Когда К. Ит был маленьким⁠⁠

Миллиард лет тому назад в крошечном озерке среди глухих джунглей жил-поживал один К. Ит. Был он не больше обыкновенной пиявки, но такой резвый, ловкий, подвижный, верткий − не рыбка, а бесенок; да вот беда − слишком уж маленький. И нередко можно было услышать, как он сокрушается: «Все, ну все на свете больше меня. До чего же плохо быть маленьким».

А на берегу росло дерево, на котором свил себе гнездо некий А. Ист. Этот А. Ист не спускал глаз с озера. Стоило какой-нибудь рыбе высунуться, чтоб подышать свежим воздухом, как А. Ист камнем падал вниз, хватал ее своим длинным клювом и мгновенно проглатывал.

Однажды на поверхности озера показался К. Ит: он хотел поймать стрекозу, которая в свою очередь охотилась за мухой, пытавшейся сцапать какую-то мошку.

А. Ист молниеносно сорвался с гнезда, схватил К. Ита и унес к себе наверх, чтобы спокойно перекусить.

Расположившись поудобнее, он сказал:

− Сейчас я тебя съем, но прежде скажи, как тебя зовут, кто ты и чём занимаешься. Какой интерес есть что-то, когда не знаешь, что это такое?

К. Ит с отчаяния закричал:

− Зовут меня К. Ит. Чем занимаюсь? Умираю с голоду. Кто я? Самая несчастная рыба на свете!

А. Ист спросил:

− Почему ты самая несчастная рыба на свете?

− А потому, − сказал К. Ит, − что я родился и вырос здесь, в этом жалком озерке, в этой вот луже. Ничего-то в жизни не видел, а почему? Да потому что я такой маленький. Сейчас ты меня съешь, и конец. Сам посуди, можно ли быть несчастнее?

А. Ист, растроганный таким искренним страданием, спросил:

− А что бы ты стал делать, если бы я сохранил тебе жизнь?

К. Ит ответил:

− Я сделал бы все возможное, чтобы стать большим и толстым.

− Как это? Вдвое больше, чем сейчас?

− Нет, еще больше. В сто тысяч раз больше.

− Зачем?

− А вот затем.

Услышав такое, А. Ист озадаченно заметил:

− Сдается мне, ты такой маленький потому, что родился на мелководье. В мелкой воде и рыба мелкая. А я во время своих путешествий видел одно громаднейшее озеро, которое зовется морем. Вот если бы ты мог добраться до этого самого озера, которое зовется морем, то уж там наверняка стал бы большим, большущим, огромным, потому что озеро, которое зовется морем, большое так уж большое.

− Как это? В два раза больше нашего?

− В два? Да ты что! В сто тысяч раз.

− Ну, − сказал К. Ит, − давай ешь меня. Мне ведь все равно никогда не увидеть озера, которое зовется морем. Ешь поскорей, и покончим с этим.

− Нет, − возразил А. Ист, − ты не простая рыба, и есть я тебя не стану. Так уж и быть, возьму тебя в клюв и отнесу к озеру, которое зовется морем.

А К. Ит ему:

− Нет, только не в клюв. Вдруг во время полета ты проголодаешься и, чего доброго, проглотишь меня, чтоб подкрепиться. Уж лучше я пойду пешком, а ты лети надо мной и указывай дорогу.

Чтобы вы поняли, откуда столь странная для рыбы идея, скажу, что в те времена у всех рыб, в том числе и у К. Ита, были ноги − две такие черненькие лапки, напоминавшие гусиные, и росли они по бокам − одна справа, другая слева. На этих лапках К. Ит, когда ему нечем было заняться, гулял по суше.

Сказано − сделано: отправляется наша парочка в путь. Резвый, ловкий, подвижный К. Ит шагает по лесам, лугам, полям, буеракам и долинам, а сверху А. Ист, приноравливая свой полет к шагу К. Ита, указывает ему дорогу. Вот так, один пешком, другой на крыльях, добрались-таки А. Ист и К. Ит до высокого лесистого мыса, вдававшегося в безбрежную голубую гладь океана.

Над спокойным, приветливым морем-океаном сияло солнце, миллионы маленьких шаловливых волн сверкали под его лучами. Тут А. Ист опустился на дерево и сказал:

− Ну вот мы на месте. Это и есть озеро, которое зовется морем. Теперь ныряй и расти себе на здоровье! Дважды в тысячелетие я буду пролетать над этим мысом. Если захочешь что-нибудь мне сказать, приплывай сюда и жди; я сразу тебя узнаю, и мы потолкуем.

− Как же ты сможешь меня разглядеть, ведь я малюсенький? − возразил К. Ит.

А тот в ответ:

− Не бойся, разгляжу, ведь ты скоро станешь таким большим, что тебя можно будет увидеть даже издалека. Но на всякий случай помни, что у тебя есть ноги, если море тебе наскучит, можешь в любой момент вернуться пешком домой, в наше озеро.

− Да кому она нужна, эта несчастная лужа?! − презрительно воскликнул К. Ит.

