Каба - 27⁠⁠

Аннотация: На прием к подростковому психотерапевту Виктору Петрову попадает 13-летний Игорь Мещеряков, страдающий лунатизмом. Неожиданно Петров обнаруживает, что его молодой пациент обладает жизненной философией, глубина которой удивляет. В процессе дальнейшего общения Петров начинает подозревать, что вся эта философия, равно как и лунатизм - ширма, за которой скрываются более глобальные и страшные вещи.

Часть 1. Докапывальщики: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25

Часть 2. Бог из машины: 26

Классуху никак не звали. Классуха, разве что. Потому как классухой была. А в миру — Надежда Павловна. В определенные моменты Классуху всуе поминали Рыжей. Это все оттого, что рыжей та была, каких свет невзвидел. Рыжими были не только ее волосы, но и вся кожа, буквально усыпанная бешено мельтешащими веснушками; рыжина распространялась на одежду. Не важно, какой оттенок одежды выбирался, ни один не мог приглушить рыжину; Классуха создавала всюду рыжую ауру. Ржауру. По этой ржауре Классуху можно было заметить издали и на всякий случай состряпать невинное лицо. Но Рыжей ее обзывали избирательно. Классуха, как-никак, пиетет, как-никак, все такое, да. А во-вторых, даже если Классуха и лютовала, впадая в ржаурость, делала это она редко и по праздникам (читай — в особые дни). Причем часто по делу, и даже отъявленные в глубине души это понимали: Классуху все считали жесткой, но очень справедливой. Так что — пообижался малек, потом ноги в руки и — за грызлово. А грызть у классухи приходилось не абы что, а математику, так что изначально ссориться не выгодно.

Классуха крайне не любила Марата Ишмуратова и (на минуточку!) - Лену Козленко. Марата — за его всегдашние истерики по поводу и без, тот как был нытиком в первом классе, так им и остался, и даже прогрессировал. Любую тройку, любое замечание воспринимал в штыки и начинал собачиться, часто до слез. Были случаи, когда его унимали сами одноклассники — Леха Воробьев, к примеру, или Кощей Сапожников,- и делали это предельно культурно, так что Маратос покрывался пунцовыми пятнами и пугал окружение видимостью сердечного приступа. Но в основном Классуха справлялась сама. Игорь, впрочем, подумывал, что не любит та Марата-Зиккурата вовсе не за нытье, а за то, что тот — татарин. Он не знал, почему он так думал, но так думалось. Может, он ошибался. По-любому пофиг.

С Леной Козленкой у Классухи не сложилось с самых корней, и это уже не пофиг. Лена «Саранча» Козленко претендовала на отлично, Классуха любезно соглашалась, но требовала подтверждающих знаний. Знаний не набиралось в достатке. Со знаниями у Лены, окромя понтов и завышенной самооценки, не складывалось, но на понты Классуха не велась, потому как сама понтовая была. Причем надо помнить, что Классуха — этот тот человек, чье мнение распространяется и влияет на прочих учителей. Так что у Лены Козленко в лице Классухи возникли проблемы. Лена, в отличие от Маратоса, не истерила и не бузила на несправедливость. И даже не ревела, как она часто делала навзрыд на других уроках, если садилась в лужу. У Классухи же, получив четвертак, Лена стискивала зубы и садилась, красная и злая. Молча. Игорь усматривал в этом нехороший знак. Терки с Козленко — первая ошибка Классухи в цепи ошибок, проложивших обманный путь в комнату-тюрьму, где та в конце концов очутилась, запертая на все засовы. Но это была мелкая ошибка, ошибочка, так сказать, в сравнении со второй.

Вторая ошибка Надежды Павловны состояла в том, что у нее был Сынъ. Сынъ учился в том же классе, что и Игорь, был таким же рыжим, что и мать, и потому звался Кореянином. А по паспорту — Димончик Шиляев. Ага, все правильно, тот самый хмырь, докапывальщик-призер среди всех шестых классов, а может — среди всей молодежи. До шестого у них сменилось две классухи, в шестом пришла третья, Надежда Павловна Шиляева, мать Димона.

