– Ишь чего удумала - из дому уйти! - всплеснула руками мать
ЧАСТЬ 1. ТОЧКА КИПЕНИЯ
Дождь барабанил по карнизу, словно отбивая чечётку. В маленькой кухне хрущёвки было душно от пара кипящего чайника и напряжения, повисшего между двумя женщинами.
– Опять в своих махрах пришла? - Валентина Петровна скривилась, глядя на потёртые джинсы дочери. - Вся в краске. Что, эти ваши... перформансы снова?
Наташа молча поставила кружку с недопитым чаем. На клеёнчатой скатерти расплылось маленькое пятно - точно слеза скатилась.
– Мам, это называется стрит-арт. Мы делаем город красивее...
– Красивее? - Валентина грохнула ладонью по столу так, что ложки подпрыгнули. - Малевать по стенам - это теперь красота? Я тебя не для того растила, чтобы ты...
– А для чего? - Наташа подняла глаза, в которых плескалась застарелая обида. - Чтобы я, как ты, всю жизнь в поликлинике горшки таскала?
Валентина побледнела. Сквозь морщинки вокруг глаз проступила усталость – глубокая, как колодец.
– Ты... ты... - голос её задрожал. - Да я последнее на твои кисточки-краски отдавала! Думала, может, правда талант. А ты? По подворотням с этим... хлыщом!
– Мишка не хлыщ! Он...
– Молчи! - Валентина вскочила, опрокинув стул. - Видела я таких. Наобещает с три короба, а потом...
– Как папа, да? - тихо сказала Наташа.
В кухне повисла тишина – густая, как остывший кисель. Только чайник всхлипывал на плите, да форточка поскрипывала на ветру.
– Ты... - Валентина медленно опустилась на стул. - Ты не смеешь. Не смеешь его поминать!
– Почему, мам? Почему нельзя говорить о папе? Двадцать лет прошло!
– Потому что предателей в этом доме не поминают! - отрезала Валентина. - И не будет моя дочь якшаться с кем попало! Вон он, твой Мишка, на мотоцикле гоняет. Такой же безответственный...
– Господи, мам! Ему двадцать! Он студент политеха, у него светлая голова! А то, что на мотоцикле – так это его хобби!
– Хобби? - Валентина горько усмехнулась. - У твоего отца тоже было хобби – по бабам шастать. А я, дура, верила...
Наташа вздохнула. Этот разговор повторялся уже сотый раз. Все дороги вели к папе, который ушёл, когда ей не было и года.
– Мам, я не папа. И Мишка – не папа. Нельзя всю жизнь...
– Нельзя?! - Валентина вскочила. - А знаешь, что нельзя? Нельзя матери сердце рвать! Нельзя по стенам малевать, когда я тебя в люди вывести пытаюсь! В художественное училище пошла – я молчала. Думала, может, образумится. А ты?
– А что я? - Наташа тоже встала. - Я учусь хорошо! У меня выставка через месяц!
– Выставка! - Валентина всплеснула руками. - Лучше бы в бухгалтеры пошла! Или в медицинский! Думаешь, легко мне одной тебя тянуть было? А ты...
Я не просила меня тянуть! - выкрикнула Наташа. - Не просила мне каждый день напоминать, как тебе тяжело! Я просто хочу жить своей жизнью!
– Своей жизнью? - Валентина как-то странно затихла. - Ну что ж... Живи. Только не здесь.
– Что? - Наташа растерянно моргнула.
– Хочешь своей жизнью жить – живи. Но не в моём доме. - Валентина говорила тихо, чётко проговаривая каждое слово. - Собирай вещи. И к своему мотоциклисту.
– Мама... - Наташа побелела. - Ты это не серьёзно...
– Серьёзнее некуда. - Валентина отвернулась к окну. - Я тебя не для того растила, чтобы ты...
– Чтобы я была счастлива? - горько закончила Наташа.
Валентина молчала. За окном дождь усилился, превратившись в сплошную серую завесу. Где-то вдалеке прогремел гром.
– У тебя час. - наконец произнесла Валентина, не оборачиваясь. - Собирайся.
