Дорога в ад. (Продолжение)⁠⁠

4. Утром я был разбужен грохотом дорожно-строительной техники, заработавшей после восьми утра прямо подо мной. Палатку и велосипед было видно с дороги, по которой ехал я. Там был резкий поворот, на котором автомобили практически останавливались. Мне поначалу казалось, что тормозят они для того, чтобы прогнать меня. Строителям дороги я тоже был прекрасно виден. Один из них даже помахал мне рукой. Когда ночь уже позади, не так страшно, что тебя прогонят с занятого места, как вечером, когда впереди ночь. Плотно позавтракав, я по обыкновению захотел в туалет, но сделать свое грязное дело на пятаке, который обозревался со всех сторон, я не рискнул, да еще и под проливным дождем. Правда, я был очень рад тому, что успел убрать сухую палатку до того, как начался дождь.
Из-за ремонта дороги мне пришлось спускаться и подниматься по лестнице с велосипедом и сумками на плечах. Потом я ехал по переполненной дороге, едва протискиваясь между рядов автомобилей. К моей великой радости, при въезде в Гётеборг была туристическая стоянка, на которой был бесплатный туалет. Там я и умылся, и пополнил запасы питьевой воды, и протер запотевшую изнанку плаща туалетной бумагой насухо, и помечтал четверть часа на унитазе, покуривая трубку, разглядывая карту мегаполиса, который мне предстояло пересечь.
Когда я вышел из туалета, дождь уже кончился, капало только с деревьев, которые трепал ветер. От того, что я долго изучал карту Гётеборга, не было никакого толка. Вытаскивать компьютер из сумки мне было лень, потому я ехал по большей части наугад. Один раз я заехал на какое-то предприятие и выехал оттуда только благодаря помощи охранника. Потом я заехал на противоположную окраину города. Злясь на себя из-за того, что потратил напрасно столько сил и времени, я пытался утешить себя тем, что после этого буду лучше знать второй по величине город Швеции. Наконец я добрался до центра города, обследовал набережную, увидел паром, нашел с помощью доброй женщины, билетную кассу, где узнал, что билет мне обойдется в триста пятьдесят крон, причем требовали именно шведскую валюту, и категорически не хотели принимать норвежскую. Шведских крон у меня осталось только двести. Мне оставалось только сетовать на то, что Швеция, Дания и Великобритания пока не в зоне евро. Как неудобно, когда в каждой стране своя валюта! Как это не выгодно путешественникам! Какую прибыль получают менялы! Как бы ни было все это грустно, но мне пришлось отправиться в город и просидеть полчаса в банке, где две старушки в начале очереди никак не могли объяснить оператору, что им нужно. Да, я знал, что в банке курс лучше, чем в обменном пункте торгового центра, но просидеть в банке еще час было не в моих силах. Я знал, что мне все равно придется ждать, только уже в очереди перед паромом, но я боялся, что банк закроется до того, как обслужат десяток старичков передо мной. Скомкав талон, я направился в торговый центр, по которому я ходил так быстро, что охранник попросил меня сбросить скорость, а пара черных парней, подумали, что я гонюсь за ними, побежали от меня. Не смотря на то, что курс в обменном пункте был не очень выгодным, там тоже была очередь. Я жутко волновался за свой велосипед. Хоть он и был прикован двумя калеными цепями…
Только когда я купил билет и встал первым в очереди перед паромом, я вспомнил, что с утра ничего не ел. Открывать сумку не хотелось, опять полил дождь. Проверявшая билеты женщина сказала мне на английском, что с моей стороны было очень умно путешествовать на велосипеде в такую погоду. Её юмор показался мне грубым. А юмор байкера цвета хаки, стоявшего рядом, я совсем не понял. Он говорил тихо, на датском, а его мотоцикл тарахтел слишком громко. Но в том, что он шутил, я был уверен. Выглядел я в тот момент достаточно комично. Опираясь на забор, я сидел на велосипеде, поджав ноги, завернувшись в плащ, пыхтя своей трубкой.
