Мои 90-е (IV)⁠⁠

Ссылка на предыдущую часть

Как-то в трамвае ко мне подошел незнакомый парень и сказал, что узнал меня, был на одном из моих концертов. Наша панк-группа получила в городе некоторую известность, а я был фронтменом. Звали его Саша, но все называли его Тимоха, немного переиначив фамилию. Мы с ним быстро подружились, так как оба питали слабость к пьянкам-гулянкам и вообще, к веселой жизни без обязательств. Тимоха был отвязный чувак и часто совершал диковатые поступки. Так, например, в баре мог начать бегать на четвереньках на манер собаки, просто, чтобы потролить окружающих. Однажды шли вечером по одной из центральных улиц нашего города, и он вдруг запустил бутылку из под алкоголя в витрину магазина. Пришлось нам улепетывать оттуда. Такого типа шуточки были в его духе. Вообще он был человек не вполне обычный. Если бы меня попросили охарактеризовать его одним словом я бы назвал его дестроером. Все к чему он прикасался или к чему имел отношение, было обречено на уничтожение или крах. На самом деле, в России я много встречал подобных характеров, но что еще выделяло Тимоху, он совершал всякие безумные или даже опасные поступки без всякой корысти из одного только озорства. Как писали тогда в милицейских протоколах «из хулиганских побуждений». И еще, в нем совершенно отсутствовала такая черта, как агрессивность, все что он делал, он совершал с легкой шкодливой улыбкой. Хотя, наверное, тем, кто пострадал от его чудачеств, было от этого не легче.  

Он следил за своей внешностью, постоянно выливал себе на голову литры бальзама. Насчет одежды у него была своя теория. Он считал, что для того, чтобы выглядеть прилично, достаточно иметь всего одну фирменную вещь, например кроссовки. И, в общем, эта теория работала. Однажды он позвонил мне в дверь голый по пояс. Сказал, что кто-то там на улице ему разорвал футболку, попросил меня дать, что-нибудь из одежды. У меня ничего особо и не было, дал ему старую страхолюдную фланелевую рубашку советских времен. Но он ее как-то лихо повязал узлом на пузе и получилось вполне нарядно. У меня еще оставалось немного денег после последней поездки, у Тимохи тоже деньги водились, то ли провернул какое-то дельце, а может, взял у кого-то в долг без отдачи. Я потом слышал от его знакомых, что он взял у одного чувака подержанную легковушку, обещая продать, и потом не отдал ни денег, ни машины. Именно от него, я впервые услышал поговорку «долги отдают только трусы».  

В какой-то момент он предложил мне съездить вместе с ним в район Новороссийска – Геленджика, чтобы продать там, взятую под реализацию плащевку. В принципе то же самое, чем мы занимались с Олегом. Только, плюс море и веселая жизнь. Было как раз лето. Конечно, я без долгих раздумий согласился. Позвонил Олегу, и сказал, что еду челночить на юга, и чтобы он на меня не рассчитывал в следующей поездке в Усинск.  

Мы собрались в дорогу. Я взял с собой туристскую палатку, оставшуюся после отчима. Мы решили, что поставим палатку на берегу моря где-нибудь, чтобы не платить за гостиницу. Взял еще гитару зачем-то. Плюс две здоровенные сумки с плащевкой и армейский вещмешок с разной мелочевкой. Накануне отъезда мы здорово накидались водки, так что весь следующий день в дороге я мучился сильнейшим похмельем.  

Сначала долетели до Москвы на самолете местных авиалиний. Потом долго тащились на автобусе через всю столицу, чтобы попасть в другой аэропорт. Впереди автобуса долго ехал грузовик с какими-то вонючими костями, наверное, со скотобойни. Как я не блеванул тогда, не понимаю, до сих пор помню тот грузовик.  

Наконец прибыли в аэропорт. Тут сразу стало понятно, что ситуация непростая. Весь аэропорт был забит людьми, которые надеялись улететь, и сидели тут очевидно, уже много дней. Плачущие дети, целые семьи лежащие у стен под замызганными одеялами, духота, вонь немытых тел, мухи – адский ад. На южное направление билетов совсем не было. Вернее, можно было купить билеты, но только на месяц вперед. Мы и купили два таких билета Москва – Анапа. С ними мы прошли на перрон, или как там называлось то место, откуда уже производилась посадка на самолеты. На билетах стояло такое же число, какое было и сегодня, и контроллеры пропустили нас, не заметив, что месяц другой. С этими же билетами мы попробовали пройти и на наш рейс. Саня говорил, что если ты уже оказался в самолете, то проще оставить тебя на рейсе, чем пытаться выгнать, даже если билета нет вообще и что он уже так делал. Но на посадку нас не пропустили, увидели, что билеты не на ту дату. Тимоха отошел с контролером в сторонку, о чем-то они там пошушукались, он вернулся с известием, что обо всем договорился. Мы отдавали за полет эти свои билеты и еще заплатили такую же сумму сверху деньгами. Полет нам выходил в два счетчика, таким образом. Пришлось подождать, пока закончилась посадка на рейс, а потом когда к самолету пошел экипаж, мы пошли вместе с пилотами. Причем, мы были не единственными «зайцами» на этом рейсе. Всего набралось человек восемь, вместе с нами. Всех нас посадили в багажное отделение. Тимоха сразу залез на гору чемоданов и там завалился спать, он как и я мучился от недосыпа и похмелья. Я же не решился ложиться на чужой багаж и весь полет просидел на корточках на каком-то люке, надеясь только, что его случайно не откроют кнопкой, и я не вывалюсь наружу. Было довольно холодно, зато, когда приземлились в Анапе, контраст с влажным и жарким воздухом юга оказался впечатляюще разительным.  

