Мари и Ночной Кошмар⁠⁠

Эта история - для зимней вьюги, осеннего дождя. Это история — о добре и зле, о взлетах и падениях, об отчаянии… Но самое главное, а я на это очень надеюсь, это история о надежде.

Жак Огю, по кличке Старьёвщик, уже много дней не выходил из дома. Он сидел в заваленной хламом комнате, и не мог оторваться от лежащего перед ним сокровища: старых пробитых ведер, изорванной на лоскутки одежды, сгнившей еды, заляпанных жиром деталей от старых газовых плит. Уже много лет, он собирает все эти ценные вещи по окрестным помойкам и приносит домой. Многие из них уже давно потеряли свой первоначальный облик, и было совсем не понятно, для чего они вообще были нужны. Но для Жака эти вещи были сокровищем.

И он часто разговаривал с ними.

Что ж, бывает. Нормально.

Вот то, что мусорная куча заговорила с ним, вот это уже, наверное, нет.

Клэр бежала по улице. Было очень темно, и ей очень хотелось поскорей попасть домой. Мама говорила, чтобы она так долго не засиживалась у подруг. Но вот, так получилось..

Она юркнула в в узкий просвет между домами, здесь можно было сократить свой путь.

Тень перегородила ей путь. Клэр не удержав равновесие, растянулась во весь рост, запачкав белые джинсы.

- Не торопись, - сказала тень. Наверное, это был все-таки человек.

- Не трогайте меня, пожалуйста, - взмолилась Клэр, ей было очень страшно.

- Я… О нет, ты для моего друга, - ответил человек.

- Ой, мамочки… - только и успела прошептать Кэр, закрыв глаза. А потом То-Что-Из-Ветоши навалилось на её, раздирая на части.

Мари сидит на большом плоском камне на берегу озера. Сегодня она впервые пришла сюда одна Было так странно и не привычно на их месте не видеть Кэтрин. Так странно. За три месяца Мари так и не смогла привыкнуть, что её больше с ней нет.

Мари сидит на большом плоском валуне и задумчиво перебирает в руках круглые камни. Это помогало ей отвлечься. В последнее время она всегда думает об одном и том же. И эти мысли не дают ей покоя.

Зима в Сант -Севри пришла мягко, не заметно, как продолжение осени. Вот эти деревья, они стоят полные жизни и зелени. Закрой и снова открой глаза — и яркая зелень сменилась осенним багрянцем. Еще один миг — и серые голые ветки тянутся к зимнему солнцу. И снег каждое утро ложиться на землю, что бы закрыть опавшую листву и растаять к обеду. Дни стали короче, а небо затянула серая пелена облаков. Сейчас они бросали серые тени на озеро и на Мари.

Двадцать второго декабря Мари бросает камни в озеро, смотрит как те пробивают тонкий лед и думает о своей сестре Кэт. Она старается вспомнить все дни вместе с Кэтрин. Как та смеялась, как учила Мари кататься на велосипеде, и, даже один раз, на мотороллере, когда родители не видели. Как заплетала в косу свои светло рыжие волосы. Мари не любила длинных волос и всегда стриглась коротко, под мальчика, как говорил отец, но Кэтри коса очень шла.

Кэтрин была необыкновенной. В то время, когда люди уже забыли про волшебство, она могла совершать необыкновенные вещи. Мари никогда не видела, что бы кто-то мог удерживать взглядом предметы в воздухе, пускай не на долго, на несколько секунд, или зажигать свечи на расстоянии. Кэт всегда знала, кто сейчас позвонит в дверной звонок и как он будет одет или сколько машин припаркованы недалеко от дома и какого они цвета. И еще много чего другого.

Да уж, Кэт знала, что такое волшебство.

И это была общая тайна Кэтрин и Мари. Родители, может и подмечали что-то странное, но, как обычно, не придавали этому особое значение.

Три месяца назад Мари бросала камни в озеро, а Кэт возращала их обратно. Это их обычная игра, когда никто не видит. Было всего лишь начало осени и они часто приходили сюда вдвоём.  И, наверное, это было их последнее совместное путешествие.

