Жду новый пост

Серия «Каба. Часть 1. Докапывальщики.»

Примерно до шести лет он и не думал ни о чем таком. Видел книжку и проходил все больше мимо, косясь. Мимо — это в садик. На детскую площадку возле дома. За какую-нибудь компьютерную игру. За плеер. Родители обзавелись новым компом, а ему вручили свой старенький ноут Toshiba с седьмой «виндой», c корпусом кофейного цвета, который всегда ассоциировался у Игоря с чем-то домашним. Ну как старый… Основные хотелки пацана-шестилетки тот удовлетворял. Для игр канал. Для музыки тоже, особенно если колонки подключить.

Часто Игорь сидел перед окном и слушал музон. Слушал все подряд. Дискотеку 80-х слушал. Майкла Джексона. «Placebo» и «Linkin Park». Эминема. Иногда Боно. Он не думал тогда… Ни о чем. Мысли мельтешили, но без вектора. За окном — родной двор с дугообразной лазалкой на детской площадке, на которой он любил угорать в одиночку. Иногда к нему присоединялись ребята из дома, но редко, и знакомства эти были поверхностными. Сгущались сумерки, зажигались фонари, прохожие становились загадочными тенями, каждый со своей тайной. Они не были еще потенциальными докапывальщиками, эти прохожие. Они еще не получили сигнал из источника, контролирующего сюжет Игоря...

А может, и не было ничего такого? Все это — ложная память, эффект Манделы. Игорь прочитал книгу, в которой герой любил сидеть у окна, и отождествил себя с ним. Кто его знает! Что если наши приятные воспоминания — и не воспоминания вовсе? А просто несбывшиеся мечты?

Чтобы вот так стопроцентно — чтиво не исключалось и ранее. Родители периодически прикупали детские книжонки, как надлежит. Больше покупали дед с бабкой, чем родители. Чуковский и Барто, Маршак и Паустовский. Волков. Мама читала ему перед сном. Иногда — отец. Задолго до школы Игорь начал управляться с чтением самостоятельно, на уровне «трех дровосеков». Его экскурсии в мир литературы состояли из одной-двух коротких вылазок в неделю, на большее он не тянул.

Когда началась вся канитель? Игорь не помнил, хоть прострели. Память — не самый его клевый друг, часто — вовсе предатель. Может, в школе сказали. Школа — великий аппарат, где говорят, что нужно делать для счастья. Читать, например. Будешь умным. Станешь богатым. Или сказал «кто-то». По телеку комментатор, друзья родителей, старший пацан во дворе или просто тип поблизости, обращаясь к другому типу поблизости. А Игорь запомнил и внял. И решил попробовать. И часы и дни стали выпадать из его жизни пачками.

Вероника и Сергей Мещеряковы, несмотря на нелицеприятную оценку Петрова, аскетами в плане чтения тоже не были. Папа «не был аскетом» в меньшей степени. Папа, скажем так, стремился к аскетизму. Он говорил:

- Я понимаю — фильм. Все по чесноку. Уместили историю в два часа, чтобы особо не обламывать. Да и двух часов жаль, если кино дрянь оказывается. А тут пишут, пишут… Потом читаешь, читаешь неделями, конца и края не видно. А потом в конце — и нет конца, муть одна. Мастер взял Маргариту за хвост и уплыл на облаке. Две недели читал, и все зря, никакой развязки, натрындел автор. Батя мой называл такую хрень «потемкинская деревня». А по-нашему — развод. Главное, воду сначала намутить, типа — дальше будет интереснее. Читайте, граждане. Все и читают, как долдоны, ищут это интересное, только не находят ни фига, а признаться стремно.  Читал ведь. И такой — ух какая книжка крутая! А другие — да, крутая! Потом найдутся несколько умников: да дерьмо эта ваша книга, и писатель такой же. И все вдруг в обратку: да, дерьмо! Я помню, у нас в детстве был один... Постоянно книжки читал и сам стишки плел. Полный маразм. Небо, солнце, луна, я, блин, иду одна. Я его «Потемкин» прозвал. Потом подрос и стал криминальные газетки читать, их полно у нас валялось в то время. Ну и быстро перестроился, перестал стишками баловаться, напал на девчонку из соседнего дома и чуть не убил. В натуре «Потемкин» оказался, потом так в тюрьмах и сгнил. Так что правильно Базилио сказал, не доведет тебя книжка до добра. Людям делать нефиг, лучше бы спортом занялись.

«Как я,- кисло думал Игорь.- Станешь «Петрушкой». Не «Потемкин», но тоже ниже плинтуса».

Читать-таки папа умел. Вывески, там. Ценники. Автомобильные журналы. Журналы эти одно время валялись у него по всему салону, пока мама не взъерепенилась. Мама была более продвинутым книгочеем. Благодаря маме у них в доме водились книги, и не только про Лису и Зайца. Читала, что модно. Коэльо читала. Акунина. Мураками. Брауна. Пелевин даже мелькал. Потом все это добро отправлялось в шкаф и беспорядочно пылилось там. Время от времени отдавалось знакомым, с концами.

В общем, путеводителя-архивариуса среди несметных полок мировой литературы у Игоря не было. Поначалу он читал с экрана ноутбука онлайн, выбирая книги по комментам. Потом родители подметили, прониклись и купили ему букридер, а сам Игорь освоил торренты.

И голова пошла кругом! Объемы существующей в мире литературы потрясали. Как будто книги писал каждый второй человек на земле. Игорь не верил в каждого второго. Он подумал о хитроумной машине. Испокон веков эта машина стоит в пещерах Тибета и, щелкая тумблерами, ежедневно выдает упаковку новых книжек. Под разным авторством. В такую машину было поверить проще, чем в человека, библиография которого исчисляется десятками томов. Игорь сочинение к школе на две страницы писал три недели. В его понимании книга — это труд, длиною в жизнь.

По мере того, как Игорь все больше и больше погружался в сюжетные хитросплетения, познавал миры Стивенсона, Лондона, Уэллса, Бредбери, Гайдара, Кинга, Гаррисона, Желязны, Лукьяненко и так далее бесконечно, стали активироваться докапывальщики. Не то чтобы так сразу. Это же очень тонкая стратегия, с плакатами они к его окнам не рвались, и потребовалось время, прежде чем Игорь скумекал, откуда сифонит. У него стало часто портиться настроение, и он не брал в толк, с какого перепугу. Солнце вроде светит, школа стоит на месте, дзюдо ждет, чтобы сделать из него супергероя-марио... Все как всегда. С чего хандра — непонятно. После сорока лет такая дивергенция - норма. Похандрил денек-другой, и вперед, горбатиться на дядю. Но когда тебе 6-7 лет, то каждый омраченный час — это океан горести и муки. Он стал приглядываться окрест. В перерывах между книгами.

Он выходил из дома, и докапывальщики тут как тут, и не сотрешь. Стоило ему стать на автобусную остановку, тут же спешил один. Не важно, что остановка почти пуста, и куча свободного пространства; тип пристраивался вплотную, как в очереди к банкомату, словно он замерз по пути на остановку и срочно хотел о кого-нибудь согреться. И начинал согреваться, толкаясь, тесня, торкаясь без причины, случайно наступая на ногу, совершая различные бессвязные телодвижения поблизости. Общая цель этой педерастии — задеть Игоря. Вот только Игорь не усматривал здесь педобирный подтекст. Чувак даже не понимал, что он делает. Как заводная машинка.

Игорь нырял в автобус, докапывальщик — следом. Игорь сразу выбирал себе дальний угол. Тип с остановки вроде унимался, но, как оказывалось, - показательно. Это был отвлекающий маневр. С каждой остановкой тот подбирался все ближе и ближе под предлогом того, что ему нужно уступить кому-то место и поменять точку собственной дислокации. Только менял он ее непременно в сторону Игоря. И вот через две-три остановки он тут как тут. Торкается, теснит, заваливается при каждом повороте, роется в своем рюкзаке, тыкая локтем, для понта достает свою мобилу, чтобы выглядеть еще более непричастным.

Игорь прогуливался, потом выбирал себе скамейку, чтобы элементарно посидеть и насладиться летним днем; издали спешил очередной. Спешил лихорадочно, как голубь на свежевымытый автомобиль, будто у них, у докапывальщиков, тоже своя конкуренция. Вокруг куча свободных скамеек, но мы-то уже знаем! Нужна именно та, на которой сидит Игорь. Что-то есть именно в этой скамейке… или в нем самом.

Если бы тип просто усаживался рядом и мурчал себе, глядя на солнышко, это полбеды. Но тот не просто усаживался и вовсе не мурчал, так что полный капец. Немедленно извлекался телефон, и докапывальщик начинал барабанить по ушам, рассказывая кому-то в трубке, как он менял вчера колеса или какой дрянной его жена варит плов. Прогрессивные же докапывальщики гнушались такими полумерами и разворачивали настоящий фронт. Вместо телефона они притискивались к самому Игорю и принимались доверительно радовать его своими швейковскими похождениями. Игорь, будучи воспитанным мальчиком, а также опасаясь реакции докапывальщика (помним Лесного Орла), продолжал сидеть, как древень, вместо того чтобы сразу встать и уйти. Таким образом ему приходилось натужно лыбиться и слушать о том, как докапывальщик вчера попал под ливень и весь промок, как он вырывал на прошлой неделе свой проклятый зуб, как он звонил намедни в пенсионный фонд и скандалил, как он в детстве жил на этой улице и с дружками гонял на великах.

Позже, научившись лавировать, Игорь покидал скамейку заранее. Стоило ему завидеть вдали докапывальщика, настроившего свой проклятый перископ на его скамейку, Игорь соскальзывал и линял.

Он проходил мимо стоящей машины с водителем внутри, и машина стояла, и водитель бездействовал — курил там, или щурился. Ровно до того момента, как Игорь поравняется с тачкой. Немедленно, как по сигналу, окурок отбрасывался, мотор заводился, машина, рыча, рывком бросалась вперед, стимулируя Игоря к испуганному прыжку. Тетка, шагая навстречу и завидев его, перевешивает свою сумку с дальней руки на ближнюю, чтобы садануть этой самой сумкой Игоря как следует, проходя мимо. Про зонтики — уже было сказано, те еще охотники за глазными яблоками. Очень быстро Игорь научился замедлять шаги перед поворотами вплоть до полной остановки. Потому что там, за углом, ему навстречу непременно летит торопыга килограмм под сто пятьдесят весом либо вообще велосипедист или скейтер. К жилым домам он старался не приближаться. Бухарик сверху или рыгнет, или бросит на голову окурок, или плюнет, или сбросит помойный мешок. Все эти средства поражения непременно угодят в цель. Потому что бросает не бухарик, бухарик даже не смотрит вниз. Бросает тот, кто включает кнопку.

Поразительно, но сигнал получали не только люди. Звери тоже. Собаки. Голуби. Все они так или иначе, завидев Игоря, сразу рисовали в воображении картину кусания либо испражнения на голову. А потом рвались претворять в жизнь. Так что этот контингент Игорь тоже старался обходить стороной.

Поначалу имея характер единичных всплесков или недоразумений, такие случаи очень быстро превратились в одну сплошную, широкомасштабную акцию. Даже если бы Игорь имел наблюдательность сонной мухи, он бы не мог не заметить эту стену, потому как буквально врубился в нее головой. А уж наблюдательности Игорю было не занимать. Они не случайны, эти случайности. Докапывальщики не случайны. Их слишком много, чтобы они могли претендовать на случайных.

Вскоре возник Алик-Фонарик, и Игорь понял, что докапывальщики выходят на новый уровень.

Продолжение следует...

- Очень интересно,- сказал Петров, не будучи уверенным в этом.- Но слишком размыто. Можешь пример привести?

- Ага, Тим Талер,- выдал Игорь.

- Это кто?

- Это книга такая, по ней даже фильм в СССР сняли. «Проданный смех» называется. Не смотрели? Может, читали?

- Не смотрел и не читал,- признался Петров.- Но не суть. Что же там неправильного?

- Ну вот, Тим Талер. Это мальчик из бедной семьи. У него был самый лучший смех, очень заразительный и радостный. Потом пришел колдун и купил у него смех. Задорого. Тим Талер стал богатым, но не смог больше смеяться. Даже улыбнуться не мог. Он стал несчастным, понял, что ошибся, и захотел вернуть свой смех. Потом он пытается снова найти колдуна, ему помогают друзья и все такое. В конце они перехитрили колдуна и вернули Тиму Талеру его смех.

Похоже, опять сказка. Но Петров понимал, что Игорь не воспринимает это как сказку. И есть предпосылки к выводу, что Игорь вообще ничего не воспринимает буквально, а видит сразу тройное дно. Интуиция вдруг подсказала Петрову, что он еще хлебнет с этим Игорем. Без понятия — хорошего хлебнет или плохого,- но парень явно возник в его жизни, чтобы внести смуту. Слишком нестандартно мыслит. Возможно, Игорь Мещеряков — новая планка в его профессиональной деятельности.

- По-моему, прекрасная книга,- аккуратно высказался Петров, чтобы не мутить воду. - И интересная, должно быть…

- Угу,- согласился Игорь.- Я за вечер прочитал.

- Но ты ее считаешь… какой? Неправильной? Обманной? Почему же?

Игорь уставился на него. С подозрением. На мгновение он напомнил Петрову тролля. Еще этот желтый синяк его, как раз в тему. Тролль с подбитым глазом. Ночной. Ночью активничает, днем спит. Его фонарно-подбитый взгляд словно вопрошал: кто ты, Петров? Кто ты есть на самом деле?

