Серия «История искусства»

Альфред Стевенс вошел в историю искусства как мастер изысканных, полных недосказанности образов женщин высшего света. Его героини, облаченные в роскошные наряды и запечатленные на фоне блистательных интерьеров, олицетворяли идеализированный мир парижской элиты середины – конца XIX века. Возможно, эти картины служили своего рода эскапизмом, отвлекающим зрителя от бурных социальных потрясений эпохи.

Характерной деталью многих работ Стевенса становится зеркало: в него смотрится героиня, но порой её взгляд обращен к кому-то (или чему-то) невидимому за пределами холста. В этих образах явственно звучат принципы «искусства ради искусства» — женщины и их окружение прекрасны сами по себе, без нарочитого символизма. Эта эстетика, типичная для модернистских течений того времени, у Стевенса обретает дополнительную глубину. Его картины — это истории без однозначного прочтения, и каждый раз зритель может обнаружить в них новые смыслы.

В работе «Подарок» перед нами предстает молодая женщина, изображенная в профиль. Её наряд — типичный для эстетизма: дорогой, но лишенный вычурности, с мягко уложенной прической. В отличие от привычных для Стевенса самоуверенных светских львиц, эта героиня кажется застигнутой врасплох. Её взгляд опущен, губы сжаты — она созерцает фарфоровую статуэтку тигра, замершего в готовности к прыжку. Стилизованная пластика фигурки отсылает к японской мифологии, где тигр — не столько угроза, сколько символ отваги и удачи.

Композиция лишена привычной декоративности: на фоне глухой черной стены выделяются лишь тонкая вышивка скатерти и блеск глазури на статуэтке. Особый акцент сделан на деталях — выпуклых глазах хищника, изогнутом хвосте, бликах света. Но главный драматический элемент — записка, почти выпадающая из расслабленных пальцев женщины. Что за «подарок» перед ней? Стевенс не дает ответа, оставляя зрителю пространство для интерпретаций.

Художник возвращался к этому сюжету не менее пяти раз, включая версию, представленную в Парижском салоне 1866 года. Возможно, его аудитория, увлеченная японскими мотивами, угадывала в тигре позитивный символ. Однако в контексте картины он обретает двойственность — как и сама героиня, балансирующая между созерцанием и тревогой.

Когда речь заходит о Сальвадоре Дали, самые яркие истории балансируют на грани между откровенным вымыслом и абсолютной правдоподобностью — что, в сущности, и есть самая точная формулировка сюрреализма.

Не исключение и его история с Йоко Оно. Они познакомились в 1969 году, когда Оно и Джон Леннон отправились в свадебное путешествие по Европе. Пока журналисты преследовали самую знаменитую пару планеты, новобрачные из Амстердама отправились в Париж, где встретились с Дали за ланчем в отеле Meurice. Их представил друг другу фотограф Роберт Уитакер, сопровождавший The Beatles в середине 1960-х.

О чем говорили трое — осталось загадкой, но, судя по всему, Леннон произвел на Дали сильное впечатление: Уитакер упоминал, что позже художник повесил на стену фотографию музыканта, подвешенную на вешалке. Отношения Дали и Оно продолжились и после гибели Леннона в 1980 году, хотя и приняли довольно странный оборот. Согласно Аманде Лир — французской певице и актрисе, ставшей музой Дали после их встречи в 1965 году, — Оно как-то попросила у художника волос из его знаменитых усов.

Оно была готова заплатить за эту привилегию, что, разумеется, заинтересовало мастера. Однако Дали колебался: он подозревал, что Оно — ведьма, и боялся, что та использует волос в оккультных целях.

«Он не хотел отправлять ей что-то личное, тем более свой волос, — рассказывала Лир в интервью французскому журналу VSD в 2012 году. — Поэтому он велел мне найти в саду сухую травинку, положил её в изящную коробочку и отправил ей». Стоимость «реликвии»? 10 000 долларов. «Он всю жизнь обожал надувать людей, — добавила Лир. — Дали не мог устоять, когда перед ним махали крупным чеком».

Хотя достоверность этой истории проверить невозможно, последнее замечание Лир неоспоримо: Дали действительно обожал деньги. Это объясняет, почему он с таким азартом брался за рекламные проекты.

То же самое стало причиной его увлечения печатной графикой в поздние годы: он понял, что может создать эскиз, поручить другим тиражировать его в сотнях экземпляров — и даже заранее подписывал чистые листы бумаги, чтобы упростить работу ассистентам.

«Любовь к деньгам, подобная моей, есть не что иное, как мистицизм, — говорил он. — Деньги — это слава».

Как сообщает австрийская пресса, сделка по продаже портрета кисти знаменитого австрийского художника Густава Климта за рекордные €30 млн не состоялась из-за неурегулированных вопросов, связанных с происхождением картины в период нацизма.

