Мурия. Часть 2⁠⁠

***

Ссылка на начало рассказа: Мурия. Часть 1.

***

Дэн раскладывал на мостках у дома лесника наживку, когда увидел, что Антон идет к нему.

— Только мурия, — сказал он. — Поймаем, и чтобы больше я тебя не видел. — Антон начал разматывать сеть, покрытую стальными крючками. Дэн слабо улыбнулся.

Открытые консервы и корм разложили еще в двух местах недалеко от дома, поставили камеры. Стали ждать.

Камеры показали шевеление, когда солнце уже пошло на закат. У одной из приманок сидела мурия и жадно выгребала перепончатой лапкой консервы из банки. Впервые парни могли разглядеть ее так близко и подробно. Почти что женское голое тело, разве что очень худое и бледное, до зеленого оттенка. Жабры около шеи, почти полностью скрытой длинными черными волосами, спадающими на грудь. Острые треугольные зубы, маленькие отверстия, заменяющие ноздри. И глаза, почти без век, круглые, черные, умные.

— Все-таки, греча с говядиной сработала, — улыбнулся Дэн. — Вообще, она на обычную тетку похожа, если бы не ласты и жабры.

— Пошли, — скомандовал Антон и на полусогнутых ногах побежал в сторону, где сидела мурия.

Дэн взял ружье, потрусил за Антоном. Увлеченная поеданием консервы, Мурия не заметила приближавшихся к ней людей. Антон сделал несколько больших шагов и накинул на мурию сеть с крюками, которая тут же впилась в ее зеленоватую кожу, не давая скинуть. Дэн хотел было зайти с другой стороны и затянуть сеть туже, но острые когти мурии нереально быстро разорвали плотные веревки, она ощерила зубы и кинулась на Антона, который пытался хоть как-то удержать скользкое тело. Дэн выстрелил в белую спину существа, склонившуюся над его другом, промазал, выстрелил снова. Мурия заревела и, держась за красный порванный выстрелом бок, кинулась в сторону дома. Дэн погнался за ней, попутно стреляя. Но мурия двигалась слишком быстро и уже была внутри деревянного сруба, поэтому Дэн попал только в стену. От выстрела задымился старый сухой мох, которым были протыканы бревна. Стена затянулась пламенем.

В сторону озера стремглав неслась Ульяна. Она чуть замедлилась, увидев парней, но тут же кинулась прямо дом, все больше охватываемый огнем.

— Мама! — успел расслышать Дэн крик Ульяны.

***

В годы, когда Камнедол только обрастал высоким лесом, а животные и растения потеряли привычный вид от особенной воды, проступавшей из земных разломов, в доме у озера жил Игнат, служащий в этих местах лесником. А с ним и его жена Глафира, которая поболе Игната была известна на широкую округу тем, что помогала избавляться от нежеланных плодов. Делала она это быстро, почти не больно — когда-то помогала отцу-фельдшеру, много знала и имела инструмент. «Да и что там сложного? — говаривала Глафира. — Главное, кровь потом остановить да дома отлежаться. Обычное бабье дело».

Когда к жене приезжали женщины, Игнат уходил в лес, чтобы не видеть лежащего на столе полунагого тела и не слышать криков. Да и то, что оставалось после «вычищения», как Глашка называла, видеть тоже не хотел. Зародышей он, конечно, видел пару раз, когда Глафира ставила таз с кровавым содержимым на пол, пока топила печь. Странные, не похожие на людей, а больше на человекоподобных рыб, они всегда вызывали у него жалость, хоть и были уже не живыми. То не дите еще ведь, правда? Глафира их прямо в печке сжигала, не давала закапывать, говорила, если найдут что-то, и ее, и его посадят. От этого едкого, ни на что не похожего запаха, Игнат тоже уходил дальше в лес. Ловил чудных зверей, а некоторых стерегся — покалеченный Камнедол стал обрастать неведомыми доселе хищниками. Видел Игнат и волков о трех головах, и летающих пауков размером с хорошего воробья. Но эти хоть в чаще сидели, не показывались сами, а дома было тяжело так, что лучше в лесную чащу.