- Бедные люди не смеются,- осторожно пояснил Игорь. - В детстве — смеются. Все в детстве смеются. Потом вырастают и перестают. Мало денег, много проблем. Этот Тим Талер, он бы все равно перестал смеяться с возрастом. Пока родители о нем заботились, а потом бы стало некому. Потом бы он женился, дети бы родились, еще больше проблем. Даже если бы он продолжал радоваться жизни, все равно безденежье его бы доконало. А так ему богатство предложили вовремя.

- То есть,- подытожил Петров,- мы приходим к известному выражению «лучше быть богатым и грустным, чем бедным и грустным».

- Типа того,- кивнул Игорь.- И писатель должен это знать. Взрослый вроде как. Я не верю, что он не знает. Он специально так пишет.

- И для чего он так делает, по-твоему?

- Не знай.

Все ты знаешь, подумал про себя Петров, начиная осознавать, что за крендель перед ним тут распаляется. Все-то ты знаешь. По меньшей мере, для себя ты определился с ответом. Мелькнула тревожная мысль, за которую Петров попытался ухватиться, но упустил. Что-то, связанное с замещением. Что-то серьезное, от чего даже мурашки побежали.

- Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники,- невнятно обронил он, собираясь с мыслями.- Ну а что в конце? Тим Талер вернул свой смех, что дальше? Он вырос и перестал смеяться, и раскаялся во всех своих земных делах? Дай угадаю: ничего такого не было, просто сказка закончилась, правильно?

Игорь мотнул головой.

- Закончилась, но немного не так. Вернул смех и богатство сохранил. Повезло просто.

- Так может, смысл истории в том, что по-настоящему ценить мы можем только то, что потеряли?

- Может.- Игорь с легкостью согласился.- Я думал об этом.

- Или могу тебе подкинуть еще один смысл. То, что теряется со временем — теряется незаметно. Я имею в виду, что люди перестают радоваться жизни не в один день. И даже не в один год. Это процесс многих лет. Сначала человек перестает улыбаться по утрам. Потом он перестает улыбаться знакомым. Потому что кто-то из знакомых поставил ему подножку, и он теперь переводит это отношение на остальных. Дальше он перестает реагировать на шутки, потому что в этот момент у него голова забита совсем другим. Так лет через десять человек смотрит на себя в зеркало и внезапно не узнает. Этот Тим Талер, он осознал боль потери, потому что все произошло резко. Другие люди — обычные, не сказочные,- даже не могут осознать, что они теряют.

- Так вот об этом и следовало писать!- обрадованно воскликнул Игорь. - Как оно на самом деле бывает.

- Об этом тоже пишут,- возразил Петров.- Есть такие книги, их немало. Просто здесь история другая, вот и все.

- Может быть. Но в других книгах — другая неправда. Дело не в историях. Истории как раз почти всегда на высоте. Дело в самой неправде.

- То есть примеров у тебя — масса?- улыбнулся Петров.

- Да легко!- Игорь даже вдохновился. - Из Гриммов. Был один король, которого заколдовали. Ну и он должен был ходить в лохмотьях девять лет, и все над ним прикалывались. Наказание такое. Один раз король зашел в трактир погреться. Люди его увидели, стали ругаться, сидит такой в лохмотьях и воняет на весь трактир. Трактирщик его выгнал. Потом наказание кончилось, король вернулся в свой дворец. И он поехал в тот самый город и стал раздавать милостыню нищим на улице. Какой-то нищий ему помог тогда, вот он теперь всех благодарил. И специально прошел мимо трактирщика и ничего ему не дал. И снова пишут так, как будто это правильно.

- А что неправильного? - Петров и так знал ответ, но подначивал пациента на откровенность.

- Король как минимум должен понимать, что трактирщик — не король. У него нет богатства, дворцов, он обычный человек, ему нужно зарабатывать деньги. Семью кормить. И что, если бы он не выгнал этого в лохмотьях? Ушли бы все другие посетители, он бы ничего не заработал.

- Ты ставишь корыстный интерес впереди сострадания?- уточнил Петров.

- При чем тут корыстный интерес?!- возмутился Игорь.- Трактирщику просто нужно выжить. Жить – это корысть разве? Выжить – какая же это корысть? А нищий — он что делает? Ничего не делает. Они просто просят милостыню, ни о ком не заботятся.

Чувак прямо-таки излучение всевозможных сказок. Аж слепит. Сказочный аналитик в вакууме. Интересно, это у них в школе учитель литературы такой педагогический гений, что склоняет детей к недетским размышлениям? Вряд ли, скорей всего Игорь сам такой вылупился.

- На мой взгляд, все логично,- пожал плечами Петров.- Каждая история чему-то учит. Здесь мы наблюдаем взаимоотношения персонажей. Кто-то может быть прав, кто-то не прав. На то и даны книги. Показатель хорошей книги — тот факт, что она заставляет думать. Если прочитал книгу и тут же забыл — это дрянная книга, она ничему тебя не научила. Я здесь не вижу проблемы.

- Писатель пишет так, словно король прав,- вновь вежливо пояснил Игорь, как для тупого.- Как будто трактирщик заслуживает быть наказанным. И призывает всех читателей кинуть в него тапок.

Ну что ж, чертяка прав, и ничего тут не попишешь! Автор книги ведет читателя. В какой-то мере навязывает ему свое мнение. Трактирщик в довесок награждается отвратительным характером и мерзкой мордой. А нищий — наоборот, рассказывает слезливую историю о том, какой он грандиозный чел и как ему в жизни не повезло. Дети особенно ведутся. Дети машинально подстраиваются под точку зрения автора. В процессе чтения они начинают видеть глазами писателя, и если писатель всячески демонстрирует, что вот этот господин — хороший, читатель склоняется к тому же.

А взрослые, далеко ушли? Разве что в частностях. Суть в том, что человек, читающий книгу, зачастую не видит за героями самого писателя. А Игорь видит.

Состоявшийся, признанный писатель-классик,- это нечто вроде незыблемой глыбы. Если он пишет, то он наверняка несет в массы некую глобальную и мудрую идею, и давайте, дети, все вместе подумаем, что хотел выразить классик своим пером. Да ничего он не хотел выразить. Ничего толкового. Просто однажды, когда он был нищим непризнанным гением, он забрел в трактир, и хозяин трактира вышвырнул его на помойку за то, что тот не смог заплатить за суп или пиво. И теперь он просто мстит. И поскольку он ни с какой стороны не король, и у него нет казны и возможностей, он мстит единственным способом, до которого дотягиваются его мстительные ручонки: пером и бумагой.

Вот только Игорь не должен ничего этого видеть. Сейчас он должен максимум голых теток на мониторе разглядывать и мечтать о том, как вырастет, напишет песню в стиле гангста-рэп, заработает бабла и купит крутую тачку. Ему 13 лет, его родители — почти примитивы. Он сам окружен всеми прелестями провинции с его затхлой атмосферой. У него нет друзей, по его собственному признанию, у него нет авторитета, у него нет гуру. Посредственный школьник, никакой спортсмен. Увлечений, помимо книг, нет.

Что-то не то. Петров опять подумал о замещении и поежился. Мысль мелькала где-то на задворках, важная мысль, но в силки не давалась.

- Ты думаешь, писатель мстит трактирщику?- спросил он Игоря напрямую.- Это был какой-то человек из его жизни?

- Хуже,- невозмутимо ответствовал тот.- Он так пишет, чтобы другие тоже так делали. Чтобы все мстили трактирщику. И другие верят и начинают мстить. Как этот король. Никто не думает о самом трактирщике.

- Только о себе думают, так?

- И о себе не думают. Просто делают. На автомате. Как собачки. Прочитали одно, потом другое. И так незаметно делают, как в книгах. Их же много, всех этих историй. Триллионы, больше чем звезд.

- Игорь, сколько книг ты прочитал?- серьезно спросил Петров.

Тот на миг оторопел, потом снова пожал плечами.

- Да незнай… Никогда не считал. Да и как считать? Много же сборников. Это за одну книгу брать или за несколько?

- Все-таки с этой стороны сейчас удивительное время.- Петров вдруг понял, что он испытывает лютую приязнь к этому молодому человеку. Который пытается понять жизнь в силу своего возраста и опыта. Который задает жизни вопросы и психует, потому что жизнь никогда не торопится отвечать. Который переворачивает понятия с ног на голову — как это и принято в подростковом возрасте. Который несет в руках флаг революции. - Я помню, как многие мне в классе завидовали, потому что у меня дома был трехтомник «Виконт де Бражелон». От отца еще остался. И так получилось, что все читали и «Мушкетеров» и «Двадцать лет спустя», а третью часть читал только я. А сам я завидовал одному парню, потому что у него был «Айвенго». А другому завидовал за «Семь подземных королей».

- А попросить почитать?- удивился Игорь.- Не?

- «Не», Игорь. Именно «не». И чтобы понять, нужно было жить тогда. В то время раздобыть хорошую книгу — это как выиграть в лотерею. Доставали из-под полы у спекулянтов и очень задорого. Любая художественная книга дома была на вес золота, и родители категорически запрещали давать их кому-то читать. Не дай бог с книгой что-нибудь случится. Потому я и говорю, что сейчас удивительное время. Можно двумя кликами скачать себе целую библиографию.- Петров тряхнул головой.- Ну, хорошо. Не суть. Какие же неправильные вещи придумывали взрослые писатели, по-твоему? Не сказочники?

- Честь, например,- был ответ.

- Ты считаешь, честь — это плохо?

- Я не знаю...- Игорь смешался.

- У тебя разве нет чести?

- А зачем?- Парень окончательно растерялся.

И тут Петров понял.

Он смог ухватить ускользающую мысль, которая не давала ему покоя. Все эти детские рассуждения о книгах и сказочках — все это поверхностно, как ряска. Где-то там, в глубине омута, Игорь думает о глобально-устойчивых ценностях. О том, о чем общество издревле имеет укорененное представление. О взаимовыручке. О милосердии. Взаимовыручка — хорошо. Выгнал нищего на улицу — из ряда вон плохо, негоже так поступать пацану. Кто с этим поспорит? Неадекват какой-нибудь. Любить — хорошо. Ненавидеть — плохо. Перевести бабушку через дорогу — хорошо. Бросаться тухлыми яйцами с балкона — плохо, достоин ремня. Тонны книг несут в себе эти представления. И это — правильно. Потому что объяснить то, что нельзя потрогать или увидеть, можно только через книги. Книги — залог успешного и здорового общества. И в этом плане не важно, какая это книга — классика или ширпотреб. И в тех, и в других глобально-устойчивые ценности одинаковы.

Вот только сюжет в романе можно уподобить «замкнутой системе». Той самой, которая в физике помогает с доказательством теорем, но которая при взаимодействии с внешними факторами меняет свои показатели. Так и по жизни. Мы меняем свои показатели, меняем их постоянно. Мы меняем рост, вес, прическу, макияж. Мы меняем поведение, походку, жесты. Мы меняем отношение к людям и событиям. Мы меняем отношение к самим себе. Потому что с возрастом становится понятно, что добро — добром, однако в реальности преобладающее значение имеют контекст, обстоятельства и мотивы. И зачастую мотивы мерзкого трактирщика самые благородные. А нищий, который тебе помог и рассказал слезливую историю, на самом деле сегодня в приподнятом настроении, а завтра своего случайного знакомого он зарежет и съест.

Вдруг за всеми этими невинными наблюдениями Петров начал различать тотальный перекос всей системы ценностей. Он увидел перед собой пацана, уже достаточно взрослого, почти юношу, который до сих пор не определил для себя, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Из таких вот мальчиков впоследствии вырастают чудовища. Такие вот мальчики приходят в общественные места, увешанные взрывчаткой, и запускают детонатор.

Но ведь этого просто не может быть! Да ладно! Здесь, в их маленьком городе? Этот мальчик? Какое он вообще может иметь отношение к сектам или террористам? Его родители? Ну какой Сергей Мещеряков сектант или террорист? Мама? Мама лучше себе новую сумку купит, чем будет читать какого-нибудь Ошо или Секо Асахару. Представить их, втихаря шепчущих своему богу, просто смешно. Да и не приводят таких детей к психологу, чтобы те ненароком выдали всю подпольную сеть. Нет, странности Игоря — это результат иных внутренних процессов.

Каких? Точно Петров пока остерегался судить, но в одном он уже был убежден: огромный, просто колоссальный пласт вытесненного честолюбия. Однажды, по неведомым пока причинам, Игорь Мещеряков запретил себе выделяться из толпы. Но имея в потенциале неукротимое желание быть первым, лучшим, не таким как все, он направил эту энергию внутрь, на ломку устойчивых ценностей.

- Я просто не понимаю, что такого ценного в этом,- продолжил Игорь, приняв молчание Петрова за немой вопрос. - Был один человек, ему нагрубили. Он сказал: это дело чести. Вызвал того на дуэль и убил. Потом был один картежник. Проиграл в карты и говорит: дело чести отыграться. И пошел отыгрываться, но снова проиграл. Разозлился и того убил. Потом один экстремал. Говорит: дело чести подняться на гору первым. А потом увидел, что у него есть соперник, испугался, что не получится первым подняться, подкараулил того и убил. Еще один жил в каком-то племени, они враждовали с другим племенем. Человек вырос, сказал, что это дело чести, пошел в соседнюю деревню и многих там убил.- Игорь развел руками.- Если люди хотят убивать друг друга, зачем они придумывают себе честь? Для оправдания? Перед кем, перед Богом? Но писатели, которые это пишут, они ведь понимают, что все это отмазки, народ тупо кровожадный. Но при этом восхваляют честь.

- У каждого свое понятие чести,- заторможенно проговорил Петров, разрываясь между диалогом и внутренними выводами.

