Карина, Колесничий и я. - 1⁠⁠

(Продолжение. Начало (шесть частей от финала) - Я, мой демон и Колесничий-6 (финал))

Часть 1. Карина.

Над истерзанной взрывами и пожарами землей стелется едкий черный дым. Груды искореженного металла, бывшие некогда боевой и транспортной техникой, перемежаются сломанными бетонными плитами, битым кирпичом от разрушенных зданий.

И тела, множество тел – целые, раздавленные, разорванные, сожженные. Дети, старики, военные, гражданские – теперь уже не имеет значения, кто кем был: смерть и верно великий уравнитель.

В отдалении всё еще идет бой. Слышны взрывы и выстрелы, до слуха долетают рёв и истерические крики боли и гнева.

Рядом с собой я вижу высокую фигуру жуткого человекоподобного существа в древних латах с тиснением. Костистую голову венчают рога. Он указывает вперед черной секирой, покрытой бурыми пятнами, - я вижу кусочек прилипшей кожи с волосами, - и кричит:

- Сверши месть! Отомсти всему миру! Отомсти им всем! – Демон обращает моё внимание за мою спину. Обернувшись, вижу множество уродливых тварей, вооруженных холодным и огнестрельным оружием. – Мы твоя армия!

Смотрю на свои почерневшие от грязи и крови руки, на которых не хватает нескольких пальцев. Чувствую на плече вес штурмовой винтовки. Окрыленная радостью, я никогда еще не была так жива и насыщена полнотой бытия. Чистый восторг!

Впериваю взгляд в незнакомца с рогатой головой.

- Кто ты?

- Я-…

Я просыпаюсь с криком, далеко не сразу осознав, где нахожусь. Начинаю бороться с одеялом, приняв его за угрозу. Продолжая кричать, пытаюсь освободиться. Воздуха, господи Боже! Темно и страшно.

В палату вбегает испуганная медсестра. Придерживая плачущую меня, делает укол, поправляет капельницу.

- Тихо, девочка, тихо, - шепчет она. – Всё, уже всё. Ты в больнице, не бойся. Поспи, милая…

В больнице. Значит, жива. Значит, вырвалась. Там же был…

Но веки наливаются свинцом, тело проваливается в никуда.

Часть 1

Там был Артем. Лежал, мертвый, на мне, со спущенными штанами. Что за мерзость! Неужели он с ними?

Кое-как спихиваю безвольное тело на пол. Осматриваюсь. Впервые за всё время этого кошмара голова хоть что-то соображает. Вокруг стонут такие же несчастные, как и я. И больше никого. Неужели это мой шанс?

Вынужденно пришлось запомнить, что мне кололи эти изверги. Смогла сделать себе стимулирующий укол. Да, наркотики, но мне нужны силы.

Боже, как же трудно было подняться! Шатает от слабости как листочек на ветру, тошнит, болят раны и синяки. К счастью, действие препарата начинается быстро. Становится весело и приятно. Можно осмотреться.

Среди раскладушек вяло шевелятся тела беспомощных хозяев. Меня захватывает сначала страх, а после лютая злость. Рядом нахожу дубинку и как фурия набрасываюсь на этих ублюдков. Бью, бью, бью, пока кровь не забрызгивает всё вокруг. Одной бабе выдавливаю ногтями глаза, кусаю за лицо, шипя как крыса. Надеюсь, что вы все сдохнете.

Время, время, время, Карина! Снимаю с одной тетки платье, с другой – туфли по размеру. Сумочку. Нахожу у толстяка пистолет. Забираю вместе с барсеткой – там деньги и телефон, ключи от машины. А теперь бежать!

Стоп! Артем… похоже, что он пытался меня спасти. Но зачем насиловать? По бедру течёт сперма. Мерзость. Мало меня насиловали тут? Должна быть причина, должна. Заставили его сделать это под дулом пистолета? Возможно. Но кто их тогда избил?

Проверяю пульс. Нитевидный, как говорил кто-то в фильме. Он жив. Прости, как бы всё ни было, но мне тебя не вытащить.

