Иван Пуп⁠⁠

После того, как армии Бонапарта заняли Москву, старый барин Кирилл Валерьянович собрал во дворе усадьбы всех мужиков и приказал уходить в леса.

— Бейте супостата, ребятушки, — высоким стариковским голосом прокричал он. – Живота своего не жалейте.

Поскребли в бородах православные, обняли жён и родителей, сели на телеги и покатили в чащобы.

— Откуда в лесу француз? – думал конюх Иван Пупков, трясясь в повозке. – И как его бить, если встретим?

К ночи встали лагерем близ лесного озерца, а поутру взялись копать землянки. Зима обещала быть скорой и суровой. Иван помаялся среди работающих, потолкался у костров, а затем, ни слова не говоря, оседлал коня и уехал.

Вернулся он на утро. Поперёк седла лежал французский солдат в новеньком мундире.

— Эвон, — Пупков спихнул пленника на землю. – От своих отбился. Нехай у нас в полоне будет.

Пока мужики разглядывали «мусью», Иван на скорую руку похлебал щей и завалился спать. Вечером он опять ускакал.

Когда выпал первый снег, по лагерю слонялся уже с десяток французов, добытых Пупковым.

— Вань, — начали волноваться сельчане, — может, ты их ещё куда свозить будешь? Аль, вместе с провиантом полонить.

В этот раз Пупков отсутствовал почти неделю, но, зато, появился в компании с развесёлым немолодым гусаром. Тот, лихо соскочил с коня, обошёл лагерь, насмешливо оглядел пленных и приказал собираться идти на объединение с его отрядом.

На новом месте, где командовал гусар, Пупкова поселили в отдельную палатку. Теперь, он уходил на дело исключительно по приказу и хватал не кого попадя, а только офицеров. За каждого «языка» Иван получал от гусара гривенник.

Однажды Иван приволок старика в шитом золоте мундире. Гусар в этот день страшно напился, стрелял в воздух из пистолета, целовал Пупкова в губы и клялся «отписать о нём государю».

— Знаешь, Ванька, — хохотал он, — как тебя французы прозвали? Жан Пуп! Смекаешь? Не Пупков, а Пуп! Боятся тебя, сукины дети, награду объявили. Так, что быть тебе отныне Пупом! – и снова лез целоваться…

После разгрома Бонапарта, Иван вернулся на конюшню. За время, проведённое в лесу, он сильно изменился. Стал нелюдим и неразговорчив. Кроме того, приобрёл скверную привычку пленять односельчан. Бывало, выйдут в поле косцы, пройдут шагов пятьдесят, глядишь, а крайнего в ряду нет. Кинутся искать, а он спелёнутый, с кляпом во рту под копёнкой лежит. Или перед рыбаком вынырнет из воды бородатая рожа Ваньки Пупа. Схватит огромная лапа удильщика за ворот и без всплеска утащит. Хотели мужики над иродом суд учинить, да заявился в усадьбу их старый знакомец гусар. Облобызал старого барина, обаял, напоил и вытребовал для Ивана вольную. Затем, по обыкновению, пальнул из пистолета вверх, посадил Пупа к себе в коляску, да и укатил. Говорят, к государю на службу увёз.