Учитывая то, что отца у Димона не было, и Классуха воспитывала пацана одна, ее ошибка взять класс сынули масштабировалась в пространстве. Ибо мать-одиночка, даже полная учительской строгости и воспитанная на крепких ценностях, очень редко видит грань между «яже» и «мать». Именно поэтому Шиляев мог позволить себе всяческие выкрутасы в школе, не боясь быть битым. С ним не желал связываться даже Леха Воробьев, потому как это могло грозить вылетом из школы. Надежда Шиляева была не просто какой-то там классухой. Она дружила с завучем и имела контакты в минобразовании; это знали все, а кто не знал, тем охотно объяснял Димон Шиляев.

На уроки Кореянин ходил исправно. Не исключено, такова была договоренность с мамашей, которая в свою очередь прикрывала его по всем тылам. После уроков Димон околачивался где угодно, но только не дома с учебниками. Это подтверждала его страница Вконтакте, где Димыч выставлял фотки, обнаруживающие его в самых злачных подворотнях и вписках, иногда в не совсем адекватном виде. Бухал уже походу. Или нюхал чего. А может, просто рисовался, набивая цену. На уроках Димастый, если не дрых, то кидался в других слюнявыми бумажками (за исключением уроков Классухи). Но четвертак имел крепкий по всем предметам. Тем хуже, надо предполагать, ощущала себя Лена Козленко, сопоставляя себя с Шиляевым. Хотя, на взгляд Игоря, они друг друга стоили: оба тупые.

Докапывание было его хлебом, этого Димули. Он очень умело это делал. Выбирал тех, кто послабее, как настоящий мужик по ауешным меркам. На таких, как Воробьев, не залупался - опасался нарушить нейтралитет и заработать обратку. Крыша крышей, однако методов отомстить - набить тыкву и остаться не при делах — много. Можно это сделать в темноте, можно — сзади, а можно вообще чужими руками. Нафиг Димону рисковать.

Докапывался тот всеми способами. Делал подляны, ставил подножки, плевал на спину, девок щупал за проклевывающиеся сиськи и задирал платья, доводя до слез. В общем, развлекался. Пару раз доставалось Игорю, но Шиляев быстро потерял к нему интерес. Игорь не реагировал. Чем нивелировал весь кайф. Что с него взять — деревянный. Притом в дзюдо ходит, и синяки подозрительные имеет. Мутный. Димон не любил рисковать. Да и потом, кому нафиг нужен какой-то Игорь Мещеряков в классе, где существует Анзур Атоев?!

Если Игорь Мещеряков лишь балансировал на границе между лузером и нормальным поцыком, то Анзур Атоев был полноправным чмошником в классе. Он был не только любимчиком Кореянина, он был любимчиком всех окружных докапывальщиков, а также большинства околодокапывальщиков. Да почти любой считал своим долгом хотя бы раз пнуть Анзура. Тот был таджиком, единственным представителем мусульманской диаспоры в классе, не считая Марата-Ишмурата. Но Марат-Ишмурат был татарином, и это каким-то образом давало ему повод считать себя мусульманской элитой; Анзур же был чуркой. Чуркобес — так, собственно, его и звали. Он был худеньким, невзрачным и зашуганным, этот Анзур. При других условиях, быть может, он бы окрылился и расцвел; по сути, никто его и не знал толком, что он за личность. Условия, к несчастью, оказались для него концлагерем.

До описываемых событий Игорь не особо смотрел в сторону Анзура. Ну, докапываются до того — то рюкзак уволокут и вымажут в говне, то в обед харкнут, то пнут сзади, то подножку подставят на физре, то спецом запорят домашнее задание, намалевав в тетрадке,- ну и ладно. Прямо скажем, не до Игоря же докапываются. Такой же политики придерживались остальные, за исключением Марты Точилиной. Марту уважали за ее музыкальный кругозор, прикалывались за спиной над ее готическим стайлом и все поголовно побаивались, потому что у Марты были странные знакомства. Несколько раз она приезжала в школу с байкерами. Пару раз — на машине с мигалками. Сама Марта не отсвечивала в школе, своей группировки не имела, в разборки не лезла, с учителями не пререкалась, училась средне. Пальцы никогда не гнула и кошельком не трясла, как, к примеру, Саня Никитин, мажор, хотя деньги в семье Точилиных явно водились, и немалые. На уроках Марта больше залипала на окно, чем на доску. Она была единственной, кто не очковал заступиться за Анзура. Но помощи в этом было мало.

