Глава 21: Огонь зависти⁠⁠

Ссылка на предыдущую главу

Глава 20: У недремлющего моря

В тени высоких гор, где ветры пели песни о давно забытых битвах, раскинулся Эрденвальд — королевство, что сияло, как драгоценный камень на границе Альтгарда, владений Всеволода. Его земли были плодородны, словно благословлены богами — поля золотились пшеницей, что колыхалась под ветром, как море жёлтого огня, а реки, что текли с горных вершин, сверкали под солнцем, как серебряные нити, вплетённые в зелёный ковёр долин. Холмы, поросшие густыми лесами, хранили в своих недрах железо и уголь, что питали кузницы, а озёра, глубокие и холодные, кишели рыбой, чья чешуя блестела, как монеты в сундуках. Столица, Гримсхольм, возвышалась на крутом холме, окружённая стенами из тёмного гранита, добытого в горах, — их башни, острые и высокие, пронзали небо, как копья, готовые встретить любого врага. Дома в городе были сложены из камня и крепкого дуба, их крыши покрывала красная черепица, что горела на солнце, как кровь, а улицы, вымощенные булыжником, блестели после дождя, отражая факелы стражи. Кузницы дымились день и ночь, их дым поднимался к небу, как дыхание дракона, а звон молотов эхом отдавался в узких переулках — мечи и доспехи Эрденвальда славились своей прочностью, их лезвия могли разрубить камень, а кольчуги выдерживали удары копий. Рынки ломились от товаров — шерсть, мягкая и тёплая, лежала в тюках рядом с бочками мёда, что пах сладостью лесов, а рыба из горных озёр, свежая и серебристая, манила торговцев из дальних земель. Замок короля, высеченный в скале, был одновременно крепостью и дворцом — его стены, гладкие и холодные, хранили тепло очагов, а залы украшали гобелены с вышитыми сценами побед предков, где воины в доспехах поднимали знамёна над поверженными врагами. Узкие окна, как глаза великана, смотрели на долины, что простирались до горизонта, где горы вставали стеной, охраняя королевство от чужаков.

Король Эрденвальда, Хродгар, был человеком, чья жизнь закалила его, как сталь в горне кузнеца. Высокий, с широкими плечами, он всё ещё сохранял силу, что в юности делала его грозой поля битвы, несмотря на возраст, что оставил свои следы. Его волосы, некогда чёрные, как смоль, теперь были пронизаны сединой, что блестела, как иней на ветвях зимой, а борода, густая и короткая, обрамляла лицо, испещрённое шрамами — память о сражениях, где он проливал кровь врагов и терял друзей. Его глаза, тёмно-карие, горели огнём, что не угасал даже в тишине мирных дней, — в них читались гордость, упрямство и тень чего-то тёмного, что он скрывал даже от самого себя. Хродгар носил тёмно-зелёный плащ, подбитый мехом волка, чья шерсть грела его в холодные ночи, и кольчугу, что не снимал даже в замке — привычка, рождённая войнами, что он вёл в молодости, когда каждый день мог стать последним. Его трон, вырезанный из дуба, был покрыт резьбой в виде орлов, чьи крылья расправлялись над спинкой, символизируя его власть и зоркость. Он был суров, но справедлив — его народ любил его за защиту, что он давал, за стены, что воздвигал вокруг их домов, и боялся за гнев, что обрушивался на врагов, как ураган на лес. Эрденвальд процветал под его рукой, его сундуки полнились золотом, а амбары — зерном, но в сердце Хродгара жила тень — зависть к Альтгарду, к его столице Вальдхейму, чья слава гремела громче, чьи земли простирались шире, чьи короли носили венец, что затмевал его собственный, простой, но тяжёлый, как его долг.

Заркун, бог Зависти, знал об этой тени лучше, чем кто-либо. Его облик был зыбким, как дым, что поднимается над угасающим костром, — высокий, худощавый, с кожей, что казалась закопчённой, как уголь после пожара, а вместо волос клубился чёрный туман, что извивался, как змеи, готовые ужалить. Его крылья, сотканные из тёмного огня, трещали, как горящие ветви в очаге, их жар был холодным, как дыхание смерти, а глаза, жёлтые и горящие, видели слабости смертных, как ястреб видит добычу с высоты облаков. Он был частью совета тёмных богов, чьи планы плелись вокруг Ловца Душ и его заточённого пленника, Арта, но его роль отличалась — сеять раздор, разжигать зависть, что грызла сердца, как ржа грызёт железо, медленно, но неотвратимо. Вальдхейм, столица Альтгарда, стал целью их замысла — ослабить его, сломить Всеволода, вынудить его поддаться тьме, чтобы тёмные боги могли захватить город, найти Диану и открыть путь к Арту. Заркун выбрал Хродгара, зная, что его сердце — плодородная почва для семян зависти, что он посеет, и что эти семена взойдут огнём и кровью.

