Как я в водный поход ходила, да ничего не выходила.⁠⁠

Исчерпав все аргументы, мама сказала: "Если уедешь - ты мне не дочь".

Это было просто невозможно - остаться, когда основной состав нашей команды ехал. Да чего врать, ехал он - наш капитан, мой загребной, "любовь всей моей жизни".

Сбрасывались по сорок рублей - на билеты на поезд. Сейчас смешно, а тогда это была половина моей зарплаты. Еду брали сухим пайком. Как Егорыч выбил довольствие - одному ему известно. Хотя, генерал ему симпатизировал: команда сильная, три состава, чемпионы области, округа и даже в Литве мы отличились.

С разобранными байдарками в станковых рюкзаках, жратвой на неделю, одетые сразу по-походному загрузились в вагон. Поезд даже не тронулся - скользнул. "Система немецких вокзалов", - сказал кто-то. Потом это стало расхожей фразой, звучавшей даже в Гайвороне, абсолютно не причастном ни к чему немецкому.

Кстати, там у нас была первая ночёвка и стартовая точка похода. Жара стояла страшная, поэтому весь пайковой запас сливочного масла мы спрятали в колодец. В пакет, конечно, а пакет - в колодец. Мы, привыкшие ко всему немецкому в родном городе, справедливо полагали, что если сад не огорожен - то это заброшенный немецкий сад. И колодец, соответственно, тоже заброшенный.

Утром, помимо того, что у нас спёрли масло, выяснилось, что хозяин у сада есть. И к нам он не расположен. Спешно пришлось ретироваться.

Лодки собирали на берегу. Зря мы, конечно, одну из новых байд назвали "Титаником". Подкачивались всю дорогу, благо в ней не я была, а моя подружка, более приспособленная к тяготам, настоящая туристка и спортсменка. Я, всё-таки порченая платьями, восседала вся в кувшинках, которые мне на байдарку цепляли мальчишки, и практически не махала веслом - загребного мне дали молчаливого и сильного, из бывших академических.

Зато на стоянках мы "отрывались": черешни было море! Неведомая нам до этого шелковица, которой ребята дали неприличное новое название. И вокруг одни "заброшенные" "немецкие" сады - просто праздник какой-то! Хотя, мы и в огороженные залезали тоже.

От готовки нас с подружкой отстранили после того, как мы из подручных ингредиентов сварганили что-то несъедобное, вбухав туда квашеную капусту. Сейчас я бы с лёгкостью убедила, что это бигос, а тогда прониклась уверенностью, что вот теперь-то уж точно никто меня замуж не возьмёт.

Эх, ладно, и про это расскажу. Интерес в команде ко мне проявляли, но как-то странно. Вроде и баловали, и оберегали, но на свидания не приглашали, на мероприятиях со мной не танцевали, не говоря уже о чём-то более серьёзном. Себя я не считала привлекательной: единственная пепельная блондинка в нашей семье, да ещё с голубыми глазами. "В роддоме подменили", - шутила мама. Как ни исхитрялась, дальше френдзоны вырваться мне не удавалось. Так что мама зря переживала. Как сексуальный объект я не котировалась. А если появлялся сторонний воздыхатель, то ко второй встрече он исчезал. Я попереживала, конечно, но потом ушла с головой в учёбу и забила на всю лирику, взрастив в себе комплекс неполноценности размером с Эверест.

Тайна "гадкого утёнка" раскрылась совсем недавно, с запоздалым признанием в любви и прочими признаниями. Оказывается, Егорыч тогда собрал всю команду и сказал: "Если кто близко подойдёт к этой девочке - лично утоплю. Мне она нужна как спорсменка. Смешанные экипажи - наше слабое место, сами знаете. А вот проблемы с её папой - не нужны совершенно. Надеюсь, все знают, кто её папа?" После этого не только наши ко мне не приближались, но и чужих успешно гоняли.

Ага, продолжаю: мальчишки готовкой тоже особо не заморачивались: на ведро гречки вбухивали щедро тушёнки. Потом под гитару у костра, под разговоры или молча даже, пялясь в чёрное, всё в звёздах, южное небо, наслаждались свободой от военной жизни. "Особо одарённые" засыпали с ложкой в руке над этим самым ведром.

В том, что сбежала я из дома не зря, утвердилась после одного перехода, когда "мой капитан", приставший к берегу в числе первых, вернулся к моей лодке и на руках вынес меня из неё. Это было так мило, так романтично, я уже примеряла себе его фамилию, но... Этим всё и ограничилось.

В последний переход, где самые сложные пороги, нас не взяли. Вообще, это был категорийный поход второй сложности, а пороги относились уже к третьей. Как двух клух посадили нас с подружкой в машину и берегом отправили к финишной точке. Протаращившись полночи на реку, потому полусонные утром, встречали мы наших победителей - покорителей Южного Буга.

Домой я вернулась харьковским поездом. Понятно, что после него прямиком в душ отправилась, размышляя, как же дальше мне жить, сиротинушке.

- Я клубники принёс, - грохнув в дверь, сказал мелкий племянник, - бабушка сказала тебе дать.

P.S. Иллюстрации решила не прикреплять - только "по просьбам трудящихся", если таковые будут. В комментах.