Дом⁠⁠

Солнечным морозным январским утром дворник Пахом чистил снег у подъезда дома номер девять. Упрел, расстегнул ватник, приставил лопату к стене, скрутил папироску, закурил...солнышку радуется.

Рыжий кот, облизываясь, выскочил из конуры Туза, и стал ластиться о ноги дворника.

Пахом нагнулся, и погладил кота, густая тень легла на двор.

Пахом распрямился, и посмотрел на небо, готовя матерные проклятия в адрес тучи, заслонившей солнце.

Вместо тучи он увидел гигантский дирижабль, усатое лицо вождя на нем и надпись: :С новым 29-м годом". Пахом перекрестился заместо ругательств, но почти сразу сообразив, что "опять что-то не то сделал" отдал вождю честь..по военному.

Минуту спустя, перед ошарашенным взором Пахома, с дирижабля спустилась платформа на тросах, с воронком.

Автомобиль съехал с платформы, и тут же остановился...прямо у входа в подъезд дома.

Из воронка вышел высокий худощавый мужчина в черном плаще, и заприметив дворника, обратился в нему:

– Председатель жил.товарищества Никанор Подсознанцев у себя?

– Как всегда. – ответил Пахом.

Мужчина в плаще стремительно подошел к дворнику, ухватился за его лопату, и строго сказал:

– Сейчас вместе поднимемся к кабинету председателя, я подопру лопатой дверную ручку снаружи, а ты стереги, чтобы никто не отпер из соседей...ясно тебе?

– Не ясно, товарищ, но сделаю в лучшем виде!

Оставив дворника стеречь дверь председателя, мужчина поднялся на этаж выше, и постучался в квартиру Швондера-Гущина.

– Кто там? – испуганно отозвался на жесткий стук Швондер-Гущин.

– Капитан НКВД Самоед, открывайте!

За дверью послышалась возня, но недолго, и как только она отворилась, в проеме стоял Швондер-Гущин – одетый, заплаканный, с чемоданчиком.

– Все бы такие догадливые были..., – бросил ему Самоед, – прошу следовать за мной...

Проходя по лестничной площадке этажом ниже, Швондер-Гущин обратил внимание на Пахома, с трудом сдерживающего дверь председателя Подсознанцева, несмотря на вставленное в дверную ручку древко лопаты. За дверью Подсознанцев сыпал проклятиями.

Швондер не сказал ни слова, спустился ниже, вышел из подъезда, безвольно протянул Самоеду запястья, и как только последний защелкнул на них наручники, сел в воронок.

– Сиди смирно, на суде зачтется. – сказал ему Самоед, перед тем как захлопнуть дверь воронка и запереть ее.

Сам же капитан вернулся в дом. Через пять минут он привел соседку Швондера Людмилу Стукшину, тоже надел на нее наручники, и пошел за следующей жертвой.

Разговорился Швондер с соседкой:

– А вас за что?

– Капитан не сказал, – всхлипывая, пожаловалась Людмила, – а вас?

– Не знаю, – пожал плечами Швондер, – все никак не могу вспомнить...где я видел этого Самоеда?

– Я тоже, – заявила Стукшина, – но явно где-то видела.

Из окна второго этажа продолжались доноситься ругательства Никанора Подсознанцева.

Во двор дома ввалилась свора живодеров, во главе с Полиграфом Шариковым-Ляпустиным, поделилась на две команды, Шариков вытащил из мешка чучело кота, плотно набитого соломой до формы мяча, и живодеры принялись играть в футбол.

Подмораживало, в воронке с выключенным двигателем становилось нестерпимо зябко, а Самоед все не возвращался.

Наконец, древко лопаты треснуло, и в следующий момент Посознанцев с разбегу вышиб дверь, повалив ее на Пахома, и сам грохнувшись на нее:

– Пахом, шельма, ты что творишь?

В этот момент капитан Самоед спускался по лестнице из пустой квартиры профессора Преображенского.

Председатель Подсознанцев поднял глаза на него, и завопил:

– Тыы! Ты что вытворяешь?

– Выбрался таки, – с досады закусил губу Самоед, – провожу чистку твоего хозяйства...где Шариков-Ляпустин?

– Во дворе, балду пинает с подельниками, – ответил председатель, – я в окно видел. И на кой хрен вся это булгаковщина под призмой кинематографа, еще и с ошибками по мат.части?

– Так легче связать личных врагов с укоренившимися образами, – выдохнул Самоед, – увести их под видом НКВДэшника, а расстрелять на пустыре по тихому, а ошибки – давно читал, давно фильмы смотрел...

– Мороз на дворе, Швондер со Стукшиной, должно быть, замерзли насмерть...

– Туда им и дорога.

– А Шарикова не догонишь, он разогрелся, да и подельники-живодеры не позволят схватить его.

– В следующий раз, в таком случае, – улыбнулся Самоед, – двое из трех – неплохой результат.

– А можно мне уже идти снег чистить? – пропищал подмятый дверью и председателем дворник.

– Поеду я, – сказал Самоед председателю, и, игнорируя просьбу Пахому, спустился ниже.

Председатель, в задумчивости, продолжал лежать на двери и на Пахоме.

– Да кто же это, товарищ Подсознанцев? – снова подал голос Пахом.

– Просто человек.

– А мы тогда кто?

– Кто как: я, к примеру, его подсознание, Стукшина – образ бывшей зазнобы, который гвоздем в его мозгу засел; Швондер – чувачок, который унизил сильно Самоеда однажды, и последний этого все никак пережить не может...коль эти двое в машине уже околели, то, можно сказать, Самоед не зря всю эту "булгаковщину" в своем воображении наворотил...

– А Шариков-Ляпустин?

– Еще один "гвоздь" в мозгу, но до того ржавый, и при этом скользкий, что Самоеду еще не раз придется меня запирать, чтобы его изловить...

– А я то кто? – взвыл Пахом.

Председатель, наконец, поднялся с двери, отпихнул ее в сторону:

– А ты, Пахом Саныч, снег у подъезда лопатишь...