Ирокез⁠⁠

В детстве я получал большое удовольствие, когда я, находясь в центре внимания, смешу окружающих. Мне казалось, что мир становится немного лучше, когда люди смеются и меня мало заботило, что смеются они в основном над чужой бедой или унижением, я был рад больно удариться, чтобы только другие дети вволю посмеялись. И в школе, как-то раз я с помощью лимонада поставил свои волосы дыбом, чтобы нарушить скуку принудительного образования. И даже учительница не сдержалась, улыбнулась и сказала, что я похож на динозавра, и спросила, неужели мне не хочется быть таким, как все и вести себя тихо, чтобы родители не ругали меня за замечания в дневнике. Я тогда выпалил, что быть таким, как все это значит не быть никем, даже не значит быть. И меня жутко уязвило снисходительное предположение пожилой женщины, о том, что жизнь меня или обломает, или сломает. Долго я ещё потом вспоминал эту фразу, стискивал зубы и говорил, что до окончательного облома ещё далеко.

Когда я перешел в другую школу в восьмом классе, связь со своими непутевыми друзьями я потерял. Семья моя находилась в бедственном положении, и я уже думал о том, чем займусь после школы, которую хотел закончить поскорее и с нормальными оценками в аттестате. Без друзей я стал много читать в свободное от учебы время, а в новой школе старался вести себя смирно. В новом классе были в основном девочки, все учились прилежно, хоть и не всегда успешно, и старательно подлизывались к учителям. Ко мне там относились с предубеждением, хоть я изо всех сил старался не выделяться из общей массы. Школьную форму тогда уже отменили, и носить джинсы и свитер ярких цветов уже не было никаким протестом, пару лет назад. Но я всё равно выделялся, потому что не мог себя заставить ни с кем общаться. Да, я скрывал свое отношение к одноклассникам подхалимам, но на то, чтобы начать перед ними заискивать, чтобы они со мной начали общаться, было выше моих сил. И их это раздражало, они тщательно искали над чем бы во мне можно было посмеяться, а я, напустив на себя скучающий сонный вид, всего этого не замечал. Но некоторые из них просто нутром чувствовали мое пренебрежительное отношение к ним и относились ко мне враждебно. Чтобы как-то разрядить отношения с новыми одноклассниками, я выбрал пару тех, кого там тоже считали не совсем своими, и начал рассказывать им сначала анекдоты, а потом и разные истории. И в итоге меня слушала иногда половина класса. Снова я смешил людей и чувствовал себя более или менее  своей тарелке.

А потом я совершил ужасную ошибку, отправившись после окончания основного образования в девятом классе в профессионально-техническое училище, чтобы поскорее пойти работать и вылезти из жуткой нищеты, в которую попала моя семья из-за нетрудоспособности и пьянства моего отца. В училище пришли учиться те, у кого были серьезные проблемы и с успеваемостью, и с поведением, будущие уголовники, которые не желали ни учиться, ни работать, а посещали училище только для того, чтобы родители от них отвязались. Общаться мне с ними совсем не хотелось, да и я не представлял о чем. И уж веселить мне их точно не хотелось. Они сочли это за высокомерие, и раз уж я не захотел быть шутом, решили сделать меня изгоем, и я на это согласился, потому что испытывал к ним просто физическое отвращение. Меня просто тошнило от них, когда я их видел, и хождение в училище, не смотря на прекрасных преподавателей, которые там работали, было для меня пыткой.

На первом рабочем месте, большая часть коллектива состояла из неадекватных алкоголиков, на которых без смеха было очень трудно смотреть, и я не только смеялся над ними, но и старался насмешить их. Рабочей одежды там никто не выдавал, все носили разное барахло, и я норовил вырядится так, чтобы работать мне и моим коллегам было не скучно. И как и все я устраивал пьяные дебоши, которые мне тогда ещё казались смешными. Правда, на той работе, не смотря на то, что я работал там вечно с утра и до ночи, а иногда и ночами заработать много не удавалось, а то, что я зарабатывал в основном пропивал. Да и работа была нелегальной и перспектив карьерного роста не было никаких. Потому я оттуда уволился и устроился работать в железнодорожное депо.

На железной дороге я уже работал по специальности, крановщиком, перестал пить, чтобы у меня не было неприятностей в случае аварии и алкоголя в моей крови. Люди там работали очень обычный, многие из низ пили, но пьянство их было однообразным, незатейливым, по расписанию. Общаться с коллегами мне было не о чем, разве что о работе и погоде. Иногда приходили новые забавные люди, но долго они там не держались.