Привязывая велосипед в трюме своим ремнем, забирая из сумок самое ценное, я поздоровался с двумя велосипедистами, спросил, откуда они. Парень с девушкой признались мне, что они из Германии, разговаривать они были не расположены. Мне, признаться тоже не хотелось ни с кем общаться. Я очень хотел есть. Почему-то всегда, когда я оказывался на пароме или в самолете, у меня начинался жор. И всегда этим нагло пользовались. Я проклинал себя за то, что не зашел в супермаркет, пока был на окраине города или в торговом центре, и не купил, какой-то дешевой и сытной еды. Съев тако с пивом, я пошел еще в магазин и купил себе самый большой мешок чипсов, которые жевал, лежа, как свинья на диване. Попытался что-то напечатать, о том, что произошло со мной в пути, но я настолько нервничал, что у меня ничего не вышло. Нервничать было из-за чего, ведь надвигался вечер, и мне было не известно, есть ли в городе Фредериксхавн кемпинг, и где он находится. Я первый спустился в трюм, сложил вещи в сумки, отвязал велосипед.
Только крышка трюма начала открываться, в глаза ударили лучи заходящего солнца. Я выехал с парома на сушу первым и тут же заметался, не зная, куда ехать. Нужно было срочно найти кемпинг. Сначала я подумал, было, поехать за велотуристами, но потом увидел дорожный знак, который указывал дорогу в кемпинг. Я ехал до кемпинга долго, сильно отвлекала алыча, которая росла по обочине. В городском кемпинге никого не оказалось из администрации, потому пришлось возвращаться в город и ехать по сорок пятому шоссе. Сразу за городом на нем появился знак, запрещающий езду на велосипедах. Я долго петлял по городским улицам и велодорожкам, пока не выехал на сто восьмидесятую дорогу. До этого я на автозаправке купил себе жестянку с табаком и пополнил запасы воды. Я ехал вдоль морского берега, высматривая какие-нибудь кусты, чтобы поставить в них палатку и переночевать бесплатно. Справа от дороги было поле, а за ним лесистые холмы, но дороги к ним не было, а поле было огорожено. Морской берег был утыкан небольшими домиками. Когда совсем стемнело. Я остановился на стоянке для туристов. Через дорогу был кемпинг, а рядом со стоянкой небольшой лесок, в который я и собирался зайти, после того, как уйдет старушка с собакой. Чтобы скоротать время, я курил трубку, ел, но они не уходили, стояли и подозрительно меня разглядывали. В итоге я сдался и пошел в кемпинг, где пришлось заплатить восемьдесят крон. Мне дали еще бесплатно два жетона для душа, что значило шесть минут горячей воды. Я, конечно, прихватил в душевую инструменты, надеясь постоять под душем подольше, но аппарат был сделан грамотно. К тому же на нем была кнопка для того, чтобы сделать паузу, намылиться, потому обманывать его не было нужды. В раковине горячая вода была не нормирована, и я с удовольствием постирал свои вещи. Моя палатка одиноко стояла среди множества фургонов со всеми удобствами, в которых изо всех сил пытались радоваться жизни пожилые люди. В кемпинге я мог вдоволь напиться чаю, не тратя свой газ, а так же посмотреть кино, зарядив батарейку в компьютере. Развесив постиранные вещи на дереве, я лег спать, послушав перед сном Вагнера. Ночь выдалась ясная ветреная и холодная.
5. Утро было ясным, но росы на палатке и постиранных вещах скопилось очень много. Я развесил палатку под навесом на детской площадке, а вещи высушил электрическим феном, которым были оборудованы все душевые кабинки. Чувство ускользающего от меня времени заставило, гнало меня по узкой и горбатой велодорожке, которая то раздваивалась на две узкие полоски по обочине, то снова сливалась воедино. Иногда она уводила меня прочь от трассы, петляя по небольшим городкам. Вокруг были перепаханные поля, сады, то и дело я останавливался, чтобы поесть алычи или яблок, которые в изобилии росли у дороги. Сильно изменилась и растительность в крохотных уголках дикой природы. Я долго рассматривал кусты с длинными, как у дикобраза иглами. Датское Королевство чем-то очень напоминает Украину, с бескрайними полями, мазанками с соломенными крышами. Правда, в Дании есть много современных ветряных мельниц, а так же, в отличие от Украины, там когда-то были леса. Леса из лиственниц, которые были и в Британии, и в Ирландии.