Всё началось с шёпота, тонкого, как нить паутины, но острого, как игла. Ночью, когда Хродгар спал в своих покоях, окружённый каменными стенами, что хранили тепло очага, Заркун явился к нему в виде тени, что скользила по гобеленам, извиваясь, как змея в траве. Его голос был мягким, как ветер, что ласкает листву, но ядовитым, как укус гадюки, что прячется в этом ветре. Он шептал о Вальдхейме — о его богатстве, что текло рекой через торговые пути, о его славе, что гремела в песнях бардов, о том, как Всеволод, вернувшись из Моргенхейма, укрепляет своё королевство, пока Эрденвальд остаётся в тени, как младший брат, что смотрит на старшего с обидой. "Почему его имя гремит в залах, а твоё шепчут в углах? Почему его стены выше твоих, его сундуки полнее твоих, его венец сияет ярче?" — шипел Заркун, и слова его проникали в разум Хродгара, как вода в трещины камня, что замерзает и разрывает его изнутри. Король ворочался во сне, его кулаки сжимались, пальцы впивались в шерстяное одеяло, а зависть, что тлела в нём годами, разгоралась, как искра в сухой траве, готовая вспыхнуть пожаром.

Днём Заркун принимал облик смертного — высокого мужчины с острыми чертами, чьи скулы казались вырезанными из камня, а глаза, скрытые под тенью капюшона, блестели, как угли в полумраке. Его тёмный плащ, длинный и тяжёлый, скрывал крылья, а голос, низкий и вкрадчивый, звучал, как шёпот ветра в пещерах. Он назвался Эйваром, странником из дальних земель, и явился в Гримсхольм с дарами — мешочками редких специй, что пахли дымом и пряностью, и клинком, чьё лезвие сверкало, как чёрный лёд, отражая свет факелов. Хродгар принял его в зале совета, где стены были увешаны картами, а длинный стол завален свитками, что шелестели под руками писцов. Факелы горели в железных держателях, бросая дрожащие тени на лица стражников, что стояли у дверей, их копья блестели в полумраке. Эйвар говорил о торговых путях, что тянулись через Альтгард, о богатствах, что текли в Вальдхейм, как река в море, о том, как Всеволод копит силы, чтобы затмить соседей, его армия растёт, а слава множится. "Он смотрит на твои земли, король," — лгал Заркун, его голос был гладким, как шёлк, но острым, как нож, что вонзается в спину. "Его воины точат мечи, его сундуки полнятся золотом, что могло бы быть твоим, его тень падает на твои поля, пока ты сидишь в этом замке."

Хродгар слушал, его пальцы сжимали подлокотники трона, дерево скрипело под его хваткой, а глаза темнели, как небо перед грозой, что собирается над горами. Он знал, что Альтгард силён, что Вальдхейм — жемчужина, что манит всех, как свет маяка манит корабли в ночи, но слова Эйвара разжигали в нём огонь, что он давно пытался заглушить, топя его в вине и клятвах верности своему народу. Заркун видел это — видел, как зависть растёт, как она шепчет королю о несправедливости, о том, что он достоин большего, что его имя должно звучать громче, чем имя Всеволода. Каждую ночь он возвращался в сны Хродгара, показывая ему видения — стены Вальдхейма, что рушатся под его рукой, их камни падают в пыль, как сломанные кости; сундуки, что ломаются от золота, монеты текут рекой, сверкают, как кровь на солнце; венец Всеволода, что падает в грязь, его блеск меркнет под сапогом Хродгара. "Возьми то, что твоё по праву," — шипел он, его голос вился вокруг разума короля, как дым, что душит лёгкие, и Хродгар просыпался в холодном поту, его сердце билось, как барабан войны, зовущий к битве.

На третий день король не выдержал. Он созвал своих военачальников в зал совета, где воздух был пропитан запахом смолы от факелов и пергамента от свитков. Они стояли у стола — крепкие мужчины в кольчугах, чьи плечи были широки, как горные хребты, а мечи на поясах блестели, как лунный свет на воде. Их лица, суровые, как скалы Эрденвальда, были покрыты шрамами и морщинами, что рассказывали истории битв и долгих зим. Хродгар поднялся с трона, его тёмно-зелёный плащ упал с плеч, кольчуга звякнула, и его голос гремел, как гром, что катится по долинам, отражаясь от каменных стен:

— Альтгард смотрит на нас, как волк на добычу, что спит в своём логове. Всеволод копит силы, его Вальдхейм — угроза нашим землям, нашим домам, нашим детям. Его слава — это тень, что падает на нас, его богатство — это хлеб, что должен лежать на наших столах. Мы не будем ждать, пока он ударит, пока его копья пронзят наши поля, пока его венец затмит мой. Соберите армию — мы идём на них, пока они слабы, пока их стены не готовы к нашей стали.