Прохожу осторожно мимо изломанных охранников. Нахожу нужный автомобиль и уезжаю, проклиная это место. По дороге останавливаюсь и, подумав, бросаю в густые кусты пистолет и барсетку…

А дальше больница, полиция. Сделайте что-нибудь, поймайте этих извращенцев больных! Сотрудники всё что-то спрашивают и спрашивают. Какой, нахрен, адрес? Примерно помню, как выезжала, дальше ищите. Снова вопросы. Рассказываю всё. А потом плачу и смеюсь. Бьюсь в истерике. Только тогда меня оставляют в покое.

***

Шли дни. И если тело восстанавливалось, этого нельзя было сказать о психике.

Меня гложет страх. Больше всего я боюсь, что откроется дверь, и войдут они, гнусно ухмыляясь. Беспомощная, разбитая, я стану легкой добычей. Они называют себя Хозяева. Хозяева жизни, властители чужих жизней. Люди для них – просто игрушки. Сломалась одна, запросто можно заменить другой. О, им нравится ломать людей! Чем больше страха, чем униженнее звучат просьбы о милости, тем им приятнее – это заводит их. Хуже всего бабы. Отчего-то им неприятна красота. Они и подбирают симпатичных уверенных в себе девчонок. Делают фото до начала пыток, а потом сравнивают, смакуя изменения.

Страх может сожрать, где-то я читала об этом. Страх может убить, парализовать, уничтожить. Научиться жить  с ним – но как? Вернуть бы ту звериную ярость, когда я выцарапала глаза той крашеной сучке! Но сначала нужно восстановить силы.

Когда открывается дверь в палату, сердце привычно ёкает, падает куда-то в живот, горло перехватывает горячим обручем. Вместе с доктором заходит высокий брюнет в халате накинутым на плечи. В руках папка для бумаг. Серый  тонкий свитер. Наплечная кобура. Зеленые глаза, тонкий нос, узкие бескровные губы. Спокоен как мертвец.

- Как себя чувствуешь, Карина? – спрашивает доктор. – К тебе товарищ из органов, хочет поговорить. Ты как, способна?

- Да, можно, - отвечаю. Любые новости сейчас жизненно необходимы. Хуже всего жить в неопределенности.

- Ласкаев. – Мужчина показывает мне корочки. – Леонид Егорович. Майор ФСБ. Теперь я веду это дело. – Будто мне есть разница, кто ведет это дело. Был бы толк.

- Рыжикова. Карина Алексеевна, - автоматически представляюсь в ответ. Майор скупо улыбается.

- Очень приятно. У меня две новости: хорошая и плохая. – Фсб-шник подвигает стул поближе. – Хорошая в том, что тебе не предъявят никаких обвинений – это я про нанесение тяжкого вреда здоровью тем людям. Плохая новость в том, что никого там не нашли. Точнее, нашли только жертв. И больше никого. Весьма оперативно они сработали. Пока наши собирались да ехали, твоих похитителей уже и след простыл. Да, также вероятно, что их предупредили.

Молчу и смотрю в окно. Очень жаль, что никого не поймали.

- Ясно. Если уж кто и предупредил, то явно не я.

Майор снова скупо улыбается на мои слова.

- Понимаю.

Достает из папки бесконечные бумажки.

- Мне нужны твои показания в письменном виде, как ты понимаешь. Со всеми подробностями. Как, ты готова поработать?

Киваю.

- И еще: ты, может, опознала кого-нибудь? Слышала имена, названия – что угодно…

- … пароли, явки, - перебиваю я, удивляясь самой себе. Палец, хех, даю на отсечение, что пытаюсь даже в таком состоянии заигрывать.

Смотрит на меня заинтересованно. Лицо чуть оживает, черты сглаживаются. Кого-то он мне напоминает. Отца, когда он был моложе? Что-то неуловимое.

- Попробуем также составить фотороботы. Хорошо? – Понимаю: человек на работе.

Следующие пару часов я рассказываю во всех подробностях всё, что помню, не стесняясь пикантных деталей. Зачем я это делаю? Просто хочется посмотреть на реакцию Ласкаева, как-то задеть его.

«С моих слов записано верно».

Входит доктор с сестрой. Последняя держит в руках поднос с медикаментами. Время перевязок и прочего необходимого дерьма.