Мы сунулись на рынок. У Тимохи были еще какие-то совдеповские рубашки на продажу, помимо ткани. Он походил по рынку, развернув рубашку, а одну напялив на себя. Но никого рубашки не заинтересовали. В торговых рядах сидели бабульки, торгующие пол-литровыми банками с полосками наклеенного лейкопластыря с надписью корявыми буквами «самогонка». Была там и бочка в каких у нас продавали квас, но только с вином. Парнишка, который был на розливе стрельнул у Тимохи сигарету. Тимоха в ответ попросил налить ему стакан вина. Парнишка налил стакан до краев. Тимоха выпил залпом и сразу попросил еще, в этот раз паренек не стал наливать до краев, просто нацедил еще стакан. Тимоха опрокинул и этот. Прямо на глазах его расплющило от этого вина натощак, мне пришлось уводить его с базара приобняв за плечи, чтобы он не рухнул прямо тут. Он шел вдоль рядов, задирая продавцов, еле ноги оттуда унесли.  

На самом деле я не очень хорошо помню все наши похождения в деталях, и времени прошло немало, да, к тому же мы постоянно бухали. В Новороссийске мы поселились сначала в квартире одной знакомой Тимохи по прошлой поездке. От нее я услышал эпичную историю, о том, как он в прошлый свой приезд сюда продал немалое количество незакрепленной ткани. То есть, ткань украли с производства после того, как ее покрасили, но до того, как закрепили. Соответственно, эта ткань после стирки вся облезала, о чем незадачливые покупатели узнали некоторое время спустя, когда Тимоха уже благополучно отчалил из этих мест. Муж у нее был моряком, плавал по пол-года в рейсах. Я спал на балконе, а Саня заменил на время моряка на его супружеском ложе. Потом мы поселились на пару дней в Геленджике на даче одного известного в нашем городе радиожурналиста. У Тимохи был роман с его дочерью, дочь эта тоже была сейчас в Геленджике с подругой (тоже из нашего города) и мы довольно весело проводили вечера под теплым южным небом на берегу моря, распевая песни под гитару и попивая местное винишко.  

А я знал этого радиожурналиста, потому что пробовал себя в роли внештатника на радио. Сделал даже один репортаж на переносном магнитофоне под названием «Репортер», что-то такое про клуб политических дискуссий в одной из школ нашего города. К сожалению, запись не пошла в эфир по техническим причинам, в магнитофоне было, наверное плохое заземление и полезный сигнал прорезался посторонними наводками. На этом моя карьера радиожурналиста и закончилась. Хотя материал этот я все же пристроил в нашу городскую молодежную газету, где тоже подрабатывал внештатником. Я очень хотел устроиться туда журналистом в штат, но как говорится, не сложилось – не срослось. Вершиной моей журналистской карьеры была большая статья на всю полосу (причем с продолжением в следующем номере) под названием «Рок штурмует Зимний», о 6-м рок-фестивале ленинградского рок-клуба. Я туда съездил за свой счет, хотя газета и выдала мне корочки корреспондента. Видел там выступления совсем молодых еще «НОМ», «АУ», «Аукциона», московского «Ноктюрна» и многих других интересных исполнителей. Моей мечтой было взять интервью у Гребенщикова или Цоя. Гребенщикова я там не увидел, а вот Цоя вместе со всей группой «КИНО» и с Джоан Стингрей удалось зацепить на улице возле Зимнего дворца, где проходил фестиваль. Цой интервью дать отказался, но по крайней мере удалось перекинуться с ним тогда парой слов.  