- Ну вот! – обрадовался Игорь.- Все читают, верят, потом начинается подмена понятий. Чтобы убить, нужно обязательно придумать отмазку. Честь или спасение нации, как Гитлер. Или еще что-то, душевные муки какие-нибудь, а то и религию. Чтобы разрушить нормальную семью, нужно придумать толерантность. И все такое. Самое интересное, что эта подмена понятий не только для того, чтобы оправдать плохое. Хорошее тоже. Говорят: спасибо, что подвез. А он отвечает: мне все равно в ту сторону нужно было. Хотя в ту сторону ему было совсем не нужно. Или говорят: спасибо, что выручил. А он говорит: да ладно, я это делал из корысти, так что не стоит. Но делал не из корысти на самом деле, а потому что нравится человек.

- Если я правильно понимаю, ты уверен, что честь — это вывеска? Ее не существует?

- Да незнай...- Игорь пожал плечами. - Странно просто все, я сам пока не знаю. Мы как-то с папой ехали в машине, нас один тип подрезал. Папа засигналил, тип обиделся, перекрыл нам дорогу, чтобы мы остановились. Тоже дело чести, наверное, было. Потом он вылез из машины, подошел к нам и что-то там руками размахивал. Я не знаю, отец даже стекло не опустил. Дождался, когда тип выдохнется, и мы дальше поехали. Самое смешное, что папа — бывший боксер. Он бы мог этого водилу на месте размазать. Но он не стал связываться, даже из машины не вышел. И что теперь получается, у него нет чести? Кто-то из бывших спортсменов мог бы ему сказать: у тебя нет чести, ты не постоял за себя, не вышел и не прибил этого чудика. Но ведь это неправда. Папе есть чем гордиться, у него бизнес, семья, он воевал в Чечне.

- Папа читает книги?

- Не читает. Ему проще.

Петров провел мышкой по столу и зажег экран, чтобы посмотреть на время. До конца их сеанса оставалось 10 минут. Самое то, чтобы закончить. Потому что если они не закончат, они могут углубиться в такую чащу, что не закончат и к концу следующего сеанса. Но он не хотел обрывать их встречу на полуслове в самом разгаре и выбрал отвлекающий маневр.

- А что у тебя в школе по литературе, Игорь?

Тот зыркнул на него удивленно, словно моментально раскусил тактику. Потом отвернулся к окну. Даже немного обиделся. Видимо, и правда раскусил.

- Тройка,- буркнул он.

- И почему тройка, как думаешь? Если ты так любишь книги.

- Я не говорил, что люблю книги,- отрезал Игорь, еще больше насупившись.- Я говорил, что люблю читать.

И, видимо, это должно было все объяснить. Вот только ничего это не объясняло - ни часть, ни краюшку.

- Я предлагаю на сегодня закончить. Главного мы сегодня достигли. Мы познакомились и немного открыли себя друг другу. Я полагаю, это хорошее начало. Но время почти вышло, так что продолжим в другой раз.

Игорь подхватил свой серый рюкзачок с пола, выбрался из кресла, закинул рюкзак на плечо и двинулся к двери. Молча. Ни тебе «спасибо», ни «до свидания», ни «в следующий раз по графику?» или что-то в этом роде.

Перед дверью обернулся. В точности как в прошлый раз, когда выходил отсюда с родителями и с синяком. Он и сейчас с синяком, но не столь мракобесным. Видимо, это у него вроде прощания, такое вот молчаливое оглядывание. Видок уже не производит двойственного впечатления, но мистер Хайд никуда не делся. Там он, внутри. Сидит и наблюдает.

Игорь вынул из нагрудного кармана солнцезащитные очки, нацепил их на нос, отвернулся и ушел.

Продолжение следует...

Перед тем, как приступить к говорильне, Петров попросил Игоря заполнить анкету, вручив ему доску-планшет с зажимом. Игорь мельком пробежался по вопросам, открепил лист, перевернул, пробежался по другой стороне. Вздохнул. Взял ручку, сосредоточился на заполнении. Он добросовестно заполнил все пункты и вернул планшет. Отметил, как психотерапевт положил телефон на край стола, ближе к Игорю. По-любому диктофон включил. Ок, анкету Игорь заполнил. Какие дальше игры? Будем решать задачки по логике? Или проходить богомерзкие иностранные тесты?

Однако Петров его удивил. Он сказал:

- Я начну с себя. Я Петров, Виктор Петрович. Я старший в семье, моя сестра была младше меня на семь лет. Она умерла, когда ей было 26, а мне 33. В 20 лет я женился, через два года у меня родился ребенок. Он тоже умер. Какая-то детская болезнь, он умер во сне. Толком никто не определил. Так бывает, это называется «детской смертностью». Я начал пить, мы с женой развелись. После развода я стал пить больше. Потом попал в больницу, едва выжил. Только там я осознал, что практически не помню несколько лет своей жизни. При этом я продолжал ходить на работу и как-то справляться с обязанностями, и меня даже не поймали с поличным. Но все это делалось подшофе и как в тумане. - Он невесело улыбнулся. Игорь напряженно хмурился в окно.- Так получилось случайно, что друзья пригласили меня с собой в Индию. Я согласился автоматом. Что мне было терять? Несколько недель я жил в ашраме, это такая индийская коммуна. А когда вернулся, я точно знал, чем хочу заниматься. Вернее, скажем так, я этого хотел и раньше, всегда хотел. Просто теперь стал готов.

Он сказал:

- Я много думал в Индии... Я хочу верить, что мне открылась истина. Смерть моего сына можно было предупредить. Любую смерть можно предупредить. Любой несчастный случай. «Ванговать», как сейчас говорят. Все события в будущем — это результат наших сегодняшних поступков и мыслей. И если быть внимательным, можно вроде как застраховать будущее. Даже изменить его. Я не был внимательным, и случилась трагедия. Для меня мой сын был обычным младенцем. Как все. Но он не был как все. Что-то подступало к нему изнутри. И нужно было просто приглядеться, просто быть чаще рядом, просто быть внимательнее. Я мог заметить знаки. Но жизнь вокруг такова, что зачастую это очень трудно сделать.

Он сказал:

- Я стал учиться этому. Помогать другим. Я учился, работал на двух работах. Я вдруг понял, что мне не нужно свое «я». Я много лет жил и отстаивал свое «я», мне это ничего не дало. И сейчас я счастлив, что растворяю свое «я» в других. В таких, как ты, Игорь, в ваших проблемах. И живу я давно не собой, я живу вами. Я хорошо знаю свой предмет. Знаешь ли ты свой так же хорошо?

Фигасе, кто у кого на приеме, интересно?! Игорь сидел и тихо изумлялся. Только с виду оставался каменным. Да и синяк не позволял разглядеть его истинные эмоции, хоть тот и начал выцветать, — но Игорь все равно ходил по улицам в темных очках.

- Какой предмет?- пробормотал Игорь.

- Твой предмет — это ты,- улыбнулся тот.- Вернее, с сегодняшнего дня это наш с тобой общий предмет. И будет таковым оставаться, пока мы не расковыряем твои проблемы.

Игорю стало так любопытно, что он не сдержался.

- А вы не женились потом? Еще раз?

- Нет, Игорь. Не женился. И детей больше нет. И не будет. Я просто не решусь уже. Потому что знаю, как может быть, понимаешь?

Игорь кивнул. Он понимал. Страх. Игорь Мещеряков знал, что такое страх.

- Но перейдем все-таки к тебе. Что любишь, чем живешь? Музыку, фильмы? Как насчет фильмов? Трансформеры? Люди Икс? Хранители?

Игорь ухмыльнулся, но взгляд от окна не оторвал.

- Смотрел.

- Часто смотришь?

- Не особо. Иногда смотрю.

- Один?

- С папой иногда. Когда у него время есть.

- А мама?

- Мама не смотрит.

Тебе бы в суде выступать, иронично подумал Петров.

- Что насчет компьютерных игр?

- Играл когда-то. Дум, Халф-Лайф, Биошок и типа того.

- Стрелялки?

- Угу, они.

- А потом? Перестал играть?

- Ну как… Неинтересно стало...- Игорь подумал.- Даже не то что неинтересно… Скучно. По сути одно и то же.

- Группы в интернете? Двач, Нульчан?

- Двач умер,- удивился Игорь. Потом пожал плечами.- Не… На Фишки захожу, На Пикабу. Старый Лурк читаю иногда. Вконтакте есть.

- Твои родители говорили, ты спортом увлекаешься?- заметил Петров.

Игорь нахохлился и зыркнул исподлобья.

- Нет уже,- буркнул он, отметая мысленно белые кимоно и лесных орлов.- Бросил.

- Взял да бросил?- удивился Петров.

- Типа того.- Игорь говорил неприязненно.- Мне не особо нравилось. Родители просто заставляли.

- Теперь перестали заставлять?

- Типа того. Уговорил.

Что ж, пока все звучит весьма логично.

- А что вообще насчет спорта? Физкультура в школе тебе тоже не нравится?

- Да нет, нормально,- хмыкнул Игорь.- Бегаю только плохо, дыхалка слабая.- Он подумал и добавил:- Очень люблю плавать.

- Так тебе надо сказать родителям об этом! Пусть запишут тебя в бассейн.

Игорь опять нахохлился и угрюмо покосился. Не на него — на галстук. Потом молча залип на окно. Уже интереснее. Похоже, это пока закрытая тема, углубляться Игорь не намерен. По крайней мере, на первых порах. Инетересно, проблема в спорте, или проблема в «сказать об этом родителям»? Это важно.

- Как насчет книг?- переключился Петров.

- Читать люблю,- тут же откликнулся Игорь.

- Супер! - Петров привык, что среди современных цифровых детей процент читающих резко уменьшается. Они смотрят фильмы и интернеты. Изначально он полагал, что Игорь из их числа, и был приятно удивлен. Его родители, судя по наружности, ухваткам и развитости речи, осилят детективчик, но «Война и мир» перекосит им мозги и ввергнет в депрессию. - Много читаешь?

Игорь кивнул.

- Есть любимая книга?

- Не-а...- Игорь смешался. Петров улыбнулся. Вопрос с подвохом, ему хотелось увидеть реакцию. Для иных деятелей и страничка беллетристики выглядит энциклопедией. Прочитав однажды в поезде от нечего делать высер масскульта, такие персонажи до конца жизни видят в зеркале интеллектуала. Разумеется, у книгоманов нет любимой книги. Либо это будет развернутый список до соседней звезды.

- А что запомнилось из последнего?

- Крабат,- ответил Игорь.

Ну, понятно. Читает он. Сказки читает. Впрочем, «Крабат» не кажется сказкой для малышей, так что судить рано. Петров книгу не читал, только фильм смотрел. Уснул под него.

- Чем понравилась?

Игорь секунду подумал.

- Атмосферой.

- Понимаю. Тогда такой вопрос. Чем конкретно тебя привлекает литература? Что ты вообще думаешь о литературе, какое она имеет значение в обществе? Ты думал об этом? Что можешь сказать?

- А что нужно сказать?- Игорь, кажется, даже испугался.

- Твои друзья много читают?

- У меня их нет…

- Почему-то меня это не удивляет.- Петров добродушно хмыкнул.-  Ну хорошо, твои сверстники. Одноклассники. Они много читают?

- Не знай...

И он не знал! Воистину! Он не интересовался, чем заняты другие. Он не обращал внимания на людей, старался даже не смотреть в их сторону, потому что взгляды — они тоже разные. Иной раз и взгляд может быть легкой формой докапывания. А он не хотел быть докапывальщиком. Хуже, чем проиграть дракону,- самому стать драконом. Да, он перегибал палку в своем напускном равнодушии, но золотой середины Игорь не видел, и уж лучше перегнуть, чем проснуться однажды утром, и обнаружить, что ты сгнил изнутри.

Петров ничего не знал о теории докапывальщиков (ну, может, узнает еще). Он бы эту теорию отверг. Игорь напридумывал себе, книжки же читает, фантазии палата. Истина проще: люди ему неинтересны. А он неинтересен им, людям. Они на разных волнах. Возможно, вообще в разных водоемах.

Поразмыслив, Игорь добавил:

- Мне кажется - нет. Не много.

- Вот поэтому мне и интересно твое мнение,- подхватил Петров.- В чем ты видишь силу литературы?

- Ну… Книги учат думать,- брякнул Игорь.- Писать правильно. Много историй, можно чему-нибудь научиться. Какой-то опыт почерпнуть.

- Ты говоришь, как голосовой помощник! - рассмеялся Петров. Игорь машинально насупился, а потом смекнул, что это не издевка, и тоже ухмыльнулся за компанию. Как бы то ни было, Петров его раскусил.- Кто так говорит? Учитель по литературе?

- Ну… Он тоже говорит.- Игорь крякнул и покачал головой.- Все вообще говорят. Я имею в виду взрослые.

- А потом выясняется, что советчики и книгу в руках не держали,- подхватил Петров.- Надеюсь, твой учитель не в счет. Пятерка тебе, Игорь, за примазывание, двойка — за собственное мнение. Я тебя хочу услышать. Не повторение чьих-то слов, а то, что думает Игорь Мещеряков.

Игорь поерзал. Неиспользуемые годами шестерни заскрипели; он не привык к таким вопросам. Он отработал защитную реакцию, довел ее до автоматизма. Обычно он уклонялся или отмалчивался в ответ. Вопросы служат уловкой, отвлекающим маневром, ловушкой для простаков. Это охота докапывальщиков всех мастей. Любой вопрос такого рода — это сигнал охотничьего рожка, от которого свободные звери должны ссаться кипятком. Стоит открыть свои мысли, свой разум — и туда польются помои со всех сторон. Стоит открыть сердце — и в него полетят пики и копья. Больше всего докапывальщики ненавидят открытые сердца. Их они раздирают на части.

