Мр*зь. Вечные. Часть 4⁠⁠

Мразь. Вечные. Часть 1

Мразь. Вечные. Часть 2

Мразь. Вечные. Часть 3

Киприа́н сидел на вёслах весь день. Один вдох — один рывок на себя. Один выдох — один подъем весел и отведение рук. Раз за разом. Час за часом. С еле пробивающейся сквозь ночь утренней зари, как его приковали к лавке, до уже близящегося заката. Лишь в полдень Италма́с принесла им по кружке браги и ломтю хлеба. Несколько минут на скудную трапезу — вот и весь их отдых. Тиши́ло и пара его лучших воинов ходили по палубе, высматривая местных. Помимо пленных паломников на весла посадили и тех ушкуйников, что похуже управлялись мечом. С той лишь разницей, что им дозволялось свободно отдыхать, и во время отдыха они не забывали плетью подбадривать тех из пленников, кто, по их мнению, работал недостаточно рьяно. Девушку даже не стали связывать и лишь обязали подносить воду гребцам.

— Господи, да почему же именно сегодня ты послал мне штиль?! — Уже не первый раз сокрушался капитан. Вверх по течению, без попутного ветра, на одних только вёслах. Казалось, сама природа не хотела отпускать его людей из вотякских земель. Возможно, следовало бросить ушкуй и выдвигаться пешком еще ночью. Но слишком велик был риск, что драгоценный пленник сбежит сам или с чьей-нибудь помощью. А вот с ушкуя-то ему связанному никуда не деться.

Пленники, да и его собственные люди не спали всю прошлую ночь, и вторые сутки без сна отзывались в их телах тяжелой усталостью. В каждом прибрежном кусте, за каждой веткой мерещились преследователи. Сначала Тиши́ло сам себя успокаивал, что тени, снующие за проплывающими мимо деревьями — это лишь игра его воображения, подстёгиваемого страхом. Но, кажется, хватит уже пытаться обманывать самого себя. Их нагнали, и всё, что ему осталось — это сделать выбор. Можно утомить своих людей еще сильнее перед нападением дикарей, которого теперь точно не избежать. Или можно попрощаться с мечтами о чудесном спасении и пристать к берегу. Еще и река на ближайшие несколько вёрст не так широка, и если вотяки опередят ушкуй, то смогут занять укрытия в деревьях и утыкать их стрелами. Посреди Вятки они как на ладони. С кормы подошёл один из разведчиков и тихо сказал капитану:

— Тиши́ло, они нас нагнали, я уже видел блеск железа даже в лесу перед нами. Если они встанут выше по течению на излучине с луками — нам точно конец.

Офицер лишь кивнул. Вотяки на правом берегу. Если они пристанут к левому, то получат хотя бы время, чтобы встать лагерем и занять оборону. "Сука! Вот если б знал, что так всё закончится, лучше б встретили их еще с утра". Утешало лишь то, что дикари сами весь день нагоняли их ладью бегом по лесистому берегу и, наверняка, измотались не меньше, чем пленные на вёслах. Тиши́ло злобно посмотрел на правый берег, пару раз укусил ноготь большого пальца и объявил:

— Всё, наплавались! Гребём к левому берегу, вытаскиваем ушкуй, встаём лагерем. Пленных оставляем прикованными к лавкам. Отдыхаем и ждём гостей, хватит бегать — дадим бой.

Обрадованные гребцы направили ладью к берегу. Киприа́н из последних сил продолжал поднимать и опускать вёсла, держась за мысль о том, что как только они дотянут до берега, останется только достать ушкуй, и настанет долгожданный покой. Весло, отполированное до блеска тысячами прикосновений других гребцов, теперь будет приходить иноку во снах всю оставшуюся жизнь. Он и до этого сидел на вёслах, будучи хлыном в новгородских землях. Но никогда ещё не грёб в качестве раба под ударами плетью. Размышления об отдыхе прервал сперва еле слышный, но постепенно крепнущий, скрежещущий смех. Тукта́ш повторял что-то себе под нос на вотякском языке и смеялся. С каждым повторением смех был всё громче. Один из воинов-вёсельников пихнул Бегене́я в спину.

— Что он говорит?

Старик вздохнул и ответил:

— Думаешь что-то новое? Нас всех убьют.

