Дом №2⁠⁠

Егор Куликов ©

Когда на улице минус двадцать и ветер продувает насквозь, даже в самый замшелый угол забьешься, лишь бы не замерзнуть. Лишь бы не окоченеть. Не превратиться в камень.

Сергей Иванович тем и занимался что полз. Он уткнулся в ледяную стену, поджал руки и трясся так, что едва зубы не раскрошил. Холода уже не чувствовалось. Был жар, и было как-то душно. Хотелось растопырить рваный ватник и выползти из него как паук из старой кожи. Благо хватило разума не делать этого.

Подъездный фонарь освещал крохотный участок, а дальше была тьма. Колючая и холодная тьма, с острыми как иглы снежинками. Стоит выглянуть за угол и они картечью воткнутся в огрубевшее лицо.

Глаза закрывались. Веки слипались, и было два чувства, которых хотелось больше всего – спать и тепла. Тепла в ближайшее время не предвиделось, а вот спать можно и здесь. Сергей Иванович машинально закрыл глаза. Провалился в яму холодного сна из которого не все выбираются.

Сознание выхватывало ошметки реальности. То ли мужик какой-то пришел… то ли женщина… то ли вовсе ребенок ткнул острым ботинком в грудь.

Сложно было разобрать.

Очнулся на бетонном полу. Свет из окна едва очерчивает круг. Белый подъезд с синим кантиком на стенах. И как это удалось определить цвета в таком сумраке? Однако смог.

Казалось, настоящее чувство холода только теперь достигло своего апогея. Начало трясти так, словно лежит на работающем двигателе огромного автомобиля. Трясет. Колошматит. Приходится скручиваться в комок, обвивать себя руками и поджимать колени до самого подбородка, пытаясь удержать остатки тепла. Как-будто спичку на ветру стережет. Последний лоскут жизни, что еще остался в груди. Далеко-далеко. И так же глубоко.

Сколько прошло времени?

Да черт его знает.

Может всего час, а может уже сутки протирает пол в этом странном подъезде. Последнее, что было в памяти, это удар по лицу, удар по затылку и снег. Да, именно снег врезался в память так, как тогда врезался в лицо. Противный снег. Острый как стекло. Все лицо исполосовал. Но не время сейчас думать о таких мелочах.

Когда холод потихоньку ушел, а тело вновь наполнилось теплом, Сергей Иванович разогнул скрипящие суставы. Потрогал затылок. Спекшаяся кровь. Благо шапка плотная. Спасла. Недаром он тогда ее вытащил из контейнера. Ой, недаром… Под левым глазом вздулось, будто туда детский мячик засунули. А лицо и вправду исцарапано, точно по асфальту физиономией проехался. Но все это не беда. Теперь уже ничего не беда, когда глаза видят, уши слышат, а вокруг хоть и холодно, но не так дико морозно как тогда – на улице.

Теперь уже ничего не беда.

Приподнялся на колени, побаиваясь вставать в полный рост. И ведь не зря боялся. Стоило рукам оторваться от пола, качнуло с такой силой, что врезался в стенку. Снова повалился на плитку. Лежал с закрытыми глазами, пытаясь понять свое самочувствие. Когда уже можно будет встать и осмотреться. Где? Что? И как?

За плотными пластиковыми окнами завывал ветер. Снег бился о стёкла пытаясь ворваться внутрь. Сергей Иванович принял вторую попытку встать.

Смог.

Пришлось держаться за стенку, но все же. В полумраке осмотрел помещение. Вроде бы обычный подъезд. Вроде бы ночь.

В крохотном окошке, что напротив входной двери – пусто и темно. Слева дверь. Не заперта.

Открыл дверь, нащупал выключатель – нажал. Стало ярко. Когда зрение приспособилось, то он не поверил своим глазам. Перед ним стоял приличный стул с мягкой набивкой. На небольшом столе под окном какие-то папки и канцелярские принадлежности: ручки, линейки, карандаши. Напротив окна еще одна дверь.

Неужели и она будет открыта?

Так точно – открыта.