Еще было у меня опубликовано интервью с Валентиной Толкуновой, эстрадной певицей, которую хорошо помнит старшее поколение. У нас с ней была достаточно продолжительная беседа, минут 20-30, наверное. На меня произвело впечатление, как эта женщина держится, как говорит. Вокруг меня не было людей, которых можно было бы отнести к некоей аристократической прослойке или чему-то подобному. Да, я общался и с профессорами в университете, с актерами в театре, но все это было советским новоделом. А тут вдруг пахнуло чуть ли не дореволюционной Россией на меня, неким элитарным аристократизмом, или по крайней мере, неким подобием его.  

Еще до этого моя группа выступала на разогреве у группы Ноль (когда она приезжала в наш город). Соответственно с музыкантами Ноля тоже пообщались немного.

Но это так, к слову.  

Бизнес наш шел скверно. Я думаю, что плащевая ткань была в тот момент не к сезону, жара стояла страшная. Может, если бы мы привезли ситец, торговля пошла бы бойчее. Мы продавали немного ткани, на полученные деньги шли в ресторан, покупали вино или водку, потом деньги кончались, и нам иногда сутками не было даже на что купить еды. В конечном итоге наш бизнес выродился в простое бродяжничество.  

Как-то мы шли мимо ресторанчика и увидели недалеко от него бесхозный мангал. Тимоха предложил его унести. Не знаю, зачем я согласился, просто даже не успел подумать. Мы подхватили мангал и пронесли его пару шагов, но тут из ресторанчика с угрожающими воплями вывалилась толпа кавказцев. Я помню такую реплику «Что вам надо от нашего мангала?». Но обошлось без мордобоя.  

В другой раз мы зашли в швейный цех, продали там сколько-то ткани, а когда стали уходить, увидели в предбаннике швейную машину, предположительно неработающую, судя по тому, что ее сюда выставили. Саня предложил украсть эту машину, просто ее унести. Но тут уж, я наотрез отказался в таком участвовать.  

Иногда мы забредали в какой-нибудь санаторий, и Тимоха прогонял там отработанную байку, что мы дескать, отставшие туристы из группы, которая ушла в горы. Сердобольные работницы кухни разрешали нам поесть то, что оставалось от ужина отдыхающих, а оставалось там вполне достаточно порций. Нас упрашивать не приходилось, мы усаживались за стол и сметали все не только с нашего стола, но и с соседних тоже, разливая под столом водку из фляжки. Ночевать мы приспособились на крыше одной многоэтажки в Новороссийске, выжидали момента, когда никого поблизости не было, забегали в подъезд (кодовых замков на дверях в те благословенные времена еще не было), поднимались на лифте на последний 9-й этаж, выбирались на крышу, расстилали там палатку и в ней спали как в спальном мешке, подложив под голову рюкзаки. Ночевали так несколько дней, а потом как-то уехали в Широкую Балку (кажется, так это называлось) – в курортный комплекс, где и заночевали, тоже на крыше какой-то постройки. И как потом выяснилось, в этот день (вернее в эту ночь) в Новороссийске было землетрясение и говорили, что девятиэтажки заметно раскачивались во время толчков. Так что мы тогда упустили хорошую возможность получить добрую порцию адреналина по этому поводу.  

В этих местах было плохо с пресной водой, поэтому мы часто просто стучали в дома к незнакомым людям и просили налить нам флягу.  

Новороссийск и Геленджик находятся близко, мы постоянно мотались из одного города в другой на автобусе или на катере. Однажды, когда мы так плыли на катере, Тимоха предложил прыгнуть за борт и доплыть до одного из иностранных кораблей стоящих на рейде, с тем чтобы попросить там убежища или может попробовать устроится на работу матросами, не знаю, как он себе это представлял. Но я не решился.  

Наконец, мы пришли к идее, что нам нужно устроиться куда-то на работу, чтобы заработать денег на обратные билеты домой. Для начала попробовали пойти в новороссийский порт докерами. Не знаю до сих пор, в чем именно заключается работа докера, Тимоха думал, что смысл работы в удалении всяких ракушек и прочих наростов с днища кораблей, но, кажется, он заблуждался на этот счет. И вот мы бредем по этой адской жаре вдоль нескончаемого бетонного забора новороссийского порта и везде где находим ворота в этом заборе, пытаемся проникнуть внутрь и предложить свои услуги. Но разговор оканчивался всякий раз, как только мы говорили, что у нас нет новороссийской прописки.  

И вот однажды мы прочитали на столбе объявление о наборе рабочих в каменоломню. Позвонили по номеру, и договорились, что придем в шесть часов утра на следующий день и нас отвезут в горы на место работы. Саня заявил, что должен съездить в Геленджик попрощаться со своей девушкой, но что к шести утра он будет на месте как штык. К этому времени, я его уже хорошо изучил, и потому был почти на сто процентов уверен, что свое обещание он не выполнит. Однако, я решил, что с меня, пожалуй хватит курортных приключений, и что я поеду работать в каменоломню с ним или без него.  

Продолжение следует