Так бы все, наверное, и тянулось до девятого класса. После девятого Анзур гарантированно сбежал бы из школы (если бы еще раньше не пришел туда с обрезом). Быть может, впоследствии он бы раскрутился в торговле и нанял бы на работу бывших обидчиков. Или где-нибудь на улице, гуляя ночью с подвыпившими дружками-соплеменниками, наткнулся бы на вчерашних преследователей и почикал ножиком, после чего отправился бы в долгий отпуск. Но это вряд ли. Скорей всего, Анзур просто вычеркнул бы их всех из своей памяти, и ему не нужно было бы для этого переезжать в другой город, крошить мосты и рвать фотографии, хлопать дверями и запутывать следы, мечась из комнаты в комнату. Ведь, несмотря на затюканный вид и чуркобесовскую репутацию, Анзур оставался мужчиной, единственным мужчиной в классе, и Марта Точилина это понимала, а позже стал понимать и Игорь. Ни разу за все годы Анзур ни на кого не настучал и никого не сдал. Быть может, это было неправильно, взваливать на себя обязанность быть мужчиной в таком юном возрасте, в этих школьных казематах, с их воровскими законами и бандитскими понятиями, но так уж случилось. Так случилось, и это привело к тому, к чему привело. В шестом классе Димон Шиляев, окончательно поверив в себя, перегнул палку.

Перегнул не в школе, что спасло и его, и школу, оказав решающее влияние на последующие разбирательства. На улице. Приятно думать о мести, совершенной в подворотне, однако жизнь есть жизнь: именно Кореянин с дружками наткнулся как-то ввечеру на Анзура, одиноко возвращающегося домой Анзура, и упырьки немедленно решили устроить чуркобесу темную. Они завели Анзура за гаражи, отняли у того рюкзак, забросили рюкзак в лужу. Потом почёкали немного для острастки, после чего отправили в лужу уже самого Анзура. Лицом вниз.

Анзур сопротивлялся. Они заставляли парня пить из лужи, Анзур не пил из лужи. Вдобавок он оказался неожиданно крепким, так что попытки пригнуть его к луже за шею результата не дали. Тогда упырьки не стали мудрствовать, а просто перешли к молотилову. Били прямо в луже, от чего и сами тоже вымазались, но их грязнота рядом не стояла с тем зрелищем, в которое они превратили Анзура. Под конец избиения он уже ничем не походил на человека, а скорее напоминал половую тряпку, которой уборщица моет в школе полы в особенно слякотный день. Напоследок Кореянин, желая отличиться, попрыгал у Анзура на голове, оступился, сам же шмякнулся в лужу, психанул и нанес со злости еще несколько завершающих ударов уже бесчувственному телу. Чтоб знал. Когда уходили, Анзур лежал на боку, свернувшись личинкой, с закрытыми глазами и открытым ртом, наполовину в луже, так что в его рот затекала грязь. Эту картину назавтра могли лицезреть все, кто был зареган в Двадцатке, а днем позже — во всех имиджбордах и соцсетях страны. Потому как упырьки записали подвиги на смарт, и тем же вечером выставили у себя на странице, откуда видео перекочевало в Двадцатку. Дебилы.

Анзур Атоев угодил в больницу с сильнейшим сотрясением мозга, переломом руки и двух ребер. Теперь произошедшее уже невозможно было утаить от кого бы то ни было, к тому же малолетние дурни постарались помочь следствию и обнародовали компромат на самих себя. Видео вызвало резко негативную реакцию почти всех, исключая особо отмороженных кащенитов, типа Макса Сапожникова. Позже, скумекав, ушлепки удалили видос, но поздно — копии расползлись по всему интернету. Следственный комитет организовал проверку по факту, люди в форме нагрянули прямо в школу, посыпались звонки из газет и от общественных организаций. Школу посетили родители Анзура Атоева.

