Батя (рассказ №22 из серии "Миразмы о Стразле")
Брыдловские пробухал. Бумажный фонд свернулся горсткой меди. Батарея фуфырей наполнилась трагедией пустоты. Такая же трагедия залила холодос от морозильника до верхней полки. От пустоты свело брюшной жёлудь. А всё оттого, что и в коптильне трагедия. Я чел, взращённый медведями, и с точки зрения челообщества житуха моя угрюмаста, пустотельна и осудима. А вот с точки зрения медведей разумнее некуда. Меньше напрягов - больше удовольствия. Пускай удовольствия на семь миллиграмм крошек, но напрягаюсь я всё-таки мало, а это уже удовольствие немалое.
Иногда представляю медведя, воспитанного людьми, которого мохнатые соотчичи насильно вернули к себе, выкрав из людощеры, где он спал со своей женой-челом. Он посреди ночи от сна проснулся. Лапти напялил и жральню посетил. Оконце приоткрыл, сигарету запалил. Тут поджидавшие земляки его и сцапали, со всей медвежьей деликатностью из оконца вынув.
Бриться отучили бы сразу. Гладко выбритый медведь – это медведь-клоун. И с медведицами заставили бы трахаться. Сравнение это не даёт мне покоя. Оно веселит, оно ободряет меня в тяжкие периоды развратной хандры. Хочется петь и бухать.
Припёрся к батьку, а он над ноутом завис, от фаршировальни в зависимость впал. Я на жральню, чаем кружку заполонил, бутер слепил, на табурет плюхнулся. Насыщаюсь, от голодной смерти удаляюсь.
Через стенку батя вопит, по-телеграфному кратко:
- Неверный код!.. Опять неверный код!
От бутера откусил, жру. Через окошко разглядываю проплывающих мимо баб и фантазирую их вожделенными медведицами: в платьях, с сумочками, губачёрные, губакоричневые, мясотелые, жирком подбитые, клыкастые, в шерсти густой… И глазилами восточных прелестниц на меня косятся с улыбками таинственными.
- Неверный код!
Чайной жидкости хряпнул.
- Здравствуйте! Я тут пароль набираю, а он - «неверный пароль»!.. Ну… Ну я же правильно набираю. А он всё равно «неверный пароль»... Вы поймите, девушка, я же к вам приеду...
В последней фразе притаилась мимолётная, но явственная зловещность. Вежливая угроза. Иногда я уверен, что батя сам выковывался и стализовался в медвежьих кузнях. По крайне мере, в детском стаде не сглаживался и во взрослой стадии развития набрался в меру агрессии и в меру непредсказуемости, а когда в меру, тогда и нормально. Мера - отец стиля, мера - мать вкуса, мера - 26 литров, мера у всех своя… и тэдэ. Но батю всё же не медведи ковали. Его формировала бабуся Иволга.
Тут батя оборвал вереницу моих мыслей своим появлением на жральне и начал высокопарную и стилистически безупречную речь:
- Я к ним, блядь, приеду, сука!! Я этой операторше скажу, сука, давай, набирай пароль! Набирай, прошмандовка! Башкой её как хвачу!! Сидят там, шлюпки волосатые, чаями упиваются!! “Вазатрон” (в нём батя вкалывает) нарочно всё устроил, чтобы все мотались туда-сюда и про пенсию свою не знали! Я в Панаберг съезжу, мне это несложно… Эту пизду долбанную-раздолбанную оприходую, за волосюги её затаскаю, об углы ей пизду разрежу, но узнаю, сколько мне пенсию начислили!
- Вагину естеству вульвой обмандую. А почему?
- На сайте «Вазатрона» зарегистрироваться не могу. Это они нарочно блокировки ставят, чтобы все вокруг психовали!! Чтобы всё кувырком в бардаке летело, а они бы всё контролировали!!
- Словесный ключ не скомбиновать?
- Да могу я всё! А он - “неверный пароль”!
- Значит неверный.
- За идиота меня держишь?! Я, по-твоему, пароль не могу выдумать, а?!
- Може раскладка гробывальнская?
- Хуиальнская! Я дебил?! Не знаю, какая у меня раскладка?! Ты куда поднялся, куда это ты, а?
- Тебя регнуть.
- Иди давай, регай! У меня ничего не получилось, а у тебя получится... Ага, щас! Я дебил, да? Не кто-то, а я! - Батя задыхался, захлёбывался и отплёвывался, переливаясь пунцовыми и багровыми тонами. - Они там специально всё заблокировали, чтобы никто ничего не знал! Я им звоню, а она - “пароль неверный”! Дура распроклятая! Пароли изобретают, нарочно всем всё усложняют и ничего не соображают!
Выяснилось, в пароле обязано быть цифрьё и значьё препинания, чего батя не докумекал. Он же не дебил.