Напоследок майор странно смотрит мне в глаза с каким-то потусторонним блеском, пугая меня, – вся моя напускная уверенность и флирт разлетаются на ветру как пух, прикасается к руке и говорит тихо:

- Очень даже может быть, что я смогу тебе помочь, Карина. Ничего не бойся. Выздоравливай. Я еще зайду. До свидания!

После необходимых медицинских манипуляций приходит время обеда и короткого тревожного сна. И до ужина меня посещают еще два человека.

Первым приходил папа. Он сильно постарел за это время. Не удивительно. Возможно, что он меня уже похоронил. Сколько прошло времени? Месяца два, больше? Десятки дней ада.

Он гладит мои изувеченные руки, плачет.

- Я звонил маме. Она тоже скоро приедет из деревни. Навестит тебя. Что тебе принести, Кариночка? Может, почитать что-нибудь?

- Таблетки мои, папа. А еще нож. – Тот самый, что подарил Артем. – Он у меня дома на полке в прихожей.

Отец поднимает на меня печальные глаза.

- Зачем тебе нож?

- Мне так спокойнее. Пожалуйста!

- Хорошо, - кивает он обреченно. – Но не лезть ты туда больше! Неужели мало?

А меня внезапно разбирает злость.

- А что прикажешь делать? Лежать тут, сраться в утку и просыпаться от собственных криков?

- Кариночка, успокойся, я ничего такого… - Алексей Сергеевич очень добрый и мягкий человек. Поэтому мама не смогла с ним жить. – Принесу, конечно.

- Извини. Да, принеси пару книжек. Любых. Попробую почитать. Телефон. И еще… газовый баллончик бы. Еще что-нибудь такое. Шокер, не знаю. В общем, всё что можно. Да, еще… съезди в одно место. Там поищи пистолет и сумочку, пока кто-то другой не нашел.

Я объясняю, как туда добраться. Папа просто согласно кивает головой.

- Конечно, я понимаю. – Во взгляде появляется твердость. Всё-таки он гордый мужчина, родом с Кавказа. – Я схожу сегодня же в магазин, и куплю всё что нужно. А также съезжу туда. Ты боишься?

- Очень.

- Но их ищут.

- Ты не понимаешь. Эти люди… эти монстры, точнее, - они богаты и влиятельны. Может быть, им и плевать на меня. А может и нет. Не знаю. Но хочу быть уверена, что и от меня что-то зависит. Помоги. Просто помоги.

- Хорошо, Карина. Хорошо.

- Спасибо, папа.

Он еще раз ласкает мои руки и уходит. Если бы с моим ребенком такое случилось, что бы чувствовала я? Трудно представить.

Позднее меня навещает Арсений, друг Артема. Приносит мешок апельсинов. Я их терпеть не могу.

- Рад, что ты в порядке. Я немного в курсе дела. Поэтому спрошу прямо: Артем, с ним что?

Нет смысла увиливать и лгать.

- Когда я уходила, он был без сознания. Вначале я даже подумала, что он мертв.

- Вот как? Он был ранен?

- Нет. Вряд ли. Крови точно не было. – Усмехаюсь криво. – Ну, кроме моей.

- Ясно.

- Значит, его не нашли?

Арсений молчит, раздумывая.

- Нет. Никаких вестей. Собственно, между нами: никто и не знает, что он там был. Что ты сказала, кто тебя спас?

- Всё как есть.

- Понятно. Официально он в психбольнице, из которой, как мне известно, он сбежал. Уверен, будут туда запрос делать. И я попробую по своим каналам. Что-то тут не чисто. – Мужчине звонят. Он молча слушает и вешает трубку. - Ладно, мне пора, поправляйся.

Где теперь искать Артема – в психушке? Арсений дает бумажку с номером телефона: звони, если что, и не лезь одна. Спасибо, в курсе. Пока!

Артем… вот оно как всё повернулось! Если бы я не решила мстить за подругу, всего этого не было? Хороший вопрос!

«Отомсти им!». В подростком возрасте у меня началась болезнь, маниакально-депрессивный психоз. И пока другие деточки познавали первые прыщи и влюбленности, я познавала тьму и безнадежность. А также все те жесткие, на деле, требования, которые «здоровый» мир предъявляет людям больным. Я ненавидела свою мать за «вставай, хватит притворяться!». Как принято говорить: люди иной закалки, - для них депрессия это и верно блажь.