Содержимое этой комнаты еще больше поразило. Справа, на привинченной к стене койке, лежал ватный матрас с полосатым пледом и подушкой. Слева умывальник с зеркалом. В углу стол и электрическая плита на одну конфорку. Там же узкий шкаф до потолка.

До сих пор не веря своему счастью и не особо заботясь о приличии, Сергей Иванович включил горячую воду и о чудо – она пошла. Лилась кипятком и обжигала пальцы. Где-то на задворках памяти он знал, что нельзя замерзшие пальцы вот так греть, иначе может что-то там случиться с капиллярами. Но, как говорится, знать и делать – это две разные вещи. Хотел было убрать руки, да не смог. Уж слишком было приятно. Чувствовалось, как тепло разливается от ладоней и идет дальше. Поднимается по рукам и впитывается где-то в груди.

После, умылся, оглядел себя в зеркале. Да, и вправду, под левым глазом бугор. И не болит ведь совсем. Наверное, еще не отмерз.

Снял шапку, промыл рану. Не глубокая. Только кожу сорвало. Ну вот, еще один рубец на лысине добавится. Одним больше – одним меньше.

Выключил воду, присел на койку отдохнуть, обсохнуть. И совсем не заметил, как повалился на бок и уснул.

Да так крепко уснул, что не заметил, как наступило утро. Снова эти ошметки реальности через сон.

Кто-то ходил, бурчал себе под нос. Не церемонясь, включал свет, двигал немногочисленную мебель, рылся в шкафу.

- Свято место пусто не бывает… - басил голос. – Не успел уйти, так уже нашли кого-то… ну, давай, давай, дерзай, чего уж там.

А после голос исчез. И свет за собой не выключил. И спать хотелось до жути, да невмоготу было.

Сергей Иванович ворочался с бока на бок и делал это тихо, чтоб не дай бог, не спугнуть свое счастье. А счастье его заключалось в этих четырех стенах. В тепле, что шло от батареи. В воде и, конечно же, в спокойствии. Еще недавно околачивался на вокзалах и перебивался с лавочки на лавочку, а теперь вон оно как вышло.

Не бывает худа без добра. Хотя в его случае наоборот – не случилось бы добро, не будь худа. Не дали бы по башке, не приполз бы к этому подъезду. Не оказался бы в таких условиях. Эх, задержаться бы здесь на денек другой… да хоть до конца жизни здесь околачивайся, это ли не счастье.

И ведь выжил. И даже не заболел, не отморозил ничего. Как дворняга, к которой ни одна зараз не пристает.

Скоро, правда, есть захочется. Но это будет потом, а теперь…, теперь он нежился на койке, и было даже лень вставать, чтобы выключить этот назойливый свет.

Весь день провалялся. Обследовал жилище, где обнаружил еще одну комнату с душевой и туалетом. Изредка слышал за дверью голоса. Редкие, тихие.

И страшно было выходить. Дабы не увидели. Дабы не спугнуть свою маленькую стабильность в тепле и крове.

До вечера прятался, прежде чем решился выйти. Стоял у порога и держал дверь, зная, что если захлопнется, то вместе с ней, захлопнется и его пугливое счастье. А этого ему очень не хотелось.

Метель прошла и улицу сковал мороз. Бархатным инеем обросли фонари, перила, скамейки. И дышалось даже как-то свободнее… а почему, собственно как-то? Дышалось свободнее, потому что не было необходимости думать, где бы найти тепло. Куда бы приткнуться, чтобы выжить. Точнее дожить до завтра – до дня. До холодного зимнего солнца.

Щелкнул лифт, и Сергей Иванович рванулся к своей каморке. Спрятаться. Скрыться. Забиться в угол.

Поздно.

Мальчик, лет восьми-девяти, закутанный в несколько слоев одежды испуганно смотрел на него, держа в руке пакет с мусором.

Сергей Иванович потупил взгляд, отошел в сторону, чувствуя как нечто стабильное рушится. Лопается под взглядом этого мальчика, который непременно расскажет родителям. А там уже дело, как говорится, техники.

«Ты чего забыл в приличном подъезде? Убирайся отсюда! Иди к своим бомжам и там воняй».