Но однажды Игнат не ушел, как обычно, а остался отсыпаться в сенях после тяжелого самогона, который с вечера они употребили с председателем колхоза. Сквозь сон он видел, как в дом, озираясь, вошла молодая баба. Ну, как баба, по лицу девчонка еще, но уже сильно тяжелая. Обычно они приходили другие — пуза не видно, а у этой уже все, поздно «вычищаться». «Не возьмет Глашка», — подумал он и, повернувшись к стенке, захрапел. Но проснувшись от резких тычков жены, понял, что все-таки взялась.

— Ты это, что в тазу — сожги, потом золу и кости — в лес, подальше отнеси, если что останется, — Глашка торопливо повязывала платок. — Я ее в село сведу, сама она не сможет. Понял?

А чего ж тут не понять? Правда, подурнело Игнату, когда он комнату увидел — крови налило, будто телка рубили. Стол, пол, стены, и этот таз еще...

Игнат наклонился над тем, что могло стать ребенком. Он не был особенно чувствителен к детям, о своих не думал, чужие без толку. Но тут как-то жалко стало этого, уже почти полноценного младенца, который света не увидит и сгинет не по-людски, не похороненным, а в их злосчастной печке.

Лесник решил на этот раз все сделать по-своему, нерожденное дите обмыть и закопать в землю. Он взял таз, вышел на мостки к озеру, подошел к воде. Рассмотрел дите поближе — была бы девочка, может, даже красивая — кто теперь скажет? Игнат даже немного залюбовался этим странным существом, сейчас жалким и недвижимым, но уже напоминающим человека. Вдруг зародыш дернулся и посмотрел на лесника круглыми черными глазенками. Тот от неожиданности дрогнул и разжал руки, выпустив таз, который с громким всплеском ушел под воду вместе с дитем. Игнат присел, хотел было выловить, да куда там — озеро было глубоким, вода темной. «Да и все лучше так, чем в печку», — подумал лесник и решил не говорить жене, что произошло.

Но и не пришлось рассказывать. То есть, конечно, пришлось, но уже следователю, который допрашивал Игната по факту гибели той девчонки, которой Глашка делала последний аборт. Умерла от кровопотери — такие дела. Глафиру посадили, Игната тоже, как сопричастного, и в дом у озера они больше не вернулись.

***

А вот на нерожденную девочку, которая зародышем упала в озерную воду, у природы, видимо, были свои планы. Уже тогда в районах захоронений радиоактивных отходов и провалов с подземными водами, где животные и растения менялись практически на глазах, старались не устраивать захоронений биологических, которыми заведовали больницы. Причиной были находки из мутировавших человеческих эмбрионов, некоторые из них даже подавали первичные признаки жизни. Такие организмы изучались, ведь ДНК было почти как у человека, но уже немного другое, очень ценное для медицины. С чье-то легкой руки этих существ стали называть «муриями», как тот легендарный несуществующий химический элемент, который не смогли получить, как нечто небывалое и невозможное. Поговаривали, что если пересадить человеку часть мурии (почку там, или просто кусок кожи), — все приживется. Что-то еще пытались исследовать, но эксперименты запретили, как негуманные, а всю информацию, которая была по муриям, засекретили. Но и много лет спустя ходили рассказы, что на некотором месяце жизни, человеческий зародыш может удачно мутировать и даже выжить, стать мурией — получеловеком, живущим в воде много лет.

***

Озеро пропитало зародыш водой, но не убило. Маленькие жаберки задышали, ручки и ножки стали перепончатыми, нос за ненадобностью почти пропал, но глаза так и остались черными и круглыми. Маленькая мурия, не человек, не рыба, но что-то совсем иное, в этой черной ядовитой воде обрела свою жизнь. Только родившая выдра приняла ее за еще одного детеныша и кормила, пока мурия не смогла сама перемалывать рыбу маленькими острыми зубками.

Воздухом она тоже могла дышать и даже вылезала из воды по ночам, побродить по берегу. Ходила и в дом — черный, страшный, непонятный ей. Людей видела, но чуралась. Разве что любила иногда, когда редкие тут туристы оставляли вещи в палатке и уходили в лес, разглядывать человеческие штуки, примерять одежду. А что-то, например, гребень, очень пригодился, чтобы вычесывать из густых черных волос песок и мелкие ракушки.

