Серия «Песенка про любовь»

Я умылась, полезла в сумку за салфетками, чтобы промокнуть лицо, и услышала тихий шёпот работающего ноутбука. Я плохо подумала про Чингачгука, извлекла машину из сумки, и прежде чем выключить, активировала модем. Бариола ответила. Да, речь шла о моём однокласснике. Более того, к письму моя парижская приятельница приложила фотку. На ней были сама Мишель и, наверное, Евген. Видно его было плохо. Стоял он почти спиной. Шикарная когда-то блондинистая грива превратилась в короткий ёжик, да и сам он как-то усох в размерах, хотя мышцы по-прежнему бугрились под джемпером, а шея выглядела, что та колонна. К тому же на нём были солнечные очки.

Я решила, что дома во всём разберусь подробнее. Выключила ноутбук и вышла из туалета. В коридоре меня ждали. Юрик с Ларисой и… Харьков.

- Всё нормально, ребята, - сказала я. – Разволновалась маленько. Я сейчас…

Харьков взял меня за локоть и отвёл в сторонку. Мы поговорили. Сначала Харьков, который оказался Олегом Ивановичем, рассыпался передо мной в заверениях в полном почтении, накидал комплиментов, а потом сообщил, что я по-любому включена в исследовательскую группу, хочу я этого или нет, потому что слишком серьёзное заваривается дело. Я пожала плечами. Это итак было понятно. Под завязку Харьков попросил до утра мой ноутбук.

- Там личная информация, - процедила я и предложила скопировать ему на флэшку нужные файлы.

Харьков промямлил, что лучше бы этого не размножать, и поклялся, что вернёт машинку перед началом занятий, а в личные файлы не полезет. Я вспомнила про пароль, установленный на ноутбук ещё Сергеем Галицыным, его первым хозяином, злорадно про себя ухмыльнулась и покорно машину отдала, понимая, что безопасник не отстанет. Харьков бережно принял ноутбук и поспешно откланялся. Оказалось, что заседание с участием гостей завершилось, всех отпустили на небольшой перерыв, а сейчас начнётся работа по темам. Я облегчённо вздохнула, и мы направились обратно в конференц-зал. Лариса, нерешительно потоптавшись, попросилась с нами. Я кивнула, а Юрик просто не обратил внимания. Он уже мысленно успел погрузиться в свои исследования.

Работать по темам сегодня не получилось. Мы быстро обменялись информацией, но разбирать результаты никому не хотелось. Все лихорадочно обсуждали новость.

- Пошли в лабораторию, - скомандовал Юрик. – Потеря времени!

- Без меня, - сказала я.

Юрик в ярости развернулся ко мне.

- Ноутбук с информацией, - напомнила я, - у меня забрали.

Юрик накинулся на меня с упрёками. На нас стали оглядываться. Тогда я поднялась и покинула аудиторию. Юрик и Лариска догнали меня возле гардероба. Юрик снова принялся бубнить что-то укоризненное.

- Ну в самом деле, - поддержала его Лариска. – Отдала компьютер неизвестно кому…

- Известно, - процедила я.

Не хотелось мне с ними разговаривать об этом сейчас, но пришлось. Я увела их к окну и с пятого на десятое выложила всю историю. Юрик железно умолк. А Лариску наоборот прорвало. По-моему, она вообразила себя Анжелиной Джоли и принялась заваливать меня вопросами, но мне было не до неё. Юрка поднял на меня страдальческий взор.

- Полька, а ты не думаешь, что наш штамм…

- Отечественного происхождения? – хмуро спросила я. – Только об этом и думаю.

У Лариски отвалилась челюсть.

- Мы влезли в оружейную программу?! – восхитилась она.

Юрка продолжал напряжённо смотреть на меня.

- Но ведь отец бы знал, как ты думаешь?

- Спроси у него, - посоветовала я.

- Само собой, - пробормотал Юрик и взглянул на Ларису. – Не говори никому.

- Хоть огнём жги!

У Лариски на лице появилось партизанское выражение. Господи, как дитя, честное слово!

- Зря отдала ноутбук, - сказал Юрик после некоторого размышления.

Я успокоила его на предмет того, что в домашнем компьютере у меня всё продублировано.

- Пойдём к тебе, - жалобно сказал Юрик. – Надо кое-что посмотреть.

- Да, пойдёмте, - пригласила я их, не до ночи же было торчать возле этого окна.

Почти возле нашего дома мне на глаза попался жалкий котёнок, уже не малыш и ещё не взрослый гроза помоек. Это был явно домашний зверь. Он поджимал стынущие лапы и окликал прохожих охрипшим голосишкой. Был он помесью рыжего дворянина и сиамца. Через оранжевую спину отчётливо тянулась тёмная полоса. Я затормозила.

- Эй, - сказала я, - парень! А ведь я тебя, кажется, знаю, - и позвала. – Рыжик, Рыжик!

Зверь счастливо ломанулся ко мне со всех своих отмороженных лап.

Вот так я и заявилась домой, в сопровождении двух людей и одного очень голодного кота. Открыли мама и Егорка. Братец возликовал от одного только взгляда на гостей и потянулся к котёнку. Я торопливо поздоровалась, представила однокурсников и сделала необходимые пояснения насчёт животного.

- Ну, что ж, - сказала мама. – Котёнка мы с Егором сейчас накормим. Потом я принесу чего-нибудь вам. Чай или кофе?

- Без разницы, - сказал Юрик, которому не терпелось поскорее заглянуть в расчёты.

Мы укрылись у меня в комнате и до глубокой ночи разбирались в наших изысканиях, представших в новом свете открывшихся фактов. Попутно мы просвещали Лариску и глотали, не глядя, всё, что время от времени нам приносила мама.

