Чёрный квадрат тёти Нины | Елена Маючая⁠⁠

С тётей Ниной меня познакомила жена. Они кошек вместе подкармливают. Чокнулись на этих кошках. Не дай бог косточку в ведро выбросишь, не оберёшься потом от моей.

— Что, сложно было в пакет положить?! Знаешь, какие они голодные?! — и так несколько раз в неделю.

И дочку с собой тащит кошаков кормить. Говорит, пусть учится добро делать, а то вырастет вся в отца. Смешно, потому что Машка и так вся в меня. Такая же неблагодарная и так же вещи по квартире разбрасывает. И спать нас вовремя не уложишь, а утром опаздываем: Машка в садик, я на работу. И кошек дочка не очень-то любит. Сказала даже не так давно:

— По-моему, папочка, они вовсе не несчастные. Просто вшивые и ничейные.

Я согласился. Хотя уж кому-кому, а мне бы молчать. Меня ведь самого, как кота, жена спасла. Только не от голода, а от ничейности. От крайней ничейности.

Ну да речь не обо мне, а о тёте Нине. Сколько её знаю, всегда одна жила. Возраст не уточнял, но выглядит дрянно: центр тяжести смещён вперёд, волосы и зубы давно поредели, при ходьбе слышен хруст. Вот так на улице встретишь ― пальто с каракулем, сапоги стоптанные, берет мохеровый, ― сроду не подумаешь, что перед тобой художница. Да не какая-нибудь, а талантливая и известная, чьи картины в Европе продают. Правда, как все художники, тётя Нина немного сумасшедшая.

Когда я впервые у неё дома оказался, офигел. Рисует как Бог. Если Бог, конечно, рисует. Но что на картинах изображено, понять невозможно. Там всё наоборот: песок, звёзды и море ― живые, а люди ― мёртвые. Настолько у них равнодушные лица. И вытворяют они странности: стреляют по часам, отрезают себе пальцы на руках или делают харакири, только из живота вместо кишок буквы вываливаются. Я захожу к тёте Нине то штапик прибить, то смеситель отремонтировать, то картошку из подвала занести. В общем, забегаю на пару минут по просьбе жены, чтобы по хозяйству помочь, а пропадаю на час — картины разглядываю. В живописи ни хрена не понимаю, но оторваться просто нет сил. И ухожу потом от тёти Нины другим — не лучше, не хуже, просто другим.

Холсты меняются: тётя Нина рисует новые, прежние увозят на выставки, некоторые она дарит. И у нас одна картина есть. Вот только «Квадрат» всегда на месте. «Чёрный квадрат». С виду ничем не примечательный.

— Только с виду, — объяснила как-то тётя Нина. — И это не совсем квадрат. Ты про Малевича что-нибудь слышал?

Я знал вот что: был такой Казимир Малевич, который нарисовал «Чёрный квадрат», «Красный квадрат», «Чёрный крест», потом вроде ещё несколько фигур. И вся эта геометрическая хрень называлась кубизмом.

— Не кубизмом, — рассмеялась тётя Нина, — а супрематизмом. Но это долго объяснять… — наверное, по моему лицу она догадалась, что мне по барабану отличие кубизма от супрематизма. — Я лучше расскажу, что на самом деле нарисовал Малевич.
— И что же? — спросил я.
— Изначально Малевич изобразил не чёрный квадрат, а нечто совсем другое. Что именно — неизвестно. Но первичный слой картины был разноцветным. А потом от тифа у Малевича умер сын. После этого художник покрыл полотно чёрной краской. Это не просто чёрный квадрат, а тоннель, ведущий к тому, что было изображено раньше. Многие видят сам тоннель, но не то, что в конце. Малевич не хотел показывать это всем. И я тоже не хочу.

Я подошёл к картине и начал всматриваться. Сначала был только квадрат. Обычный, где-то 80 на 80 сантиметров. Но через несколько минут появился объём и тот самый тоннель. В конце что-то было. Не свет, а движение. И я отчётливо ощущал, что на меня смотрят из другого конца тоннеля. Добрых полчаса я разглядывал картину, но больше ничего не произошло.

— И не может произойти, — сказала тётя Нина. — Это мой тоннель, только я вижу, что там. Там прошлое, которое я хочу помнить. Не всё, а определённый момент. У тебя до жены и Машеньки было прошлое?

Я кивнул.