Ранее я планировал за второй день пребывания на Ютландии миновать Виборг и добраться до Хернинга, но на деле, я только после полудня миновал Ольборг, запомнившийся мне женщиной с гусем и очень интенсивным движением велосипедов. На велодорожках даже образовывались пробки. Туристические стоянки становились все менее удобными по мере того, как я углублялся в Ютландию. Часто это были просто небольшие заасфальтированные площадки обсаженные кустарником, и мусорным контейнером. На одной из таких я сварил себе макароны, и съел их, запив очень дешевым датским пивом. Не смотря, на низкую цену, оно было достаточно приличным на вкус и совсем не крепким. После Ольборга вдоль дороги были очень красивые леса, в которых я даже видел грибы и ягоды. Мне было жаль, что они встретились на моем пути не ко времени ночлега. Впереди был Виборг, дорога была мокрой от недавнего дождя. По небу гуляли грозовые хмурые тучи. Изрядно напрягшись, я все-таки выполнил программу минимум. Я доехал по двенадцатой дороге до деревни Ролд и свергнул в сторону тринадцатой дороги, которая вела в Виборг, по ней я добрался до города ААлестрюп, где переночевал в кемпинге, находившемся в парке роз. На кухне там допоздна возились с корешками женщины ботаники, в душе, автомат требовал по кроне за минуту горячей воды, а по потолку из гнилых досок ползало множество различных насекомых.
6. Рядом со мной в палатке ночевала вело туристка из Голландии, высокая кудрявая блондинка с облупившимся лаком на ногтях. Она ехала в Швецию, сетовала на холодные ночи и училась у меня сушить палатку от утренней росы, вытирая ее сначала губкой, потом туалетной бумагой на сухо, не дожидаясь, пока солнце поднимется выше деревьев. Чай она со мной пить отказалась, смертельно этим меня разозлив. А потом, еще смотрительница, которую я вечером разыскивал с помощью телефона женщины ботаника, сказала, что моя карточка скандинавских кемпингов требует продления и это стоит восемьдесят крон. Я честно заплатил за продление, ибо понимал, что это не последний датский кемпинг, в котором мне придется ночевать. Дело в том, что в некоторые кемпинги не пускают без специальной карточки. В то утро, вернее уже день, когда я выехал на тринадцатую дорогу. Даже тогда у меня хватало самоуверенности на то, чтобы надеяться, к вечеру добраться до Эшбьёрга и сесть на паром. Но самочувствие у меня было плохое, ветер был встречным, а велодорожки порой так петляли, что мне приходилось проезжать лишние километры. Виборг я объехал по окраинам, не заезжая в центр, но и там мне пришлось изрядно покрутиться по безлюдным, словно вымершим улицам. Это плутание настолько выбило меня из колеи, что я даже не пообедал горячим, а сжевал множество бутербродов в седле. От Виборга до Хернинга я ехал по велодорожке, которая была проложена там, где когда-то были железнодорожные пути. Сначала вокруг был широколиственный лес из исполинских гигантов. Далее потянулся сосновый бор, совсем такой же, как в моей Любимой Швеции и Норвегии, как на рижском взморье, как в Померании около Щецина. В этом лесу было много брусники, черники, грибов. И кто только сказал, что грибных лесов в Дании нет! Порой возникало такое ощущение, когда я ехал по этой выровненной дороге, что я еду в поезде. А в одном городке, встретившемся на моем пути, был памятник кондуктору и специальный рельсовый, железнодорожный велосипед на трех колесах. Лишь на закате дня я добрался до Хернинга, который встретил меня странным монументом – Владимиром Ильичом на козлах для распилки и зданием пирамидой рядом с прозрачным люком-глазом на макушке. Битых два часа я плутал в среди дач, следуя по велодорожке, хотя въехав на автобан, я бы проехал этот город минут за пятнадцать по прямой. Когда стало совсем темно, я засомневался даже в том, что доеду до парома и на следующий день. В кемпинге одного из городков я переночевал за шестьдесят крон и стоял под душем около часа. А так же долго сидел там, на кухне, пока возле моей палатки резвились и орали до полуночи английские неопрятные  английские мальчишки под предводительством пьяного воспитателя.