Тукта́ш засмеялся в полный голос, Тиши́ло не выдержал первым и засунул ему в рот тряпку, затем обвязал её тканью через затылок, чтобы сложнее было выплюнуть:

— Ну полно тебе, малой, повеселился и хватит. Дай теперь и нам посмеяться. — Офицер потряс ключом от кандалов перед глазами юноши. В это время ушкуй уже пристал к берегу. Капитан исподлобья глянул на деревья на противоположной стороне Вятки и проговорил. — Ну убьют и убьют. Чего бухтеть-то?

Пленники вместе с воинами вытащили ушкуй, прямо с прикованным к лавке Тукта́шем, и затащили на берег подальше от воды. К капитану подошёл Волибо́р с Велими́ром и купцами. Заговорил от имени небольшой группы пленников старшой:

— Слышь, Тиши́ло. Я от твоей башки чудес не жду, но ты же не совсем кретин.

Тиши́ло наклонил голову вбок и тщательно изобразил внимание на лице. Волибо́р продолжил:

— Мы все тут понимаем, что, когда придут вотяки, тебе понадобятся лишние руки. В бою с дикарями у тебя каждый меч будет на счету.

— И что ты мне предлагаешь? Отпустить вас? Срезать верёвки, обнимемся и вместе драться пойдём? Хренушки, мне еще вас не хватало с топорами за спиной.

Волибо́р плюнул и отошёл. Слово взял Велими́р, своим мягким голосом, он будто успокаивающе обнимал офицера:

— Ты не гневься уж. Нас сейчас и не надо развязывать. Ты лишь подумай о том, что когда вотяки будут тут, у тебя ведь есть еще семь мужиков. Никто из нас не хочет отдаваться им на милость. А если мы поможем тебе отбиться, то тебе и спешить станет некуда. Лишь обещай отпустить нас с вёсел, а мы продолжим свой путь на восток.

Тиши́ло погрыз уже поистрёпанный ноготь, глядя в глаза мужику, и кивнул:

— Хорошо, я подумаю.  — Затем обернулся к одному из своих воинов. — Этих размещай в лагере, и поищи оружие какое-нибудь для них. Но не развязывать, пока я не дам указу! Старика и чернорясого привяжите к вёслам, но подальше от вотяка, в лагере им не место. И факел поставьте им на ушкуй, чтоб на виду были всегда все трое. А то вдруг опять запоют и усрут всё кровью. Кстати, и девку связать не забудьте тоже, хватит ей свободно бегать.

Италма́с сидела у костра и размышляла о том, что ей делать дальше. Всё равно кроме как размышлять заняться было особо-то и нечем. С Велими́ром они уже успели договориться, что помогут сбежать пленнику, а тот уже в благодарность наверняка поможет и ей, и даже мужчине как-нибудь. Правда, как помочь Велими́ру в свете всего, что они узнали, было абсолютно не ясно. Но может у шаманов вотякских всё-таки есть какое-то чудо-средство, а им как спасителям столь ценного юноши его конечно же дадут в благодарность.

Еще не совсем ясно было, куда ей самой податься, когда всё закончится. Вот вылечат ей глаз, и что? Действительно ехать в Новгород за новой жизнь? Возвращаться работать в уже осточертевшую харчевню в Хлынове? С Велими́ром уходить? Так у него своя семья и дети. С вотяками остаться? Внешностью она пошла в мать, но даже языка толком не знает, а из культуры только мамины сказки в голове. И то умудрилась Воршуда перепутать с Нюлэсмуртом.

Ушкуйники, поужинавшие хлебом с вяленым мясом, по очереди спали. Девушка пыталась уснуть, но сон никак ни шёл к ней. Судя по тому, что она услышала в лагере, в любой момент на них нападут её дальние сородичи. Что будет с ней, если её захватят вотяки, думать не хотелось совсем. Хотя мать рассказывала, что пленных девушек её народа из других деревень, скорее отдадут в жены взрослеющим юношам, чем убьют. Но проверять как-то не очень хочется. Как и выходить замуж за дикаря. "О господи, всякая чушь в голову лезет. Лучше помолюсь!" Италма́с встала на колени и начала молиться, подняв связанные руки перед собой. Сначала за усопших родителей. Потом за родных Велими́ра. Потом за всех воинов в лагере, чтобы господь даровал им победу.

— Что, девонька, молишься, чтоб мы сдохли побыстрее? — Тиши́ло подошёл сзади, прервав молитву.