И Мари очень ярко помнит тот последний день.

Но сейчас она сидит одна на берегу пруда, обняв колени, и мысли Мари слишком тяжелы и грустны для её одиннадцати лет.

Терять тех, кого любишь, особенно больно. Да ещё так, как случилось было у Мари.

Это началось три месяца назад, Мари может вспомнить почти все. Сначала Кэт стала рассказывать то, чего нет.

- Слышишь, Мари — говорит однажды Кэт, - как они зовут нас. Прислушайся.

Но Мари ничего не слышала. Сердце её сжималось от печали и страха. Она пыталась что-то услышать, но в доме было или совсем тихо, или на первом этаже переговаривались отец с матерью.

- Кэт, ну чего ты! - говорит Мари, - тебе только кажется.

- Да, кажется. Наверное… - голос у Кэт звучит совсем безжизненно.

Потом она часто отвечала не впопад, или вообще не слушала. Мари смотрела на Кэт и видела, как та постоянно закрывала глаза и как дрожат у неё руки.

Родители пока не замечали, но Мари видела, что Кэтрин с каждым днем становится все хуже. И она ничего не говорила Мари, словно сторонилась её, подолгу оставаясь одна, что-то шепча в тишине.

Однажды Мари спросит:

- Кэт, а кто такие “они”?

- Они?

- Ну те, кто зовут.

Кэт вздрогнула.

- Не будем об этом. Не переживай, сестренка, я со всем справлюсь.

Но Мари не услышала тогда особой уверенности. Просто потом она поняла, что так всегда нужно отвечать, если ты старше. Тем более на пять лет.

И Мари ничего не могла сделать. Сначала плакала, потом, решив ни кого не расстраивать, тоже замкнулась в себе. И просто плакала в одиночестве.

Мари прекрасно помнит тот день, когда Кэтрин, разговаривала с ними в последний раз. Было самое начало осени, еще сохранилось летнее тепло и только по ночам холодало. Мари помнит этот вечер, вечерний ужин, полная луна. Кэтрин, бледная и мрачная, и её последние слова, словно тяжелый вздох:

- Я… я не могу больше не идти.

- Кэтрин, ты это куда собралась? - спросил тогда отец. Он даже оторвался от газеты, которую читал по вечерам.

- Кэт, что с тобой? - сказала мать.

А Мари…. А Мари с ужасом увидела, что перед ней больше нет её сестры.

Так, пустая оболочка, с закрытыми глазами.

А Мари… Но Мари кажется, что она еще что-то услышала, что последние слова все-таки были:

- Я люблю тебя, Мари,- но, кроме неё, их никто не услышал.

Да и не были они сказаны вслух.

И больше всего в тот миг Мари хочет кричать.

Но тишина страшней во сто крат.

Кэтрин не произнесет больше ни одного слова, ни каких жестов, ни какой реакции. Что-то или кто-то позвал её, и она ушла. Куда-то очень далеко, где нет места им всем.

И да, был врач. Что-то говорил плачущим родителям. Сначала выписал какие-то лекарства, сделали МРТ головного мозга. Через долгую и страшную неделю родители собрали немногочисленные вещи Кэтрин и отвезли её в федеральную психиатрическую клинику Сант-Севри.

На следующую ночь Кэтрин пропала. Она вошла в стену своей палаты чтобы, как оказалось, выйти в своей комнате. Вошла, как иные входят в дверные проёмы. Про это написала родителям медсестра, что работала в ту ночную смену. Руки её дрожали, родители с трудом разобрали неровный почерк. В тот же день она сама кинула письмо в почтовый ящик и уволилась из больницы. Волосы её стали белее самого белого снега.

Она просто не знала, кто такая Кэтрин.

А в больнице поспешили уничтожить все документы.

Мари сидит на камне, кулаки её сжаты, что костяшки побелели. Боль слегка отошла, уступив место холодной ярости.