Игорь на всякий случай стрельнул глазами в сторону Петрова. В обход галстука. Увиденное его немного расслабило. Вроде бы тот настроен слушать, и на лице — действительно интерес. Оставалось надеяться, что тот не прячет за спиной томагавк. Игорь прочистил горло.

- Я бы вообще исключил литературу из школьной программы. Я бы сделал ее хобби, а еще лучше – закрыл бы под замок. Ну типа как в Ватикане хранят свитки, и доступ туда только избранным; я бы все книги запихнул в Ватикан, и пускай там лежат себе.

Продолжение следует...

- А от чего, малыш?- неискренне проворковала красноволосая грымза.- Говори, не бойся, ты теперь под защитой государства.

Хрень какая-то, мелькнуло в голове Игоря. Она эту фразу вычитала где-то и заучила?

- Синяки не от тренировок, но родители ничего не знали. Это я им говорил, что от тренировок. Но они не от тренировок.

Выдав абракадабру, Игорь замолк, наслаждаясь эффектом. Не исключено, предки надают впоследствии по шее за инициативу. Пофигу, Игорь спасал самого себя. Спасал от ювеналки, спасал от этих двух теток-чудовищ, особенно брюнетки, которая вполне способна швырнуть ребенка в клетку с тиграми — она сделает это вежливо и по-доброму.

Он спасал себя от докапывальщиков. Никто здесь не знал про докапывальщиков, а он знал. И они знали про него.

- Что-то совсем у нас путаница выходит,- попеняла брюнетка. Потом Веронике:- Можете пояснить?

- Пока нет,- отозвалась мама, не сводя взгляда с Игоря. Она сориентировалась молниеносно, как всегда. Она проиграла этот бой, и пусть теперь Игорь попробует. Хуже не будет.

- Так что ты хотел сказать, малыш?- предвкушала грымза.

От «малыш» коробило зверски, тем более из уст красной это звучало как «малыщъ». Еще она стала слегка притоптывать от нетерпения. Ядрены сосисоны, точно также притоптывал дядя Радик, папин друг, в аккурат перед тем, как занять у папы денег на бухач.

- Разное бывает,- прошамкал Игорь, светя глазом.- Но в основном, после тренировки. На улице уже.

- А дальше?

- Ну так... денег, к примеру, просят. Большие ребята. Если не даешь, могут побить.

- Большие ребята? Ты имеешь в виду — из секции? С кем ты тренируешься?

- Не-а,- с готовностью мотнул головой Игорь.- Местные. Ну, рядом живут которые, на районе. Они знают, что мы в дзюдо ходим, и приходят после занятий ко дворцу спорта, чтобы докопаться. В общем, уличные разборки, ничего особенного. Мы уже с пацанами поговорили с ними, все утрясли. Не будут больше докапываться.

Несколько секунд комнату наполняла зимняя тишина. Даже, казалось, снег где-то хрустел едва-едва. А потом вдруг резко что-то изменилось. Что-то ушло из пространства комнаты, некий злой дух покинул квартиру. В поведении присутствующих на первый взгляд ничего не изменилось, но Игорь ясно ощутил: разговор перешел в иную плоскость.

- Ясно!- кивнула грымза с таким видом, словно у нее из-под носа увели выгодный контракт.- Теперь ясно. И сколько ты уже ходишь в эту секцию, малыщъ?

- Несколько лет...- пожал плечами Игорь. - Года четыре… Как-то так...

- Скажи, пожалуйста,- вступила брюнетка.- И что, все четыре года тебя вот так избивали? Запугивали, что ты вынужден даже от родителей это скрывать?

- Да нет же!- отмахнулся Игорь. - Только в последнее время стали чет докапываться. Но мы все утрясли уже! - повторил он на всякий случай.

По глазам красноволосой Игорь понял, что все-таки накосячил. Но это был уже отблеск прежней плотоядности.

- То есть, я правильно понимаю?- грымза уставилась на Веронику и Сергея.- Ходил-ходил ваш ребенок, все нормально было. Потом вдруг начал приносить домой синяки. И вы так легко поверили в сказочку про спортивные ушибы? Или просто думать не хотелось? Как вы это сказали: пацан же, спортом занимается? Все нормально?

Игорь поспешил на помощь с ответом:

- Так ведь соревнования областные же скоро! Я на это и списывал! Говорил, что тренировки стали жесткие.

К слову, о предстоящих соревнованиях - Игорь не врал. Вот только к соревнованиям его и близко не подпустят по причине его «спортивных достижений». Еще и заставят подписать бумагу, запрещающую ему приближаться ко дворцу спорта на время соревнований, чтобы своим петрушечьим видом и криворукостью не позорить весь город.

- А почему бы тебе правду не сказать!- злобствовала грымза.- Ты боишься родителей? Они бы тебя поругали?

- Ничего я не боюсь,- притворно обиделся Игорь.- Просто это не по-пацански как-то.

Грымза поджала губы. Ответ ее не удовлетворил, но крыть ей было нечем. Мама, оценив обстановку, вернула себе бразды правления.

- Я думаю, достаточно на сегодня. Дальше мы сами разберемся.

- Ага, разберетесь вы!- рявкнула грымза.- Вы уже разобрались вон, я вижу. Ребенок ходит с синяками, а они в ус не дуют. А еще на систему наговаривают. И чем бы это все кончилось, если бы мы не вмешались? Его бы дальше били? А потом убили?

- Мы вам весьма благодарны,- перебила Вероника,- но все-таки я настаиваю. Вы выяснили, что дома Игоря никто не бьет. Он признался, как дело было. Еще раз вам спасибо. Мы разберемся с этим.

- Боюсь, вы заблуждаетесь,- располагающе улыбнулась брюнетка. - Теперь все, что касается вашего сына, нас интересует. Мы защищаем детей не только внутри семьи, но и вне ее. Если родители не в состоянии это сделать. А вы, я так понимаю, не в состоянии. У вас нет контакта с сыном, он вам не доверяет. Он предпочитает сносить побои, но дома молчит. Это тревожный звонок.

Повисла небольшая пауза. Каждый ждал, что у другого сдадут нервы, и тот испортит игру.

- Впрочем, вы правы.- Брюнетка внезапно поднялась на ноги. Красная, зыркнув недоуменно, послушно вскочила следом. – На сегодня мы закончили. Но я бы не исключала вероятность дальнейших встреч. Потому что я не верю в эту историю с хулиганами. Лет пять назад поверила бы, а теперь — нет. Я думаю, что правда прозвучала в самом начале. Это — от тренировок. А вернее, от некомпетентности тренера, если не хуже. Если там вообще не процветает дедовщина. Страхи вашего сына вполне понятны, ничего удивительного, что он пытается на ходу выдумать таких виновных, которых никогда не найдут. Потому что боится, что от правды станет хуже. Так что можете получить еще один камень в свой огород. Рахимкулов, вы говорите? Хорошо, придется учинить проверку в отношении этого Рахимкулова. А также в отношении вас, дорогие мои родители. По причине вашей халатности. По причине того, что даже не озаботились копнуть глубже, довольствуясь рассказами сына.

Брюнетка совершился движение к двери, но вдруг задержалась и взглянула на Веронику.

- Что касается вашего вопроса насчет детей: у меня был сын. Он погиб. Утонул в бассейне. Так что я прекрасно знаю, что такое спортивные секции и что там происходит.

Угол рта Вероники дернулся. Брюнетка поспешила к выходу, а красноволосая послушным Пятачком — следом. Отец пошел закрыть за ними дверь. Мама продолжала сидеть в кресле. И Игорь продолжал, стараясь слиться с креслом. Глаз он не поднимал, но очень хорошо чувствовал, как мама его изучает.

Вернулся отец. Поразительно, но на обратном пути он прихватил свой недоеденный бутер и теперь с упоением нажевывал. Мама прикалывалась над отцом, называя того «мягкообтекаемым». Любые проблемы разбивались об отца, как сырые яйца о стекло, и сползали на землю. В то время как мама с виду оставалась холодной и неприступной, но переживала внутри, отец ни о чем не переживал вообще. О ценах на бензин разве что.

- Слушай, а они должны были нам чего-нибудь оставить?- бодро поинтересовался отец.- Квитанцию какую-нибудь, я не знаю…

- Должны были составить акт,- сказала мама.

- А чего ж ты у них не спросила?- удивился отец.

Глаза мамы сверкнули. Очень опасный знак. Игорь поежился и потупился еще сильнее, для верности.

- Потому что я только сейчас об этом подумала, - процедила мама.- Потому что до этого я думала лишь о том, как разрулить ситуацию, в то время как ты сидел и яйца грел.

- Да не грел я ничего,- обиделся отец.

- Но кажется, я зря старалась,- продолжала мама, не обращая на него внимания.- У нас новый разводящий теперь появился. Вот не знаю даже, хвалить его или ругать.

Они вдвоем уставились на Игоря.

- Слышь, Игорюня, а ты вообще в дзюдо ходил?- хохотнул отец.- Или на курсы шпионов? Лихо ты развел этих кошелок.

- Только теперь выяснится, что ничего там страшного не происходит, в спортивной секции, - с напускным равнодушия сказала мама.

- Ну и пофиг!- Отец доконал бутерброд и вытер ладони друг о друга.- Их проблемы. Игорь же ясно сказал, как дело было. Их проблемы, что не поверили. Эх, жалко, акт этот не написали, чтобы Игоря слова подтвердить. Молоток, Игорюня! Пятерка тебе, а то я уже дергаться начал, когда они нас прижали.

«Ты не поверишь!- кисло подумал Игорь.- Только я не вас тут спасал».

- А можно я тогда не пойду сегодня в дзюдо?- спросил он, стараясь приделать себе максимально невинный вид.

- Да по-любому!- махнул рукой отец и плюхнулся на диван, где до этого сидела опека.- Они ж всяко будут там вынюхивать теперь. Прикинь, у этой чувихи пацан утонул! Она, наверное, спорт ненавидит теперь. Так что нефиг тебе там рисоваться. Да и вообще больше не рисоваться. А то реально побьют.

Исполнено! Он все-таки добился своего. В течение нескольких лет Игорь изыскивал способы послать к чертям эту секцию. Изыскивал, тестировал, бывал пойман, получал по загривку, зализывал психологические раны и снова изыскивал. И вот, наконец, исполнено. Он одним выстрелом и родителей вытянул из ямы, и дзюдо припечатал.

- Я рада, что все счастливы,- произнесла мама мрачно.- И никто не подумал, что мы будем говорить дальше. - Она уставилась на отца.- Что мы будем говорить дальше? Раньше мы на секцию списывали, а теперь? На хулиганов? Не многовато ли хулиганов будет?

- Так может Петров этот...- начал было отец и замолк.

Они смотрели друг на друга. Родители смотрели друг на друга. Сейчас между ними происходил некий обмен репликами, которых Игорь не слышал. Он отвернулся. Он не хотел «слышать», не хотел разгадывать эту ментальную морзянку. Он не хотел видеть озадаченность на лице отца, напряженную отстраненность на лице мамы; не хотел быть участником немых разговоров, не хотел быть участником чего-то, что крылось за немыми разговорами.

Но он был. Каким-то участником он был. И не каким-то участником, а самым что ни на есть ролевым. Потому как немые разговоры касались его ночных разведывательных вылазок. До первого угла. А после — бряк, конец разведчику.

Игорь Мещеряков был молчальником, инфантилой, ненавистником дзюдо и школьных занятий, ночным нетопырем, но он никогда не был тупым. Хоть окружение зачастую и считало его тупым. Он давно подозревал, что родители не все ему рассказывают. И за его недугом кроется страшная тайна.

Раньше ему, вдохновленному произведениями Дюма, нравилось видеть за этим какую-то семейную тайну. Быть может, корнями уходящую в прошлое на несколько поколений. Этакое родовое древо ходунов-во-сне-и-хрясь-потом-мордой-о-пол. Или он, Игорь, вообще усыновленный. А его родители — не его родители. Ведь куча признаков громоздилась в углу с табличкой «за», и почти шиш — в противоположном. Был он какой-то «не наш», этот Игорь, он и сам это понимал. И вот он жил, потомок рода проклятых, обреченных ходить во сне, - жил в детдоме, откуда его в раннем возрасте взяли отец с матерью. А теперь он начал чудить, и они думают: может, назад его сбагрить, пока не поздно?

Все это, разумеется, сказки. Ему нравилось так думать. Но на самом деле такими мыслями он пытался не дать себе думать о другом. Что если это отчуждение, возникшее на их лицах, — и не отчуждение вовсе, а страх? И не страх перед опекой, а страх — перед ним! Перед ним, Игорем — сыном, школьником и бывшим недоделанным дзюдоистом! Ведь то, что он думал про Петрова, применимо и к нему самому: он знает подробности о своих приступах только со слов родителей. Лично он знает только то, что периодически просыпается по утрам с фингалом, или опухшим ухом, или болью в боку, или в затылке, или в локте. То, что он ходит во сне, а потом падает, он узнал от родителей.

Что если он не только ходит во сне, а потом падает? Но родители щадят его и не рассказывают большего. Или боятся рассказывать. Боятся, как того пацана из фильма «Сомния», у которого сны оживали. Вряд ли Игорь что-то там оживляет, кроме собственной фантазии и мужского достоинства, но… что если он буянит? Барагозит не по-детски? Кидается на родителей? Царапает стены? Ходит по потолку? Читает наизусть «Майн Кампф»? В общем, ведет себя стопроцентным клиентом экзорцистов. И именно поэтому родители боятся огласки, потому что тогда вылезет на поверхность вся правда.

