Лифт в преисподнюю. Глава 59. Звуки пустоты⁠⁠

Предыдущие главы

Маша чихнула и оросила всё вокруг чем-то чёрно-кровавым.

— Ух, — в носу и горле жгло.

«Может, от дыма, которым пахнет всё сильнее?»

Медленно подняла лицо. Различила расплывчатую фигуру. Проморгала слёзы.

Страх.

Её руки дрожали. Но страх захлестнул другого человека...

Саша, не спуская глаз с женщины, сделал шаг назад.

Потом ещё один.

И ещё.

Оказался у выхода из комнаты на кухню. Посмотрел в дверной проём.

Вернул взгляд к Маше. Нахмурился, как будто успокаивал что-то внутри себя. Протянул руку в другую комнату.

Взял что-то.

И бросил Маше.

Полотенце.

Тоненькое кухонное полотенце.

Вафельное.

— Такое ощущение, что я простудилась, — сказала, чувствуя огромное облегчение. На секунду показалось, что осталась брошенной, ненужной. Одной.

Саша покивал, не отрывая от неё взгляда. Потом, поняв, что Маша всё ещё смотрит, добавил, словно оправдываясь:

— Ты валялась там на земле. В этих кустах. Конечно, могла простудиться... Плюс иммунитет...

Грустно вздохнула.

По щекам скатились слезинки.

Сашино избитое лицо открывало новую глубину бледности. Синяки и ссадины становились всё заметнее.

— Я столько всего не успела, — Маша окинула взглядом комнату. — Слишком много откладывала. Саму себя откладывала. На потом. Я человек, отложенный на потом.

Покачала головой.

Её лицо несколько раз пыталось искривиться гримасой рыдания, но боль от ран и побоев помешала. Поэтому Маша всхлипывала, хотя внешне оставалась почти бесстрастной. Онемевшей.

Странное зрелище. Наверное, так пускают слёзы актёры в безымянных мелодрамах на госканалах. Как-то неестественно. Капли из глаз есть, а эмоций нет. Но Саша понимал, что женщина перед ним плачет настолько по-настоящему, как не смог бы никто другой.

И он знал, почему она плачет.

И молчал. Никакие слова тут не будут к месту.

Всхлипнув. Или даже взрыднув, прошипела:

— Грёбаные америкосы.

У Саши тоже защипали глаза. Засвербило горло. Шмыгнул носом и отвернулся.

Сколько он здесь? Несколько дней? А как будто — огромный кусок жизни, который теперь заканчивается. Прямо сейчас.

Повернулся. Увидел жалкую, уставшую, с трясущимися от тихих рыданий руками Машу. Она стояла на коленях возле тазика и банок с бензином. И смотрела в своё прошлое.

Будущего нет.

Будущее всегда, почти всегда — лишь гипотеза. Но сейчас они оба понимали, какое оно у Маши.

Только не знали, сколько до его наступления осталось шестидесятисекундных отрезков.

— Ладно, — шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом. — Надо быть мужиком. Большую часть этой жизни всем нам надо быть мужиком. Эх...

Саша разрывался внутри.

Так хотелось что-то сказать. Как-то поддержать, чтобы она понимала — ему не всё равно. Но слова находились всё какие-то дурацкие.

Да ладно, что уж, тупые были в голове слова. Плоские фразочки, вставленные в память из попсовых фильмов. Хлорированные. Бесцветные. Какие-то не наши.

Ничего не значащие словосочетания.

Звуки пустоты.

«Господи, даже в собственной голове ничего своего нет. Мы все внутри собраны из этих тупых фильмов. И каждый оставляет в нас что-то тупое. А сколько мы смотрим их за всю жизнь? Кто тупее — тот, кто снимает тупой фильм, или тот, кто его смотрит? Курица, цыпленок или яйцо? Может, сковородка?»

Саша тряхнул головой, чтобы избавиться от противных мыслей и пошатнулся. Маша удивлённо посмотрела:

— Ты чего?

Натянуто улыбнувшись, покачал головой: всё в порядке.