7. Поднялся я рано утром, палатка была относительно сухой, по причине на редкость теплой ночи. Однако стоило мне только разогнаться, как вздулась покрышка, которую я в Норвегии нашел на свалке. Прыгая в седле, словно я на лошади, я доскакал до ближайшего городка, где поменял норвежские деньги на датские и английские. А так же я купил комплект новых дорогих покрышек. Я не скупился, потому, что был уверен в том, что совсем скоро заработаю на английской фабрике много денег. На обмен денег и замену покрышек ушло около двух часов, но въехать в Эшбьёрг оказалось делом не таким трудным. К трем часам, голодный и измученный я оказался возле билетной кассы, которая была закрыта. Оказалось, что паром ходил через день. Я приехал, как раз в тот день, когда он отчаливал из Харуича. Мне оставалось только зайти в самый дешевый супермаркет, прикупить продуктов, которые у меня кончились, найти в этом городе кемпинг, переночевать там, а утром, побродив по городу с целью убийства времени, купить билет на паром и встать в очередь. Я расстроился по поводу очередной задержки, и направился на поиски магазина. Был уже вечер, а я с завтрака в кемпинге толком ничего не поел. Я не люблю заходить в магазин за продуктами голодный, ибо в таком состоянии часто покупаешь лишнее, а потом передаешь, не желая, чтобы продукты пропали. В «Алди» я набрал несколько дешевых готовых блюд и три бутылки очень дешевого пива для дегустации. В кемпинг, расположенный в зарослях боярышника и рябины, я прибыл только в семь часов вечера. Микроволновой печи для разогрева готовых блюд там не было, потому я кое-как разогрел их в кипятке. Они оказались мерзкими, а я оказался настолько голодным, что переел, до вздутия живота. Под горячим душем, за горячую воду в котором не надо было платить отдельно, мне стало совсем дурно. Поставив палатку, я еще выпил бутылку пива, и мне стало уже настолько плохо, что мне показалось, что в Британии мне оказаться уже не придется. Вокруг стояли домики, которые снимали богатые туристы. Они с безразличными лицами сидели на верандах, пили вино, ели мясо барбекю, вяло о чем-то беседовали. Поглядев на них, я понял, что мне хоть и плохо, но не так скучно, как им.
8. Утро было совсем жарким, палатка высохла мгновенно, с моря тянул легкий ветерок. Велодорожка бежала вдоль берега моря прямо до морского вокзала. Я проехал мимо выразительного монумента – четверо огромных белых истуканов сидели в креслах и смотрели в морскую даль. Покой датского города показался мне раем по сравнению с пьяной, грязной и неопрятной Англией. Я пытался утешить себя тем, что там будет не так скучно. Хотя я понимал, что даже, если и удастся мне там, в итоге, хорошо пристроиться, то я стану одним из этих скучающих постояльцев кемпинга. От этой мысли мне стало не по себе. Меня пугало то хорошее, о чем мечтает большинство. С этими мыслями в голове я услышал от улыбающегося служащего в билетной кассе о том, что билет на паром до Харуича мне обойдется в три с половиной тысячи датских крон или же в триста пятьдесят с лишком фунтов. Пол зашатался палубой под моими подкашивающимися ногами. Дыхание мое участилось. Я спросил, до какого времени я смогу купить билет, и могу ли я рассчитаться английскими деньгами. Служащий ответил, что судно совсем не заполнено, потому, собственно, и такая цена на билеты, так что с приобретением билета я могу не спешить, и деньги он может принять и датские, и английские. Пошатываясь, я пошел гулять по городу. У меня было шестьсот фунтов наличными и пара сотен датских крон.
Фотографируя улицы Эшбьёрга, я мучился вопросом о том, что мне дальше делать, хотя и догадывался, что жребий брошен еще в Норвегии. Еще там я принял решение ехать в Англию, чтобы там работать. Но тогда я не подумал, на что я там буду зарабатывать. Неужели на то, чтобы летом путешествовать по Скандинавским странам? Девять месяцев отвратительного рабства, ради трех месяцев свободы. И так весь остаток жизни. Нет! Все во мне вдруг взбунтовалось против этого. Я не хотел большую часть жизни провести в стране, которая похожа на концентрационный трудовой лагерь. Почему я сейчас не могу поехать на Юг в Каталонию, в Гибралтар, чтобы там провести зиму, ночуя в палатке, поставленной в кустах среди скал? Пока я ехал через Ютландию, я видел слишком мало тары у дороги для того, чтобы сдавая её покупать себе еду, табак и газ для горелки, а так же на запчасти для велосипеда, как бы редко они ни были нужны. Мне надо платить алименты пьющей жене, с которой живет мой сын, который меня не помнит. У родителей в Латвии совсем плохи дела, возможно, что скоро им понадобиться моя материальная помощь. В общем, свобода мне не светит. А можно ли чему-то радоваться в Англии, где нет грибных лесов, где есть только парки? Повышению зарплаты, благодаря которому можно удлинить срок своего отсутствия в этой стране