Военачальники кивнули, их глаза загорелись жаждой битвы, их кулаки сжались, как будто уже держали рукояти мечей. Они не знали, что слова короля — эхо шепота Заркуна, что зависть, а не разум, ведёт их к войне, что их мечи будут резать не ради чести, а ради тьмы, что прячется за этими словами. Эйвар стоял в углу зала, его фигура почти растворялась в тенях, что отбрасывали факелы, его улыбка была тонкой, как лезвие, что режет горло, а глаза горели жёлтым огнём, что никто не заметил в полумраке, принимая за отблеск света. Армия Эрденвальда начала собираться — кузницы загудели, как улей перед роением, мечи и копья множились, как трава после дождя, их лезвия сверкали, как осколки льда. Лагерь за стенами Гримсхольма наполнился топотом сапог, звоном доспехов, криками десятников, что строили воинов в ряды. Лошади ржали, их копыта били землю, а знамёна с орлами Эрденвальда развевались на ветру, чёрные на зелёном фоне. Хродгар смотрел на это с башни, его грудь распирало от предвкушения, как ветер раздувает парус, но в глубине души тлел страх — холодный, липкий, как туман в горах, — что он гнал прочь, топя его в звоне стали и шуме лагеря. Он не знал, что был лишь пешкой в игре, чьи правила ему неведомы, что его зависть — это нить, что Заркун вплёл в план тёмных богов.

Заркун исчез из города, его тень растворилась в ночи, как дым, что уходит в небо, оставляя за собой лишь запах гари. Его работа была сделана — семя зависти проросло в сердце Хродгара, и теперь оно пустило корни, что питались его гордостью и страхом. Он вернулся к своим братьям — Моргасу, Тенебрис, Некросу — в их тёмный зал, где багровый свет мерцал, как кровь в жилах, освещая их лица, высеченные из мрака. "Хродгар идёт на Вальдхейм," — прошипел он, его крылья затрещали, как огонь в очаге, что пожирает сухие дрова, их жар был холодным и злым. "Его зависть — наш меч, острый и верный. Всеволод падёт во тьму, когда его земли запылают, когда его сердце сломается под их пеплом." Тёмные боги кивнули, их глаза сверкнули, как звёзды в безлунной ночи, их план двигался вперёд — ослабить Вальдхейм, отвлечь Всеволода, захватить Диану, что ускользнула от Совикуса, и открыть Ловец Душ, чтобы Арт, Бог Смерти, вырвался из своего узилища.

К концу недели армия Эрденвальда пересекла границу Альтгарда, её шаги гремели, как гром над долинами. Хродгар ехал впереди — его доспехи сверкали, как лёд под солнцем, тёмно-зелёный плащ развевался на ветру, а за ним шли тысячи воинов, чьи копья блестели, как зубы зверя, готового вцепиться в добычу. Их знамёна хлопали на ветру, их доспехи звенели, как колокола, что зовут к битве, а лошади ржали, их гривы развевались, как чёрные облака. Они ударили по двум приграничным деревням — Осенним Холмам и Каменному Ручью, что лежали у реки, чьи воды текли между королевствами, разделяя их, как тонкая нить. Деревни были малы, почти незаметны на картах — дома из дерева и соломы теснились вокруг колодцев, амбары с зерном стояли у окраин, а сады, где цвели яблони, шумели листвой на ветру. Жители — крестьяне и рыбаки — жили тихо, их дни были полны труда: мужчины чинили сети, женщины ткали полотно, дети бегали по тропинкам, собирая камни у реки, а ночи — песен у очага, где трещали поленья и пахло хлебом.