— Нет. Наоборот молю Господа, чтоб он направил ваш меч, укрепил щит и уберёг от стрелы. — Италма́с обернулась и спокойно посмотрела капитану в глаза. — Судя по рассказам мамы, если за вами идёт ожгарчи́, только Господь вам и поможет.

Тиши́ло хмыкнул и хотел было что-то ответить, как раздался хрип часового со стороны леса. Сразу же вслед за хрипом раздался крик второго:

— Луки! Всем в укрытие!

Все ушкуйники, только что спящие, вскочили на ноги, схватили оружие и подняли щиты. Отдыхали они, не снимая защиты. Офицер достал из-за пояса короткий кинжал, быстрым движением разрезал путы на руках у девушки и сунул клинок в руки Италма́с.

— Беги, освобождай своего здоровенного дружка! Ну же! Быстрее, и напомни ему, что он обещал помочь!

Спотыкаясь, девушка побежала в ту сторону лагеря, где находились связанные Велими́р, купцы и охранники. Они уже беспокойно озирались в поисках нападавших, но не могли ничего поделать, потому что были привязаны к спинам друг друга. Лишь Велими́р, которому не нашлось пары, был привязан спиной к дереву. К нему-то первому и бросилась девушка. Дрожащими руками она пыталась разрезать верёвку под крики Волибо́ра и купцов, которые её поторапливали. Как только она разрезала и сбросила верёвку опоясывающую дерево, мужчина развернулся спиной к ней, чтобы она разрезала еще путы на руках связанных сзади. Со стороны леса, откуда она прибежала, раздавались звуки боя и какие-то жуткие крики. Италма́с, спеша, ожесточённо пилила кинжалом тугой узел. Велими́р напрягал могучие руки, силясь разорвать ослабевающие верёвки. Наконец-то узел лопнул. Мужчина потёр слегка порезанные кинжалом руки:

— Молодец девочка, спасибо тебе. Давай сюда кинжал, я освобожу остальных. А ты принеси пока нам мечи из той вот кучи. — И указал на заготовленную для них груду мечей поблизости.

Пока Италма́с бегала до сваленного оружия, принося по два меча за раз, Велими́р успел разрезать путы на руках и ногах остальных пленников. Восьмой меч девушка оставила себе. Мужчина вернул ей кинжал и сказал:

— Беги и спрячься. Меч лучше брось, не поможет он тебе, — остальные пленники уже устремились с мечами на помощь ушкуйникам. Велими́р глянул им вслед и шепотом сказал Италма́с:

— Освободи парнишку и монаха. Я приду за вами как смогу, уходите вдоль воды на север.

Девушка кивнула, забрала себе обратно кинжал капитана ушкуйников, но и меч выбрасывать пока не стала. Италма́с обняла друга на прощанье. Богатырь легонечко похлопал её ладонью по спине и бегом устремился в сторону, где не утихало сражение. А она побежала к ушкую.

На носу ушкуя сидел под факелом связанный юноша, прикованный цепью к лавке. На корме сидели Киприа́н и Бегене́й, привязанные спиной к лавкам. Увидев девушку, старик стал звать её на помощь. Подбежав к ним, первым делом она решила освободить инока. Освобождать вредного старика она в принципе-то и не планировала, но и оставлять его погибать не собиралась. Решила, что пока монах освобождает юношу, она разрежет путы проводника. Италма́с подлезла под лавку и стала пилить верёвки на руках мужчины. Это заняло уже намного меньше времени, чем в прошлый раз. Как только инок встал, она отдала ему меч и прошептала на ухо, стараясь чтобы Бегене́й не услышал.

— Киприа́н, освободите пленника, уйдем с ним вдоль воды и дождёмся Велими́ра.

Инок, кивнул и пошёл к Тукта́шу. Италма́с наклонилась к деду:

— Я вас освобожу, но дальше вы сами по себе. — Бегене́й с готовностью согласился, и девушка принялась за дело. Пока она находилась под лавкой проводника, с носа ушкуя раздался крик и лязг мечей. Выглянув она увидела, как один из пленивших их ушкуйников накинулся с мечом на Киприа́на. Монах, кажется, умел обращаться с оружием, но не очень умело и больше защищался, медленно отступая. В пылу боя они сбили факел на деревянный пол, и промасленная корма ушкуя начала разгораться. Всё еще прикованный пленник сторонился огня. Причитая, девушка кинулась обратно под лавку, чтобы побыстрее освободить Бегене́я. Как только верёвки лопнули, она вскочила и протянула старику кинжал:

— Помоги ему, его же сейчас зарубят!