Наташа постояла ещё минуту, глядя в спину матери. Потом медленно вышла из кухни. В коридоре загремели ящики шкафа.
Валентина всё стояла у окна. По стеклу сбегали капли – совсем как слёзы по её щекам...
---
ЧАСТЬ 2. МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ
Баба Зина стояла у подъезда, опираясь на старенькую клюку, когда увидела внучку с большой сумкой через плечо.
- Наташенька? Ты куда это собралась? - окликнула она.
Внучка замерла, потом медленно повернулась. Лицо заплаканное, глаза красные.
- Бабуль... Мама... Она меня выгнала.
- Чего-чего? - баба Зина нахмурилась. - А ну пойдём ко мне. Я тут пирожков с капустой напекла.
Наташа помотала головой:
- Не могу, бабуль. Мне к Мише надо...
- К Мише успеешь. Он никуда не денется, - баба Зина крепко ухватила внучку за локоть. - Пойдём, говорю. Не на улицу же тебе идти.
В маленькой бабушкиной квартирке пахло пирожками и мятным чаем. Наташа сидела на старом диване, обитом потёртым плюшем, а баба Зина суетилась у стола.
- На-ка, поешь. В горе-то еда первое лекарство.
- Не хочу, бабуль...
- Не хочу - не палочка, за пояс не заткнешь, - проворчала баба Зина. - Ешь давай. И рассказывай, что там у вас стряслось.
Наташа, всхлипывая, начала рассказывать. Про учёбу, про Мишу, про мамины упрёки. Баба Зина слушала, качала головой, а потом вдруг сказала:
- Эх, Валька-Валька... Всё папкины грехи тебе припоминает. А ведь сама такая же была.
- В смысле? - Наташа подняла глаза.
- А в прямом, - баба Зина тяжело опустилась в старое кресло. - Вылитая мать в молодости. Такая же упрямая, такая же своевольная. Тоже, помню, всё поперёк батькиной воли делала.
- Мама? - Наташа недоверчиво покачала головой. - Не может быть...
- Может-может, - баба Зина усмехнулась. - Ты думаешь, она сразу в медицину пошла? Как же! В театральное хотела. Танцевала, песни пела... А отец ей: только через мой труп! У нас, мол, все в роду или врачи, или учителя.
- И что?
- А то! Сбежала. Прямо после выпускного. К твоему отцу сбежала. Он тогда на мотоцикле гонял, красивый был, шальной... - баба Зина вздохнула. - Валька моя так его любила, так любила... А он...
- Ушёл, - тихо закончила Наташа.
- Ушёл, - кивнула баба Зина. - К какой-то медсестре из своей больницы. А Валька с тобой на руках осталась. Вот тогда и пошла в медучилище. Деваться-то некуда было.
За окном снова громыхнуло. Дождь всё не унимался.
- А знаешь, что самое страшное? - баба Зина подалась вперёд. - Не то, что он ушёл. А то, что она свою мечту похоронила. Словно дверь в сердце закрыла. И теперь боится, что ты...
- Что я тоже дверь закрою? - Наташа горько усмехнулась.
- Нет, девонька. Боится, что ты свою дверь откроешь. И улетишь. Как она когда-то хотела.
Наташа молчала, теребя край бабушкиной скатерти.
- Бабуль, а ты... ты тогда её простила? Когда она сбежала?
Баба Зина долго смотрела в окно, где дождевые капли рисовали причудливые узоры.
- Знаешь, доченька, материнское сердце - оно особенное. Его пополам можно разорвать, а оно всё равно любить будет. Простила ли... Да разве ж тут прощать надо? Понять надо.
- А мама... она поймёт?
- Поймёт, - баба Зина ласково погладила внучку по голове. - Вот только сама с собой сначала разобраться должна. А ты к Мише своему иди. Только телефон не выключай. И забегай почаще, а то у меня пирожки остынут.
Наташа встала, обняла бабушку. От старенького халата пахло корицей и чем-то неуловимо родным.
- Спасибо, бабуль...
- Иди уже, - баба Зина утёрла глаза уголком платка. - А я к твоей матери загляну. Может, хоть чаю попьём вместе.