Вот тогда я вызверилась на весь мир. Но, как всякая невротическая личность, не имела сил на то, чтобы хоть как-то его изменить, и от того воспринимала окружающее еще ненавистнее. А очень хотелось перемен. Но что вообще зависит от нас?

Помню, как поехали в гости к далеким родственникам. У них после инсульта разбило главу семьи. По сути, овощ с глазами полными сознания и боли. Можно представить, сколько с ним хлопот. Оставшись как-то раз с ним наедине, я решила исправить ситуацию, решив задушить подушкой беспомощного человека.

Мне не хватило сил. Крупный сильный мужчина, он отчаянно цеплялся за жизнь, страстно, в тоже время, желая перестать быть обузой для родных. Этот его взгляд, когда он понял, что я собралась сделать…

Может быть, я что-то делала не так, либо же в подростковых тонких ручонках место было только для слабости – как и во мне всей.

Кто и почему вправе забрать чужую жизнь? Кто там «сверху» распоряжается нами как кукловод, запросто решая, кому жить вот так годами лежа на кровати, а кому умереть от насилия кучки подонков, легко избегающих наказания?

Одни вопросы. Как всегда в жизни. И если ты выбираешь путь мести, когда в тебе несогласие с несправедливостью мира достигает критической отметки, то что ведет тебя: твоя боль или высший промысел? Могла ли я тогда, когда узнала о смерти Светочки, смириться? Или же я просто, наконец, нашла достойный повод, чтобы дать выход гневу?

Я знаю ответ. Жаль, никто не понимал, с чем придется столкнуться, и какие будут последствия.

В некотором смысле мне повезло. Когда меня взяли на первую сессию, как они это называли, ко мне обратилась одна мерзкая бабенка, спросив, помню ли я её. Нет, конечно. Ах, бедная несчастная! Оказывается, я когда-то там увела у неё мужа из образцово-показательной семьи. Да. Я так делала: уводила, наслаждалась, а после бросала по уши влюбленного в меня очередного кретина, становящегося скучным до зевоты, зависимого от моего тела. А она страдала, мучилась, до срыва, до дурки. И вот теперь…

И вот теперь это оказался мой билет в жизнь. Через месяцы изощренных пыток и насилия. Как может женщина насиловать другую женщину? Современность полна изобретений для извращенцев всех мастей!

Нынче же выходит, что Артем оказался у них. Должна я что-то испытывать по этому поводу? Тоску, любовь, благодарность? Умоляю! Все подобные чувства во мне давно умерли, я просто умело играю. Совесть? А где он так долго был? Пусть теперь сам помучается!

И как назло память подсовывает воспоминания иного свойства: где он любил меня, буквально отогревал, баюкая на руках во время приступов, когда я забывала пить таблетки. Если недостаточно такой мотивации, то месть снова станет моим флагом. Мне дико страшно, но я помню, что эта же эмоция может легко трансформироваться в гнев. И те, кого я так отчаянно боюсь, должны познать на себе его опаляющий жар.

Не люблю детей, никогда не хотела. Но у этих есть и такие отделения. Твари.

Выздороветь. Найти помощь. Если Артем смог их найти, смогу и я.

Но сейчас я остаюсь одна в холодной палате, в вечерних сумерках, и снова страхи оживают. Серые бесформенные тени, желающие сожрать меня. Но нет, это я вас сожру!

Тогда же я и услышала внутри себя голос. А моё выздоровление многократно ускорилось. Доктора только разводили руками.

***

Вокруг  меня мир, сотканный из серых бесформенных теней, живущих своей жизнью. Одна из этих теней плотнеет, наливается чернотой и выдвигается вперед. В изломанных подобиях рук, протянутых ко мне, я легко узнаю очертания двух предметов: топор и книга. Не знаю, откуда, но смысл мне понятен: от меня требуют сделать выбор.

И, прежде чем проснуться, я касаюсь топора.

«Отомсти им всем!».

(продолжение Карина, Колесничий и я. - 2)