Ну не знал Саша, что делать! К такому людей готовят годами. А он всё своё лучшее время ходил на тупую работу, смотрел тупые фильмы, мемы и... всё. И Маша, видимо, тоже. Они оба — люди, отложенные на потом. Только его, вроде как, вся эта зараза не берёт. Да и не покусали в этот раз. А ей — не повезло.

«Но что делать теперь? Может, надо её убить? Ведь тропинка к превращению в «первого», судя по всему, уже протоптана. Пока не поздно...»

Саша снова тряхнул головой и вывалился из транса.

— О чём ты там таком думаешь? — с лёгкой тревогой спросила она, взглянув в ошалевшие глаза.

— Ни о чём, — ответил испуганно, а сам подумал: «Я уже один? Сам за себя? Или мы ещё вместе? Или уже враги? Надо убираться отсюда как-то что ли...»

— Надеюсь, ты там не прикидываешь, как меня завалить? — недобро улыбнувшись спросила Маша. Её тело передёрнула короткая, но сильная судорога, выдавившая из лёгких тихий хрип. Женщина тревожно, как будто прося помощи, посмотрела на Сашу.

Он промолчал. Словно не услышал. Потом, когда отвечать было уже слегка поздно, выдавил:

— Нет, конечно.

Маша опустила глаза.

— Ладно. Надо попробовать провернуть мою маленькую затею. Башка трещит, не могу…

— Поискать таблеток? Может, от простуды что-то?

— Да, было бы… неплохо.

***

Саша вышел в другую комнату.

Отпустило.

Не заметил, как все его мышцы словно одеревенели от напряжения.

«Ещё можно ей доверять? Или она уже думает, как меня сожрать? Но если она думает, то значит всё ещё существует, как человек?»

***

Когда Саша ушёл, слёзы из её глаз потекли сильнее.

«Чёртов трус. Начал прикидывать, как ему меня завалить. Но я уже убита! Зачем меня убивать?»

«Что я могу сделать такого? Загрызть его? Но пока… вроде пока не хочу. Полежать бы, поспать. Температура у меня что ли? Господи, ну зачем, зачем я туда пошла...»

***

Спасаясь от вселенной кипящего пламени, «Тот» всё царапал и скрёб дверь. Удачная комбинация из движения пальцев, применённой силы и точки её приложения помогла оттолкнуть вертикальный металл от стены дома. И появилась щель.

«Первый» на удивление ловко вставил в проём пальцы. Снова затрясся будто от возбуждения. Просунул руку глубже. Ещё глубже. Сделал движение локтём и раскрыл дверь шире. Схватившись за стену внутри подъезда, «Тот» попытался втянуть себя внутрь. Но упёрся плечами в дверной косяк и саму дверь. Голова внутри, туловище снаружи.

Тянул-тянул, а втянуть себя не смог. Истерично зарычав, «бывший» начал яростно мотать головой в стороны. И ударив черепушкой со всей силы о металл двери, распахнул её почти наполовину.

Его несгнившие мышцы будто этого и ждали. За какие-то секунды втянули тело наполовину внутрь.

Но дальше проход был закрыт.

Завален.

«Тот», у которого целой осталась только одна лапища, начал ей скрести по устроенной Сашей баррикаде.

Он не знал, не понимал, не помнил, а чуял, что нужно туда. И что туда можно попасть.

Сок манил его. Заставлял отравленные заразой члены совершать согласованные действия, бессознательно закреплённые когда-то давно. Не понимая. Открывать двери. Ломать тонюсенькие стенки тумбочек. Выбивать головой из них выдвигающиеся ящики. Протискиваться внутрь. Ползти дальше. Скручиваться, бешено извиваться, чтобы сбросить с себя завал. Рвать зубами то, что ими не рвётся.

И оказаться внутри. Увидеть тёмные, холодные бетонные ступени.

Ведущие в страну сока.

***

Сзади за дверью осталось ещё трое «бывших». Затасканная одежда прикрывала лишь некоторые части тел. Чёрные от грязи. Худые. И израненные. Но из старых ран не сочилась кровь.

Они не входили внутрь. А лишь смотрели на дверь. Огонь стал подбираться всё ближе.