Это лишь вопрос времени.

Около минуты мальчик смотрел на Сергея Ивановича, а тот как ребенок прятал взгляд, наивно полагая, что если он не видит, то и его никто не заметит.

- Это вам. – Мальчик протянул сверток в блестящей фольге.

Сергей Иванович не сразу сообразил, что обращаются к нему. Взял протянутое «нечто» не сразу.

- Извините что из мусора, но по-другому я не мог вынести. Вы разверните. Я сейчас, до помойки сбегаю и вернусь.

Сергей Иванович шагнул в сторону и пропустил мальчугана.

Развернул, только когда дверь захлопнулась. Дурманящий запах колбасы тут же обволок помещение. Оглядываясь по сторонам, как уличный пес, он впился зубами в хлеб.

Вкуса не было вовсе. Был лишь животный инстинкт – кусать, отрывать, жевать. И не успевая пережевывать, проглатывал большие куски, которые камнем проваливались на дно желудка и там бесследно пропадали. Два бутерброда исчезли в один миг.

Сергей Иванович выдохнул, не совсем понимая, что сейчас произошло. Он стоял возле окна консьержа, облокотившись о подоконник. Стоял и чувствовал, как тело наливается энергией. Теперь тепло идет не из «вне». Оно идет изнутри. Плещется слабыми волнами.

Только он подумал, что был бы не против кинуть в топку еще парочку бутербродов, как дверь открылась.

То ли он совсем обнаглел. То ли не успел среагировать. Но в этот раз даже не вздрогнул. Будь что будет.

Вошел все тот же мальчуган. Постучал ботинками на пороге. Стянул капюшон и задрожал как собака после купания, разбрасывая по подъезду слипшийся снег.

- Я вам завтра еще принесу. Вы, пожалуйста, только не показывайтесь никому, - умолял мальчик. – Прошу вас, только не показывайтесь.

И так резанули по душе эти слова. Уж лучше бы еще раз по затылку дали, чем этот ребенок перед ним. До дикости больно.

Сергей Иванович кротко кивнул и зажмурился.

- Хорошо. – Прохрипел. – Не буду.

- Спокойной ночи, - сказал мальчик и пошел к лифту.

А Сергей Иванович все стоял и не мог поверить. Ни своей стабильности, ни теплу из батареи, ни набитому желудку, ни даже мальчику, что стоял у лифта.

И лишь когда двери открылись, он решился спросить:

- А что завтра?

- Завтра утром я буду идти в школу и занесу вам свой бутерброд.

- Зачем? – недоумевая, спросил Сергей Иванович.

Мальчик только плечами пожал.

- Тебя как зовут?

- Саша.

- А меня Сергей, - хотел было еще добавить Иванович, да вовремя спохватился. – Завтра сюда никто не придет? – он кивнул на закрытую дверь.

Саша вновь пожал плечами.

- Не знаю. У нас консьержа только уволили. Наверное, никто… можно я пойду, а то мама может что-то подумать?

- Да-да… иди. Конечно.

Двери закрылись, и Саша уехал на один из верхних этажей. Сергей Иванович только сейчас вспомнил и сказал «спасибо» уже закрытым дверям и шумящему лифту.

Отвык от людей. Одичал.

Пошел, завалился на койку и думал. Надо бы конечно наслаждаться обстановкой, ведь в любом случае выбросят. Не сегодня, завтра, а однозначно выкинут на улицу. В мороз, в метель, в холод, во тьму. Надо бы отмыться, отогреться, запастись новыми силами, чтобы дожить до весны. До тепла.

Глубокой ночью Сергей Иванович помылся, обсох. Помечтал о бутерброде. Чуть-чуть пожалел себя. Посетовал на судьбу. Завалился было спать и не смог. От скуки вышел в подъезд.

Хоть и была глубокая ночь, а он все равно ловил каждый звук, чтобы успеть скрыться в своей каморке и не попасться на глаза жильцам.

Возле лестничного входа приметил железный ящик. Замка нет. Открыл. Изнутри на него смотрели метла, веник, савок, тряпки, ведра и пара черенков с резиновыми перчатками.