Говорить она, конечно, не умела, да и зачем? Одежда тоже была не нужна. Ни холода, ни голода в своем озере мурия не знала, ела рыбу и мелких лесных зверей, ягоды и грибы. От лесников, коих тут за двадцать лет сменилось уже несколько, пряталась на глубине — никто ее никогда бы не нашел. К людям она не хотела — не их она была, чужая. Озеру и лесу — своя.

Только однажды захотелось мурии стать чуть больше человеком. В тот летний день она сидела на откосе у берега, грелась на солнце, расчесывала волосы, когда услышала рев двигателя. Мурия нырнула и подплыла поближе, оставаясь под берегом, в тени.

От машины к дому шли двое. Мужчина повыше, старый, видимо, — в очках и с бородой, и девочка — помоложе мурии, совсем маленькая и худая. У девочки на руках был сверток. Когда подошли совсем близко, мужчина стал забирать сверток, а девочка не отдавала. Они говорили, кое-что мурия даже разобрала (за долгие годы наблюдения за людьми она научилась немного понимать их речь).

— Если узнают, то моя карьера закончится, а ты навсегда останешься с клеймом! — уговаривал «старик».

— Дом-то совсем пустой, нетопленый! Ты говорил, тут живет кто-то? Давай, я просто с ней уеду? — причитала девочка.

— Нельзя ее оставлять! С ее аномалиями точно будут делать анализы. Узнают, что ты от брата родила, меня найдут и вообще посадят за твой возраст. Ты этого хочешь?!

Мурии показалось, что «старик» сейчас ударит девочку, так покраснело его лицо, но он продолжил уже тише.

— Тут лесник через десять минут будет, я позвонил и договорился, ее сейчас заберут. Никто не узнает, чья она. Попадет в хорошую семью.

Девочка, казалось, поверила, хотя даже мурия видела, что брешет. «Старик» взял сверток и отнес в дом. Потом они уехали.

Мурии было любопытно, что он оставил в избе. Она заглянула в окно — на столе, оставшемся еще со времен Игната и Глафиры, лежал и шевелился сверток, из которого уже вылезла перепончатая ножка. Мурия обомлела — никогда она не думала, что кто-то, подобный ей, существует на этом свете. Она тихонько зашла в дом, развернула одеяло и увидела очень маленькую девочку, которая все-таки была совсем человеком, кроме перепончатых ножек и маленького хвостика пониже спины. Младенец потянул к мурии рученки. Так у нее и появилась Уля (хотя имя ребенку было дано, конечно, намного позже).

Девочка скоро начала плакать, причмокивать беззубым ртом. Но ни мелко пережеванную рыбу, ни размятые ягоды она не хотела — заливалась криком еще больше. Мурия видела, как женщины кормят вот таких, самых маленьких, грудью или из бутылки, но ей-то где было это взять? И тогда она решилась отдать девочку людям.

Ночью мурия отнесла ребенка прямо в дом, в котором, как она разглядела через окно, были маленькие дети. Положила рядом с дверью, постучалась и ушла за угол. Заспанная женщина вышла на крыльцо, подивилась находке, но забрала младенца с собой. Тогда мурия вернулась в озеро.

Девочку она навещала часто, хотя днем было сложно укрыться от человеческих глаз, но, ради возможности видеть ребенка, мурия даже раздобыла себе одежду, чтобы если что, сойти за женщину. Она смотрела, как Уля (которую так называли взрослые люди) играет, гуляет вместе с другими детьми из детского дома, который тогда еще был в большом селе.

Однажды Ульяна, которой тогда было года три, заметила странную тетеньку, наблюдавшую за ней из-за кустов, подошла. Перепончатой рукой мурия протянула девочке блестящую ракушку, погладила по волосам. Уля не испугалась, даже улыбнулась и взяла подарок. Потом подарками стали игрушки, особенно нравились Ульяне куклы, которые приносила ей странная тетя. Кто из деревенских девчонок зазевается, пластиковую «дочку» во дворе или в сенях оставит — мурия тут как тут, и приберет, а потом Ульяне отнесет — ей-то нужнее будут.