или снимать не комнату, а отдельную квартиру. Там можно радоваться покупке каких-то вещей, вкусной еды. Но какой в этом всем смысл, если я буду работать вместе с рабами зеленого змея, если буду жить с ними в одной квартире? Никакая вкусная еда, никакие вещи не заменят свободу, не заменят возможности ехать, куда глядят глаза, и спать в своей любимой палатке! Мне нужна такая мелочь в этом мире, в котором кризис перепроизводства! Мне не нужен дом, не нужно больше, чем вмещается в мои сумки на багажнике. Я могу, конечно, выплачивать сыну больше денег, но это будет значить только то, что его мать будет больше и чаще пить. Он для неё только средство для вымогания денег. Как хочется верить в то, что это не так! Но я хорошо её узнал за пару лет, которые с ней прожил. Она никогда его мне не отдаст, а видеться с ним, это значит, видеться и с ней. Встречи с ней всегда кончались скандалом и дракой. Да и ему будет тяжело проводить время со мной, а потом жить с мамой, которая считает меня недостойным жизни. Может сделать ей приятное, свести счеты с жизнью, чтобы она начала получать пособие на ребенка? А как же моя мама? Она расстроится. Так что надо отправляться в эту тюрьму, терпеть этих рабов живота, умирать от скуки в их обществе, завидовать их способности радоваться возможности набрать полную коляску  покупок в супермаркете. Мне придется терпеть остаток жизни. Может быть женщина, которую я люблю, ответит на мои письма и явиться ко мне, чтобы разделить эту горькую участь.  Может быть, но это вряд ли, судя по её молчанию в трубку, я люблю не взаимно. Надеяться на то, что там я встречу интересных людей? Это невозможно! В тех условиях выживают только рабы до мозга костей, а свободные люди в таких странах, как Великобритания, Ирландия, США просто сходят с ума, спиваются, убивают себя всеми возможными способами. Того, без чего я не могу жить нельзя купить за деньги, нельзя заработать, выпросить или украсть. Чемодан полный денег – главный герой современных фильмов меня не спасет. Если я с ним встречусь, то стану просто скучным бездельником, на обочине дороги жизни, коротающим свой век в праздности путешествий. Сначала я начну зорко следить за новостями, чтобы не вложить свой капитал в ненадежный банк, потом я перестану ездить на велосипеде и куплю себе фургон, чтобы не мокнуть под дождем и не париться на солнце, а так же регулярно принимать душ. Творчество? Оно станет сладеньким, далеким от жизни. Я буду писать все небрежнее, все больше денег вкладывать в рекламу своего издевательства над непонятливой публикой. А потом, сам того не заметив, я превращусь в домашнего кастрированного кота, обвешанного жировыми запасами, тешащего свои идиотские фобии. Нет, лучше пусть этот супергерой не попадается на моем пути!  Где же выход? Выход в том, чтобы проследовать своей судьбе, сесть на этот чертов паром, и отбыть положенный срок в этом трудовом лагере. Отбыть там наказание за то, что в свое время не научился играть на гитаре, за то, что не научился рисовать карикатуры за пять минут. Этим я мог бы зарабатывать деньги себе на пропитание в путешествии длиною в жизнь. Если сейчас я не вижу иного выхода, значит это и есть моя судьба. Значит там, на том гнилом перенаселенном острове, я найду ответ на вопрос, который я не вижу в этом городе на берегу моря, в которое смотрят белоснежные великаны.
Так думал я, когда пил самое дешевое вино у подножья этих истуканов. Все датские деньги были потрачены. Я запасся едой, чтоб не тратиться на пароме. Медленно из-за горизонта показался паром, на котором мне предстояло пересечь Северное море. Вино было отвратительным, такими же мне показались и британцы, среди которых я два часа стоял в очереди на паром. Все они казались мне жалким подобием гоголевского Акакия Акакиевича, людьми в футлярах, аквариумными рыбками. Почему? Ведь в каждой стране есть люди, живущие только дома и на работе, живущие для того, чтобы употреблять. Среди британцев тоже есть люди, душа которых парит далеко за пределами этого замкнутого порочного круга потребления и зарабатывания денег.
9. Ночь я провел в одиночестве каюты с четырьмя пустыми койками. Я не смог спать на мягкой койке, я постелил на пол свой коврик, и забрался в спальный мешок. С полудня до полуночи я крутил педали от Харуича до Норуча. Несколько раз меня окатывал ливень, несколько раз я повернул не в ту сторону из-за того что не мог привыкнуть к движению с левой стороны. Было жутко тоскливо ехать эту сотню километров по извилистым дорогам, которые петляли непонятно зачем в широком поле, лезли на холмы, когда их можно было обойти. Вдоль дороги росла ежевика, но я старался не останавливаться, я очень спешил в объятия рабства, которому противилось все мое существо. Так на железнодорожном вокзале в Норуиче, закончилось мое путешествие в полночь, и началась долгая депрессия.