Потому и верят в мировые заговоры, что не дебилы одни вокруг. Повторяю, медвежья житуха проще людской. Да, да, гораздо проще! Ни паролей, ни мировых заговоров, друзья, бухло, лес и озеро, полные жратвы. И медведицы. Чё ещё надобно? Не всегда лес полный, но лучше голодным пошарахаться, чем из-за пенсии и других атрибутов цивилизации личный свой мозг нервами хлестать и в жёлто-серо-кровавую слякоть выжимать. Здоровее и счастливее будешь. У медведей пенсии нема, состарился и умер когда надо. Получается, гады твои в чистую перемололись, искрошились и серой пылью развеялись. Вот и нет тебя. Никто особо не убивается. Медведи, они как дзен буддисты во многом, да не во всём. Проверять их на прочность я бы не рекомендовал. Они вне добра и зла, но накормить-напоить и измочалить до крови и костей поломанных - это они запросто.
Батя супротив уселся и вопросил каверзно:
- На работу устроился?
- Нет.
- Почему? С голоду ведь помрёшь.
- Я не боюсь голода. Мне терять нечего.
- А ты с бухлом завязывай, да на работу устраивайся. Легче бы стало.
- И было бы что терять. Нет, легче мне не станет. Мне легче, когда я сам себе принадлежу и кой чё на прокорм и бухлишко имею. Овладев стабильным повышенным доходом, сопьюсь окончательно. Тебе ведь не жалко, что я иногда в твоей пещере материализуюсь и тарелку супа съедаю?
- Нет конечно.
- Нужен подходящий мне труд. Встретится увлекательное занятие - с бухлом покончу.
- Такую работу ты никогда не отыщешь.
- Не найду... Зря меня в цивилизацию вернули. Зябко мне среди людей, колко и неуютно. Обратно хочу, к медведям в пещеру.
Батя выдул из горла поток сизого дыма и, глядя в оконце чистыми своими карими зенками, молвил:
- Где ж теперь их искать? В Бибири медведей как звёзд на небе. Вся Бибирь ими охвачена... К чужим не хошь подселиться?
- Дался я им. – И грю внезапно: - В Лафию хочу свалить.
Я с одной лафийкой уже полгада фаршируюсь. К себе кличет. Глаголит – любит, глаголит - тоской изгрызается, вечёрами истекает. Я бабской стрекотне как-то не верю, но если любому шестимесячье талдычить одно и то же, уверует любой. У ей, кста, татухи - медвежата сплошняком, заплатанные, с ножами, сердечками алыми и пуговицами-зинками. И игрушечных медведей набирает, под сотню скопила. Я по фоткам зрел.
Но вот Гробывальня с Лафией в исторически натужных отношениях. В Лафии гробывальнских ненавидят. Это телик так вещает и в фаршировальне пропагандируют бессовестно. С обычными челами, не политиками, речуешься – все ко всем нормально. Скорее из-за того, чем коньяк закусывать, лимоном или шоколадкой, глотки перегрызут, а не из-за того, кто кого когда оккупировал. Впрочем, придурков везде хватает. Есть же которые верят всему без разбору, что узрят, прочитают и услыхат. Что последнее в дыне осядет, с тем и носятся без малейшей умственной модификации.
Батя едва о Лафии услыхал, у него в окулярах карее уплотнилось до сургучного оттенка. На меня вытаращился, того и гляди, брызги лучистые в мой мордорыл полетят с частотой стремительной и меткостью неописуемой. Батя не дурак, но закалка у него и предрассудки старые, а предрассудки така штука, что всю житуху над ними довлеешь и одолеть их не сумеешь. А перестанешь довлеть – совсем отупеешь. Вот у нас, у медведей…
- Это провокация! – сатанински заорал батя, ханженски не уточняя мотивов, по которым я нацелился в Лафию. – Из тебя шпиона сделают, понимаешь ты или не понимаешь ты прописных истин?! Скажут, ты гробывальнский шпион, и посадят! Везде напишут, что ты шпион! Ты в тюрьме сгниёшь, в лафийской!
Тут во мне медвежья стализация пробудилась. Жуткой яростью наполнилось сердце моё, чайник побелел от злости. На батю наорал и старым долбоёбом обозвал, поставив ударение на слове “долбоёб”. Трясущимися ухватами шнурки кедовые завязал и, хлопнув богатырски дверью, скорым танком на внедомный простор ушествовал.
Успокоился, вдыхая муравы дворовой ароматы. Поведение батино тщательно осмыслил. Може, из-за меня изводится? Я без трудового дохода солидного, а тут ещё в Лафию навострился, официально враждебную. Конечно, не самый удачный способ дать понять ибну, что трепещешь за него. Но многие люди иначе, как рожи страшные строя и крича надсадно и адски, свою любовь выразить и не умеют. Вот не могут они иначе. Житуха у них така, человечья. Може и я тока худость во всех замечаю? Сам неприкаянный, не туды и не сюды, озлобленный слегка, и других такими же наблюдаю? Може, и младенец тот китовый не пялился на меня злобно, а с любопытством взирал? А я его полторы гадины чехвостю зазря?
Затрелила моба. Финча.
- Чё?
- Стразл, ты же в восторге, когда бабло с азартом наскребается? Радуйся, халтурка от дядьки Вацлава звёздочкой соблазна на горизонте блестнула. Гоу в Мич, черепки уродам расколачивать.
Здесь рассказы выкладываются ежедневному по одному. Книга "Миразмы о Стразле" полностью таится здесь: https://author.today/reader/135259/1085036