Щелкнул лифт и Сергей Иванович даже шкаф не успел закрыть, сорвался в каморку, выключил свет и лег на койку, боясь пошевелиться.

Тяжелые шаги протопали в подъезде. Щелкнула дверь и снова стало тихо. Тихо и страшно.

В этот раз удалось уснуть. Будто в омут провалился он в сон. Не слышал даже как заходил Сашка и оставил бутерброд на столике.

Заботливый все-таки мальчик. Добрый как ангел.

Когда такое было, чтобы проснулся, умылся, а на столе ожидает завтрак. Пусть и такой скромный. Пусть суховатый, но ведь завтрак. Еда.

Утренний бутерброд исчез с той же скоростью что и вчерашний.

Весь день Сергей Иванович просидел в своей каморке, изредка выходя в подъезд. Скучно было до жути. Курить хотелось как никогда. Желудок требовал пищи, а страх с легкостью останавливал любые попытки высунуться из норы.

Заметят. Вышвырнут. Выгонят. – Твердил разум.

В первый раз, что ли окажусь на улице, - пытался сопротивляться Сергей Иванович, – всю жизнь там провел. А все же страшно. До жути страшно.

Щелкнула дверь. Вместе с ней щелкнуло и сердце.

На пороге появился Саша со свертком в руке.

- Добрый вечер. Это вам.

Он протянул кусок хлеба и кусок сыра.

- Спасибо.

Сергей Иванович привстал с койки, с жадностью посмотрел на еду, но не смог вот так наброситься при мальчике. Пусть уйдет, а то не хорошо как-то. Не по-человечески.

Несколько минут молчали.

- Ну, мне пора, - сказал Саша и, стоя на пороге, добавил. – Я на выходные к бабушке еду, но вы не переживайте. К вам завтра Леша зайдет. Я рассказал ему.

- А он…

- Нет-нет, он не расскажет, - опередил Саша.

- У тебя есть минутка?

Саша по-взрослому посмотрел на наручные часы и кивнул.

- Это ты меня спас?

- Да, - засмущался Саша.

- Расскажи.

- Вы… я… я мусор ходил выбрасывать. Когда выходил, увидел, что вы перед подъездом спали. Мусор выбросил и побежал домой. А потом, когда уроки делал, то мне стало страшно. А вдруг вам плохо. Или у вас дома нет. Нам как раз Тамара Васильевна рассказывала про обморожения на уроке. Говорила, что надо помогать людям и что они могут уснуть, и замерзнуть навсегда. А мимо вас ходили все и ходили. Я оделся, сказал, что часы потерял и выбежал в подъезд. Вы там же лежали. Под снегом. Я вас это… ногой чуть-чуть толкнул и дверь открыл. Вы вошли, вползли внутрь. Я чуть-чуть постоял и ушел. И всё… - закончил Саша.

- Спасибо. За то, что спас спасибо. И за еду спасибо.

Саша отмахнулся, мол, это для него ничего не стоит и каждый бы на его месте поступил так же. Однако из всех, спас именно он.

- Ну, я пойду.

- Иди Саша, иди.

Следующие дни тянулись отвратительно долго. Приходилось продолжать скрываться в этих четырех стенах. Приходилось ждать посыльных, которых становилось все больше и больше. Детвора наведывалась к Сергею Ивановичу, принося еду. Дошло до того, что он наелся досыта и еще остался запас. Хлеб, колбаса и сыр были основным рационом. Один раз повезло и какая-то девочка, имени не запомнил, принесла два пирожка – один с капустой, а второй с абрикосовым вареньем. Лакомство было божественным. Еды было навалом, и теперь жутко хотелось чая. Чуть было не осмелел и не попросил принести, но разум вновь остановил эти мысли.

Выжму из этого максимум – успокаивал он себя. Буду сидеть как мышь, пока не накроют. А как накроют, соберу весь хлеб с колбасой и подамся, куда глаза глядят. А пока что, надо терпеть.