Бегене́й лишь улыбнулся и сказал:

— Ну уж нет. Сама же сказала, что я теперь сам по себе, — старик даже не стал забирать кинжал, а просто сбежал с ушкуя. Девушка обернулась к носу ладьи. Разгорающийся огонь уже приближался к Тукта́шу. Киприа́на мечом теснили к борту ушкуя. Инок защищался, как мог, но без щита он долго не продержится. Италма́с сжала кинжал в ладони и стала подкрадываться сзади к нападающему ушкуйнику.

Зная, что среди нападающих будет бессмертный, они заранее, еще пока сидели связанными, договорились с купцами и людьми Волибо́ра напасть на него одновременно. Расчёт был на то, что всех сразу ожгарчи́ не одолеет, а если уж толпой навалиться, да отсечь ему руки и ноги, то должно выйти, как минимум, обездвижить его. Определить вождя дикарей было не сложно, он вышел из-за деревьев первым, в полный рост, в одном лишь блеклом нагруднике и льняных портках. Даже без обуви! Один из ушкуйников сразу выстрелил в берсерка и попал в плечо. Но тот, как будто, и не заметил этого. Подняв два с виду весьма тяжелых топора, он первым бросился в атаку. Ближайший к нему воин был сбит на землю мощным ударом топора в щит-каплю. Сразу после падения, голову пирата разбили обухом, как переспелый арбуз. Почти не замедлившись, вождь дикарей сразу переключился на следующую жертву. Он был невероятно быстр и силён. Но их-то восемь человек, и нападут они все одновременно.

Спустя несколько минут тяжело раненный в живот Велими́р продирался сквозь кусты к реке. Кажется, ему невероятно повезло хотя бы в том, что до ожгарчи́ он даже не добрался. Они, как и договаривались, все вместе устремились на врага, но другие дикари бросились им наперерез. Его группа разбилась на пары, увязшие в мелких стычках, а те, кто добрался до вождя, пали в считанные мгновения. Получив колющий удар в брюхо, Велими́р всё же смог одолеть своего противника. Но о том, чтобы продолжать сражение уже не могло быть и речи. Двух быстрых взглядов на поле боя хватило, чтобы понять: надо спасаться самому, и как можно скорее. По правую руку Волибо́р с трудом отбивался от сразу двоих наседающих вотяков с копьями. Лишь один из охранников продолжал сражение поблизости, двух других не было видно, может быть, они даже сбежали, но скорее всего ж — трупы. Купцы смогли всё-таки добраться до берсерка, пробившись сквозь вотяков. Голова Мирослава удивленно взирала на собственное тело, лежащее чуть в стороне. Светозар сидел, облокотившись на дерево, и зажимал кровь из рваного среза отрубленной почти по плечо руки. По левую сторону находился сам вождь вотяков. Стоя в своём нелепом нагруднике над телом Тиши́ло, ногой он медленно вдавливал голову в грязь. Визг капитана быстро перешёл в хрип, а затем резкий хруст костей огласил смерть офицера. Велими́р лишь прошептал, глядя на остатки сражающихся ушкуйников: "Простите, я уже ничем вам не помогу", и побежал в лес со стороны берега. За его спиной с громким треском горел ушкуй, за веслом которого он провёл весь прошедший день.

"Лишь бы Италма́с спаслась! Хрен с ним с парнишкой-целителем! Хрен с ним иноком! Да, господи, хрен с ним с лекарством для деревни! Выйти бы самому, да спасти бы девку!" Лишь этим были заняты мысли медленно истекающего кровью Велими́ра. Если Италма́с вытащила с ушкуя пленника, то дикари устремятся в погоню, чтобы его освободить. Если у неё не вышло, и он там сгорел заживо, то дикари всё равно будут их преследовать, чтобы отомстить за его смерть. В любом случае, сначала надо её найти, а потом уже думать. Продравшись сквозь очередной куст, он вышел к берегу реки и, не переставая зажимать рану на животе, продолжил путь вверх по Вятке. Спустя несколько минут ему навстречу из прибрежной растительности выбежала Италма́с.