— Там тоже было что-то хорошее, ведь так?
— Было.
— Скучаешь иногда?
— Случается, — признался я.
— Ну вот и я скучаю. Исправить ничего нельзя. А хоть на пару минуток вернуться туда можно. Через тоннель.

На этом разговор о квадрате и закончился. Мы больше не возвращались к этой теме, хоть я и пытался. Я заходил издалека, расспрашивал о Малевиче, о русском авангарде, о ценности «Чёрного квадрата». Тётя Нина охотно отвечала. Но как только я переключал внимание на её картину, умолкала, находила какое-нибудь срочное дело или просто садилась рисовать, давая понять, что не желает больше говорить.

Признаюсь, квадрат заинтересовал меня не на шутку. И теперь, когда жена отправляла к тёте Нине, я быстро справлялся с делами и подолгу разглядывал тоннель, пытаясь понять, что же там.

Следом за квадратом меня заинтересовала и сама тётя Нина. Талантливый человек, а живёт очень скромно, можно даже сказать, перебивается.

— Слушай, ты говорила, её картины дорого стоят, — решил я как-то расспросить жену. — Куда она деньги-то девает? Копит?
— Да стоят-то дорого, только ей с продажи хрен да маленько достаётся. Обманывают тётю Нину. Объясняют, что накладно выставку устроить: аренда, реклама, те же транспортные, в общем, сплошные расходы. А прибыль себе в карман складывают. Ей копейки перепадают, — жена вздохнула. — А она и не спорит, берёт, что дают. Человек она такой. Говорит, буду спорить ― и этого не заработаю, а так хоть немного внучке помогаю. И кошки опять же. Понимаешь?
— У неё внучка вроде как в Германии, — припомнил я.

Внучка действительно живёт в Германии. Выскочила замуж за немца и теперь высылает тёте Нине посылочки с мармеладом и ждёт денежных переводов.

— А ты её не осуждай. Пробьётся, ещё молодая, — одёрнула тётя Нина, когда я заговорил о российско-германских отношениях. — На вот мармелад. Вку-у-усный.

Я съел и поморщился — синтетическое дерьмо. Тётя Нина продолжила:

— Или думаешь, мне не хватает? Так пойдём, я тебе кое-что покажу. Пойдём, пойдём, — и потянула за руку.

Я послушно потопал за ней на кухню.

— Смотри, — она распахнула холодильник. — Вот икра, вот ещё икра, вот колбаса, вот для кошек.

Одна икра оказалась фальшивой красной, другая — настоящей кабачковой. Колбаса — колечко «Печёночной», свернувшееся в углу. И только «для кошек» едва умещалось в кастрюле и пахло, мягко говоря, не очень.

После беспристрастного осмотра содержимого холодильника я сделал вывод: связь внучка — мармелад — бабушка — деньги — внучка была очень прочной. Такую сам чёрт не разорвёт.

Однажды я спросил тётю Нину о муже и детях, которые тоже вроде как должны помогать. Но она отмахнулась, мол, нет никого, только внучка, и не напоминай. Такой вот человек.

Квадрат не открывал свою тайну. Оттуда смотрели, но показываться не желали. Однако кое-что я всё-таки выяснил. Машка помогла. Жена состряпала пироги и попросила угостить тётю Нину, а заодно с дочкой погулять.

— А то путаетесь под ногами, убираться мешаете, — сказала она.

Тётя Нина живёт в доме напротив, но мы с Машкой шли к ней больше часа. Это всё турники виноваты. Сначала Машка показывала, как умеет висеть вниз головой, а потом я, как умею подтягиваться. После обсуждали её детсадовские проблемы и совсем забыли про пироги. А когда вспомнили, Машка захотела их съесть.

— А тёте Нине что принесём? — спросил я.
— А давай к ней вообще не пойдём? — предложила дочка.
— Э-э, нет. Мама будет ругаться. Давай всё-таки пойдём. И потом, у неё же картины.
— Картины? — Машка оживилась и даже побежала. — Чего ж ты сразу не сказал?!

Пока тётя Нина возилась с чаем, мы рассматривали её новые работы. У Машки глаза стали круглые-круглые. Она вертелась перед картинами и так и сяк и ничего не могла понять. Но было видно, что она в восторге. Как и я.

— Машунь, а ну-ка, иди сюда, — я стоял напротив «Квадрата». — А эта нравится?