Началась новая лекция. И преподаватель в упор смотрел на меня. Это был Чингачгук, и он терпеть не мог, когда его лекции записывали иначе, нежели шариковой ручкой в общей тетради. К тому же огонёк модема у меня весело пульсировал на всю аудиторию. Я поспешно выключила ноутбук. Фамилия Чингачгука была Змеев. И он обожал на любое наше завиральное высказывание отвечать брезгливым «н-ну пусть». Он был совсем молодой и безнадёжно плешивый. Ещё он у-умный был и вообще – титан. Меня он терпеть не мог из-за того, что волшебному естествознанию я предпочитала информатику. У него было два курса лекций, и ещё он вёл семинарские занятия по селекции. Пересекались мы часто.

Сейчас он принялся говорить размеренно и очень чётко. И если не занимался размашистым начертанием формул на доске, то пристально таращился на меня сквозь просветлённые линзы своих цейсовских очков. Так он поступал всегда. Выберет какого-нибудь, по его мнению, разгильдяя и прожигает в нём дырки весь академический час. Я дождаться не могла, когда закончится его лекция. Неприятно это, когда тебя сознательно прессуют.

В большой перерыв к нам с Лариской подошла Манера и позвала в студенческую столовую. Лариса согласилась. Я тоже собиралась кивнуть, но вмешался Хмурик.

- Не-е, - громко объявил он. – У нас сегодня заседание НСО. Мне нужна не травленая партнёрша, – и повернулся ко мне. - Пошли в кафе!

- Ладно, - сказала я. – Только письмо напишу. А то забуду.

Девчонки помахали нам и ушли. Юрик уселся рядом и погрузился в какой-то журнал. Я раскрыла ноутбук и на одном дыхании отщёлкала длинное письмо, нажала отправить. И в ту же минуту меня взяли за подбородок и заставили повернуться. Хмурик прихватил мои плечи и закрыл мой рот своими губами. Теперь он не суетился, он пробовал меня на вкус, неторопливо и тщательно. Это оказалось неожиданно приятно. Я сначала замерла, потом потихоньку начала отвечать.

Естественно, было бы удивительно, если бы нам не помешали. Послышался отчётливый многозначительный кашель, и мы отпрянули друг от друга. С преподавательского места на нас взирал Чингачгук. Я взглянула на него и содрогнулась. В этом ничего обычно не выражавшем рыбьем взгляде читалось столько ненависти!

- Пошли отсюда! – нервно сказал Юрик.

Я захлопнула ноутбук, не выключая, кое-как дрожащими руками запихнула его в сумку, Юрка схватил её, и мы кинулись вон из аудитории. Только возле гардероба мы затормозили, перевели дыхание, посмотрели друг на друга и засмеялись. Гардеробщик постучал пальцем по стойке.

- Эй, детишечки! У вас осталось меньше получаса!

Мы протянули номерки, и нам незамедлительно была выдана одежда.

- Никогда не видел Змея таким свирепым, - пробормотал Юрик.

Я согласилась.

- Весь урок меня давил. Больше не буду доставать ноутбук в его присутствии. У него, что, машинная фобия что ли?

- Ты полагаешь? – с сомнением спросил Юрик.

В нашей любимой кафешке было полно народу. Мы затормозили на пороге, высматривая свободный столик. И вдруг я увидела, что нам машет хозяйка. Мы устремились к ней, и были водворены на почётное место в самом уютном уголке зала. Хозяйка сама приняла заказ и удалилась в кухню.

- Чего это она? – шёпотом спросил у меня Юрик.

А я, кажется, догадалась и быстро рассказала про наш с Артёмом завтрак.

- Любительница сериалов, значит, - хмуро сказал Юрик. – Ты тоже?

Я пожала плечами.

- Видела пару серий из разных мыльниц. Но вообще-то мне некогда на них отвлекаться. А что?

- Чем же ты занята? Встречами с этим… скоморохом?

- Попытка ревности, я полагаю? – в ответ удивилась я.

Юрик сжал губы.

- Да с чего бы это?

Он тоже умел отвечать вопросом на вопрос.

- Очень заметно, - ухмыльнулась я.

Но Хмурик и не подумал перевести всё в шутку. Смотрел на меня напряжённо и требовательно. При этом выглядел таким несчастным, что я сжалилась.

- Артём – друг, почти брат, - пояснила я. – Мы в школе были в одной компании. А сейчас почти не видимся, что жалко.

Я сказала всё это и подумала, с какой стати я вообще оправдываюсь. Но Хмурику уже было неловко. Он принялся объяснять, что ничего такого в виду не имел, что просто не любит телевидение и дальше в том же духе. От этой унизительной сцены нас спасла хозяйка, притащившая большущие тарелки, по виду - с четверными порциями жаркого. Пока сопровождавший её официант размещал на столике приправы, кувшин с компотом и корзинку с хлебом и всяческими брямсиками, она подсунула мне фотографию Артёма, явно вытащенную из сети, и попросила расписаться. Я обалдело вытаращилась на неё. Но она так упрашивала, что я черкнула текст от имени героя её грёз. Счастливая хозяйка утащила куда-то своё сокровище.

Юрик, до этого вежливо глазевший на фотографию, мрачно прокомментировал:

- Кразафчег!

Я засмеялась. А Юрик победно взглянул на меня и вооружился ножом и вилкой.

После обеда стало совсем хорошо, и мы отправились на семинарское занятие по общей философии.