Они оказались столь же скромными, тихими людьми азиатской внешности, как и их сын. Игорь видел их, когда они покидали кабинет директора вместе с Надеждой Павловной (Кореянин предусмотрительно, либо по настоянию мамы, отсиживался дома недели две). Атоев-старший выглядел разбитым и потерянным, его жена плакала. Классуха же умудрялась казаться одновременно скорбно и решительно. Сменила в качестве исключения масть на красную: веснушки покраснели и голосили от возмущения, уверяя всем скопом, что справедливость восторжествует. Не важно, что родной сын, и что она мать-одиночка, сил поднять ремень у нее достанет. Никаких снисхождений, никакой жалости. Виновные должны быть наказаны!

Возможно — это, или же что-то вовсе иное втолковывала Надежда Павловна шокированной паре Атоевых на пороге школы. Никому не удалось подслушать. Родители Анзура внимали Классухе с видом побитых дворняг, мама утирала слезы. Потом они распрощались и с виду распрощались весьма мирно. Атоевы были не той породы люди, чтобы закатывать истерики и крушить стены, даже если их сын в реанимации. Сейчас бы пригодилась пресловутая горячая кровь, и общество встало бы на их сторону; но, возможно, у них просто не осталось на это сил. Или они верили законам и стране, куда приехали на чужбину. Быть может, религия сделала из них фаталистов. Или они были просто слабы по жизни. Во всяком случае на тот момент родители Анзура предоставили разбирать вопрос компетентным органам.

Органы поегозили, да слились. Уже назавтра Классуха расправила плечи и вернула масть: вновь коридоры школы наполняла пресловутая ржаура. А через две недели рыжины стало вдвое больше: возник Кореянин. Пришел такой на уроки и ходил величаво. Он реально очень гордился содеянным; по просьбе некоторых трудящихся Димастик рассказал, как развивались события за последние две недели. Ну да, приходили менты. Ну да, напрягали. Ну да, поставили на учет в ПДН. Ну да, приходили из опеки. Тут вообще прикольно вышло, из опеки приперлась мамкина одноклассница, так что попили чай и поржали. Ну да, возможно, будет суд. И фули? Ему 12 лет, какой с него спрос? Уголовку не пришьют всяко. Учет в ПДН нигде не фиксируется. Максимум, выпишут штраф матери, если предки чуркобеса не пойдут на мировую. Но Димон сомневался, что дойдет до суда. При нем мамка звонила людям и нажимала на рычаги, так что все тип-топ. Походит в ментовку полгодика, и все слезут. Чуркобес вроде оклемался, родных узнает, дебилом не стал, так что заживет, как на собаке. Будет знать зато.

Анзур Атоев больше никогда не появился в школе №20. А его предки — таки да, приходили. Один раз всего, спустя месяц, когда на улице уже лег первый снег, и Анзура выписали из больницы. Может быть, они приходили поинтересоваться, где же обещанная справедливость? Ведь только по счастливой случайности Анзура не убили, он не стал инвалидом, хотя ему еще восстанавливаться самое малое полгода. Поставили хулигана на учет? Выговор объявили Классухе? И что — все? Это и есть справедливость по-российски? Не стоит ли в таком случае призвать справедливость по-таджикски: в городе достаточно сильная азиатская диаспора, стоить придать этой поганой истории религиозный окрас, бошки полетят строем, и скандал не ограничится границей города?

Может, это. А может, они просто пришли за документами, поскольку Анзур не собирался возвращаться в школу с фашистским оттенком. Кореянин лохматил, что предки чуркобеса ссыканули и пошли на мировую, мамка пригрозила им проблемами с миграционкой. Врал. У Атоевых гражданство РФ. Но, как бы то ни было, способов заткнуть рот Атоевым существовала масса. И потом, что вы хотите? Прилюдной казни? Классуха и Сынъ получили по заслугам, по степени содеянного, согласно законодательству. Все, вопрос закрыт.

Были люди, кто не считал, что вопрос закрыт.

Продолжение следует...