Когда детей стали отпускать с территории, чтобы они сами ходили в школу, Уля уже могла ненадолго убегать к озеру, чтобы побыть с мурией. Там девочка учила ее говорить, а мурия расчесывала волосы Ульяны старым деревянным гребнем, играла с ней в куклы, показывала лес. Девочка понимала, что рассказывать об этой странной дружбе никому нельзя. Она видела перепончатые, такие же, как у нее самой, ноги мурии, знала, как ее, Улю, подкинули на крыльцо. И однажды девочка решила, что мурия вполне могла бы оказаться ее настоящей матерью, которая просто не могла оставить ребенка, раз сама живет в озере. Ульяна даже иногда называла мурию мамой, просто, чтобы мама у нее была. Ведь все равно добрее к Уле никто не относился на целом свете.

Ульяна выросла, выучилась на ветеринара и вернулась сюда, на Камнедол, чтобы присматривать за своей названной матерью. Тем более, что в их лес зачастили охотники за особенным зверем. Мурия отгоняла их, как могла: пугала, рвала силки, открывала клетки, особым свистом давала понять зверь, чтобы убегал и прятался. Но Ульяна боялась даже не за животных (хотя, конечно, истребление ради наживы тоже пыталась остановить), а за саму мурию, которая сейчас была самым «лакомым кусочком» для охотников.

***

Ульяна забежала в дом, закашлялась — от едкого дыма было невозможно дышать. Она быстро нашла свою мурию, калачиком свернувшуюся у печки, сжимающую кукол, с которыми когда-то играла маленькая Ульяна. Девушка притянула ее к себе и подняла на ноги.

— Ну, не спи, просыпайся. Нужно идти.

Мурия нехотя передвигала слабые ноги, шлепая по полу перепончатыми ступнями.

— У-уля, — протянула она, посмотрев с благодарностью на девушку, которая прижала ее к себе еще крепче и вывела из горящего дома.

***

Дэн наскоро замотал кровоточащие раны друга, оставшиеся от когтей и зубов мурии, но кровь все никак не останавливалась, Антон слабел. Телефон не ловил сеть — «скорую» сюда не вызвать, да и не успеет уже. Эх, Тоха… Неужели, у этого проклятого озера и закончится все?

Внезапно Дэна одернули за плечо. Это была Ульяна. Одежда на ней обгорела и пропахла дымом, лицо было в саже. Она молча отодвинула Дэна и присела около Антона. Сеть — ту самую, которой пытались поймать мурию, положила на грудь парня, прикрыла ей и другие пораненные места.

— Слизь, — сказала девушка. — Когда мурия в опасности, у нее выделяется слизь, похожая на рыбью.

Дэн хотел было спросить, почему Ульяна назвала дикое существо «мамой», но забыл вопрос, когда увидел, как под сеткой, там, куда попала прозрачная, пахнущая рыбой жидкость, раны Антона затягиваются с нереальной скоростью: темнеют и сужаются. Кровь тоже остановилась мгновенно.

— Это же изменит всю медицину! — Чуть не закричал Дэн, хотя думал он, конечно, о том, что Тоха сегодня не умрет.

— Никто не должен знать, — Ульяна внимательно посмотрела на Дэна. — Иначе мурий просто перебьют. За ними и сейчас охота, хотя их почти никто не видел.

— Но это же может спасти жизни! Их нужно изучать! Где мурия? Она…

— Она тоже живая. Вам ее больше не найти, — перебила девушка. — Пока о ней никто не знает. И вы не расскажете.

— Кто она тебе? Почему ты ее защищаешь? Она же просто зверь…

— Звери — это вы все, а она — чудо.

Антон открыл глаза и внимательно слушал. Дэн напоил его, помог сесть. Ульяна сняла сеть с раненого, но тот вдруг вцепился в плетеное полотно, не давая забрать.

— Оставь мне ее, — слабо прошептал он. — Алиса…

— Алиса — это его сестра. Она…

— Не смей произносить ее имя, урод! — Антон дернул сетку сильнее. — Из-за тебя она стала такой! Этой слизи хватило бы, чтобы ее вылечить. — Он с мольбой посмотрел на Ульяну.