О, это был настоящий цирк! Лёшка Малешко развязал дискуссию. Правда, я не уловила повода, который послужил ему, чтобы начать утверждать, будто вовсе не труд сделал из обезьяны человека, а моногамная, оказывается, любовь. До того, как началось обсуждение, Хмурик, с которым мы уселись рядом, принялся изучать мою ладонь и рисовать на ней своим пальцем крестики и нолики. Это было волнующе. Мы оба растворились в ощущениях, а стали слушать, только когда преподаватель издал сдавленный возглас и спросил, почему Лёшка так уверен в своих утверждениях. Малешко с чудовищной серьёзностью принялся излагать свою теорию, а народ впал в тихий восторг. Масла в огонь подлил Вовка, вспомнивший мультик по знаменитой сказке Киплинга насчёт кота, который гулял сам по себе, и ввернувший что-то про «дикую тварь из дикого леса». Эстафету тут же подхватила Снежка, очень к месту процитировавшая библейскую историю про изгнание из рая. Народ невероятно оживился. Преподаватель возликовал. И понеслось!

Мы с Юриком в дискуссии не участвовали, но были благодарными зрителями. Юрик перебирал мои пальцы и время от времени принимался крутить серебряный перстень с зелёным нефритом. Перстень был подарком Валерии Сергеевны и сидел у меня на руке очень свободно. В какой-то момент я испугалась, что он соскользнёт, и сжала руку.

- Марков, - обратился преподаватель к Юрику. – У вас есть, что добавить?

- Возможно, – сказал Юрик. – Ева, как нам любезно напомнила Снежана, является производной адамова тела, конкретно – ребра, проще говоря, клоном с изменённым полом. По сути дела Малешко не так уж и не прав, поскольку пара Адам-Ева является усовершенствованным единым организмом, наделённым способностью к автономным действиям и снабжённым двумя мыслительными центрами с разной биохимической функциональностью. Проще говоря, когда одна голова тормозит, в противофазе включается другая. Налицо – резкий всплеск умственных способностей внутри векторной группы.

- Не верите, посмотрите на Хмурика, - ввернул Вовка Баринов.

Раздался дружный гогот. Я засмеялась вместе со всеми, а Юрка надулся.

- А если исключить теорию Бога? – спросил преподаватель.

Юрик пожал плечами.

- По-моему, постановка вопроса некорректна. Человек стал человеком благодаря совокупности условий. Видимо, имели место какие-то мутации при рождении. Скорее всего, наблюдались в это время метаморфозы среды обитания катастрофического плана. Нельзя исключать и влияния разнополовой деятельности вида…

- А-га, - начал, было, счастливый Вовка.

Но Юрик продемонстрировал ему кулак, и Вовка увял. Воспользовавшись паузой, преподаватель поинтересовался, что думаю я. Я уклонилась от дискуссии, сообщив, что ещё не успела составить своего мнения по данному вопросу.

- А! – вскричал Вовка. – Что я говорил! В противофазе!

- Это не ты, это Юрик, - осадила его Лариса.

- Ты тоже в противофазе! – отпарировал Вовка.

В аудитории снова послышалось хихиканье. С этого момента выражение «в противофазе» стало частью факультетского фольклора.

- Ты поэтому и злишься, - сказала Лариска с едва заметным превосходством.

Мне стало весело.

- А ведь точно! – сообщила я и принялась хохотать. Эта идея показалась мне такой забавной.

Лариса тоже заметно оживилась. Во время перерыва к нам подтянулся Вовка Баринов. Его как магнитом приманивало любое веселье. Лёгкий человек Вовка! Он плюхнулся на стол перед нами и принялся травить анекдоты – все абсолютно свежие и при этом до чёртиков смешные. Постепенно компания наша увеличилась многократно. Вовка не иссякал и с умилением наблюдал, как я смеюсь. Почему-то в этот раз его занимала именно моя реакция.

Нас прервала Елена Моисеевна, потому что окончание перерыва мы пропустили.

- Баринов! – ахнула замдекана. – Что за поза? Перед носом у девушек! Невероятно!

Вовка поспешно соскочил со стола и напустил на себя смущённый вид.

- Простите, Лена Моисеевна, - забормотал он. – Больше никогда, Лена Моисеевна!

- Ах, оставьте ваши формы! – отмахнулась замдекана. – И ступайте уже на место! А вы, девушки?..

- Я вами удивляюсь! – вполголоса сказал Юрик со своего места.

Во внезапно наступившей тишине его восклицание прозвучало отчётливо на всю аудиторию.

- Вы таки антисемит, Марков, - ухмыльнулась Елена Моисеевна и движением руки погасила начавшееся хихиканье.

Я оглянулась на Юрика. Он сидел красный как рак. По части шуток у него всегда мало что получалось. Юрик поймал мой взгляд и стеснительно двинул плечом. Я неудержимо улыбнулась. Всё-таки он был славный. И Юрка улыбнулся в ответ.

- Ух ты! – едва слышным шёпотом сказала Лариса.

Она тоже смотрела на Юрика.

- Просто заглядение, - добавила она.

В перерыве Юрик первым оказался у нашего стола и попросил у меня разрешения взглянуть на последние расчёты. Он занимался геномикой, я – биоинформатикой. Мы пересеклись на уровне эксперимента. В этом проекте я обеспечивала секвенирование патогенной зоны некоего микроорганизма, а Юрик – синтез антигена. Проще говоря, мы моделировали сыворотку против модифицированного возбудителя инфекции. Собственно, мы сейчас были на завершающем этапе. Я выпала ненадолго из процесса на стадии формирования моделей. Юрик работал в это время методом тыка с помощью моих коллег из соседних проектов. Кто-то из них перепутал исходную РНК, и результаты увели исследование не в ту степь. Вот из-за таких штук я собственно и взялась за биоинформатику. Чтобы в будущем ни от кого не зависеть.