С минуту дочка внимательно смотрела на картину, а затем кивнула:

— Да. А у тебя есть такая же? — и показала над головой невидимую шапку. — С блестючкой?
— Что «такая же»? — не понял я.
— Как у дяди. Ну такая…
— У какого дяди?
— Вот у этого, — она указала на квадрат.
— Ты видишь там дядю?! — удивился я. — А ещё, ещё что?!
— Мальчика. Его дядя за руку держит.
— Чай готов. Идите сюда, — позвала тётя Нина.

Дома я переспросил Машку:

— Точно? Дядя и мальчик? Не врёшь?
— Сам ты врёшь, — обиделась она. — Говорю, мальчик и дядя в такой… ну, с блестючкой. Ты что, сам не видел?

Через несколько дней мы смотрели фильм про войну.

— Вот! Такая же, как у дяди на картине! — дочка показала на фуражку.

Если верить Машке, получалось, что в конце тоннеля стояли военный и мальчик. Конечно, я догадывался, кем могли приходиться тёте Нине эти люди. Наверное, надо было спросить у неё напрямую. Но я был уверен, не рассказала бы. С женой тётя Нина тоже не откровенничала. А разгадать тайну «Квадрата» очень хотелось.

Был у меня знакомый мент. К нему я и обратился. Про «Квадрат», конечно, ни слова. Он бы просто посмеялся. Поэтому соврал, что тёща разыскивает двоюродную сестру и назвал фамилию тёти Нины. Ещё добавил, что она, скорее всего, в Минске. По крайней мере, раньше там была. Тётя Нина как-то обмолвилась, что прежде жила в Минске, а потом переехала.

— Во даёшь! У меня работы по горло, а тут тёщиных сестёр ищи, — нахмурился мент. — Не гарантирую, что скоро. Тебе ж не к спеху?

Я заверил, что подожду, никаких проблем. И пообещал пятизвёздочное вознаграждение в бутылке.

Через несколько дней я встретил тётю Нину на улице. Она сидела на лавочке и кормила ротанами толстого кота. Он съел несколько штук, затем запрыгнул на скамейку, ловко сунул лапу в пакет с рыбой, подцепил самую крупную и был таков. Глядя на этого говнюка, я почувствовал отвращение. К самому себе. Я тоже полез в «чужой пакет». Всё-таки любопытство — хреновая штука.

Вестей из Минска не было больше месяца. Я надеялся, что знакомый мент забудет о моей просьбе. Но он не забыл.

— Осталось выяснить, где она сейчас. В Минске проживала до апреля 1994-го, потом уехала, — сообщил он. — Была замужем за военным, подполковником. Был сын.
— Ладно, спасибо. С меня причитается, — я уже хотел повесить трубку.
— Да подожди ты! Тут такая история. Сын изнасиловал девчонку, малолетку. Сам здоровенный лоб, а девчонке двенадцать лет. Да как всё произошло: домой затащил и давай измываться. А тут отец приехал, документы какие-то забыл. В общем, всё увидел. Девчонка убежала. Звали её Лиза Ивашкевич. Сестра одноклассника. Вот ведь ублюдок какой, сестру одноклассника… Короче, подпол сынка застрелил из охотничьего ружья. Потом сам. Понимаешь, военный...
— А мать где была?
— На выставке в Москве. Она художницей была. Может, и сейчас, не пробивал пока.
— И не надо, — ответил я. — Тёщина сестра сама объявилась. Спасибо. С меня магарыч, — и попрощался.

После этого я полгода под любым предлогом избегал навещать тётю Нину. Стыдно было. Но пришлось, жена насела: что-то с выключателем, надо сделать, и всё тут.

Починил. Тётя Нина радостная, столько хорошего за день: и за картины выплатили, и выключатель снова работает, и внучка из Германии посылку прислала.

— С мармеладом? — спросил я, хотя и не сомневался.
— Да. На вот, угостись.

Взял. Не возьми — обидится ведь.

— Ну и как там внучка?
— Лизочка? Да хорошо, ребёночка ждёт. У неё муж очень хотел детей. И она тоже. Бери ещё, а я пока морсику принесу. У меня сегодня такой морс…

Я подошёл к «Квадрату». Путь назад. Или вперёд. Если они там, может быть, это путь вперёд. Как знать.

Сегодня лежу вот, не могу уснуть. Всякое думается. Пойду на балкон покурю. У тёти Нины горит свет. На улице орут кошаки. Надо завтра купить им рыбы. Не из-за вшивости, не из-за ничейности. Просто так…

Редакторы: Ирина Курако, Софья Попова

Корректоры: Татьяна Максимова, Катерина Гребенщикова

Другая художественная литература: chtivo.spb.ru