Когда за Наташей закрылась дверь, баба Зина тяжело вздохнула и перекрестила внучку вслед.
- Господи, вразуми их обеих... Ведь родная кровь всё-таки.
---
ЧАСТЬ 3. ЧУЖОЙ ПОРОГ
Мишина "однушка" на окраине города казалась Наташе одновременно и спасением, и клеткой. Маленькая, но уютная квартирка, где пахло растворимым кофе и машинным маслом.
- Борщ получился так себе, - Наташа поставила тарелку перед Мишей. - Не как у мамы...
- Да ладно тебе, - Миша потянулся к ней, обнял за талию. - Нормальный борщ. И вообще, ты же художник, а не повар.
- Угу, художник... - Наташа отвернулась к окну. - Бездарный и никому не нужный.
- Эй, ты чего? - Миша развернул её к себе. - Какой бездарный? У тебя выставка через две недели!
- Какая теперь выставка, Миш? Мои работы дома остались. В кладовке. Да и какой я художник... Мама права - надо было в бухгалтеры идти.
- Так, стоп! - Миша встал. - Я сейчас возьму мотоцикл и...
- Даже не думай! - Наташа схватила его за руку. - Не надо к маме ехать. Она... она тебя и на порог не пустит.
За окном каркнула ворона. Наташа вздрогнула - почему-то вспомнилось, как мама говорила: "Вороны - к несчастью".
- Ладно, не буду, - Миша вздохнул. - Но ты это... не раскисай. Прорвёмся!
Дни тянулись медленно. Наташа пыталась рисовать - купила дешёвых красок в магазине канцтоваров, нашла какой-то картон. Выходило бледно, не так как раньше.
Вечерами они с Мишей сидели на балконе, смотрели на закат. Он рассказывал про свои чертежи, про новый двигатель для мотоцикла. Она кивала, но думала о другом - как там мама? Пьёт ли на ночь молоко с мёдом от бессонницы? Поливает ли её любимые фиалки на подоконнике?
Телефон молчал. Только бабушка звонила каждый вечер:
- Как ты там, девонька?
- Нормально, бабуль...
- А мама твоя всё молчит. Сидит вечерами в твоей комнате. Думает, что я не знаю...
Однажды утром Миша сказал:
- Наташк, а давай уедем?
- Куда? - она даже ложку с кашей опустила.
- В Питер. У меня там друг, зовёт на работу в автомастерскую. И тебе там раздолье - музеи, галереи...
- В Питер... - Наташа представила маму, узнающую об их отъезде. Сердце сжалось. - Нет, Миш. Не могу я...
- Из-за матери? - он нахмурился. - Она же сама тебя выгнала!
- Не говори так! - Наташа вскочила. - Не смей! Она... она просто...
- Просто что? - Миша тоже встал. - Ломает тебе жизнь! Ты же талантливая, а она...
- А она моя мама! - Наташа закричала, сама не ожидая от себя такой силы в голосе. - Моя! И я... я не могу вот так...
Она выбежала на балкон. Внизу шумел город - чужой, равнодушный. Где-то там, в трёх остановках на автобусе, её дом. Тот самый, куда сейчас нет пути.
Миша подошёл сзади, обнял:
- Прости. Я не подумал...
- Знаешь, - Наташа вытерла слёзы, - а ведь она тоже сбегала когда-то. Бабушка рассказала. С папой моим. Тоже мечтала о другой жизни...
- И что?
- А ничего. Обожглась. И теперь боится, что я так же...
Внезапно зазвонил телефон. Наташа вздрогнула - на экране высветилось "Мама".
- Алё... - голос дрожал.
- Наташа? - мамин голос казался далёким и каким-то беспомощным. - Ты... ты как там?
- Нормально, - Наташа закусила губу.
- Я тут... - мама запнулась. - Твои работы нашла. В кладовке. Они... они очень хорошие.
Наташа молчала, боясь спугнуть этот момент.
- Выставка же через две недели? - мама кашлянула. - Может... может, заберёшь их? А то в кладовке сыро...
- Мам... - Наташа всхлипнула.
- Только... - мама говорила всё тише, - только давай не сегодня. Я... я ещё не готова.