Ну ладно. А. Ист улетел, К. Ит бултыхнулся в море и от великой радости, что для него теперь наступило такое раздолье, сразу вырос вдвое. Довольный и счастливый, принялся он плавать; море было действительно безбрежным, и чем больше К. Ит плавал, тем больше рос. Короче говоря, через какой-нибудь миллион лет он стал большущей, огромной, колоссальной рыбищей. Весил что-то около сотни тонн, в длину достиг по меньшей мере ста метров, питался же мелкой рыбешкой − по тонне за один присест.

Все шло прекрасно на протяжении двухсот или трехсот миллионов лет; потом помаленьку начали давать себя знать неудобства жизни в озере, которое зовется морем. Главное из них, как ни странно, заключалось в том, что пища здесь была слишком обильной и доступной, можно сказать, сама шла в рот. В своем родном озерке К. Ит едва мог прокормиться, бывало, целыми днями искал, чем бы заморить червячка. Здесь же ему только и нужно было, слегка покачиваясь на волнах, раскрывать свою огромную пасть: миллионы рыбешек заплывали к нему прямо в желудок, считая, что это подводный грот. Ввиду отсутствия стимула, так сказать, К. Ит вообще перестал двигаться и отдался на волю морских течений. А поскольку ел он слишком много, то страдал плохим пищеварением и постоянно был вялым и сонливым. Все тело его заплыло жиром, особенно голова, превратившаяся в настоящую гору сала. Жир этот проник даже в мозг, отчего у К. Ита начались сильные головные боли. Он только и делал, что ел да спал, и совсем перестал соображать.

В конце концов К. Ит испугался и решил обратиться к врачам. На консилиум собралась четверка знаменитых докторов: У. Горь, О'Мар, Го Лубь и Че Ре Паха.

После тщательного осмотра доктора пришли к следующему заключению:

− Пациент слишком разжирел. Необходимо принять самые энергичные меры для похудания. Поэтому мы рекомендуем ему есть побольше.

Вы спросите: возможно ли, чтоб доктора сами себе противоречили? Что вам сказать − подобные вещи иногда случаются.

Дошло до того, что К. Ит стал все чаще с тоской вспоминать об озере, где он родился и рос таким жизнерадостным, подвижным, вертким, блестящим. Ах, как было хорошо, когда было плохо! К. Ит решил: поплыву-ка я к мысу, дождусь, когда над ним будет пролетать А. Ист, а потом пешком, как в тот раз, отправлюсь в обратный путь, к моему милому озеру. В мелкой воде и рыба мелкая. Там-то я быстро сброшу весь этот жир.

Поплыл К. Ит к мысу и стал дожидаться А. Иста. Ждать пришлось недолго − веков пять, не больше. Вот в небе появилась черная точка; приближаясь, она все увеличивалась и наконец приобрела очертания птицы с большим клювом и длинными ногами. Это был А. Ист. Едва завидев огромную спину К. Ита, возвышавшуюся над водой, словно диковинный остров, он спустился к нему и крикнул:

− Привет, К. Ит, что стряслось?

− А то, − ответил К. Ит, − что море мне не нравится и еще мне не нравится быть большим. В общем, я хочу вернуться в озеро и снова стать маленьким, как обыкновенная пиявка.

− Нет ничего проще, − сказал А. Ист. − Выходи на сушу и шагай следом за мной на своих гусиных лапках. Я, как и в тот раз, буду указывать тебе дорогу. Между прочим, ты прав. Лучше быть маленьким и умным в озере, чем большим и глупым в море.

К. Ит обрадовался, подплыл к пологому берегу, откуда начиналась тропа, и попытался выйти из воды. Увы! К великому своему огорчению, К. Ит обнаружил, что ног у него больше нет. Вернее, ноги-то были, но их так затянуло жиром, что снаружи ничего не осталось. К. Ит в отчаянии закричал:

− Горе мне! У меня нет больше ног. А. Ист, дорогой мой А. Ист, возьми меня в клюв и отнеси в озеро. Век буду тебе благодарен.

Тут А. Ист давай смеяться.

− Видно, жир и впрямь ударил тебе в голову, и ты совсем утратил способность мыслить реально. Ну как я, потвоему, возьму в клюв такую тушу? Да в тебе не меньше ста тонн одного сала.

С этими словами А. Ист улетел, а К. Ит остался качаться на волнах океана и заглатывать без всякого удовольствия миллионы рыбешек. Время от времени К. Ит выбрасывает вверх струю воды − это он так сморкается, когда плачет. Ну да, ведь он только и знает, что плачет и ест, ест и плачет от великой тоски по тем счастливым временам, когда был маленьким.

Вот почему и в наши дни киты иногда выбрасываются на сушу и умирают на песке. Они тоскуют о своем малом росте, пытаются выпростать ноги из жира, но не могут и подыхают с горя. Потом приходят рыбаки, разрубают китов на части, чтобы вынуть жир, обнаруживают у них две лапки и удивляются: «И зачем киту ноги?» Не ведают рыбаки, что ноги нужны были китам, чтобы вернуться в озеро и снова стать умными и счастливыми.