Я извлекла из сумки ноутбук и открыла папку с расчётами. Пока Юрик просматривал последний отчёт, успела заметить мигающее сообщение в правом нижнем углу экрана. Мне прислали письмо.

- Вот! – Юрик нашёл слабое звено. – И как это я прохлопал! Теперь с этого места придётся начинать заново.

- Ты сильно продвинулся? – поинтересовалась я.

- В общем, да, - сказал Юрик. – И там получился любопытный эффект, сужение полярности. Собственно, кажется, получилось определить направление мутаций.

- Да ты что! – мы с Лариской ахнули в голос.

Юрик снова улыбнулся.

- Одно из направлений, - поправился он. – И знаете, этот штамм выглядит как искусственно сломанный.

Мы насторожились и испуганно уставились на Маркова. Он зябко поёжился.

- Но всё это надо сто раз проверить. Я сказал отцу. Он предлагает собрать новую группу. И будет сам руководить проектом. Полька, пойдёшь?

Я медленно кивнула. Это были не шутки. Сильно потянуло международным скандалом.

- А я, - жалобно сказала Лариска. – А меня возьмите…

Юрик пообещал. Лариска обрадовалась и что-то залепетала, такое, нежно-благодарственное. Юрик стал отвечать. А я подключила модем и полезла проверять почту.

Я моментально включилась. Это была наша старая забава.

- Что ты говоришь! – воскликнула я.

- Вчера скорую вызывали, - продолжал Артём. – Врач сказал, что по всем признакам это та самая ужасно заразная болезнь.

- Что ты! - ахнула я. – И нарывы?

- Прямо в паху, - подтвердил Артём на весь автобус.

Вокруг нас моментально образовалось кольцо относительно свободного пространства. Артём продолжал надсадно кашлять, а я сочувственно расспрашивать. Народ вокруг закрывался платками и шарфами и усиленно потел. Так мы развлекались до самого вокзала, где автобус почти полностью разгрузился. Мы уселись на освободившиеся места.

- Ты сегодня поздно, - сказал Артём.

- Проспала, - призналась я.

Артём заухмылялся.

- Были причины, а, сестрёнка?

- Были, а как же, - сказала я.

- Заметно, - заявил Артём и потрогал пальцами мои скулы.

- Не цапай! – с подростковой заносчивостью вякнула я.

Артём залился беззвучным смехом.

- Ты не меняешься, Полька! О, тебе привет от Евгена!

Я состроила кислую физиономию.

- И как он там в своей Англии?

- Он уже в Париже! – хмыкнул Артём. – В Англии, видишь ли, сыро…

Мы захихикали вместе.

- А ты куда едешь? – спросила я.

- К вам на горы, - сказал Артём. – У меня халтура появилась. Сегодня натурные съемки.

- Ах, господи, боже ты мой! – прокомментировала я. – Реклама постельного белья, полагаю?

Тёмка фыркнул.

- А давай зайдём в кафе, расскажу.

Я достала мобильник, взглянула на хронометр и согласилась. У меня было ещё около получаса до начала следующей пары. Мы зарулили в любимую кафешку нашего факультета. Здесь кормили недорого и по-честному. Меня узнали, и через минуту мы с Артёмом получили по большой чашке кофе и тарелку тостов на двоих.

В кафешке было уютно по-домашнему. За кассой с пачкой бумаг сидела сама хозяйка. Она как-то очень уж пристально взглянула на Артёма и даже улыбнулась ему.

- Ты уже знаменит, - прокомментировала я.

- Так ведь пару месяцев уже крутят «Дипломата», - пожал плечами Тёмка.

- Прости, что? – не поняла я.

Артём тихо засмеялся.

- Это сериал так называется, Полька. Там я появляюсь в нескольких эпизодах. Третьестепенный персонаж…

- А-а-а, - зевнула я. – Понятно. Значит, хорошо поработал, раз даже при таком условии узнают. Здесь у нас очередную серию снимают?

Артём покачал головой.

- Это новый проект. Там у меня одна из главных ролей.

- О, - сказала я, - поздравляю. А учёбе не мешает?

- У нас ведь творческий вуз, - напомнил Артём. – Такие вещи только приветствуются.

Потом он стал приглашать меня посмотреть на съёмки. Я пришла в ужас от перспективы провести несколько часов на морозе. Артём, кажется, обиделся. Тогда я торжественно пообещала пойти с ним на презентацию или как это у них там называется, когда продукт запускают в эфир. Артём почесал бровь, оценивающе глянул на меня и вдруг заявил, что ловит на слове.

- Мне нужна будет твоя помощь, - сообщил он.

- Легко, - сказала я. – Просто позвони заранее.

- В следующий раз, - сказала я огорчённой Лариске.

На улице шёл снег, крупными, но нечастыми хлопьями. Не сговариваясь, мы с Юриком проигнорировали автобусную остановку и пошли пешком в сторону подземки.

- Хороший получился вечер, - сказала я. – И ты хорошо танцуешь…

Юрик хмыкнул без улыбки.

- Из меня делали всесторонне развитого ребёнка.

И тут меня будто дёрнули за язык.

- Кто? Твоя мама?

Юрик вдруг неузнаваемо изменился. Он сделался каким-то морщинистым и тёмным, как старик или смертельно больной человек.

- Я её никогда не видел, – ровным голосом сказал он.

- А что случилось? – не удержалась я.

- Она меня бросила, – буднично сообщил Юрик. – Вышла замуж и уехала в Штаты.