Но хуже всего было думать, что родители каким-то образом знают о Кабе. О Кабе и о Сделках. Сделках с Кабой, сделках со своей совестью и – о жестокой плате за эти сделки.

Пользуясь моментом, когда родители увлеклись своими телепатическими играми, Игорь улизнул в свою комнату. Со всеми этими стрессами он даже толком не порадовался тому, что вот так влегкую, в один момент, он скинул многолетнее бремя. Слишком много гнетущих мыслей и без дзюдо.

Что ж, когда в мире столько непонятного, и настроение швах,- читай книги. В любой непонятной ситуации — читай книги, и не прогадаешь. К тому же вечер неожиданно освободился, а до конца каникул — еще целый месяц. Игорь включил ридер, свернулся на диване перед окном и погрузился в чтение.

Ближе к рассвету настроение Игоря значительно улучшилось.

Продолжение следует...

На пороге возникли две тетки. Одна преклонных лет, на всех парах стремящаяся к дряхлости. Лицо изъедено заботами, временем и врожденной подозрительностью. Похожа на грымзу, красноволосая. Другая тетка — существенно моложе и посимпатичнее. Брюнетка, взгляд добрый-добрый, на безымянном пальце — кольцо (у красноволосой нет). В общем, классическое партнерство из комнаты допросов.

- Добрый день. Мещеряковы?

- Угу,- удивился Сергей, откусывая кусок бутерброда.- А вы кто?

- А мы из органов опеки,- уведомила грымза.- Сигнал поступил на вас, это официальная проверка. Мы войдем?

Сергей с трудом пропихнул в горло кусок бутерброда. Неожиданность визита обезоруживала. К тому же нахрапистые тетки явно знали, что делают. Он растерянно посторонился, обе визитерши мигом пролезли внутрь и стали озираться, как в музее Королева.

- Вы папа, правильно?- довлела красноволосая. Вторая смотрела добро-добро. «Музей Королева» ей явно пока импонировал.

- Ну да… А в чем проблема, какой сигнал?

Ну, он знал, в чем проблема. И какой сигнал, он тоже знал. Проблема-сигнал торчал в соседней комнате и усом не вел. Со всех сторон адекватный персонаж, в силу своего возраста. Только вот по ночам, бывает, чудит. И визит этот не столь неожиданный, если поразмыслить. Дело в том, что сверху с Мещеряковыми соседствовала бабка. Бабка не то чтобы напрягала сильно, но периодически любила торкаться. Спросить, например, сколько времени. Без шуток. Или пожаловаться на громко работающий телевизор, хотя в семье Мещеряковых телек никто не смотрел. Или бабка интересовалась, не видели они случайно ее кошку? Вот тут гуляла, на лестнице, а теперь ее нет, и где ее, бедную, искать, время ужина. А потом оказывалось, что никакой кошки у бабки нет и не было. В общем, тот еще презрелый фрукт.

В последнее время бабка взяла моду докапываться назойливо, при встрече в подъезде. Что сынок у вас с синяками-то вечно? Дерется, что ли? Милок, опять подрался? Или обижает тебя кто? А что родители? И взгляд хитрющий, как у Штирлица в засаде. Мама игнорила, она это умела. Отец мазался про спорт. Но все участники подъездной церемонии понимали, что это до поры, до времени. И вот они пришли, эти пора и время.

Из кухни вышла Вероника. Спокойно обозрела пришедших дам. Красноволосая при виде хозяйки сразу подобралась, как доберман. Добрая оставалась доброй.

- Вы кто?- спросила Вероника.

- Мы из органов опеки,- с готовностью ответствовала грымза.- Поступил сигнал, что у вас в семье проблемы. У вашего сына, точнее.

- Мы просто проверяем,- по-доброму добавила добрая-добрая брюнетка. И улыбнулась, словно напрашивалась на чай.

- Понятно,- кивнула Вероника.- От кого сигнал?

- Это не важно!- отрезала грымза.

- Понятно,- снова кивнула Вероника.- Тогда до свидания, спасибо, что заглянули. Сергей, закрой дверь за ними.

Повисла пауза. Вероника выжидательно смотрела на гостей. Сергей переминался с ноги на ногу, не зная, как поступить. Потом принял единственное верное решение: откусил от бутера. Игорь в своей комнате отложил букридер и навострил уши. Он прочухал, что в доме полтергейст.

- Хотите, чтобы мы с прокурором пришли?- Грымза оправилась и перешла в наступление.- И ребенка забрали?

- Постановление есть?

- Что?

- Постановление есть?- повторила Вероника.- Вы по чьему указанию пришли? По звонку соседки? Где постановление? Где документы ваши? - Внезапно в руках Вероники возник телефон. Она молниеносно нажала на кнопку и сфотографировала обеих теток. Красноволосая стала вдобавок краснолицая от такого хамства. Добрая даже не мигнула.

- Если вы так намерены вести беседу...- начала красноволосая.

- Я вообще не намерена с вами беседовать,- перебила Вероника.- Вы кто? Что рыскаете здесь? Мне 02 набрать недолго. Вызываем?

Добрая внезапно подняла руку, прерывая перепалку.

- Я предлагаю всем успокоиться,- мягко сказала она.- Без скандалов. Вы правы, у нас нет постановления. Сигнал поступил от соседей. Так что мы прекрасно понимаем, что это может быть обычный поклеп. Но мы обязаны проверить, вы же понимаете? Если выяснится, что это ошибка, то мы извинимся и уйдем. Что касается документов...- Она нырнула в сумочку и извлекла корочку. Взглядом дала сигнал красной, чтобы та особо не быковала.- То вот они, пожалуйста.

Вероника сфоткала оба удостоверения на телефон.

- Мы всего лишь взглянем на мальчика, зададим пару вопросов,- добавила добрая брюнетка.- Это всего лишь мелочь. Будет выглядеть странно, если вы нам откажете.- И вновь располагающая улыбка.

Вероника Мещерякова перевела взгляд на мужа. Это был красноречивый взгляд. Они загнаны в тупик. И шутки закончились.

- Так что, какие-то проблемы с этим?- осведомилась красноволосая, вернув лицу землистый оттенок.

- Нет.- Сергей отложил бутерброд на тумбочку. Выхода у них не было.- Нет никаких проблем с этим. Игорь!- позвал он.

Выполз он, этот Игорь, нехотя, на свет Божий. Его даже ночью за километр можно было различить по сияющему в пол-лица светофору. Во всей красе предстал. Ну чтобы подтвердить, так сказать, портретом, что у него все в порядке, проблем нет, он на каникулах, отдыхает. Попутно думает и заботится о своем будущем, по-любому.

Грымза расцвела, как орхидея. Добрая на удивление не изменилась в лице, не выказала удивления, не совершила ни одного лишнего жеста. Только взгляд стал острым.

- Кажется, мы все-таки зайдем,- проворковала добрая.

- Возражений нет?- подхватила грымза людоедским тоном. Игорь начал реально пугаться. Он смекнул, откуда ветер.- Или прокурора будем подключать? Нам постановление теперь получить — на раз! Но потом уже не отвертитесь.

- Не надо стращать,- холодно обронила Вероника. Если она и дрогнула перед этими двумя, то внешне это никак не отразилось.- Обувь снимайте и проходите.

Они расселись в комнате родителей, которая одновременно и гостиная. Периодически, когда в гости приходили друзья семьи, эта комната использовалась для застолий — кухня для этих дел была слишком мала. Опека уселась на диван, поставив сумки на колени, Вероника — в кресло. Сергей примостился рядом с ней на подлокотник и нахохлился. В любой ситуации, пусть даже самой неожиданной, где требовалось силовое участие, отцу не было равных. Однако перед госслужащими он явно пасовал и полагался на жену. Игорь хотел улизнуть, свою сцену он отыграл, дальше — без него, но ему не дали. И тормознула его именно мама.

- Ты куда собрался? Останься. Тут без тебя никак.

Он незаметно вздохнул и сел во второе кресло, приготовившись к серьезной, по-взрослому, атаке докапывальщиков.

- Ну, рассказывайте,- предложила красноволосая, одновременно умудряясь выглядеть неприязненной и плотоядной. - Рассказывайте теперь, что нет проблем у вас, что вас оговорили. А давайте лучше обойдемся без сказок. Все и так видно. Говорите прямо: бьете ребенка? Выпиваете?

- Слышь, знаешь что!- Сергей привстал. Но впечатления на опеку он не произвел. Он вообще мало на кого впечатление производил, потому как внешне казался обычным мужичком средних лет. Он был даже на два пальца ниже мамы по росту, а учитывая то, что мама всегда носила каблуки,- заметно ниже. И люди почти всегда его недооценивали.

- Сергей, не хами,- оборвала Вероника.- Дороже обойдется.

- Сейчас вам действительно лучше думать над своими словами,- заметила добрая брюнетка.- Вам повезло, у вас есть шанс все объяснить. Все зависит от того, насколько будут вменяемы ваши объяснения. Видите ли, нам сообщили, что это не впервые. Что мальчика часто видят с синяками. Так что давайте сразу обойдемся без вранья, что он якобы случайно упал.

- Он пацан, так-то!- проворчал Сергей.- Он растет.

- Все растут!- рявкнула красноволосая.- Синяки только не у всех.

- Значит так...- Вероника перевела огонь на себя.- Первое: алкоголиков здесь нет. Можете зайти на кухню, порыскать по шкафам. Пустых бутылок нет, заначек нет.

- Зависимые бутылки дома не хранят,- отрезала грымза.- Шифруются. Стыдно потому что. Пустую тару выбрасывают. А заначки не держат, потому что себя боятся. Что сорвутся посреди недели и на работу не выйдут. Я-то знаю!

Игорь подумал, что она действительно знает. Этим может объясняться ее изъеденная внешность, ее склонность всех подозревать огульно. Не исключено, грымза сама не прочь кирнуть. Или была такой, но справилась — закодировалась, или зашилась, или уверовала в Иегову,- и теперь она уверена, что все вокруг только и думают, как залить за воротник и прогулять работу.

- Ну раз уже с соседями знакомы, можете у них поспрашивать,- веско заметила Вероника.- Про пьянки-гулянки-драки и все такое. Вам всего лишь наверх подняться, к этой бабке. Она же вам настучала?

Добрая брюнетка проявила выдержку и ничем себя не выдала. А вот грымза на мгновение опустили глаза. Вероника понимающе кивнула.

- Мы уже интересовались,- вежливо пояснила добрая.- Именно поэтому мы сейчас просто беседуем. Вас характеризуют, как благополучную семью. Кто-то даже назвал вас «образцовой». Так что у вас есть возможность рассказать нам свою версию.

- У вас есть дети?- внезапно спросила Вероника добрую. Впервые ей удалось пробить броню этой госслужащей.

- Это совершенно не относится к делу,- отрезала та.

- Мне просто интересно,- настаивала Вероника.- Я хочу понимать, с кем я говорю. Можете не отвечать, если это такой секрет.

- У меня нет детей,- сказала брюнетка, и в ее добром голосе прозвучали дребезжащие нотки нервозности.

- Просто вы уже не молоды,- пояснила Вероника, и брюнетка уставилась на нее с ненавистью. Мама, ты монстр, - не уставал восхищаться Игорь. Кого угодно перешибешь.

- Вы предлагаете обо мне сейчас поговорить?- прошипела брюнетка.

- Не-а.- Вероника перевела взгляд на грымзу.- А у вас? У вас есть дети?

- Есть!- буркнула красноволосая.- Семеро по лавкам.

Всем было очевидно, что грымза врет. Игорь в очередной раз подумал: почему мама с такими мозгами и хваткой сидит рядовым бухгалтером?

- Объяснения простые,- сказала Вероника.- Игорь ходит в дзюдо. Вы можете это проверить… если уже не проверили. Наш городской дворец спорта, тренер — Рахимкулов Ирек Римович. Секция — травмоопасная. Они там дерутся… или борются… я точно не знаю, как у них это называется. Оттуда и синяки. Ради интереса залезьте в интернет и посмотрите, как они друг друга швыряют на маты. Реальные бои смотрите, не показульки. Очень странно было бы ходить в дзюдо несколько лет и не получить ни одного синяка, вы не находите?

- А если бы он в бокс ходил?- вклинился Сергей.- Я сам боксер. Я когда тренировался, то ходил с фингалами постоянно. И это вам тоже соседи могут рассказать, я в детстве тут жил. Я поэтому Игоря в бокс не стал отдавать, потому что сейчас время другое. Эта ваша ювеналка... я как чувствовал…

- Я не знаю, что вам наговорили сочувствующие,- продолжила Вероника,- но не так уж часто у Игоря синяки. В последнее время — да, участились. Они готовятся к соревнованиям. Областной слет, между прочим. Тренировки стали жесткие. Еще раз настоятельно вам советую посмотреть одну реальную схватку дзюдо. При таких боях, особенно на тренировках, случайно заехать противнику локтем под глаз — ничего не стоит. Или упасть неудачно. Или еще что. Это не кружок рисования.

Добрая брюнетка кивала, выслушивая все это. Красная сидела, поджав губы и бросая голодные взгляды на Игоря. Точнее, не на Игоря, а на его прожектор перестройки. Игорь боролся с сильным желанием прикрыть фингал рукой. Но он не посмел. Перед родителями. Они вон борются за него. Что же он теперь, будет прятаться?

Когда Вероника закончила, то какое-то время царило молчание. Потом красноволосая хмыкнула.

- Мы все проверим, имейте в виду!- проворчала она.- Это только ваши слова.

- Спросите Игоря.- Вероника пожала плечами.

Красноволосая удивленно и настороженно оглядела парня, словно только что осознала, что это реально живой бро.

- Это ерунда! - отмахнулась грымза.- Конечно, он все подтвердит. Из-за страха.