— Слава богу, ты цел! — Девушка бросилась обнимать мужчину, но он застонал от боли. — Ты ранен? Что случилось? Пойдём быстрее, Тукта́ш поможет тебе!

— Ты всё-таки вытащила его? — Велими́р даже не знал радоваться ли ему, что его план в итоге удался.

— Да, мы с Киприа́ном, вытащили его, прямо с горящего ушкуя! Ни царапинки, представляешь? — Излишне веселый голос девушки в столь непростой ситуации, явно говорил Велими́ру, что что-то случилось, но сил допытываться не было, он лишь устало спросил:

— А старик где?

— Надеюсь он сдох! — Девушка зло плюнула в сторону, в это время они уже вышли к небольшой поляне. — Тукта́ш, помоги! Исцели его!

Вотяк, уже даже не связанный, но всё ещё с цепью на ноге, на втором конце которой оставался обломанный кусок лавки, подбежал к мужчине. Вслед за юношей подбежал и Киприа́н. Тукта́ш аккуратно разрезал кинжалом рубаху у раны и завернул её края. "О боже, они дали пленнику кинжал, что вообще у них тут происходит?" — Пронеслось в голове у Велими́ра. Затем молодой ожгарчи́ приложил руки к ране и закрыл глаза. Мгновение. Второе. Ничего. Тукта́ш виновато поднял глаза и прошептал:

— Не могу. Надо набрать силы, всё, что у меня было уже ушло.

Италма́с толкнула его в грудь и закричала:

— Что значит не могу? Ну давай, значит, набирай силу свою быстро и исцеляй его!

Киприа́н понял, что этой ночью придётся обходиться без вотякских чудес. Не слушая разгоревшийся спор, Инок срезал мечом кусок рукава своего одеяния и сложил его в несколько раз. Полив водой из мехов рану, чтобы смыть грязь, он зажал её сложенной тканью. Под ругань девушки и вотяка он срезал второй рукав и обернул ткань вокруг торса Велими́ра:

— Прости, дружище, пока что на этом чудеса для тебя заканчиваются. Но я буду молится за тебя.

Велими́р тепло улыбнулся, кивнул и сел у дерева:

— Даже если это всё, на что я могу рассчитывать, то это уже и так намного больше, чем я заслужил.

Италма́с подошла к Киприа́ну:

— Не уверена, что верно понимаю, что он там талдычит. Но, кажется, смысл в том, что для исцеления Велими́ра, он должен кого-то из нас ударить мечом. Я сейчас с ним пойду обратно в лагерь. Он сказал, что его отец сможет помочь.

— Это тот жуткий воин, появления которого так все боялись сегодня ночью? Он нам поможет?

— Тукта́ш говорит, что он их вождь, и что он справедлив. Мы спасли его сына из огня, а значит, он нам должен.

Киприа́н устало кивнул:

— Ну, должен, так должен. Как будто у нас есть выбор. Ведите сюда этого справедливого вождя, я посижу с Велими́ром.

Девушка пошла вслед за Тукта́шем вдоль берега, в сторону где всё ещё поднимался дым от прогорающего ушкуя. Киприа́н задумчиво смотрел ей в след. "И как Бог только смог уместить в одной душе такое страстное желание помочь близкому и такую яростную решимость в секунду лишить жизни человека ударом кинжала в спину? И правильно ли мы вообще сделали, что спасли наследника культа язычников из пламени? Может быть, то воля Божья была в том, чтобы он сгорел?". И лишь тихий хрип забывшегося беспокойным сном Велими́ра был ему ответом.

Довольно скоро за ними пришли трое вотяков. Киприа́н попытался выяснить, где Италма́с, но они лишь виновато разводили руками, показывали в сторону лагеря и что-то бормотали на своём языке. Велими́ра смогли привести в сознание, но сам дойти он бы не смог. Киприа́н закинул тяжеленную руку себе на плечи и помог ему встать. С другой стороны мужчину подхватил молодой вотяк. Вместе, шаг за шагом, они помогли богатырю добраться обратно, до лагеря ушкуйников. В центре, около затухающего костра, Киприа́н увидел босого рослого дикаря в потёртом, кажется, бронзовом нагруднике. Он горячо о чём-то спорил с Тукта́шем и оба периодически тыкали пальцами то в сторону притихшей Италма́с, то в сторону сгоревшего ушкуя.

