"Диалектика" маоизма. Часть 3. Двоемыслие
В свете политических событий, разыгравшихся в Китае вскоре после «теоретического» избиения, маоцзэдунистская версия «диалектики» выступает во всей ее грубой примитивности. Это «философия», низведенная до уровня сознания хулигана-цзаофаня, то есть изложенная и интерпретированная применительно к этому крайне невысокому уровню культуры ума.
Фраза-формула о «раздвоении единого» полюбилась маоцзэдунистам настолько, что положение «связь двух в одном» кажется им уже оголтелым ревизионизмом, и философов, которые ранее имели неосторожность говорить и писать об «отождествлении», о «соединении противоположностей», теперь оплевывают и принуждают к самооплевыванию (эта процедура почему-то называется еще «критикой» и «самокритикой»).
Громкие декламации о благах «раздвоения» выгодны маоистам, когда речь идет о международном коммунистическом движении, о разногласиях и противоречиях в его рядах. И против этого спорить, естественно, не приходится. Они действительно очень выгодны. Вопрос только — для кого?
Общие формулы диалектики — на то они и общие формулы — на этот счет молчат. И только по своему произволу Мао решает, какую именно из абстрактно-общих формул в данном случае вспомнить и «применить», то есть просто-напросто навесить, как ярлык, на факт, на событие, на очередную политическую затею. Кажется «самому-самому-самому», что именно в данном случае уместно и выгодно декламировать про «раздвоение», и это декламируют. Кажется ему, что в другом случае это невыгодно, — декламируют прямо противоположную формулу. Хорошенькая диалектика! Скорее этот способ мышления следует назвать его собственным именем — двоемыслием.
И в интересах подлинного марксизма-ленинизма и подлинного пролетарского интернационализма маоистский метод мышления следует и впредь обозначать этим именем, чтобы не пачкать хорошего слова «диалектика».
Диалектическая терминология становится тут всего-навсего жаргоном, который используется для выражения узконационалистического и узкогруппового эгоизма, абсолютно некритичного по отношению к самому себе, а потому и препятствующего объективному рассмотрению действительности. О какой же диалектике в этом случае вообще может идти речь? Конечно, «язык диалектики» — подлинной диалектики, опирающейся на тысячелетние традиции философского мышления Зенона и Аристотеля, Декарта и Спинозы, Канта и Гегеля, Маркса и Ленина, — плохо приспособлен для такого использования, поэтому то и дело возникают всякие неувязки и несогласованности, причиняющие много ужасных хлопот блюстителям «чистоты» (то бишь стерильности) теоретической мысли.
Этим и объясняется тот смешноватый педантизм, с которым китайские профессионалы-эклектики вынуждены относиться к букве, к словесно-формальному аспекту мышления, то есть к чисто иероглифической стороне дела.
Так, долгие годы на страницах десятков журналов и газет китайские философы вынуждены были вести нескончаемый и, по существу, совершенно беспредметный спор о так называемом тождестве мышления и бытия. Спор сводился к следующему: дозволено или не дозволено марксисту употреблять это выражение в том смысле, в каком его употреблял Фридрих Энгельс, то есть в качестве формулы, выражающей положительное решение «второй стороны основного вопроса философии»?
По существу дела, никакого спора тут, естественно, не было и быть не могло. Обе стороны исходили из того, что материя первична, а мышление вторично, что сознание есть высшая форма отражения бытия, что внешний мир познаваем и т.д. и т.п. Спор шел единственно о допустимости или недопустимости рисования иероглифа, эквивалентного русскому слову «тождество» и латинскому «идентичность» там, где речь идет о согласии, о соответствии, о совпадении знания с вещами. Философы дрались между собой с такой яростью, будто на свете уже не оставалось никаких более серьезных и актуальных проблем.
Неизвестно, как долго длилась бы эта увлекательная дискуссия, если бы в один прекрасный день над полем битвы не взошло «красное солнышко» гения Мао Цзэ-дуна. Была опубликована его очередная популярная статья о превращении «материального» в «идеальное» и обратно, где, рассуждая о диалектическом превращении этих «противоположностей», Мао Цзэ-дун собственной рукой начертил иероглиф «тождество».
("тождество" не нашёл, на картинке иероглиф "вечность")
И дискуссия сразу же прекратилась. Стало ясно, что о «диалектическом тождестве» идеального и реального, то бишь мышления и бытия, впредь говорить не только позволяется, но и вменяется в обязанность. С этого дня про «тождество» мышления и бытия стали говорить и писать все, и не только в сочинениях на тему о познаваемости мира, но и по всякому другому поводу, и прежде всего по поводу начавшейся кампании по претворению «идей Мао Цзэ-дуна в жизнь», для доказательства мудрости мышления Мао Цзэ-дуна, которое всегда безошибочно и вполне «тождественно» бытию.
И больше всего стали шуметь о «тождестве», то бишь о «превращении идей в реальность», когда началось безумие «культурной революции».
Вся эта шумиха имела ту же самую цель, что и шумиха вокруг тезиса о «раздвоении единого». Этим создавалось впечатление, будто Мао и его сподвижники в области философии трогательнейшим образом пекутся о «чистоте» общетеоретического понимания, об абсолютной точности и единообразии понимания формул «диалектики», о неукоснительном следовании этим формулам и о пресечении малейших отклонений от буквы.