Хоровод теней⁠⁠

Тиха деревенская ночь. Тиха и пустынна. Именно в такие ночи и выходят на охоту тени. Тени прошлого. Тени будущего, которому не суждено случиться. Тени настоящего, которое мелькает совсем рядом, готовое вот-вот ожить.

В такую ночь никто не выходит из дома. Так можно и не вернуться, стать одной из теней, забыться. Навсегда.

Незавидная участь.

***

Анечка убежала из дома на закате. Она не хотела слышать бесконечные придирки тетки и похвалу, адресованную не ей. Она хотела домой, но дома больше не было.

Одни лишь воспоминания.

Рыжие вьющиеся волосы развевались по ветру, в карих глазах блестели слезы, мешая видеть тонкую тропинку, вьющуюся между деревьев вглубь леса. Ветви цеплялись за подол длинного грязно-зеленого платья, а листья застревали в волосах. Увидь кто со стороны – решил бы, что перед ним леший в женском обличье.

Она заблудилась. Это Анечка поняла, когда кроны вековых деревьев сомкнулись над головой, скрывая небо и лишая землю последних лучей закатного солнца. Их стволы стали подобны колоннам-идолам, будто бы следящим за каждым ее движением.

Ночь пока еще только осматривала свои владения. Тени удлинялись, сливались, создавали причудливые узоры. Анечка тоже осматривалась, в страхе прижав свои кулачки к груди.

Стемнело окончательно. Справа кто-то пронзительно ухнул. Испуганная девочка сорвалась с места и побежала в противоположную сторону, не разбирая дороги, не чувствуя веток, царапающих лицо и руки, цепляющихся за платье. Она убегала все дальше от деревни, но не думала сейчас об этом.

Тихий перезвон. Красивая мелодия. Манящий голос. Они звучали где-то совсем рядом и были хорошо знакомы Анечке с детства. Так когда-то пела мама, играя на фортепиано, а папа подыгрывал ей на треугольнике.

Девочка остановилась, забывая о том, что находится в чаще леса.

— Мама, — прошептала она едва слышно.

Деревья будто расступились, давая Анечке возможность пройти дальше.

— Мама, — произнесла она громче и побежала.

Ветви больше не царапали и не цеплялись.

— Мама! — выкрикнула Анечка и остановилась.

Музыка стихла, а пение превратилось в каркающий смех.

— Вот она, твоя мама!

Невозможно было понять, с какой стороны доносился голос. Будто бы сразу отовсюду.

А после… прямо на поляне, залитой светом полной луны, появилось фортепиано цвета слоновой кости. Такое, каким запомнила его Анечка, когда видела инструмент последний раз три года назад на аукционе. За ним сидела женщина в белом порванном в нескольких местах платье. Ее зеленоватые, со следами разложения пальцы неловко перебирали клавиши, но звука больше не было. Будто отключили.

Анечка не решалась поднять взгляд от пальцев, на одном из которых заметила хорошо знакомое обручальное кольцо. Она всхлипнула, изо всех сил стараясь сдержаться. Не могла тут мама быть! Это девочка теперь понимала, но слезам не объяснить.

Пальцы замерли на клавишах. Анечка осторожно подняла взгляд выше, встречая другой. Голодный. Злой. Он совсем не походил на мамин. И как она могла перепутать?

— Ты — не моя мама! — твердо произнесла Анечка, вытирая слезы. — Уходи!

Женщина усмехнулась своим беззубым ртом. Провела руками по бесшумным клавишам. Поднялась. Она очертила пальцем круг, похоже, предлагая Анечке обернуться. Девочка замотала головой, но любопытство оказалось сильнее страха.

— Папа? — только и смогла произнести она, прежде чем мужчина в стильном, но крайне потрепанном костюме наклонился и ласково коснулся щеки холодной, неприятной на ощупь ладонью.

От страха девочка была не в силах пошевелиться.

— Ах, наша милая Анечка, зря мы тебя оставили, — «папа» сказал это так ласково, что на мгновение она даже поверила, что это правда он.

— Зря, — согласилась «мама» за спиной. — Но больше мы тебя не оставим. Никогда.

— П-правда?

— Конечно, — женщина подошла и обняла Анечку со спины своими ледяными руками.

Девочка задрожала и попыталась высвободиться. Такие родители скорее пугали, чем успокаивали. Будто бы они из могил встали, чтобы прийти к ней. Забрать с собой? Куда?

— О-отп-пустите меня, п-пожал-луйста, — Анечке с каждой секундой становилось все холоднее. Мороз проникал под кожу, до самого сердца.

— Теперь мы снова будем вместе, — произнесли они хором, будто не слыша возражений. — Навсегда.

Холод сковал девочку. Кожа и волосы покрылись тонкой корочкой льда, глаза остекленели, дыхание и сердцебиение прекратились. Но Анечка этого уже не чувствовала. Она смотрела в хорошо знакомые и такие любимые глаза папы и мамы и не видела зеленоватого свечения. Не замечала она и костей, выглядывающих из-под ошметков кожи, и ненормально зеленоватого оттенка самой кожи.

Анечка искренне улыбалась и смеялась. Она подошла вместе с родителями к фортепиано. Мама заиграла и запела. Папа в такт музыке зазвенел на треугольнике. А дочь — слушала, впитывая каждое мгновение желанной встречи.

Ее тело так и осталось бездыханным лежать на мерзлой траве. Волосы спутались, подмерзшая кожа разошлась кровавыми трещинами, рисуя на теле и платье причудливые узоры.

Анечка еще не знала, что утром любимые родители исчезнут без следа, что от семейной идиллии останется одно только расстроенное фортепиано. А ее судьба — бестелесной тенью подкарауливать тех, кто решится выйти из дома в тихую-тихую ночь. И искать. Вечно искать и не находить успокоение.

***

Постепенно тени забывают прошлое. Забывают то, из-за чего стали такими. Им остается немногое: вечный поиск недостижимого, вечная жизнь без смерти. И мысли о том, что они страдают не одни. Поэтому тени раз за разом выходят на охоту.