И он терпел. Днем спал, надеясь, что не храпит, ночью бодрствовал и ходил по подъезду. Осмелел до того, что и на этажи начал подниматься. А что еще делать? До того противно стало и от себя самого и от ситуации, что несознательно уже и сам хотел чтобы его обнаружили и чтобы эта нудная история получила хоть какое-то продолжение.

С детьми Сергей Иванович, конечно, прогадал. Думал, растреплются, а ребятки надежные оказались, молчаливые.

Дошли руки и до железного ящика с инвентарем.

Первым делом прибрался в своей каморке. Подмел, помыл, протер. С наступлением следующей ночи, поднялся на верхний этаж и за одну ночь прошелся по этажам до самого низу.

Спать ложился с каким-то странным чувством удовлетворения. Будто именно для этого и был рожден. Умотался за ночь, но это была приятная усталость. Даже спалось приятнее и крепче.

На следующую ночь повторил процедуру.

Затем решил начать с нижнего этажа и дойти до верхнего, а когда вернулся к каморке, то увидел грязные следы, ведущие с улицы в его жилище.

- Ну, вот, собственно и всё, - констатировал Сергей Иванович, - Пожил тут немного, согрелся. Дети обхаживали как найденного щенка. Видимо, завтра буду прощаться с этим местом.

Убрал инвентарь в шкаф, помылся и лег спать.

Сергей Иванович ни капли не удивился, когда утром, вместо привычных детей, увидел перед собой взрослого мужчину, лет под пятьдесят. Ровесники значит.

- Кто-то еще о вас знает? – вместо приветствия, спросил мужчина.

Сергей Иванович потер глаза, присел на койку.

- Кроме вас и детей, больше никто. Мне, я так понимаю, можно собираться?

- Не торопитесь. Вы тут каким ветром?

- Северным, холодным.

- Хех… мороз значит загнал.

- Он самый.

- Ситуацию с нашим консьержем знаете? Бывшим консьержем.

- Был уволен. Честно говоря, не вдавался в подробности. Жил тут, пока не выгонят.

- А полы зачем драить начали?

Сергей Иванович пожал плечами. Он и сам не мог ответить на этот вопрос.

- Да, черт его знает. Может скучно стало. Может стыдно, оттого что живу тут на чужих харчах.

- Работы не боитесь?

- Чего ж ее бояться.

- С алкоголем как дела обстоят? – подозрительно спросил мужик, осматривая огрубевшее и бородатое лицо Сергея Ивановича.

- То пил, то не пил. Были деньги, была и водка.

- Я так понимаю, дома у вас нет?

Сергей Иванович расплылся в улыбке:

- Уж, чего нет, того нет. А иначе, чего бы мне здесь ошиваться. Давно бы ушел.

- Вещи пока не собирайте, - он осмотрел пустую комнату, понимая, что и вещей-то нет. – В общем, есть одна мыслишка. Сегодня-завтра, зайду к вам. Меня Николай Васильевич зовут, я старший по подъезду.

- Сергей Иванович. – Он привстал, но руки не подал. Знал, что все равно не пожмут. Наученный уже.

- Поступим так… вы пока что с места не трогайтесь и, желательно, не показывайтесь никому.

- Это я умею.

- Постараюсь вечером вам все сообщить. До скорого.

И снова томительное ожидание чего-то непонятного. Бешеные мысли перебивались с туманного будущего и тут же возвращались к пирожкам от безымянной девочки. Уж слишком они были вкусные. В душу запали. Еще бы с удовольствием парочку закинула туда-же…

Николай Васильевич, как и обещал, зашел вечером.

По-хозяйски включил свет и объяснил ситуацию:

- С этого момента, можете не прятаться. Жильцы знаю о вас… а вы все-таки молодец. Оказывается детвора уже давно вас подкармливает, - улыбнулся Николай Васильевич. Мало того, внучка моя о вас знает, хотя не живет с нами. В общем, мы решили дать вам выбор. Если хотите, можете остаться, но при этом работа консьержа полностью ложится на вас. Как видите, жить здесь можно. Условия есть и вполне сносные. На время испытательного срока, кормежку я лично вам обеспечу. А дальше пересмотрим условия. Все понятно?