Стоило только в кругу света появиться иноку с раненным мужчиной, как Ядыга́р заметил их появление. После гортанного окрика двое сопровождавших воинов, которые до этого просто шли рядом, тоже кинулись помогать вести Велими́ра под руки, создавая нелепую толкотню. Как только Велими́ра довели до вождя, его аккуратно поставили на колени у его ног. К Ядыга́ру подошёл один из вотякских воинов и что-то стал ему говорить. Тукта́ш пытался перебить его, но отец лишь отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Выслушав воина, вождь подошёл сперва к Киприа́ну и на удивительно чистом русском, абсолютно спокойным голосом, будто это не его два топора — причина творящегося вокруг кровавого хаоса, сказал:

— Я так понимаю ты — Киприа́н, и ты хотел принести нам истории о своих богах. Сын сказал, что ты вместе с девчонкой спас его от огня. В благодарность, я не только оставлю тебе жизнь, но и покажу тебе наших богов, а потом выслушаю истории о твоих. Ты сможешь выполнить свою миссию.

Инок почтительно кивнул и, не поднимая головы, пятясь, отошёл от грозного вождя. Ядыга́р повернулся к девушке:

— Ты тоже спасла моего сына, Тукта́ш говорит ты пришла за исцелением, значит, ты его получишь. Сын, подойди сюда! — Юноша подошёл поближе. Последним, к кому обратился вождь, был тяжело дышащий Велими́р. Италма́с с надеждой смотрела на вождя, в ожидании как тот исцелит её друга.

— Теперь ты. Мой сын просил сохранить тебе жизнь, хоть ты его и не спасал. Ты дорог девушке, что спасла молодого ожгарчи́, и только за это я не буду брать с тебя силу. Но ты убил в бою сына уважаемого Кама́я. — Пожилой воин, который до этого подходил к вождю, не отрывая взгляда, ненавидяще смотрел на Велими́ра. — Я не могу отказать своему человеку в праве на месть.

Велими́р попытался встать, двое воинов, что помогли ему подойти к вождю, теперь силой удерживали его на коленях, не давая подняться. Ядыга́р взял из рук Кама́я бурдюк и влил что-то в рот вяло сопротивляющемуся мужчине. Италма́с кинулась на помощь другу, но её тоже схватили и держали. Не обращая внимания на ругань девушки, вождь продолжил:

— Я даю тебе дар не чувствовать боль, и это уже много больше, чем ты заслужил. Хоть мой упрямый сын с этим и не согласен. Ты всё равно умрёшь сегодня ночью, но хотя бы сможешь помочь своей подруге. — Пока вождь говорил с Велими́ром, Тукта́ш молча стоял рядом и избегал смотреть в глаза Италма́с. Девушка уже перестала ругаться и пытаться вырваться, теперь она молила Киприа́на вмешаться и остановить вотяков. Инок же лишь наблюдал, сжимая в руках чётки.

— Давай! — Вождь протянул Тукта́шу церемониальный кинжал. Юноша без промедления взял его и встал на колени перед Велими́ром. У мужчины уже закатились глаза, и стекала слюна из слегка приоткрытого рта. Похлопав по щекам, Тукта́ш убедился, что дух Велими́ра вышел из тела. И быстрым точным ударом выбил его глаз кинжалом. Италма́с завизжала и снова начала вырываться. Тукта́ш протянул кинжал Кама́ю. Старый воин выдернул кинжал из руки сына вождя, что-то злобно прорычал, схватил безсознательного Велими́ра за волосы и с яростью ударил клинком в сердце, затем еще и еще раз. Отопнув мёртвого убийцу своего последнего сына, старик слезящимися глазами смотрел на небо и что-то шептал. Тукта́ш же подошёл к рыдающей, безвольно свесившейся в руках вотяков девушке. Воины аккуратно опустили её на землю, а сын вождя приложил ладонь к её лицу, затем, совсем недолго продержав руку, он молча отошёл. 

Как только Италма́с подняла голову, Киприа́н сразу увидел, что у неё пропало бельмо. Чувствуя перемену, девушка медленно подняла руку перед лицом и поводила ей перед собой. После чего аккуратно ощупала глаз и снова зарыдала, лежа на земле. Мёртвый Велими́р лежал рядом, он умер без боли и перед смертью всё же смог помочь близкому человеку обрести столь желанное исцеление.

Продолжение следует