- Да никто его не пугал!- взвился Сергей.

- Погоди, Сереж!- Вероника утискала его на место. Потом этим двум:- Вы просили объяснений? Вы их получили. Если больше нет вопросов…

- Всего один,- сказала добрая брюнетка средних лет, с обручальным кольцом и без детей.- Что насчет других ребят? Из секции, я имею в виду? С которыми ваш сын тренируется. У них тоже часто бывают синяки?

Это конец, вдруг понял Игорь. Это легче, чем карточный дом. Это держится на плоскости только благодаря хладнокровию мамы. Но стоит шевельнуться… Стоит только шевельнуться в сторону дворца спорта, в сторону Ирека Римовича, и — кранты. Ирек Римович, проглотив удивленную слюну, экзальтированно сообщит, что никаких травм у него на тренировках нет в помине. И пацаны подтвердят. И родители пацанов. И друзья пацанов. Вообще весь мир подтвердит, лесные орлы даже. Брюнетка знает, о чем толкует: далеко бы ушел Римович, если бы его питомцы сплошь ходили с синяками. Родители нынче нервные. У акробатов — там были травмы. И то за несколько лет всего один серьезный случай: девчонка сверху пирамиды упала и руку сломала. Шуму было! Тренер по акробатике вылетел со своего места пробкой, даже не обсуждалось. Хорошо хоть если на нары не отправился, или не прибили вечерком в парке. А в дзюдо — ну какие синяки? Бывают ушибы, но не до такой степени. И это нужно очень постараться, чтобы локтем в глаз заехать.

И вообще, то-то я гляжу (молвит мысленный Ирек Римович), Мещеряков пропадает периодически.

То есть он ни разу с синяками не появлялся на тренировках? (спрашивает плотоядно красноволосая грымза).

Ни разу! (Ирек Римович)

Понятно! (Красноволосая грымза). Будем изымать!

Над Игорем Мещеряковым вдруг нависли казематные стены детских домов. Вокруг образовался хоровод: злые гримасы надзирателей-садистов, маниакальные лица неблагополучных детей-сирот. Все они танцевали вокруг Игоря, радуясь новой жертве.

Докапывальщики! Они настгли его, загнали его в угол, стреножили и скоро пожрут. Сколько лет ему удавалось бегать от докапывальщиков! Сколько лет он ухитрялся обходить их ловушки, сглаживать нападения, как в айкидо, прорабатывать каждый шаг, чтобы не навернуться в уготовленную ему яму! Ни один человек, ни даже родители, не подозревали, какую ожесточенную войну Игорь вел все эти годы, дзюдо и Римович отдыхают.

Сейчас единственный человек, который может быть на их стороне — Петров, Виктор Петрович. К нему на прием они успели попасть заблаговременно, до прихода этих двух. Но если подключить Петрова, то, во-первых, всплывет история с лунатизмом и неадекватной психикой. И неизвестно, что хуже — детдом или психушка. А во-вторых, не факт, что Петров станет добрым самаритянином. Ну он повторит то, что родители сами сказали ему на встрече. Но подчеркнет при этом, что сам он ничего еще не проверял, Игоря он знать не знает, как и всю их мутную семейку, так что разбирайтесь сами. Вот и вся защита.

Игорь вспотел. Страх сменился ужасом, когда он увидел, как в маминых глазах мелькнуло отчаяние.

- Я понятия не имею, как у других ребят,- проговорила мама, стараясь сохранить свои позиции.

- То есть ваш сын приходит постоянно с тренировок с синяками, и вы даже не поинтересовались, как это обстоит с другими детьми? Не позвонили тренеру? Не подняли этот вопрос в спорткомитете? - по-доброму уточнила добрая.

Он вдруг понял, что нужно делать. Игорь Мещеряков вдруг понял, что нужно сейчас делать. Он явственно видел, что мама готова сдаться. Ее следующая фраза будет о том, как в шесть лет Игорь впервые встал ночью с постели, дошкандыбал во сне до прихожей и звезданулся об пол, как какой-нибудь Шалтай-Болтай. И тогда ему кабзда. Узнают эти две — узнают все.

- Это не от тренировок! - выпалил он.

Продолжение следует...

- Ты прикинь, Игорюня, я долго думал, что это я сам такой орел. Не доходило до меня, что поддался он мне тогда. Ну чтобы вдохновить. Тренер специально его подговорил. И все вокруг мне свистели, и потом тот чел поднялся и руку мне пожал. Я после этого случая тренировался, как припадочный.

Они с отцом заняли места для зрителей. Отец купил попкорн, и они его жевали. Объявили о начале состязаний. На ковер стали выходить соперники, их имена объявляли по микрофону. Их имена ничего не говорили Игорю, поэтому он их не запоминал, наблюдая сверху за происходящим без эмоций. Сам спорт представлялся ему обычной возней. Смысла — ноль, толку — ноль. Даже подзадоривания отца его не воодушевляли.

- Смотри, как он его! Ничего себе, молоток! По-любому в финал выйдет! Так его, давай! Смотри, у них же веса разные, куда судья смотрит?!

Игорь послушно отсидел всю программу. Под конец он не смотрел на соревнующихся, а разглядывал людей вокруг, потому как на матах он уже вряд ли увидит что-либо новое. Все схватки как по шаблону. Одну посмотрел — и хватит на всю жизнь. Ему просто нравилось сидеть рядышком с отцом, самозабвенно поглощать попкорн и пассивно наблюдать. Но лучше бы они пошли все-таки смотреть облака.

Он полагал, что после объявления победителей они с отцом тут же отчалят. Но батя вдруг ни с того ни с сего потащил его вниз к матам. Половина участников уже разошлась. Кто-то из оставшихся натягивал кроссовки, кто-то обсуждал прошедший бой. Отец на секунду оставил Игоря болтаться самого по себе и подошел к низенькому, сухощавому типу. Типа этого Игорь наблюдал сверху в течение всего времени соревнований. Тип имел восточную внешность — татарин или монгол. Бурят, может быть. Они с отцом поздоровались, о чем-то переговорили. После чего отец дал Игорю знак приблизиться.

Игорь с опаской сделал это. Он не представлял, в чем подвох, но ожидание подвоха от любой нестандартной ситуации уже входило у него в привычку. Низенький придирчиво оглядел его с головы до ног, словно намеревался купить его, отвезти в свою Бурятию и там съесть.

- Знакомься, Игорюня,- бодро  изрек отец.- Наш городской тренер, Ирек Римович.

Ирек Римович протянул Игорю руку. Игорь на всякий случай вытер ладонь от остатков попкорна и пожал.

На том и закончили, попрощались, двинули в сторону дома. А уже вечером отец выстрелил:

- Игорюнь, я тебя записал к Иреку Римовичу в секцию. Будешь ходить к нему два раза в неделю. Будешь дзюдоистом.

Он был так огорошен, что подавился слюнями. От растерянности даже забыл, что в таких случаях иногда полезно с ходу закатить истерику. И хотя часто с предками этот финт не срабатывал, попытаться стоило. Но нужно было закатывать сразу, пока горячо. Истерику он не закатил, только зырил и холодел, и шанс был упущен.

- А зачем?- пролепетал он.

- Что значит — зачем?- удивился отец.- Поднатаскаешься. Окрепнешь. В жизни пригодится по-любому.

- Я не хочу!- заныл Игорь.

- Что значит — не хочу? Да ты чего, Игорюня! Все пацаны в детстве спортом должны заниматься. Я тебе как бывший боксер говорю. В будущем пригодится по-любому. Потом еще спасибо скажешь!

«Спасибо» Игорь не сказал. Ни отцу, ни матери. До сих пор убить готов за такую подставу.

Первое же занятие «задалось» сразу. С почина. По пути во дворец спорта Игорь угодил под дождь. Это был мерзкий осенний дождик, с мерзкими порывами ветра, с мерзкими же лужами повсюду и с мерзким настроением пешеходов. Зонты Игорь терпеть не мог. Зонты любили использовать докапывальщики, чтобы выбить глаз; а он не докапывальщик. Поэтому в случае, если дождь, он передвигался перебежками от дерева к дереву. Или дожидался под козырьком любой парадной, пока схлынет. Но сейчас он должен явиться на занятия вовремя, родители накануне сделали ему обильное внушение о пользе тех или иных вещей, в первую очередь — дзюдо. Игорь в силу возраста не нашел стойких возражений. Кроме как неприятие и страх ему нечего было предъявить в противовес, но неприятие и страх не котировались. Сошлись на том, что Игорь попробует. Тебе просто нужно попробовать, Игорь. Сам не заметишь, как втянешься. Потом еще благодарить будешь. В будущем…

Он кое-как добрался до дворца спорта, сайгача через лужи, и по прибытии на его голове сформировалась забавная пакля. Он придал ей гротескности, отжав волосы руками, тем самым превратив паклю в два разноторчащих пучка. Таким и заявился.

Ирека Римовича Игорь обнаружил практически на том же месте, где они познакомились накануне, словно там ему было намазано. Игорь робко дал знать, что явился, и был бесцеремонно направлен в раздевалку. В рюкзаке Игоря имелось свеженькое белое кимоно, которое чудесным образом нашлось вчера дома. Хитрые предки. Хитрые и продуманные. Все спланировали заранее, и кимоно прикупили. Никакая это была не мужская экспедиция, а ловушка. Это било больнее, чем все остальное.

Еще кеды там наличествовали, в рюкзаке… Кеды претендовали на персональное отступление. Кеды вообще были куплены для уроков физкультуры к сентябрю. Проблема заключалась в том, что куплены они были без Игоря, на глаз. И так уж получилось, что мама промахнулась малек в оценке игоревых конечностей. На пару размеров.

В принципе, катастрофы не случилось. Если затянуть шнурками потуже, то вполне удобоносимые, для физры сойдет, не в поход же ему в них ходить по горным кручам. С виду только, как лыжи. Но в школе это, на удивление, докапывальщиков не приманило, и никто не просил дать покататься.

В раздевалке стояли шкафчики в два ряда. Между ними по центру тянулись скамейки. Раздевалка была набита ребятами-дзюдоистами. Кто-то переодевался, кто-то уже был переодет и сидел на скамейке, балакая. Насколько Игорь бегло выяснил, строгих возрастных рамок здесь не имелось. Занимались и пацаны его возраста, и парни постарше. Атмосфера преобладала ироничная. Даже с налетом троллинга. Нормально. Все давно знакомы, переодеваются, подкалывают, хохмят, что-то рассказывают, подначивают и критикуют. Привычные дела, спасаться бегством пока рано. Игорь по-партизански проник в раздевалку, бросая быстрые взгляды исподлобья. Народ воззрился на него и минуту изучал. Но с открытой ладонью никто не ринулся, видимо, этому Ирек Римович их не учил. Или не заслужил еще Игорь, чтобы ему руку жали. Так, поглазели только и сделали вид, словно его и нет. «Ну и правильно, - подумал Игорь. - Мне же спокойнее».

Игорь наугад выбрал шкаф с торчащим ключом и открыл его. В нем было пусто, только внизу воняли чьи-то носки столетней давности.

- Это Вовчика шкафчик,- бросил кто-то.

Игорь испуганно вскинул голову, но на него никто не смотрел. Как будто помстилось… На всякий случай он перешел к другому шкафчику. Открыл его. Сей оказался девственно пуст, никаких дедовских носков или другой потной рванины. Игорь помедлил, ожидая, что сейчас ему скажут, что это Славика шкафчик, а потом к следующему — это Мишкин шкафчик, и так далее, пока он не испробует все шкафчики. Знаем, читали. Но никто в его сторону больше не вякал, и Игорь немного расслабился. Стянул одежду, переоделся в кимоно. Как надевать кимоно, ему вчера показал отец. И не успокоился, пока Игорь не запомнил. Потом Игорь натянул кеды, обвязал ключ от шкафчика вокруг запястья и выпрямился.

И вот стоит он посреди раздевалки, в своих чудовищных кедах-освободите-лыжню, в кимоно, подпоясанный, с красными пятнами на щеках от смущения, с двумя торчащими пучками волос после дождя. О букетах на голове он, кстати, не догадывался. Тут не дамская комната, зеркалами не увешано. Висит одно на выходе, но до него далеко. Постепенно ребята стали к нему оборачиваться: сначала один, потом ближайшие, потом все без исключения. В раздевалке установилась глобальная тишина, и Игорь обнаружил себя в центре внимания. Все пялились на него. Гнетущее молчание затягивалось. Кто-то в толпе пробормотал:

- Кого-то мне напоминает… Из цирка же!

В дальнем углу кто-то начал хихикать. Хихиканье распространилось молниеносно, как пламя, и через секунду раздевалку наполнил громовой хохот. Он, этот хохот, накатывал со всех сторон, как армия орков. Впоследствии Игорь часто удивлялся, как ему удалось сохранить себя на месте в этот момент и не удрать.

Он продолжал стоять, тупо пялясь в пол, становясь кумачовым. Он понятия не имел, с хрена ли всем весело. Даже если он в чем-то налажал - он что, супердзюдоист? Откуда ему знать все их долбаные правила? Долбаный Ирек Римович ничего ему не объяснил, просто спровадил переодеваться. Сейчас Игорь был самым несчастным человеком на земле. И впервые он испытал жгучую ненависть к родителям. Они заставляли его сюда прийти, а когда он начал сопротивляться, они вынудили его своими манипуляторскими замашками. Он ненавидел эту комнату, эту раздевалку, он ненавидел это гогочущее стадо обезьян вокруг себя, которые только что не бросаются в него шкурками от бананов.

