унять смех, Карлайл насадил противника на шпагу.

- Бывает... - протянул Хочун, глядя на то, как падает на траву издыхающий философ, способный лишь мычать, захлебываясь кровью.

- И что Вы будете с ним делать? - спросил Хочун, продолжая смотреть на жертву высоких рассуждений.

- Пусть лежит себе, - ответил Карлайл, вытирая листом с какого-то куста шпагу. - Его тут все равно не найдут.

- Да не с этим, - перебил Хочун. - С мертвецом гуляющим, - потом подумал и прибавил. - Вы же Герой как-никак.

Карлайл упер руки в бока, набрал побольше воздуха в грудь, встал в героическую позу и, выдержав трагическую паузу, оповестил.

- Я вызвал его на дуэль!

Герои на Фенроте бывали двух типов.

Первый — безбашенно стремительные. Они самозабвенно размахивали клинками, рубили драконов, спасали принцесс и добывали сокровища, не задумываясь ни над одним из трех сакраментальных вопросов: «Нафига?», «Что потом будет?» и «Как после всего этого сматываться?» Они, не раздумывая, бросались вперед, используя голову в ка­честве таранного орудия, и добивались своего, исключительно благодаря лихому напору и медленно соображающим противникам. В большинстве случаев такие герои становились завтраком какого-нибудь чудовища... или обедом... Между прочим, Великий Змий Укульнадот, любивший после плотной трапезы поговорить с оставшимися в живых, отметил, что мясо таких героев весьма сочное.

Второй — расчетливо хитрые. Такие герои предпочитали коварные ловушки на ма­монтов, духовые ружья с отравленными дротиками, наемную рабочую силу и безопасное место где-то в углу подальше от драки. Пока герои первого типа раскидывали всех напра­во и налево, эти добивали то, что до них долетало. Они спокойно дожидались мгновения, когда враг уже почти добит, а победившая сторона уже измоталась, чтобы что-то воз­ражать, и выходили из тени, гордо называя себя организаторами всего предприятия и говоря, что за их заслуги им причитается, как минимум, половина от всего куша. О вку­совых качествах таких героев сказать что-либо трудно, поскольку ни одному монстру не удавалось их толком распробовать.

Если говорить конкретно о сэре Карлайле, то он находился где-то посередине между первыми и вторыми.

Он никогда не упускал возможности собственноручно набить супостату морду, но только в том случае, если супостат гарантированно его не прибьет. За драконами он не бегал, но принцесс охотно спасал. Врагов рода людского он предпочитал искать чужими глазами, потому что самолично бродить по канализациям или крышам домов ему было лень, зато, когда их для него находили, он выходил вперед и самозабвенно с ними бился.

Карлайл хорошенько заплатил, чтобы его величали Героем, однако ничего особо ге­роического еще не совершил. Сейчас он, так сказать, находился в активном поиске. И сама судьба давала шанс. Спаси город от наводящего страх и ужас мертвеца и тебя, как минимум, неделю будут носить на руках! Это была достаточно яркая перспектива, чтобы за нее ухватиться.

Карлайл мог преспокойно нанять кого-нибудь в Гильдии Воров, чтобы они выследи­ли этого мертвеца, благо, средства позволяли. (Днем организованная воровская шайка выполняла всякие поручения разномастных богатеев, а ночью этих же богатеев грабила. Два в одном, так сказать!) Потом он мог бы спуститься в его логово и там же его и по­рубать.

Но это было слишком сложно.

Надо было попасть сначала к господину Де Ля Верти, заправлявшему воровской организацией. Заплатить ему. Потом долго ждать. Потом идти в какое-то неизвестное и, наверняка, неприятное место. И только затем уже рубить супостата.

Согласитесь, не лучший вариант.

Карлайл нашел другой.

Он услышал в таверне (незадолго до начала спора с немым философом), что неупо­коенный труп бросил кому-то Вызов на Арене. Так просто взял, подошел к урне для бумажек-Вызовов и бросил туда свою.

Естественно, раз такая удача пришла, то почему бы и не воспользоваться!

Карлайл сразу же побежал к стенам Арены и вызвал этого мертвеца на бой. Потом вернулся обратно в таверну, завязал спор, а дальше уже все понятно. Пожалуй, самое сложное было — написать записку. Герой ломал над ней голову около двадцати минут, а потом его осенило, и он написал: «Доблестный сэр Карлайл вызывает на бой богомерзкого мертвеца, который имеет наглость бродить по нашему славному городу».

Он надеялся, что написал все достаточно четко и ясно, чтобы Арена поняла, кого именно он вызвал. В принципе, ошибиться было сложно.