- Они зовут нас, - вот что слышит Мари уже много месяцев подряд. Вот что хотела ей сказать Кэтрин. Мари слишком часто думает о том, а смогла бы она тогда хоть чем-то помочь. А смог бы тогда хоть кто-то помочь.

Три месяца назад Мари потеряла свою сестру, хотя та так сидит в своей комнате. Три месяца надежда сменялась отчаянием, три долгих месяца, пока оно не осталось с ними навсегда.

Иногда матери удавалось покормить Кэтрин с ложки. Иногда Мари приходила, садилась на край кровати и рассказывала, что она сегодня видела. Она просто хотела услышать от Кэтрин хотя бы одно слово. Хотя уже знала, что их не будет.

Три месяца боль и одиночества разрывали Мари на части.

Но….

Но, она научилась ходить по ночам.

О да, это было большое и удивительное чудо и открытие, специально для Мари. Наверное, должно быть очень больно, что бы искать и найти место, куда можно было бы убежать.

Когда все засыпали, она словно просыпалась в разных необычных местах. И это было ярче и реальней чем в обычной жизни.

Иногда это был сад с яркой изумрудной зеленью и шелковистой травой, под бескрайнем голубым небом. Или маковое поля, с уходящими за горизонт цветами. Иногда место в горах, перед самым началом ледников, и Мари наблюдала, как тающий снег становится ручейками, а они превращаются в полноводные реки. Иногда город, населенный безмолвными обитателями, похожими на людей. И она бездумно бродила под желтыми газовыми фонарями. Так много разных удивительных, не похожих друг на друга, мест

Мари редко возвращалась на одно и тоже место дважды, но было и у неё и своё любимое место — крыша огромного здания. Здание возвышалось над городом, как маяк на берегу моря. Где-то там, внизу, горели огни, бесконечное электрическое море огней, и Мари, стоя на краю парапета, смотрела на них у своих ног. И каждый раз, когда она пыталась спрыгнуть вниз, Мари просыпалась с колотящимся сердцем.

Тут нужно было уметь летать.

Вечерело, пора было уже возвращается домой. Родители старались сделать вид, что ничего не произошло, или что все будет хорошо, а это было еще хуже. В последние три месяца они редко говорили друг с другом. Словно говорить было не о чем.

А Мари уже последний несколько дней жила только от ночи к ночи. Была бы её воля она бы ушла туда навсегда. Что бы ни о чем не думать. Что бы про всё забыть.

Вот этот двор, а во дворе - детские качели, на которых уже никто давно не качается, старая груша, увитая высохшим виноградом беседка. Такой старый, уютный и, теперь уже, позабытый мир.

Когда-то семье Мари принадлежала половина дома, по потом тетушка Жаклин продала отцу вторую половину и уехала. Говорят, у неё была какая-то личная трагедия. Мари помнила, как та уезжала. Так и не скажешь, что она была чем-то расстроена. Но, может быть, Мари просто плохо смотрела.

И Мари так до конца и не привыкла, что теперь весь дом целиком их. Они ходили на вторую половину, даже сделали какой-то ремонт и поставили новую мебель. Но все равно вся семья предпочитала собираться на их старой половине. Отец говорил, что это- хорошее приобретение, хотя Мари и улавливала нотки смущения в его голосе. Но теперь они все по большей части молчали.

Родители как обычно по вечерам смотрели шоу Жака Гирлемо, это там, где обиженные жены пытаются вытрясти побольше денег со своих бывших мужей.

Мари никогда не смотрит телевизор, её хватает того, что она видит во снах. Она тихо проскальзывает мимо родителей, поднимается на второй этаж и в нерешительности останавливается перед комнатой Кэтрин. Где-то там сидит Кэт, напротив стены, неподвижная и молчаливая. Мари тяжело вздыхает и тихо-тихо проходит дальше в свою комнату. Ночь приближается.

Было двадцать первое декабря и Мари не знала, что впереди её ждет самая долгая ночь в году.