Но больше всего он ненавидел себя самого. Он ненавидел свою беспомощность, он ненавидел тот факт, что он такой. Он не смог дать отпор родителям, когда у него был шанс. Он не смог настоять на нормальных кедах. Он не смог смотреть прямо в лицо изгалявшейся толпе в раздевалке. Он не смог подойти к тренеру, вежливо послать того на хрен, и гордо удалиться.

Парни ржали, а Игорь прилагал усилия, чтобы не зареветь. Такая вот она, юность.

- Чувак, ты ж настоящий Петрушка! - гоготнул один из парней — повыше и постарше остальных. - Реально, Петрушка.

Новый взрыв хохота. Игорь ожидал еще издевок, но вместо этого высокий парень подошел к нему и протянул руку.

- Борян,- представился он.

- Игорь...- промямлил Игорь и с опаской пожал руку, ожидая какого угодно подвоха. Но подвоха не случилось, пожатие парня было крепким и дружеским.

- Игорь-Петрушка!- противно захихикал один из когорты. Внешность у чувака была такой же мерзкой, как и его хихиканье.

- Ты-то чего ржешь, Лесной Орел,- обернулся Борян, и все снова засмеялись.- Сам в зеркале себя видел?

Борян вновь оглядел Игоря, потом кивнул на ключ от шкафчика, который Игорь обвязал вокруг запястья. Игорь то ли видел где-то, что так нужно делать, то ли читал.

- На руку не вешай,- предупредил он.- Поранишься как нефиг делать. Или пацанов поранишь. Тут не бассейн.

- На ногу повесь, и в кед сунь, там у тебя места дофига, в кедах,- выкрикнул вихрастый мальчишка, и снова раздалось добродушное гы-гы.

Игорь послушно стал перевешивать ключ на лодыжку, однако Борян со смехом его остановил.

- Не слушай его. Это Васек, он хохол.

- Белорус я! - выкрикнул Васек.

- Один хрен майдановец,- отмахнулся Борян. Потом объяснил Игорю:- На матах все равно обувь снять нужно. А будет ключ на ноге висеть, то стопудово травма. Тренер кричит, что скоро шкафчики поменяют, будем магнитными браслетами открывать. Но когда поменяют, хрен знает, а пока – голимый зашквар. Там в зале крючки есть, туда ключи вешаем. Только номер свой запомни, чтобы чужой не взять и не облажаться. А то подумают, что ты крыса. Тогда побьют. И будут правы.- Он ободряюще подмигнул.- Но крыс у нас нет, так-то. И камеры стоят, вон в углу.

Он кивнул на камеру. Игорь послушно посмотрел в том направлении, чтобы удостовериться.

В раздевалку юркнул тренер, Ирек Римович.

- Бойцы, харе развлекаться!- рявкнул он.- Живо на разминку, время пошло.

Дзюдоисты гурьбой повалили мимо Игоря. Он же продолжал стоять, оболваненный и несчастный. Кто-то ободряюще хлопнул его по плечу, и он едва не взвыл. Последним мимо прошел тот мерзкий пацан, которого Борян назвал Лесным Орлом.

- Петрушка, хе-хе!- осклабился пацан.

И все исчезли. Игорь секунду раздумывал, не начать ли вновь переодеваться. Скажет дома, что передумал. А потом? Батя, чего доброго, возьмет Игоря за руку и приведет сюда силком. Под веселое гиканье пацанов. Так что Игорь вздохнул и обреченно потопал вслед за всеми.

Пацаны выстроились в шеренгу по росту. Ирек Римович указал Игорю его место в ряду. Все произошло так быстро, что Игорь не успел оглядеться, чтобы найти упомянутые крючки и повесить ключ от шкафчика. А спросить постеснялся. Сжал ключ в кулаке и втиснулся между двумя ребятами в кимоно.

Тренер поклонился, пацаны поклонились в ответ. И Игорь поклонился, куда же деваться теперь.

- Для новеньких, еще раз,- объявил тренер.- Зовут меня Ирек Римович. Если трудно запомнить, можно просто «тренер».

- Ирек Имович, тренер,- стебанулся кто-то в строю, и послышались смешки.

- Отставить смех!- беззлобно бросил тренер. - На пра-во! Десять кругов по залу.

Все двинули трусцой по периметру. Игорь, у которого с бегом всегда были проблемы, пребывал в таком стрессовом состоянии, что даже не запыхался в этот раз. Хотя отмахали они как минимум километр. Он бежал, сосредоточенно глядя в спину бегущего впереди пацана, опасаясь, что бежит недостаточно быстро, и позади бегущий пацан вот-вот наступит ему на пятку, или пнет под зад, сжимал ключи в кулаке изо всех сил и проклинал существование.

Набегавшись, сняли обувь, зашли на ковер. Пацаны разбились на пары для спарринга, Игорь озирался. К нему подошел тренер.

- Первую неделю не тренируешься,- сообщил он.- А то и две, как пойдет. Научись падать. Покажу один раз, запоминай. Кувырок через голову.- Ирек Римович бросился на ковер, совершил быстрый кульбит и вновь встал на ноги, как солдатик.- Запомнил? Кувырок через плечо!- Еще один стремительный кульбит, от которого у Игоря заныло под ложечкой.- Запомнил? Кувырок назад. Запомнил? Отрабатывай.

Около часа Игорь валтузился на матах туда-сюда, по выделенной специально для него условной дорожке, отрабатывая кувырки. Сначала — коряво и зажато, чуть позже — уже увереннее. Периодически ребята в запале борьбы выскакивали на перешеек, по которому Игорь кувыркался. Так что ему приходилось держать дополнительный прицел, чтобы не угодить кому-нибудь под ноги. Ключ он по-прежнему сжимал в кулаке, и вскоре это заметил тренер.

Тот приблизился быстрым шагом.

- Что в кулаке?

Игорь виновато разжал кулак. За это время он успел поранить ладонь, и теперь из небольшой ранки просочились первые капли крови.

- У нас ключи на крючки вешают, Мещеряков, ты чего, вчера родился?- презрительно буркнул тренер. - Вон крючки, иди и повесь.

«А кто мне об этом должен был сказать?- психовал Игорь про себя, направляясь к крючкам.- Борян? Так-то ты у нас тренер хренов. Правильно кто-то в строю постебался, реально Имович, по-другому не скажешь».

Больше его не дергали в тот день. Тренер разрешил до конца тренировки посидеть на лавочке, понаблюдать за народом, что Игорь с удовольствием и сделал. Наблюдать он любил, таки да! Пассивно. И осмысливать. Как, например, сейчас он осмыслил, насколько вся эта атмосфера ему чужда. Теперь у него есть аргументы для спора с предками. Тренер — дебил. Даже про крючки не сказал, и Игорь поранил руку ключами.

Когда весь этот ад подошел к концу, и тренер спросил Игоря, понравилось ли ему, Игорь ожесточенно закивал. Угу, понравилось. Базара ноль, как тут может не понравиться, он просто в дичайшем восторге до конца жизни. И тут же — юрк в раздевалку. Ну вас нафиг с вашим дзюдо.

Игорь переоделся метеором и ринулся наружу, пока до него опять кто-нибудь не докопался. Или на вторую смену не оставили, раз, говорит, ему так понравилось. Он перевел дух, лишь очутившись на приличном расстоянии от дворца спорта. Дождь закончился, на лужах посверкивало тусклое, заходящее солнце. Лица прохожих оживились, подобрели. Щебетали вечерние птицы. На дорогах образовались плотные пробки — как всегда во время или после дождя. Из многих салонов доносилась музыка.

Жизнь налаживалась.

- Петрушка, э-ба-на! Петрушка гребаный! Ты где выступал, Петрушка?! Где твой цирк, Петрушка, пропил чтоле?

Игорь вздрогнул и, вжав голову в плечи, обернулся. Позади наличествовал злобный Лесной Орел и строил злобные гримасы.

- Петрушка! Петрушка!- долдонил тот, как дебил.

Игорь пораскинул мозгами и посчитал, что игнор в данной ситуации — самая верная тактика. Сейчас этот хрен моржовый пообзывается малек и отвалит. Видя, что Игорь не ведется на обзывания, он должен потерять интерес и пойти поискать что-нибудь другое. Игорь возобновил свой путь, жалея, что у него нет наушников.

Но преследователь не отваливал. Лесной Орел был предводителем местных докапывальщиков. Он вобрал в себя их всех, стал глашатаем, Дартом Вейдером докапывальщиков.

- Петрушка! Петрушка! - глаголил кретин, волочась следом на некотором расстоянии, как использованный презерватив.- Петрушка, где цирк? Цирк уехал, Петрушки остались! Петрушка, че? Забыли Петрушку, Петрушка плачет. Петрушка, че!

Игорю с ужасом показалось, что этот нетопырь читает рэп. Он психанул. Он тоже не железный. Особенно сегодня, начиная с попыток спастись от дождя и заканчивая саднящей болью в ладони. Он резко обернулся:

- А ты — Лесной Орел!- рявкнул он.- Лесной Орел, че! Лесной Орел, че! Орлы улетели, птенцов растеряли.

Его противник молниеносно обратился в Голлума. У него и так лицо было, мягко сказать, неказистым. А теперь стало вовсе безобразным. Зубы обнажились, глаза выкатились, разве что слюна не закапала. Сейчас он завопит «Моя прелесть пропала!», испуганно подумал Игорь.

- Еще раз скажешь, убью тебя, понял?!- вместо этого завопил тот.- Подкараулю и убью, понял?! Под машину толкну, понял?! Че ты, понял?! Кирпич с крыши сброшу, понял?! Наркоманов подговорю, они тебя грохнут, понял?! Че ты, понял?!

Похоже, опять какой-то рэп. Игорь поежился и понял. Такие, как Лесной Орел, не клюют. Они кусаются, поэтому - лесные. Борян знает толк в прозвищах. А ему, Игорю, на сегодня — сверхдостаточно. Он молча развернулся, стиснул зубы и двинул в сторону дома. Он лишь надеялся, что Орел не оглоушит его сзади палкой, не бросит камень и не ткнет ножиком или спицей какой-нибудь.

То ли ему по пути было, то ли развлечения ради, но тащился Лесной Орел за ним добрых два квартала. И не просто тащился, но и читал во всеуслышание свой идиотский рэп про Петрушку, попутно злобствуя и гримасничая. В общем, привлекал как мог народ и собак со всех окраин. Игоря поразило, что прохожие пялились почему-то именно на него, на Игоря. Хотя главный неадекватыш и гвоздь сезона безобразничал сзади.

Потом внезапно - тишина. Лесной отвалил. Может, двинул своей дорогой, а может, подустал просто. Или засек новую цель — другого Петрушку или Арлекина, или кота какого-нибудь, и резко переключился. А то и машина сбила. Или кирпич упал с крыши. В любом случае, Игорь не горел выяснять, куда тот делся.

В тот день Игорь видел Лесного Орла в первый и последний раз. Спасибо судьбе хоть за эту милость. И не потому так случилось, что Игорь бросил спортивную секцию. Отнюдь! Наоборот, Лесной сам бросил. Ушел домой и больше не явился. Как-то раз Игорь случайно услышал в раздевалке, пацаны обсуждали кого-то из секции. Этого кого-то из их секции избил батя до свинячьего визга. Потом милиция, органы опеки, суд, все дела. Избитый крендель - в больнице. Игорю нравилось думать, что этим «кем-то» мог быть Лесной, но наверняка он не знал. Борян, к примеру, тоже вскорости перестал посещать тренировки. Вообще, мало кто из ребят держался хотя бы год, только самые целеустремленные фанаты. Все менялось с взрослением, появлялись новые увлечения, новые цели, новые проблемы. Клиповое мышление равно клиповая жизнь. Игорь же оставался старожилом поневоле. Он ненавидел этот статус.

В тот вечер он все-таки устроил дома истерику, но метаться было поздно. Предки выслушали его: папа — озадаченно, мама — без эмоций. Они даже покивали головами, а отец в довесок почесал в затылке. А потом выдал то, о чем Игорь должен был и сам догадаться:

- Ну слушай, Игорюня, я ж на месяц абонемент оплатил. Деньги не вернуть уже, как-то стремно получится, если ты сейчас бросишь. Ты даже не попробовал! Что такое — один день! Ты походи месяц, потом порешаем. Втянешься по-любому. Потом еще спасибо скажешь.

Несмотря на то, что Борис быстро выбыл из строя, да и Лесной Орел пропал, прозвище прицепилось к Игорю намертво. Порой ему казалось, что пацаны и не знают его настоящего имени. И тренер не знает. Тренер звал его по фамилии. Остальные — исключительно «Петрушкой». Часто — вариативно. Петро. Или Петруня. Петраковский. Петрусевич. Петрарка. Петенька. Изгалялись, как могли. Стоило Игорю подумать, что прозвище может перекочевать в школу, как его начинало трясти мелкой сыпью, как карманную собачку. Город-то небольшой. Кто-то кого-то знает, пацаны болтают, то-се. Он и так в школе не на хорошем счету среди учеников. А если узнают про «Петрушку», ему конец. Зачмырят. И что ему тогда, стреляться? Или школу менять?

Так он и шагал по тонкому льду. Ведь когда прошел первый месяц, то конечно же, ничего не изменилось. Отец молчком оплатил новый абонемент и поставил Игоря перед фактом. Ты ведь привык уже, Игорюнь! Ну вот и молоток, потом еще спасибо скажешь.

Продолжение следует...

- Главное, что он сам не Петя Петров,- парировала Вероника.- И это сейчас самый актуальный вопрос.

- Да ладно, я просто разрядить,- обиделся Сергей, что шутку не оценили. Игорь, правда, оценил, но не подал виду. Ему вообще нравились шутки отца. Они были трехкопеечными и без выкрутасов. Мама часто эти шутки троллила. Порой весьма тонко, так что отец терялся.