- Не дурак, уловил.

- Тогда по рукам. – В этот раз Николай Васильевич сам протянул руку.

На том и договорились.

Жизнь за харчи. Зато в тепле и уюте, коего давно уже не было в жизни.

Первое время, жильцы относились с осторожностью к новому консьержу, в затасканных вещах, с лысиной и бородой. Первое время и Сергей Иванович не мог найти себе места и боялся встречаться взглядом хоть с кем-то… разве что со знакомой детворой он любил перекинуться парой фраз, за что снискал у них искреннюю любовь. Видимо из-за этого ему приносили теперь еще больше еды. Дошло до того, что хлеб черствел, а продукты портились.

«Надо же! Думал, не доживу до такого шика».

Сергей Иванович ответственно подходил к новой должности. Ежедневно, по несколько раз драил подъезд. Ночами ходил по этажам и тщательно полировал лестничные площадки перед квартирами. Протирал пыль и с любовью присматривал за вверенной ему территорией.

Николай Васильевич дал магнитный ключ, что слегка развязало руки. Сергей Иванович без страха ходил на улицу. Ночами обшаривал помойки, где нашел свежие вещи, которые тут же примерил на себя. В пустом шкафу появилась сменная одежда. В раковине был кусок мыла, который принесли дети.

В очередном своем рейде по мусоркам, он увидел небольшой шкаф без дверцы. Долго раздумывал, взять или нет. Будет ли это нарушением неписанного контракта?

Взял.

Отломил и вторую дверь. Установил самодельный стеллаж в подъезде. А на следующий день заметил там первые книги. Сергею Ивановичу было приятно, что жильцы проявили инициативу и, в скором времени, подъездная библиотека насчитывала более пятидесяти книг.

Вера Александровна, к примеру, принесла горшки с цветами и поставила их на верхнюю полку.

- Сергей Иванович, не помешают?

- Что вы? Что вы? – говорил Сергей Иванович за стеклом и тут же вставал, чтобы ничего не разделяло его при разговоре. – Сколько раз их надо поливать? Вы уж извините, но цветов никогда не держал.

- Два раза вполне достаточно.

- А откуда вы знаете мое имя? – слегка стесняясь, спросил Сергей Иванович.

- Сын рассказал.

- Постойте, дайте угадаю. – Сергей Иванович прищурился, покрутил головой, тщательно всматриваясь в засмущавшуюся женщину. – Сашка ваш сын.

- А как вы угадали?

- Есть одна история… вы не удивляйтесь. Я ведь всю детвору знаю тут лучше чем взрослых.

- Спасибо вам.

- Это вам спасибо, что воспитали достойного человека.

- Ой, ну вас. – Еще раз засмущалась Вера Александровна и ушла.

Знакомство с жильцами проходило тяжело, но Сергей Иванович не отчаивался. Он знал, что ему не будут доверять. Будут подозревать, смотреть пристально и досконально не только на его работу, но и на него самого.

А время шло. И вместо порванного бушлата Сергей Иванович обзавелся приличной синей курткой без единой дырки. Сменил обувь, обзавелся всем необходимым для жизни. На электрической плите, что принес дядя Леша из гаража, стояла кастрюля от бабушки Лидии. В кастрюле был картофель от Сереги-электрика, тарелка от Сан Саныча, точнее от его жены. Сергей Иванович разрезал на доске кусок сала, которым с ним поделилась Анжела, девушка с четвертого этажа. В общем и целом жизнь сменила русло в правильную и приятную сторону.

Естественно, не обошлось и без неприятностей. Ведь не может быть такого, чтобы все жители подъезда были такими доброжелательными и нежными к совершенно чужому человеку.

Особо отличился дядя Витя с его открытым презрением. Так и норовил каждый раз уколоть, проходя мимо:

- Как тебе у нас, небось, лучше, чем на вокзале?

- Конечно лучше, - отвечал Сергей Иванович, каждый раз пытаясь сгладить конфликт.

- Ну, ты это… смотри, а то ведь можешь и обратно.

- Надеюсь, этого не случится.