- Хорошо, мам. Я поняла.
Когда связь прервалась, Наташа долго стояла на балконе, прижимая телефон к груди. Миша молча курил рядом.
- Знаешь, - наконец сказала она, - а в Питер мы всегда успеем. Правда?
Миша кивнул и крепче обнял её за плечи.
---
ЧАСТЬ 4. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Прошло две недели. Наташа стояла у знакомой двери, не решаясь позвонить. В руках - связка ключей: от квартиры, от подъезда... Родные, тяжёлые.
Дверь открылась сама.
- Ой... - мама отступила на шаг. Осунувшаяся, в старом домашнем халате. - Я думала, позвонишь...
- Ключи же есть, - Наташа переступила с ноги на ногу. - Можно?
Мама молча посторонилась. В квартире пахло пирогами.
- Бабушка приходила, - пояснила мама, перехватив взгляд дочери. - Сказала, что без пирогов с капустой ты не выживешь.
- А фиалки... - Наташа замерла у подоконника. - Они же...
- Засохли, - мама отвернулась. - Я забыла полить. Всё забываю в последнее время.
В коридоре тикали старые часы - те самые, что папа когда-то привёз из командировки. Тик-так, тик-так... Время, застывшее между двумя родными людьми.
- Твои работы в комнате, - мама теребила пояс халата. - Я их... я их на стену повесила. Посмотреть хотела, как это... для выставки будет.
Наташа прошла в свою комнату. Картины висели ровным рядом - пейзажи, портреты, городские зарисовки. А в центре - портрет мамы, который она рисовала тайком год назад. Молодая, смеющаяся женщина в цветастом платье.
- Это... это когда? - мама подошла сзади.
- С твоей старой фотографии. Той, где ты в театральном кружке.
- Господи... - мама прижала руку ко рту. - Откуда ты...
- Бабушка показала. И рассказала. Всё рассказала, мам.
Мама опустилась на кровать. Плечи задрожали.
- Я ведь тоже мечтала когда-то... О сцене, о славе... Всё думала - вот оно, счастье! А потом...
- А потом пришла любовь, - тихо сказала Наташа. - И ты сбежала. За своей мечтой.
- Глупая была, - мама вытерла глаза уголком халата. - Думала, мечты важнее всего. А потом поняла - нет ничего важнее семьи. Только поздно было...
- А я? - Наташа села рядом. - Я для тебя не семья?
Мама вздрогнула, повернулась к дочери:
- Ты... ты всё, что у меня есть! Я же... я же только защитить тебя хотела! Чтобы ты не повторила...
- Мам, - Наташа взяла её за руку. - Я не ты. И Миша - не папа. Нельзя всю жизнь бояться.
- А я боюсь, - мама всхлипнула. - Каждый день боюсь. Что уедешь, что забудешь... Что я одна останусь.
- Не останешься, - Наташа крепче сжала мамину руку. - Я же твоя дочь. А значит, такая же упрямая.
Мама вдруг рассмеялась сквозь слёзы:
- Это точно! Вся в меня... Господи, что ж я наделала-то...
- Ничего непоправимого, - Наташа прижалась к маминому плечу. - Главное, что мы обе это поняли.
За окном снова начался дождь - такой же, как две недели назад. Но теперь он казался тёплым, летним, живым.
- Знаешь, - мама вдруг встала. - А пойдём пироги есть? Бабушка целую гору напекла. И... и про Мишу своего расскажешь. Как он там, в политехе...
Наташа улыбнулась:
- Пойдём. Только я сначала чайник поставлю. С мятой, как ты любишь.
Они сидели на кухне до поздней ночи. Говорили - обо всём на свете. О выставке, о Мишиных чертежах, о маминой молодости... О том, что любовь - она разная бывает. И мечты тоже разные. Но главное - уметь принимать чужие мечты, даже если они не похожи на твои.
А на подоконнике, в свете ночного фонаря, распускался новый бутон фиалки - маленький, но упрямый. Совсем как жизнь, которая всегда находит путь к свету.
Светлые строки | Рассказы
83 поста20 подписчиков
Правила сообщества
Будьте культурными и люди к вам потянутся!