В не времени и пространства Мари стоит на крыше высоченного дома. Даже на такой высоте она слышит шума машин и гул толпы внизу. Она видит свет фонарей, отблески неоновых рекламных щитов, разноцветные окна соседних домов, стоящих далеко внизу.

А вверху — высокое темное небо, где уже стали появляться первые вечерние звезды.

- Так, - говорит себе Мари, - сегодня у меня получится.

В своих снах она всегда говорит сама с собой вслух. Наверное, ей не нравилась тишина.

Она закрывает глаза, все её мысли только о полете. Она прям чувствует, как легко, словно пух в потоке теплого воздуха, поднимается над крышей. Мари сосредоточена, и когда открывает глаза она видит, что поднялась на два метра над крышей. Несколько секунд она думает, что у неё все получилось.

И тут же падает вниз.

Второй раз она пробует с открытыми глазами. Легко и плавно она поднимается на метр над крышей, но стоит ей только отвлечься, как она сразу падает назад. Она пробует взлететь раз за разом, но каждый раз у неё неудача, и даже в воздухе зависает все меньше и меньше. Ей не хватает или концентрации или воображения.

- Просто ты слишком много думаешь о полете, - голос, что услышала Мари, был как ночь, такой же мягкий и глубокий. Мари оглянулась. Там в углу крыши тени легли на тень, став ещё темней. И Мари видит слегка размытую темную фигуру.

Но больше всего Мари поражена, что кто-то с ней заговорил.

- Не надо много думать, - говорит тень, - летать - это как дышать, ты просто дышишь, просто летишь.

- Я — Мари, - говорит Мари. Она была крайне воспитанной.

- Ах да, прости. Я — Ночной Кошмар, - говорит Кошмар.

- Но ты ведь…. - Мари замялась.

- Совсем не страшный ? - отвечает Кошмар, - конечно. Я ведь не боль, не отчаяние, не разочарование. Я не предательство.

Кошмар подходит к Мари и садится рядом. Мари ясно видит фигуру и очень плохо её края. Они словно растекаются в ночи.

- Просто удивительно, - произносит Мари, - со мной раньше никто не разговаривал.

- О, говорить тут могут многие, вот думать — не все.

- Значит таких как мы тут много ?

- Ну, таких как, я, предположим, только один, да и таких как ты — тоже. Одна. Так что нам, наверное, есть о чем поговорить.

Вне времени и пространства, на крыше гигантского здания под бескрайнем ночным небом они сидели вместе и говорили о Луне и о звездах, о блуждающих огнях и о горных замках. О уличных фонарях и гигантских деревьях, чьи кроны уходят за облака. О странных крылатых созданиях, о глубоководных рыбах и еще о множестве других, не менее интересных вещах, что Мари видела своими глазами.

- Ты знаешь, - говорит Мари, и впервые за долгое время улыбается, - мне впервые стало легче, с тех пор как Кэтрин…

Она замолкает. Слишком больно вспоминать.

- Так что же случилось с Кэтрин ? - спрашивает Кошмар.

И Мари, наконец не ощущая привычной тяжести, рассказывает чудовищу все, что произошло с ними за последние три месяца. О странных голосах, о последних словах, да еще много всего о Кэтрин. И даже немного о волшебстве. Она говорит, и с каждым словом ей становилось легче.

Кошмар внимательно слушает, не перебивая. Мари кажется, что он о чем то задумался, или что -то вспоминает.

- Ты знаешь, - говорит чудовище, - наверное, я смогу помочь... Но ты умрешь.

Мари не медлит не секунды.

- Хорошо, я согласна.

- Хм… что, вот так прямо и согласна ? Ладно, на самом деле тебя не будет только на одну эту ночь.

- Даже если и не на одну, пускай на сто ночей или на всегда — отвечает Мари. Она не представляет свою жизнь без Кэт.

- Что ж… - говорит Кошмар. Мари кажется, что он улыбается.

И Мари стала чудовищем.

Ах нет, чудовище стало Мари.