- Как замуж? – вырвалось у меня. – А говорят…

- Ты в курсе факультетских сплетен, - понял Юрик. – Врут они всё. Я бастард, внебрачный… И никому не нужный… И профессор Марков мне не отец, имей это в виду.

Я в растерянности уставилась на него. Мне стало его очень жалко. Я ничего не поняла, а потому поступила, поддавшись первому порыву. Я обняла Юрика и погладила по голове. Наши лица оказались на одном уровне, и он поцеловал меня, отчаянно зажмурившись и будто боясь, что я его оттолкну или ударю. Это был смешной, какой-то детский поцелуй. Юрик неловко прижал губами край моего рта и изо всех сил вдавился в меня. При других обстоятельствах я бы вежливо отстранилась и спокойно пошла дальше, не теряя доброжелательного тона. Но сейчас Юрик бы не понял. А кроме того у меня в голове плескался алкоголь и толкал на необдуманные поступки.

Обеими руками я взяла его за щеки, слегка повернула голову, и тогда наши губы соединились, будто совместились пазлы. Юрик вздохнул и раскрыл рот мне навстречу. Он всё так же сильно жмурился и суетился. Его руки беспокойно и бестолково блуждали по моему телу. Из всего этого я сделала вывод, что опыта общения с девушками у Юрика совсем немного. Пришлось брать инициативу на себя, причём так, чтобы ему было незаметно. Я остановила его руки у себя на талии и придержала, а потом своей ладонью прижала его затылок и прошлась пальцами по шее под шарфом. Юрика пронизало сильнейшей дрожью с ног до головы. Я вдруг сообразила, что алкоголь толкает на подвиги не только меня, и что лучше остановиться сейчас.

Я тихонько отстранилась от него. Юрка открыл глаза и пробормотал:

- Извини…

- За что? – изумилась я.

И тогда он улыбнулся. Бог мой, что за прелесть была эта улыбка! Такая мультяшная, полумесяцем, и стеснительно-счастливая. Я неудержимо улыбнулась в ответ.

- Пошли? – спросил он.

Я кивнула. И мы зашагали дальше, молча и бездумно, держась за руки и примериваясь к шагам друг друга. Потом Юрик вдруг стал расспрашивать меня о моей работе, о том, каких результатов я ожидаю, и рассказывать о том, что он сам надеется получить от своих исследований. Он разговорился, принялся размахивать руками и вворачивать риторические вопросы. У нас это называлось – выступать или работать на публику. Мне было интересно за ним наблюдать. Он перестал быть Хмуриком, сделался обычным пацаном, как любой из наших факультетских носителей штанов. Было заметно, что ему очень хочется произвести на меня впечатление, но он не знает как.

- Э! Да ты замёрзла! – сообразил вдруг Юрик. – Давай спустимся в метро.

Но подземка уже не работала. Юрик с удивлением глянул на часы.

- Давай ловить такси, - сказал он.

Я призналась, что все деньги спустила на угощение для однокурсников.

- У меня есть, - сказал Юрик.

В такси мы снова целовались. На этот раз Юрик осмелел и действовал очень решительно, хоть и неуклюже. Я давила в себе смешки, но временами делалось совсем не до смеха. С той самой ночи выпускного бала я ещё ни разу не была с мужчиной, и природа брала своё. Я решила, что если Юрику захочется большего, я не стану возражать. К счастью, обошлось. Ему позвонили на мобильник. Юрик изменился в лице и сказал мне, что ему очень нужно домой. Я испуганно согласилась, что завезём сначала его. Возле своего дома Юрик не глядя сунул таксисту купюру, которую тот моментально спрятал, едва взглянув. Юрик подержал меня за руку.

- Позвони, - пробормотал он, - когда доберёшься.

И захлопнул дверцу такси. Когда машина тронулась, я поняла, что не знаю, куда ему звонить, на минуту огорчилась и тут же забыла. До дома я добралась без приключений.

Мама, вышедшая навстречу, с интересом присматривалась ко мне, когда я раздевалась в прихожей.

- Выглядишь глупо, - одобрительно сказала она.

- Ещё бы, - согласилась я. – Я напилась всякой дряни.

Пришёл папа и ухмыльнулся, уловив конец фразы.

- Как Егорушка? – спросила я.

- Дрыхнет без задних лап, - объявил папа. – Тебе насажали синяков на шее, знаешь об этом?

Я заглянула в зеркало и поморщилась.

- Сойдёт за свидетельство личной доблести, - сказала я.

Папа захохотал. Пока я принимала душ, они с мамой шептались на кухне. Когда я пришла к ним, родители выглядели счастливыми. Они и в самом деле вообразили, что я ожила. Я посидела с ними, поболтала немножко о своих делах и ушла к себе.

Я только-только начала засыпать, когда позвонила Лариса.

- Полька, - испуганно сказала она. – Что случилось? Где ты?

- Сплю, - пробормотала я.

- Где? – ахнула Лариса.

- Дома, - мрачно сказала я и с максимальным ехидством добавила. – Одна.

Потом я сразу же выключила нафиг этот дурацкий мобильник и блаженно поплыла в альтернативную вселенную. В универ в итоге я проспала.

Наше появление приняли сначала настороженно, но когда Юрик выставил на стол пакеты, все оживились. Откуда ни возьмись появились ещё снедь и дешёвый алкоголь. Я посмотрела на это собрание кошмариков и решила отчаянно, что вот сейчас напьюсь и наемся всякой дряни, и пусть мне будет хуже. Надо было покидать тепличный мир и переселяться в открытый грунт.