Обиды отца на мать были столь же грошовыми и длились пару секунд, после чего он все забывал. Родители пошли на ресепшен, оформлять бумаги и вносить соответствующую плату, Игорь в финансово-деловых вопросах не участвовал. Он стянул бахилы и встал сбоку от входной стеклянной двери. Солнце снаружи лилось неистово, внутри холодили кондеры. Игорь любил лето, любил солнце. Солнце и жара ассоциировались с относительной свободой и счастьем, что бы ни значили эти слова на самом деле.

Мимо прошли женщина и девочка, чуть младше него, держась за руки. Игорь не смотрел на них, он вообще избегал смотреть на кого бы то ни было, но с некоторых пор его «боковые» чувства приобрели феноменальную силу. Он видел все вокруг, подмечал любой нюанс, глядя при этом куда-то в светлую даль. Он точно знал, что эти двое пялятся. Что ж, это понятно, сегодня он — гвоздь программы. Успокаивало лишь то, что смотрят эти не на него. Смотрят — на фингал. Его самого не видят за фингалом, не видят Игоря Мещерякова.

Они покинули клинику и двинулись к стоянке, где их ждал синий Хендай. Расстояние преодолевали молча, как партизаны в тылу. Игоря всегда прикалывало, как они идут втроем, когда втроем. Отец шел впереди, как гусак, он всегда торопился и ничего не успевал. Мама демонстративно сохраняла хладнокровие и отказывалась подстраиваться под папин ритм, поэтому телепалась сзади. Игорь же, в стремлении угодить обоим, болтался в промежутке, то ускоряясь, то сбавляя темп.

В машине отец спросил:

- Ну что ты думаешь?

- Про сына Петра?- уточнила мама.

- Ну…

- Он — молодец, этот сын Петра,- бросила она равнодушно. - Начал давать советы только после того, как раскрутил нас на сеансы. А пока не раскрутил, давал лекцию про французских сыщиков, которая нам очень поможет в жизни.

- Так-то да...- Отец обескураженно положил руки на руль и взглянул сквозь ветровое стекло.- Думаешь, фигня все? Развод очередной?

- Вряд ли развод. Его хвалят. В интернете у него рейтинг 4,9 из пяти. Хотя может сам накрутил себе... Но его знают люди. На работе одна сотрудница к нему дочку водила, он ее от энуреза вылечил.

- Понятно…

Игорь внимательно прислушивался, делая вид, что ему все равно.

- Слушай, я так и не понял последнюю фишку,- сказал отец.- Что значит — все изменилось, потому что начали об этом говорить?

- Всего лишь очередная теория,- отозвалась мама.- Феномен Баадера какого-то там, хрен разбери. Суть в том, что если начинаешь говорить о том, чего нет, то это потом начинает случаться. Не обязательно с тобой, может, с соседом, или в газете прочтешь. Но где-то случится.

- Так ведь он сам и начал об этом говорить! Петров! О лунатиках-преступниках. Получается, это он будет виноват, если что?

- Да, Сергей,- ровно ответила мама.- Он будет виноват, если что.

Отец покосился на нее и промолчал. Игорь стиснул зубы, чтобы не заржать. Мамин юмор ему тоже нравился, хоть тот и был изюмчатый. Игорю часто казалось, что достойно оценить этот юмор может только он лично. Он взглянул на зеркальце и внезапно наткнулся на мамин спокойный взгляд.

- Игорь, сам что думаешь? Надо оно тебе?

Он ничего не придумал, кроме как пожать плечами.

- Ясно. Надо продуктов купить,- напомнила отцу мама.- Впереди на углу Пятерочка, давай туда.

Тот послушно двинул машину.

Игорь любил пассивную езду. Он вообще любил пассивность: любил размеренное течение, размеренные ритмы, размеренную жизнь. Ранее — он знал! - люди, подобные ему, мечтали оказаться на необитаемом острове. Вдали от людей. Вдали от докапывальщиков. Либо - пионерами на вновь открытой планете. Для современного человека все это – так себе способы. Сейчас необитаемые острова и планеты не подойдут. От своих клиповых мозгов не убежишь. Такие дела.

Раньше батя часто брал Игоря с собой по делам — просто так, за компанию. Отец занимался установкой пластиковых окон (в этом Петров угодил точно в цель). У него имелось собственное, давно сформированное ИП, и лично он монтаж производил редко, на то были штатные работники. Но замеры снимать он всегда ездил лично.

- Первое впечатление, Игорюнь,- объяснял он.- Есть первое впечатление по телефону, и первое впечатление от личной встречи. Они все решают. Снимать замеры — это бесплатная услуга у нас в городе, и клиент может позвать десять таких кентов, как я. И нужно оказаться лучшим кентом среди всех остальных кентов, чтобы чувак перезвонил и заказал. Так что я никому не доверяю ездить к клиентосам на первую встречу. И трубки сам снимаю.

Больше всего отец любил травить байки. Наследственное: бабушка Игоря была знатной рассказчицей. Была… Сейчас ее нет уже, как и деда, но она жива — такая вот матрица. Потому как живы ее истории, которые она рассказывала Игорьку, а значит — жива какая-то ее часть.

Но и отец не терял лица. Оказался достойным продолжателем. Дома Игорь с отцом почти не общались: тот убегал чуть свет, возвращался поздно, очень часто и в выходные. Общение приходилось как раз на салон автомобиля. Истории отца Игоря завораживали, как еще раньше - истории бабушки. Они были… ненавязчивыми. В них отсутствовало докапывание в любой его форме, истории отца не требовали от Игоря вообще никакой реакции, как подчас требуют истории, рассказанные каким-нибудь словоохотливым пнем. Они просто... струились.

- Прикинь, Игорюня, я в семь лет стал знаменитым, хоть мне и не поверил никто. Да я и сам сейчас не верю. Хех. Мы с предками в Москву ездили. Так, урывками помню. Ну побродили по центру, помню. ЦУМ помню, потому что там предки долго рылись, а я чуть не уснул. Метро помню. На нем поехали куда-то. Вылезли из метро, увидели киоск с мороженым, решили мороженого схавать. Там два мужика крайними были в очереди, мы заняли за ними, стоим. Одного вообще не помню, а второго — да. Даже не его самого, а усы его помню.  Усы мне понравились, я подумал, что прикольные. На самом деле, фиг знает, усы как усы, просто я шкет тогда был…

Мужик увидел, что я на него пялюсь, подмигнул и «козу» показал. Я начал к нему цепляться, заигрывать с ним. Тут и друган его подключился, мы поприкалывались, потом они с родителями разговорились, пока очередь ждали. А потом какая-то тетка подошла со стороны и попросила разрешить ей нас сфоткать. А я и не спросил даже — на фига нас фоткать? Я почему-то подумал, что эта тетка с нами в поезде ехала, а теперь случайно встретила.

Ну в общем сфоткала она нас, мы купили мороженку и разбежались. А через несколько месяцев бабушка притащила домой «Комсомольскую правду» и ткнула меня носом в первую страницу. И я сразу же вспомнил усатого. То же самое место, тот же киоск, и эти двое мужиков из очереди. И хотя овечка та с фотиком обрезала меня с предками, рука моя попала в кадр, и в «Правду» тоже попала. Рука попала, а весь остальной я — нет. Я даже разревелся. И как доказать пацанам, что это я всамделишный? У меня на руке ни шрамов, ни часов, ни браслета, ни фига! Как доказать всем, что я герой, блин, человек года?! Потому что те два мужика в очереди — это Толя Соловьев и Саня Баландин были, космонавты. А их фото сделали как раз перед тем, как они отправились на станцию «Мир» в 90-м году.

- А где сейчас эта газета?- спрашивал Игорь.

Отец обреченно махал рукой.

- Сгорела через пять лет. В соседнем подъезде у дяди Вовы пожар был. И на нас перекинулось. Как раз на родительскую комнату, где та вырезка лежала. Вообще, подозрительный пожар был, я тебе не рассказывал разве?- И тут же, без перехода, начинала струиться новая история.

Особая, почтительная область была посвящена деревенскому фольклору. Прабабушка Игоря жила в деревне в 30 км от города, и отец с дедом и бабушкой часто там зависали, особенно летом. Добирались на дедовском Урале с люлькой, этот мотик застиг и сам Игорь. Только во времена Игоря Урал уже подрастерял свою мощь и все больше пылился в металлическом гараже за домом. Но пару раз, когда дед выкатывал мотоцикл, чтобы дать тому просраться, Игорь получил свою порцию кайфа. Воспоминания об этих поездках он берег пуще, чем собственную жизнь. Потому что в этих воспоминаниях сохранялась жизнь чужая, жизнь деда. Пока жива память, дед тоже жив.

- Прикинь, Игорюня, если бы мы на час позже выехали в тот вечер… По-любому бы встряли, этот Чужак нас бы окочурил по дороге. Предки тогда копошились чет целую вечность, и мы только после 10 вечера стартовали. К деревне подъезжали, когда темень вокруг. Сейчас там фонари вдоль дороги, все чин-чинарем, ну ты сам видел. А тогда… Хех. Топор можно было на темноту повесить, он бы и висел. Если вот так остановиться на дороге, да фару у мотика погасить, да на 10 шагов отойти — назад уже хрен вернешься. Заплутаешь в темноте и в яму сверзишься.

Мне, пацану, конечно, в кайф было в темноте ехать. Впереди только свет от фары, вокруг — темнота, я в люльке сижу, ощущения — как в космосе. Я как раз башку задрал, чтобы на звезды посмотреть, в деревне они яркие-преяркие. Ну и увидел Чужака, как тот падал. А потом и предки увидели, потому что света резко добавилось, как будто фонари зажгли. Только фонарей там не было, я же говорил. Он над нами пролетел как раз, этот объект непоймичто. Мы о Чужаке не подумали сразу. Решили, что самолет падает. Горел он, этот объект в небе. Свалился где-то в лесу, по ту сторону деревни. Нам по первой даже показалось, что прямо в деревню ухнул. Еще я мельком о метеорите подумал, но решил промолчать, потому как мать заохала, а батя губы закусил и тоже занервничал. Мы уж думали, что вместо деревни нас горящие руины будут ждать.

Подъехали — деревня как деревня. Мужики, кто курил, или в тубзик шел, или просто во двор вышел, тоже видели хреновину в небе. Улетела в лес, там и упала. Взрослые выпили, обсудили, и порешили, что нет - не самолет это ни фига, а реально метеорит. Я с пацанами скорешился, и мы договорились завтра идти этот метеорит искать. А через два часа, когда все уже спать завалились, собаки завыли.

Псы в деревне брешут — привычное дело, никто не обращает внимания. Сам же помнишь. Одна загавкает, и все за ней хором. Но в ту ночь никто не гавкал. Выли, как припадочные. Раньше не слышал, чтобы они так выли. Я вскочил, хотя накануне вымотался, смотрю — а родители не спят. Сидят и вслушиваются. Я поначалу не сильно испугался, даже снова заснул. Еще через час кто-то в двери долбиться начал. Не только в нашу, а во все двери в деревне. Утром уже выяснили, что в каждый дом этот Чужак долбился. Всяко никто ему не открыл. Ну его нафиг, лишенца этого. Я снова проснулся и, когда батю с ружьем увидел, тогда уже испугался реально. Не спал больше. Так и шастал этот Чужак из дома в дом, долбился. Спрашивали «кто?» - молчит. А чего он скажет? Чужак — он и есть Чужак. По-любому он на той горящей штуковине к нам долбанулся. Вышел из леса прямиком к нам в деревню.

А наутро канул. И не приходил больше. И собаки не выли в другие ночи. Ты прикинь, Игорюня, мы ведь с пацанами назавтра поперлись в лес, штуковину ту искать. Толпа дебилов. И никто не решился предложить, типа, давайте не пойдем, очково что-то. Стремно было, что другие зачмырят. А я сейчас думаю — никто бы не зачмырил, все бы только обрадовались. Но мы все равно ничего не нашли, и ни на кого не наткнулись. Даже если кто там и прилетел с Альфы Центавра – сгинул, мы там все облазали. Может, обиделся и назад улетел, фиг его знает.

Истории отца могли родиться на пустом месте — вчера, сегодня, сейчас. Он выходил вечером в магаз, а когда возвращался, то Игорь с мамой узнавали, что вот сейчас он столкнулся с челом, которого не видел уже больше 10 лет, и с которым однажды вышла прикольная история. Или он возвращался с работы, и Игорь с мамой узнавали, что только что отец стоял в пробке, и пока он стоял в пробке, он увидел, как на другой стороне улицы грабят инкассаторов. И на следующий день в новостях появлялась заметка об ограблении. И Игорь с мамой удивлялись даже не тому, что отец постоянно попадает в какие-то переделки, а тому, что в видеоновостях не показали крупным планом его машину и его самого, кукующего в пробке.

Родители вернулись из Пятерочки, загрузили пакеты с продуктами в багажник, уселись на свои места.

- В общем, мы чего решили,- бросил отец вполоборота к Игорю.- Ты походи к этому Петрову. Хуже по-любому не будет.

«Может, и будет»,- неожиданно подумал Игорь.

- Ладно,- ровно отозвался он. Поймал в зеркальце взгляд мамы и с готовностью поднял большой палец.

Отец вывел машину со стоянки, и они двинулись сквозь солнечный, душный город в сторону дома. Постепенно мысли Игоря омрачались. Несмотря на лето и каникулы, полностью самому себе Игорь не принадлежал никогда. Потому как секцию дзюдо летом никто не отменял. И именно сегодня вечером ему предстоит идти на очередную тренировку.

Продолжение следует...