Далеко за полночь Мари отрывает глаза. Она лежит у себя в кровати, все так привычно, много лет она видит одно и тоже. Часы, что отмерили три часа ночи Занавески, что купили родители а Аквеи, письменный стол, что достался ей от Кэтрин. Несколько картин, самая лучшая — это подарок Кэтрин, другие — это уже творчество её самой. Ну, скажем так, с несколько меньшей художественной ценностью. Стеллаж с игрушками, которые Мари уже давно забросила. Комод, который, кажется, здесь всегда стоял.

-Как мило, - говорит Мари, оглядываясь сидя на кровати.

Было темно, но свет ей уже был не нужен, что бы что-то рассмотреть. Как и тапочки в форме кролика, поставленные возле кровати. Она видит стул с раскинутой одеждой. Следить за порядком никогда не было сильной стороной Мари.

Ну не все же сразу.

Было темно, ночь уже давно вступила в свои владения. Было так тихо, что Мари слышит своё дыхание. Она встаёт с кровати и в пижаме и босиком подходит к двери. Неслышно, словно тень, она открывает дверь и выходит в коридор.

Все давно уже спят

- Что ж, Кэтрин, давай посмотрим на тебя, - чуть слышно говорит Мари. Да, в своих снах она всегда говорит в слух. Наверное, все ещё боится тишины.

Дверь в комнату Кэтрин даже не скрипнула, когда Мари её открывает. Там, в самом дальнем углу сидит Кэтрин и смотрит в стену. Глаза её закрыты, но руки дрожат, словно перебирая что-то невидимое. Она никак не отреагировала, что в её комнату кто-то зашел. Впрочем, как всегда.

Мари осторожно подходит и кладет руку ей на плечо.

- Кэт, ты слышишь меня ?

Кэтрин молчит. Она всегда молчала

- Кэтрин, ответь мне, это я — Мари — говорит чудовище.

И снова ни звука, ни движения. Кэтрин была где-то очень далеко. Туда не доносятся даже голоса тех кто нас любит, и тех, кого любим мы сами.

- Что ж, попробуем по-другому, - говорит Мари.

И оно делает то, что никогда не делало без спроса и разрешения - становится и Мари и Кэтрин одновременно.

[здесь должны быть стих о сташном и глубоком колодце, что уводит в недра неведомые, о сотнях глаз, что смотрят из багровой бездны колодца, о голосах, что зовут, чьему зову никто не может сопротивляться. И о Кэтрин, что ходит по самому краю колодца и вот вот упадет вниз. И это будет конец. Но пока перенесу в следующую редакцию. Может, кто-нибудь из читателей поможет ? ]

Душу рвут они на части

Но им нужно больше власти.

Много, много слез прольётся…

Но Чудовище смеётся!

Если надо испугаться,

Если захочу боятся,

До холодного до пота

Чтобы дрожь и чтоб икота.

Что бы поседеть за миг

Что бы не сдержать свой крик.

Что бы сердце замерло,

Что бы жизнь оборвало.

- Просто в зеркало взгляну, - кричит чудовище. И злобно смеётся.

И закрывает колодец.

Вот этот дом, а над домом — небо, полное звезд. Вот эта комната, она — под самой крышей. На самом краешке кровати сидит Кэтрин. Впервые за много месяцев она открывает глаза. Взгляд у неё осмысленный, а руки не дрожат.

- Мари, это ты ? - говорит Кэт. Она говорит и голос её дрожит, - это правда ты ?

- Добро пожаловать назад, Кэт, - отвечает Мари. И улыбается. Ах, сколько счастья и радости в этой улыбке.

- Мне снился колодец, и глаза, что смотрят, и от которых не скрыться. И голоса, голоса…

- Все закончилось, Кэт. Ты дома.

Холодный зимний дождь закончился, а Кэтрин все сидит, уткнувшись в плечо Марии, плачет и не может остановится.

- Мне надо идти, -говорит Мари, она отстраняется от Кэт - увидимся утром.