В разгар застолья в комнате появился Вовка Баринов. Это существо являлось на редкость примечательной личностью. Внешность у него была типично деревенская: картофелеобразный нос, маленькие живые глазки, физиономия – что та луна, но держался Вовка по-гусарски, чем покорял с первого взгляда. Прелесть что за хулиган был этот Вовка Баринов! Увидев меня, он картинно пал на одно колено и вскричал:

- Мадемуазель Поли-ин! Какими судьбами?!

- Меня пригласили, - сообщила я.

Вовка тут же потребовал кубок и гитару. Ему незамедлительно передали по рукам стакан с вином, а следом великолепный в своём безобразии потрёпанный и поцарапанный инструмент. Но это в итоге оказалась Resonata, причём в хорошем акустическом состоянии. Не вставая с колена, Вовка опрокинул в себя стакан и решительно перекинул через плечо перевязь. Я думала, что он сейчас урежет какой-нибудь марш, но Вовка мягко тронул струны, и сразу потекла мелодия: «Кавалергарды, век недолог и потому так сладок он…» Я в момент обмерла. Этот Баринов будто подслушал мои мысли. Впрочем, я понимала, что дело, скорее всего, просто в фильме, в котором звучит эта песня. «Звезда пленительного счастья», так он называется. Одну из главных героинь там зовут так же как и меня. Я непроизвольно сложила руки на коленях, выпрямила спину и уставилась куда-то поверх Вовкиной головы. Когда последние аккорды замерли, Вовка схватил меня за руку.

- Вы не хотите поблагодарить исполнителя, мадемуазель Полин?

- Gracias, - машинально пробормотала я, и, наткнувшись на обалделый Вовкин взгляд, торопливо поправилась. – Спасибо, Вовка. Очень трогательно.

- Ты говоришь по-испански? – тут же встрял кто-то.

- Нет-нет, - торопливо сказала я и на ходу придумала. – Просто вообразила себя сеньорой, для которой исполняется серенада.

- А-а, - разочарованно протянула Манера. – А то у нас на этаже живут эти пиндосы… То ли из Парагвая, то ли из Уругвая. По-русски – ни бэ, ни мэ, ни кукареку…

- Ой! – замахала на неё Лариса. – Не поминай всуе!..

Вовка сильно обрадовался последней фразе и принялся изощряться по поводу словечка «всуе», извратив его самым пошлым образом. Кое-кто захихикал, а Юрик вдруг положил тяжёлую лапу на плечо Баринову и негромко, но внятно попросил заткнуться. Лариса одарила его признательным взглядом. А Юрик забрал у Вовки гитару, и я вдруг услышала знакомое вступление. Это была «Besаme mucho».

Баринов подхватил за талию Снежку, и они устроили красивую импровизацию. Мы все искренне похлопали и им, и Юрику. Лариса что-то залепетала, но Манера властно приказала всем пить, а то, дескать, вино выдыхается. Я задержала дыхание и быстро сглотала ту пакость, что была у меня в стакане. А потом с любопытством наблюдала, как пьют все остальные. Вовка цедил как воду. Манера выпила одним глотком. Лариска давилась, а Снежка смаковала, будто у неё в стакане не порошковая дрянь, а изысканный напиток с лучших итальянских виноградников.

Меня тронули за руку. Я перевела взгляд. Очень сосредоточенный Юрик протягивал мне очищенный апельсин. Я поблагодарила и взяла. Это была прекрасная идея – перебить мерзостное послевкусие дешёвого пойла. Впрочем, работало оно исправно. Я уже ощущала, как плывёт голова.

Сначала за столом поддерживался общий разговор. Обсуждали концерт, от которого общественность пребывала в восторге. Потом принялись вспоминать других исполнителей. Тут уже мнения разделились и пошли споры. Первая вспышка последовала после того, как Лариска закатила глаза и почти что выдохнула что-то похожее на «димобилан». Пока я тупо соображала, что речь об этом российском победителе «Евровидения», Манера пренебрежительно процедила:

- Попса отстойная!

- Да хорошо же поёт! – взревела оскорблённая Лариса.

- Он такой романтичный, - томно протянула Снежка, а Вовка неприлично заржал.

Манера открыла было рот, но её перебил Юрик, поинтересовавшийся, кто нравится ей. Манере была близка группа «Король и Шут», которая лично мне была известна только названием своим. А вот Юрик со знанием дела принялся обсуждать с Машкой достоинства и недостатки их композиций. Лариска с пылающим лицом буквально впитывала каждое его слово. Мне тоже было интересно, что он говорит, но страшно мешал Баринов. Вовка привязывался ко мне со всякими дурацкими разговорками.

- Полька, - спрашивал он, например, - Тебя в школе как называли? Гайка? Виноват, Гаечка?..

- Полина, - отвечала я.

- А-а, - тянул Вовка и вворачивал какой-нибудь следующий подобный же вопрос.

Я в конце концов взмолилась.

- Ну отстань ты!

Юрик моментально закрыл рот и поднял на нас глаза. Лариса воспользовалась паузой и ввернула:

- Слушай, Юрочка, это так интересно. А дашь мне послушать какой-нибудь их диск?

Юрик взглянул на нашу старосту.

- Вот, у Машки попроси. У меня нету. Я слушаю другую музыку.

- Классику конечно, - многозначительно протянул Вовка.

- Ну а хотя бы! – резко ответил Юрик.

Со своего места тут же сорвалась весёлая Снежка.

- А вот и не подерётесь! – радостно заголосила она. – Манера! Виночерпий ты наш, шутокоролевский! Что за время засухи наступило?