- Мда… - он бы еще что-то добавил, да не нашел слов. Вот будет возвращаться с работы, подготовится и обязательно кольнет.

Была и пожилая женщина Инна Алексеевна, которая как надзиратель в лагере, гладила сморщенной рукой почтовые ящики и недовольно качала головой, если на пальцах оставалась пыль. Цокая, потирала пальцами, презрительно смотрела на Сергея Ивановича сверлящим взглядом черных глаз с фиолетовой окантовкой век. Сама она, конечно, выглядела эффектно для своих лет – шляпа с цветком и перьями, прямое черное пальто с широким поясом, кожаные сапоги, трость и черные замшевые перчатки.

«Ей бы в белых перчатках, где-нибудь в тюрьме пыль проверять», - думал Сергей Иванович, в очередной раз, наблюдая за обходом. Он знал, что в эти моменты на глаза лучше не попадаться. Услышав медленное цоканье каблуков, тут же хватал, что под руку попадется и убегал на этажи, во двор, куда угодно. Она, конечно, пройдет, погладит все поверхности и, естественно найдет там пыль, да вот сказать и ткнуть носом будет некого. А потом, по возвращению, если застанет его на рабочем месте, то выскажет пару слов – не больше.

Но больше всего Сергей Иванович чувствовал косые взгляды на себе в те моменты, когда его видели сидящим в своей каморке с книжкой.

Дескать, мы оплачиваем его расходы, кормим его. Можно сказать с того света вытащили, а он… вот такой неблагодарный, вместо того чтобы делом заняться, сидит и читает. Либо же просто сидит.

Слов таких никто не говорил, но Сергей Иванович легко считывал по глазам. По взгляду. Оттого он и пытался весь день проводить в делах. Ночь… ночью ладно. Ночью никто не видит, никто и не укорит.

А тем временем подъезд обживался и облагораживался. На подоконниках расцвел прекрасный сад, а у Сергея Ивановича проявился талант садовника. Как бы смешно это не выглядело, однако он под каждым горшком написал имя. Естественно имена старался выбирать редкие, чтобы жильцы не приписали себе свойства растения.

Прекрасная Ангелина распустилась посреди зимы красными цветками. Иннокентий Гаврилович всегда гордо смотрел через стекло на улицу. Был там и Вильям и Эдурад и Николь с ее тонкими стеблями. Когда присваивал имя кактусу, не выдержал и назвал его Виктором. Пусть, хоть здесь он может чуть-чуть уколоть в ответ.

В особо бессонные ночи Сергей Иванович проводил свою терапию на этажах с метлой и шваброй.

Как бы жители не пытались корить его за безделье в рабочее время, однако всегда хвастались своим подъездом с соседними. Уж очень большой был контраст. Пара чахлых цветов против зимнего сада. Вместо жухлой тряпки, кусок серого ковролина, что обновлялся пару раз в неделю. Да что там подъезд, когда крыльцо было вычищено даже для самых ранних пташек, сложно было этого не заметить. На улице снег валит клубами, а крыльцо чистое.

На очередном ночном обходе, Сергей Иванович заметил возле двери мусорный пакет. Дело нехитрое, иногда выставляют. Взял, снес на первый этаж, а утром выкинул.

На следующую ночь пакет вновь возник возле двери. Сергей Иванович и в этот раз решил помочь жильцам, имен которых не знал. Да и мало ли кто из четырех квартир вынес этот пакет. Дело-то несложное.

Со временем, на ум приходила лишь одна метафора: «Пакеты начали появляться как подснежники по весне».

С каждой ночью, они, как зараза, как плесень – увеличивались, множились. Приходилось стаскивать забивать ими лифт, а внизу, разгружать. И одной ходкой там явно было не справиться.

В одну из ночей, этаже на десятом, Сергей Иванович понял, что так дело продолжаться не может. Если он будет заниматься только мусором, то когда заниматься уборкой, то есть непосредственной своей работой.

Что успел, загрузил и выбросил. Остальное оставил как есть. Будет, что будет.

Утром по нему прошлись недовольные взгляды жильцов. Без слов – молча.

Ближе к обеду, подошла некая барышня:

- Здравствуйте.