За спиной у Дэна хрустнула ветка, он обернулся и сначала даже не понял, что перед ним Лось. Тот стоял недвижно, широко расставив руки. Голова и шея были густо облеплены большими черными муравьями. Они копошились, перемещаясь через отверстия, которые еще недавно были ртом и носом. В пустой глазнице что-то дернулось, зашевелилось — оттуда черным шаром вылетел паук, размером с небольшую птицу. В глазницах осталась только натянутая паутина, которую тут же облепили муравьи.

Ульяна крикнула:

— Бегите! — подхватив под руку Антона, который еще слабо стоял на ногах, она попыталась как можно быстрее уйти в сторону дороги.

Дэн схватил ружье, направил на идущего в его сторону Лося, выстрелил. Еще и еще раз, но это не остановило тело, которым ловко управляли муравьи. Дэн тоже побежал за ребятами, ускорился и Лось.

— Надо к машине. Уехать или поджечь его бензином — больше его ничего не остановит, — сказала Ульяна.

— Идите тогда. Я его задержу, — ответил Дэн, перезаряжая ружье.

Девушка ускорилась, утягивая за собой и Антона, который оглядывался на друга. Он видел, как под выстрелами, которые даже не замедляли Лося, его мертвое тело подмяло Дэна и моментально скрыло ливнем муравьев. Антон остановился, но Ульяна тянула его к дороге.

— Ничем не помочь, поздно. Сам погибнешь и сестру не спасешь.

***

Когда Ульяна и Антон вышли на дорогу, уже начали сгущаться сумерки и подниматься зеленоватый туман. Антон решительно хромал в сторону машины, прижимая к себе сеть, перепачканную в его крови и слизи мурии. Он услышал протяжный, печальный свист, как в ту ночь, когда мурия гуляла по крыше старого дома. Но сейчас свист был очень близко, прямо за его спиной. Антон обернулся.

Ульяна стояла на дороге и посвистывала, глядя ему в глаза.

— Что ты делаешь? Так это ты свистела тогда? — спросил Антон. — Зачем…

Не успел он закончить, как из леса вылетел и направился в их сторону черный комок с восемью лапами. Паук медленно спланировал Ульяне на ладонь, она погладила его мохнатую спину, не прекращая высвистывать мелодию.

— Этому свисту меня научила она, — Ульяна улыбнулась. — Можно разным свистом привлекать к себе местных обитателей, или отпугивать, или направлять их делать то, что нужно. Еще и поэтому мурию отсюда нельзя забирать. Она тут хозяйка, или, как вы говорите, незаменимая часть экосистемы. Без нее никак.

— Я про нее не расскажу никому. Честно. Только сеть сестре увезу, — Антон пятился, стараясь ускорить шаг. — Слизь-то ведь можно изучить? Будет просто лекарство, оно спасет многих.

— И что? Потом приедешь за новой порцией слизи, а потом за самой мурией? — глаза Ульяны сверкнули. — Прости, но я не могу тебя отсюда отпустить. Не ты, так другие приедут. Знает, где искать, один человек, узнают и все остальные.

Антон замер, когда паук, ведомый свистом Ульяны, спланировал ему на плечо.

— Больно не будет, — девушка подошла ближе, когда паук проткнул шею Антона острыми хелицерами. Ульяна подхватила обмякшее тело Антона, он начал задыхаться. Трясущимися руками парень протянул девушке мокрую сетку и пару раз хлопнул по карману, где лежал его телефон.

— Там адрес есть. Алиса…

***

В дверь позвонили.

— Мам! — позвала Алиса, но мать, наверное, ушла в магазин.

Звонок не унимался. Тогда Алиса с трудом приподнялась на кровати, выпрямляя и сгибая руками непослушные ноги, спустилась с нее, уцепилась за ходунки и, опираясь на них, медленно вышла в коридор.

— Кто там? — спросила она, дойдя до двери. Никто не ответил. Звонок тоже затих, но за дверью что-то слабо позвякивало.

Кое-как девушка открыла защелку замка, распахнула дверь. На бетонном полу стояла трехлитровая стеклянная банка с мутной, густой и зеленоватой жидкостью. На банке вместо крышки лежал и вибрировал телефон, заставляя дребезжать стекло. Алиса узнала смартфон Антона — на заставке экрана было ее улыбающееся лицо.