Я восхитилась. У неё так здорово получилось погасить конфликт в самом зародыше. Все вдруг засуетились. На стол снова составили стаканы. В них пролилась рубиновая жидкость. Вовка воздвигся над столом и изготовился произнести тост. Постепенно, а Вовка картинно и долго ждал, наступила абсолютная тишина. Вовка откашлялся.

- Ну, - начал он проникновенным тоном кавказского тамады, - стакан это не микрофон, чтобы в него… э-э… говорить. Так давайте пить!

Все зафыркали, потому что вместо «говорить» явно предполагался какой-то неприличный глагол.

- Не понял! – вдруг совершенно искренне и громко изрёк Юрик. – Это…

Конец его фразы утопил громовой хохот. Юрик покраснел и торопливо стал глотать вино. Он так смутился, что мне стало его жалко.

- А давайте уже потанцуем, - предложила я.

Меня горячо поддержала Лариска. Включили всё тех же самых «Карелов». Но под них оказалось так здорово отплясывать. Они мне даже начали нравиться. Я больше не притронулась к алкоголю. Было и так весело. У меня без конца менялись партнёры. Отметились Вовка и Юрик, элегантный как кот Лёшка Малешко, а так же сосед Баринова по комнате Костя Пименов. Даже тишайший наш Вадик Рабинович, выбрался из своего угла и неловко затоптался возле меня, размахивая своими огромными костистыми лапами. Девчонки засмеялись и радостно заключили его в кружок. Вадик засмущался, но я защёлкала пальцами, подзадоривая его, и он отбросил сомнения и затопал не в такт, но очень энергично.

Потом Манера потащила меня в холл проветриться.

- Слушай, ты классная! – объявила она, закуривая сигарету. – Вот не думала! Приходи ещё!

Я пообещала и отказалась от предложенной сигареты.

- Принципиально? – поняла Манера. – Уважаю. Как тебе Хмурик? Прикольный, правда?

Я вспомнила его возглас по поводу Вовкиного тоста и принялась хохотать. Манера меня поддержала, а потом вдруг сказала:

- Кажется, он на тебя запал.

- Наверное, - предположила я. – Вот только без бинокля видно, как он нравится Лариске.

- Да перестань! – отмахнулась Манера. – Лариска ищет мальчика из приличной семьи просто. Она свою жизнь распланировала на сто лет вперёд. Сначала у неё была цель войти в административную верхушку. Теперь, когда это срослось, начался этап охмурения Хмурика. Она так ловко подключила к этому тебя. Фиг бы он без тебя сюда пришёл сегодня. Прям талантливо работает наша староста драгоценная!

- Юрик из приличной семьи? – сменила я тему.

Мне было неприятно слушать это всё. Лариска мне нравилась.

- О! – Манера вылупила на меня глаза. – Ты чего? Фамилию его не слышала ни разу?

- Ну что я, совсем что ли уже не отсюда, - сказала я.

- А кто возглавляет выпускающую кафедру?

- Я думала, что они однофамильцы, - удивилась я.

- Марков - его папашка, - торжественно сообщила мне Манера.

- Он же старый совсем! – удивилась я.

Манера хохотнула и погладила меня по голове.

- Ничего не знаешь. Весь факультет в курсе, с каким скандалом его женила на себе студенточка Лёля. А ты ничего не знаешь. У него уже были взрослые дети и внучка, когда это всё началось...

И Манера принялась посвящать меня в подробности любовной истории. В её изложении она звучала грязновато. А я вдруг представила, как это было. Георгий Александрович наверное очень красиво ухаживал, переживал, отчаивался. А девочка, то есть Юркина мама, наверное, очень сильно страдала из-за непонимания окружающих. Но всё кончилось хорошо. Вон какой у них славный Юрка…

- Мы вас потеряли, девчонки!

Возле нас нарисовался Костик.

- Пойдёмте ещё потанцуем, а то нас скоро разгонят.

- Ну и танцуйте! – сказала Манера. – Что, без нас места слишком много?

- Полька так классно зажигает, - сказал ей Костя. – Без неё скучно.

И мы вернулись в комнату. Там у них уже сменили пластинку. Свет был притушен. А из динамиков лилось что-то томное. Посреди комнаты топталась только одна пара – Вовка и Снежка. Меня взяли за локоть. Я обернулась и встретилась глазами с Юриком.

- Пошли? – спросил он.

- Юрик! Ты куда? Пошли на концерт.

Я взглянула на парня, которого она окликала. У нас его звали Юрик-Хмурик. Кличку свою он заслуживал стопроцентно. Ни разу в жизни не видела, чтобы он улыбался.

- Какой концерт? – спросил Хмурик.

Лариса выдала ему ту же информацию, что и мне, подхватила его другой рукой и потащила с нами. Он пытался отнекиваться, но Лариса заваливала его информацией о группе и всё время твердила, что культурный человек должен такие вещи знать. Юрик беспомощно взглянул на меня и смирился с натиском нашей старосты.

Я в очередной раз отметила, что экстерьер у Хмурика хорош. Рост, фигура – без нареканий. Лицо тяжеловато, видимо за счёт общей какой-то своей квадратности и объёмной нижней челюсти. Тевтонец, короче говоря. И вот характер у него шипастый. Видимо поэтому никто из девиц его ещё не подобрал.

Лариска притащила нас в актовый зал, усадила и велела держать ей место. Она умчалась куда-то на задние ряды, откуда слышались голоса наших однокурсников с репутацией нарушителей дисциплины. Я оглянулась. И в самом деле, Лариска прорвалась к самой шумной парочке Снежке и Вовке Баринову и принялась их вполголоса увещевать. Потом я повернулась и встретилась глазами с Юриком.