Резня началась на закате, когда солнце садилось за холмы, окрашивая небо в багровый цвет, что предвещал кровь. Воины Эрденвальда ворвались в Осенние Холмы, как буря, что ломает лес — их копья пронзали деревянные стены домов, оставляя в них зазубренные дыры, факелы летели на крыши, и пламя взметнулось вверх, пожирая солому, как голодный зверь, что рвёт добычу. Огонь трещал, выбрасывая искры в небо, дым поднимался чёрными столбами, закрывая солнце, как саван. Мужчины хватали топоры и вилы, их руки дрожали, но глаза горели решимостью — они вставали перед дверями, защищая свои семьи, но сталь Хродгара была быстрее, безжалостнее. Копья вонзались в груди, мечи рубили руки, что поднимали оружие, кровь текла по земле, смешиваясь с грязью, тела падали, как срубленные деревья, их стоны тонули в рёве воинов. Женщина с ребёнком на руках бежала к лесу, её длинные волосы развевались, платье цеплялось за кусты, её крик разорвал воздух, как нож — тишину, но стрела вонзилась ей в спину, пробив лёгкое, и она рухнула на колени, прижимая сына к груди, чьи глаза остекленели от ужаса, глядя на мать, чья жизнь угасала в его руках. Старик у колодца поднял палку, его голос дрожал, моля о пощаде, но копьё пронзило его грудь, кровь хлынула изо рта, и он упал, его тело сползло в грязь, а вода в ведре, что он нёс, окрасилась красным, как вино, что пролилось из разбитого кувшина.

В Каменном Ручье хаос был ещё страшнее. Воины ворвались с криками, что звучали, как вой волков, их мечи рубили без разбора, как косы, что срезают траву, — стариков, что молили о пощаде, стоя на коленях, их белые волосы падали в грязь; детей, что прятались под столами, их тонкие крики заглушались треском огня; женщин, что закрывали собой очаги, где ещё тлели угли, их платья рвались под ударами. Амбар подожгли — факелы полетели в сухое зерно, и пламя взревело, как зверь, выпущенный из клетки, чёрный дым поднимался к небу, как зловещий столп, что закрывал звёзды. Молодой парень, чьи руки были сильны от труда в поле, бросился на воина с ножом, его лицо пылало яростью, но копьё вспороло ему живот, как нож вспарывает рыбу, и он упал, хрипя, его кровь залила камни у ручья, что тек красным потоком. Девочка, что бежала к воде, её босые ноги скользили по мокрой траве, споткнулась о корень, и топор опустился на её спину, разрубив её пополам — её крик оборвался, как нота, что не допели, её тело рухнуло в реку, окрашивая воду багрянцем. Мужчина с вилами бросился на всадника, но копыта лошади размозжили ему череп, его мозг смешался с грязью, а крик жены, что видела это, оборвался, когда меч пронзил её горло. Дома горели, их деревянные стены трещали, как кости под молотом, солома вспыхивала, как факелы, а дым душил тех, кто ещё дышал, их кашель тонул в рёве огня.

Хродгар стоял на холме, глядя на резню, его лицо было каменным, как скалы Эрденвальда, но в глазах мелькнула тень — не радость победы, а что-то холодное, тяжёлое, как свинец в груди. Его доспехи блестели в свете пожаров, плащ развевался на ветру, что нёс запах гари и крови, а рука сжимала меч, что пока оставался в ножнах. Зависть гнала его вперёд, шептала о славе, что он заберёт, о венце, что он поднимет из грязи, но сердце знало, что это не победа — это хаос, что он не мог остановить, даже если бы захотел. Его воины двигались дальше, оставляя за собой смерть и пепел, их шаги гремели, как гром, что катится по долинам, их крики смешивались с воплями умирающих.

Заркун смотрел на это из теней, его крылья трещали от восторга, их чёрный огонь бросал отблески на его закопчённое лицо, а жёлтые глаза горели, как факелы в ночи. Он стоял на краю леса, его тень сливалась с дымом, что поднимался над деревнями, и улыбка, тонкая и злая, кривила его губы. Это был лишь первый шаг — резня в Осенних Холмах и Каменном Ручье должна была стать искрой, что разожжёт пожар в Альтгарде, ослабит Вальдхейм, сломит Всеволода, заставит его поддаться тьме, что шептала ему из Моргенхейма. Тёмные боги ждали этого — их план, выкованный в зале теней, двигался вперёд, и Заркун знал, что зависть Хродгара — это меч, что пронзит сердце Альтгарда, откроет путь к Ловцу Душ и Арту, чья сила ждала своего часа.

Деревни пылали, их жители лежали в крови — старики, что умерли с молитвой на устах, женщины, что закрыли собой детей, мужчины, что упали с топорами в руках. Огонь ревел, как зверь, что вырвался из цепей, дым поднимался к небу, закрывая звёзды, а воины Эрденвальда шли дальше, их копья блестели в свете пожаров, их шаги оставляли следы в пепле. Вальдхейм ждал своей участи, и тьма, что нёс Заркун, должна была сломить Всеволода, открыть путь к мечу, что держал Арта, и дать тёмным богам их победу.

Продолжение следует…