- Доброго дня, - ответил Сергей Иванович и отложил книгу в сторону (в обеденное время он читал, так как прохожие были редкость).

- Вас ведь Сергей Иванович зовут?

- Все верно. Подождите секунду.

Он вышел из каморки.

- Очень приятно. Меня зовут Светлана. Я спросить хотела… я там пакет выставила, и он уже второй день лежит. Вы не выбрасываете их?

Сергей Иванович ждал этого вопроса, однако подготовленная версия напрочь забылась. Пришлось отговариваться и сочинять на ходу:

- Понимаете ли, Светлана, когда мы обговаривали эту работу со старшим по подъезду, то у нас были немного другие условия. Я убираю, слежу за порядком, раздаю вам всякие брошюры и листы для голосования. А уж выносить мусор в мои обязанности ну никак не входит.

- Поняла… поняла. А вы выносите мусор только тем, кто вам доплачивает или тем, кто вас кормит? - последняя часть фразы была произнесена сквозь зубы, стесняясь.

- Такие условия мне никто не предлагал и я о них еще даже не думал.

- Понятно… понятно. Спасибо.

- Обращайтесь.

На этом разговор окончился. Последствия проявились спустя день. Видимо, не решились сказать с глазу на глаз, поэтому ограничились запиской:

«Уважаемый Сергей Иванович. Я не знаю, какие условия были поставлены вам в обязанности работы, но помните о том, кто вам разрешил здесь находиться и кто спасает вас от голодной смерти на улице. Но так же помните, что мы можем передумать. Пакеты все еще ждут вас на площадках. Решать вам».

Естественно послание было напечатано на листе А4 и естественно оно было без подписи.

Сергей Иванович не помнил дня, когда он злился настолько, что готов был прямо сейчас бросить всё и уйти, куда глаза глядят. А ведь завтра никто не сознается в столь наглой записке. Будут проходить мимо с кислыми лицами. Некоторые будут улыбаться, здороваться. А ночами буду катать вот такие послания.

Было невмоготу находиться в своей каморке. Одевшись, Сергей Иванович вышел на мороз. Редкие снежинки блестели в свете фонарей. Редкие прохожие хрустели снегом.

Он и вправду пошел, куда глаза глядят. Обхаживал ставшие ему родные дома. Знакомые виды высоток, машин, детских площадок, лавочек, помоек. За эти три месяца они действительно стали ему родным. И уходить было жалко. И, чего уж греха таить, здесь было тепло и сытно. Горячая вода, кровать, свой уголок.

А за эти три месяца, успел и вещичками немного обрасти, как корабль обрастает раковинами. И жалко стало вот так все бросать. Это сейчас он в своем бушлате, который, кстати говоря – чист и заштопан. А в шкафу имеется хорошая, свежая куртка. Пара поношенных ботинок, тапочки. Свитера, рубашки, футболки, джинсы. Книги свои. Кастрюли с ножами тоже отдали с концами. Радиоприемник. Жалко… очень жалко.

Всю жизнь провел на улице и только сейчас почувствовал истинный вкус своего, личного. Домом это, конечно, не назовешь, но что-то схожее есть.

Крохотный уголок уюта не выходил из мыслей.

Сергей Иванович видел перед собой заснеженные дома, а в мыслях была койка с матрасом и постельным бельем. Видел поросшие как ежи машины в инее, а в мыслях был приемник, что тихо урчит в ночной тишине.

До утра он блуждал по дворам, прежде чем вернулся, поднялся на верхний этаж и, спускаясь ниже, собрал все мусорные пакеты.

В последний морозный вечер перед весенним потеплением, Сергей Иванович как обычно бродил по окрестным помойкам. Он и сам не знал, что ищет. Так, ощупывал взглядом вещи, глядишь, что и пригодится. Стульчик может, какой или вещи поновее. А может и что-то в подъезд можно будет притащить.

Возле переполненного пакетами контейнера он увидел человека присевшего на снег. Несколько минут не решался подойти, стоя поодаль и наблюдая. Движения не было.

- Жив?

И ответа не последовало.