- Ты почему пропустила подряд два заседания НСО? – сердито спросил он. – Там без тебя перепутали штаммы!

Я улыбнулась. Рассердившись, он сделался похожим на какого-то мультяшного героя. Я объяснила, что была очень занята неотложными семейными делами.

- Я слышал, - вдруг сказал он. – Ты говорила Лариске. У тебя умер кто-то близкий.

- Очень близкий, - призналась я.

- Завтра не пропускай, - сказал Юрик.

Я пообещала.

Валерия Сергеевна слегла в ту зиму, когда мы вернулись с ней домой с печальным грузом. Я однажды зашла к ней, ужаснулась, застав её недвижимой и молчаливой, и позвала папу. Потом мы долго водили её по клиникам и кабинетам, но везде разводили руками. Только вот психиатр выписал ей антидепрессанты и стал всячески склонять к госпитализации. Валерия Сергеевна решительно отказалась и от лекарств, и от санаториев.

- Сашенька, - сказала она моему отцу. – От смерти нет в саду трав…

Ей делалось всё хуже и хуже. Я практически переселилась к ней. Папа велел всё время занимать её разговорами, тормошить, не давать замыкаться в себе. Я даже начала учить испанский, когда Валерия Сергеевна больше не смогла ходить на работу. Сначала она с удовольствием преподавала мне, но вскоре и к этому утратила интерес.

- Полиночка, - сказала она однажды. – Выходи замуж. Моего мальчика всё равно не вернуть. Родишь мне внука или внучку…

Мы тогда расплакались с ней вместе. Но она не оставила эту идею, и я нашла Артёма, бывшего своего одноклассника. Тёмка учился в театральном. Мы иногда встречались на улице.

- Изобразить жениха? – хмуро спросил он. – Дура ты, Гаймуратова. Она же меня помнит. Я же приходил к Сергею домой.

- Ну и что? – сказала я.

Артём вздохнул и пришёл со мной. Валерия Сергеевна обрадовалась. Был такой классный вечер. Мы пили чай с пирожными и строили всякие планы. Артём обнимал меня и тихонько целовал за ухом. А когда провожал меня домой, решительно притиснул к стене в тёмном углу. Я не испугалась. Только стало его очень жалко.

- Тёмка, я не чувствую ничего, - сказала я.

Он вздохнул и пробормотал:

- Что за жизнь…

Артём ещё несколько раз приходил к Валерии Сергеевне, но уже без меня. И проболтался о моих проблемах.

- Бедная ты, бедная, - непонятно сказала Валерия Сергеевна. – У меня хоть ребёнок оставался…

Она до самого последнего настаивала, чтобы я выходила замуж. Я обещала.

И вот теперь впервые оценивающе посмотрела на мужчину. На Юрика-Хмурика, о господи, боже ты мой! Я ещё раз улыбнулась ему, а он уткнулся в какую-то книгу и сделал вид, что не замечает.

- Сухарь, - вздохнула Лариска, усаживаясь между нами и наклоняясь ко мне.

Начался концерт. Ну, что сказать, мне не понравилось. Финская полька лучше, чем то, что изображали эти «Карелы», но я, конечно, не считаю себя знатоком и ценителем. Лариска, по-моему, получила большое удовольствие. Она раскраснелась и, кажется, подпевала. Я досидела до конца, погрузившись в размышления о том, какие хлопоты мне ещё предстоят.

У Валерии Сергеевны не оказалось родственников, и всё своё имущество она завещала мне – квартиру, собрание раритетных книг на испанском языке и какие-то деньги. Когда адвокат зачитал мне этот документ, моим первым порывом было отказаться. Но потом я вспомнила Серёжкину комнату, где всё так и осталось в том виде, как было при нём, и не смогла. Адвокат объяснил, что нужно будет сделать, когда минует положенный по закону срок и обещал помочь с оформлением. Родители мои считали последнюю волю Серёжкиной мамы само собой разумеющейся. Меня бесила их практичность, а ещё то, как они вслед за Валерией Сергеевной настаивали, чтобы я подумала о замужестве. Я бы хоть сейчас переселилась уже в завещанное мне жильё. Но дома у меня оставался мощный магнит – маленький братец Егорушка, милейшее существо в русых кудрях с громадными голубыми глазищами, преданное мне беззаветно.

Родители на этот счёт относились ко мне строго: успеешь ещё навозиться с младенцами. Правда, когда Егорушке исполнилось два, нам иногда стали доверять друг друга. Пару месяцев назад родители спохватились. Было отправлено письмо папиной тётушке в Саратов. Даму приглашали к нам в няньки. Папа обожал рассказывать про эту бабку, которая даже в советские времена не забывала, что она дама дворянских кровей и держала марку. Тётушке было за семьдесят, но она уже изъявила желание перебраться к нам. Я была крайне недовольна сим фактом, потому что тётушке должна была отойти моя комната. Собственно, не только тётушке, но и Егорке. Только это обстоятельство и удерживало меня от бунта. Папа объявил, что я прекрасно помещусь в гостиной на диване, а моим араукариям сделается даже комфортнее на окнах южной стороны. Меня выживали из дома.

Слушая этих «Карелов», я вдруг распереживалась до слёз. Тем более что они пели в этот момент что-то душещипательное. Лариска покосилась на меня, но ничего не сказала, тем более что у неё самой глаза подозрительно блестели. Когда всё кончилось, последовала процедура раздачи автографов. Презабавная процедура, потому что парни расписывались исключительно на задницах. Счастливые носители джинсов обзавелись бесценным украшением. Те, кому повезло меньше, изобретали способы. Всех переплюнула волоокая Снежка, предъявив общественности восхитительные трусы пожарного цвета.