- Хорошо, - отвечает Кэт, - я так рада снова тебя видеть.

Мари встает с кровати, на прощанье она целует Кэтрин в лоб.

- Поспи пока, тебе надо набраться сил.

Она подходит к двери. Мари улыбается — её дело закончено. На прощанье она снова смотрит на Кэт.

- Слышишь, Мари — говорит Кэт, - как они зовут нас. Прислушайся.

- Что?

- Голоса, Мари, голоса… они зовут.

Улыбка на губах Мари превращается в волчий оскал. Этот колодец открыла не Кэтрин, кто-то другой для неё. Кто-то так сильно её ненавидел, что заставил медленно умирать несколько месяцев. Никто не сможет закрыть чужой колодец, и те кто в него попали обречены ходить по краю, пока хватает сил.

- Кэт, - Мари медленно подходит, - когда ты в первый раз их услышала?

- Я… три месяца назад. В самом начале осени. Когда тетушка Жаклин уехала.

- Ах вот оно как… - Мари отворачивается к стене. Глаза её горят злым нездешним светом. Хорошо, что никто не видит, - тетушка Жаклин…

- Что теперь будет ? - Говорит Кэтрин. Она снова плачет.

- Потерпи еще немного… сестра, - говорит чудовище.

И уходит

А бедная Кэтрин снова открывает свой колодец.

Мари сидит в своей комнате и разглядывает картины на стене. Луна заглянула к ней в окно, озарив комнату мягким светом. Длинные тени поползли от всех предметов, но Мари не отбрасывает тень.

Она сама темнейшая тень.

Свет меркнет попадая на её силуэт.

Колодец может закрыть только тот, кто его открыл, но Смерть закрывает за собой все двери. Она завершает все дела и не умеет ждать.

- Что ж, - говорит Мари вслух, - наверное и мне пришло время немного вздремнуть. Настало время кое-кого проведать.

Три месяца назад, в самом конце сентября, Жаклин Дорэ наконец закончила загружать все свои вещи в свой старенький автомобиль фирмы Тиско. Был первый осенний месяц и стояла всё еще та же летняя погода, безоблачная и теплая.

Ей не хотелось уезжать, но вещи уже собраны и даже с своей частью дома она успела распрощаться. Иногда приходится уезжать даже если тебе уже семьдесят лет..

Жаклин смотрит на свой дом, на розовый куст возле крыльца, на входную дверь, за которую ей больше не попасть.

На соседскую девчонку Мари.

Так много воспоминаний останется с ней за двадцать лет жизни в этом доме. И здесь она оставила самое дорогое, что у неё было.

Наконец она вздыхает и подходит к машине.

- Прощай Мари, передавай привет Кэтрин! - кричит Жаклин.

- О, не так быстро, - отвечает Мари. Казалось, что совсем недавно она стояла возле калитки своего забора, но вот она уже совсем рядом с машиной.

- Не так быстро, - голос у Мари шершавый и глухой.

- Что ? Что ты говоришь ?

- Мы мы еще не закончили, - отвечает Мари, рот её исказился, обнажая длинные игловидные зубы, тени растеклись по рукам и дальше по земле.

Три месяца спустя, в самую долгую ночь, Жаклин Дорэ беспокойно зашевелилась в своей кровати. Вот уже три месяца она живет в уютной двухкомнатной квартире в самом центре Ла Руа. Новое место ей очень нравилось, но самое главное она нашла мисс Агат. Хотя это не Жаклин нашла, а скорей, они нашли друг друга.

Они встретились сразу при вьезде в Ла Руа, Жаклин, дама семидесяти лет, и Агат, трехцветная кошка, шести месяцев от роду. Оба бездомные и совершенно одинокие. Таких, как эти двое было совсем не много и они сразу прониклись взаимной симпатией.

Ну и стали жить вместе.

Агат первая почувствовала приближение беды. Она открыла глаза, зрачки её расширились, она выпустила когти и зашипела.

Но опасность была не здесь. Агат свернулась клубком и тут же уснула.