После года работы в депо, подвернулась более денежная работа по сборке жалюзи. Коллектив там был очень маленький, и я как-то сразу там стал балагурить, и не смотря на то, что работать надо было часто круглыми сутками, делая одно и то же, я постоянно шутил, травил байки в курилке и на еженедельных пьянках по пятницам. В то время я женился, и мою семейную жизнь все постоянно на работе обсуждали. Мои отношения с женой были ужасны до абсурда, но ужас этот иногда бывал и забавным. На том рабочем месте я начал постоянно слушать музыку, сначала арт-рок, а потом постепенно перешел на панк-рок, и мне очень нравилась возмущенная реакция коллег на эту музыку. Их жизнь казалась мне настолько скучной, серой, безрадостной, банальной, что я считал своим долгом, показать им что-то другое, кроме скидок в супермаркетах, сериалов, радиопередач и ужасного чтива, которое они поглощали в огромных количествах. Бывшая жена пыталась контролировать мой гардероб, запрещала мне читать книги, хотела, чтобы я пил вместе с ней и смотрел сериалы, а так же слушал ту дребедень, что крутили по радио. В отношении гардероба я шел на компромисс, на чтение у меня не было времени, а то, что я слушал на работе, она контролировать не могла.

Когда до меня наконец дошло, что бывшая жена психически больна, и как-то её перевоспитать или ужиться с ней не получится, я развелся, вернее отправил её обратно к маме. Сына у неё отсудить не удалось, и это причиняло мне жуткие страдания. Чтобы выжить ей нужны были пособие и алименты, потому ребенка мне она отдавать не хотела. Работать ни она, ни её мама не могли. Коллектив мой развод не одобрил. Их не интересовало, что супруга моя нездорова, они в это не верили, требовали, чтобы я во всем с ней соглашался, если она ругается и дерется, а то, что она пьет, они считали нормальным. Директор даже сказал, что будет мою зарплату посылать моей бывшей жене, чтобы я с ней не развелся. Я ему сказал, что и работать на него буду тогда не я, а бывшая жена. Впрочем, клеймили меня позором не очень долго, ведь у каждого человека есть силы, чтобы перенести чужие несчастья.

После развода я заметил, что за время супружеской жизни мне жутко надоел алкоголь, без которого жить с бывшей женой было невозможно. Перестав пить, я так же и перестал общаться с маргинальными друзьями. На работе я полностью изменил технологию сборки, и мог выполнять любые заказы в течении восьмичасового рабочего дня. Начал много читать после работы и слушать музыку. И тут только я заметил, что одет я, мягко говоря, не очень эстетично. На мне мешком висел безразмерный ширпотреб с вещевого рынка. И я подумал, почему бы мне не нарядиться так, как исполнители той музыки, которую я слушал. Денег у меня было достаточно, вот я и принялся ходить по магазинам и выбирать себе одежду и обувь. Потом я и обратил внимание на то, что очень стрижка и трехдневная щетина не совсем соответствуют моему новому наряду, так и появился на моей голове ирокез, а потом и выросла длинная узкая борода, которую я заплел в косу.

На работе, особенно женщины взвыли, увидев мой наряд и прическу. Требовали у директора, чтобы он мне зарплату не платил, пока я "не приведу себя в божеский вид". Один мой коллега сказал, что что у меня на голове, то и в голове. Я ничего ему не ответил, просто улыбнулся. И тут он вспомнил, что у него на голове была лысина. Он очень расстроился, все расхохотались, и он сказал, что рано или поздно он мне за это так отомстит, что я и не узнаю, кто мне эту гадость сделал. Я сказал, что в таком случае в его мести не будет смысла, если я не узнаю, кто меня наказывает. На улице мой эпатажный вид у кого-то вызывал восхищение, у кого-то возмущение. Некоторые правильные мужики грозились мне морду набить за то, что я нарушил их неписанные правила, а некоторые вполне обычные люди, протягивали мне руку и благодарили за то, что я их развлек своим внешним видом. Я тогда ещё увлекся путешествием и прогулками на велосипеде, и тут я был вынужден признать, что одежда, которая мне нравилась внешне не совсем удобна. Пытаясь найти компромисс между внешним видом и функциональностью с удобством, я начал даже ходить к портному.

Начался экономический кризис. Я оказался в Ирландии, где с работой тогда было тоже не очень хорошо, да и я принципиально не знал, каким образом там работу ищут, как на неё устраиваются. Сестра не особенно хотела помогать эту работу искать, только посоветовала сделать обычную прическу, снять кольца, одеться по-пролетарски. Я её совету не последовал, отправился в Норвегию. И в той стране, где совсем не принято колотить понты, я вдруг почувствовал, что для меня все-таки важнее, чтобы одежда была удобной, функциональной и комфортной, нежели выглядела ярко и стильно. Через пару лет я оказался в Англии, и там мне пришлось снять кольца, потому что я работал на пищевой фабрике, да и соотечественники начали на меня давить, чтобы я одевался так, как они, а не, как эти чертовы местные.

Вернувшись в Латвию я уже за одеждой ходил только в туристические магазины, и меня мало интересовало, как одежда выглядит, главное было, чтобы она долго носилась, не продувалась, дышала, быстро высыхала, не была маркой, чтобы она была эластичной и так далее. Я не скажу, что у меня пропало желание веселить людей, просто я стал делать это не на улице, не на работе, а в интернете с помощью того, что я печатаю. Да, на голове у меня теперь серая посредственность, одет я невзрачно, но печатать я стараюсь нечто протестное, яркое, оригинальное. Получается не всегда, но мне нравится по крайней мере к этому стремиться.