Анонимный покупатель отказался от приобретения после того, как не удалось достичь соглашения о реституции, призванного прояснить спорные моменты провенанса.

Венский аукционный дом im Kinsky объявил о сенсационной находке — «Портрет фрейлейн Лизер» (1917) — в начале 2024 года. До этого произведение было известно лишь по черно-белой фотографии 1925 года. На ожидаемых торгах в апреле картина ушла за $32 млн. анонимному покупателю из Гонконга. Хотя итоговая сумма оказалась ближе к нижней границе эстимейта, она стала рекордной для аукционов в Австрии.

Однако с момента анонса работа оказалась в центре споров из-за пробелов в провенансе, а после продажи ситуация осложнилась появлением нового потенциального наследника.

Нынешний владелец унаследовал картину в 2022 году, но ее история между 1925-м (когда она находилась у семьи Лизер) и 1961-м (когда ее зафиксировали у наследников нынешнего консигнатора) оставалась загадкой. Этот период включает включении Австрии в состав нацистской Германии (1938–1945), когда еврейское население подвергалось преследованиям, а тысячи произведений искусства были разграблены.

Эрнст Плойль, директор im Kinsky и эксперт по арт-праву, заявил, что нет доказательств незаконного изъятия работы. Однако установить ее историю мешали разногласия о личности изображенной. В семье Лизер — богатых еврейских промышленников — было две возможные модели: дочери Юстуса и Адольфа Лизеров. Картина осталась незавершенной и была найдена в мастерской Климта после его смерти в 1918 году.

Аукционный дом предположил, что работу заказала Генриетта Лизер (бывшая жена Юстуса), так как на фото 1925 года она висела в ее доме. Генриетта была депортирована в 1942 году и погибла в Освенциме.

Газета Der Standard изучила архивы и выдвинула версию, что картина была продана Генриеттой под принуждением после замораживания ее активов нацистами. Покупателем якобы стал Адольф Хагенуэр (член НСДАП, чей тесть служил у Генриетты дворецким). Позже он передал работу дочери, скончавшейся в 2022 году. Хотя обе дочери Лизеров пережили Холокост, ни одна не заявила права на портрет после войны.

Искусствоведы оспорили эту теорию, утверждая, что на портрете изображена Маргарета Лизер, дочь Адольфа. Вайдингер заявил, что ее сын искал картину перед смертью в 2021 году. Der Standard также поставил под вопрос, знала ли семья нынешнего владельца о подлинных обстоятельствах приобретения работы, намекая на «тайну, хранимую поколениями».

Чтобы урегулировать спор, владельцы заключили частное соглашение о реституции с наследниками Адольфа и Генриетты Лизер, пообещав им половину выручки от продажи — в знак признания, что любая сделка с искусством в нацистскую эпоху была незаконной.

Однако после аукциона объявились еще два наследника — потомки Ганса Лизера (брата Маргареты), которые могли претендовать на долю, если картина действительно принадлежала их деду Адольфу. Покупатель попытался договориться со всеми известными наследниками, но один из них отказался подписать соглашение. В итоге сделка была расторгнута.

Im Kinsky не прокомментировали ситуацию, но, по оценкам Der Standard, убытки аукционного дома могут составить €1,5 млн.

В большинстве ренессансных изображений Мадонны в окружении святых внимание зрителя по праву принадлежит Богоматери. Однако в случае с новым приобретением Лондонской Национальной галереи всё иначе. Речь идёт о загадочном алтарном образе, созданном анонимным автором около 1510 года.

Хотя Дева Мария облачена в пламенеющее, красное одеяние, первым приковывает взгляд дракон, распростёртый у ног младенца Христа. Его морда причудливо сочетает черты собаки, льва, морского монстра и скорбящего человека. Из разинутой пасти стекает слюна, обнажая ряд устрашающих клыков, а покрасневшие, слезящиеся глаза почти вызывают сочувствие. Как отмечают в галерее, в искусстве Северной Европы нет аналогов этому дракону.

Эта деталь — лишь одна из многих причуд в иконографии канонического сюжета, выдающих руку талантливого и остроумного мастера. Именно эти качества убедили музей заплатить $21,8 млн за «Деву Марию с Младенцем, святыми Людовиком и Маргаритой» — значительную сумму для произведения безымянного художника.

Алтарный образ наполнен изобретательной символикой:

• Голубь на плече святой Маргариты, покровительницы рожениц, отсылает к легенде о птице, спустившейся с небес, чтобы увенчать её гирляндой из синих и белых цветов.

• Младенец Иисус сжимает в руке щегла — символ его будущих страданий. Ярко-красные пятна на голове и лапке птицы не только перекликаются с одеянием Богородицы, но и напоминают о предании, согласно которому щегол окрасился кровью, выдернув терн из чела Христа.

• Неотёсанные доски у подножия трона намекают на древо креста, а выступающие шляпки гвоздей усиливают аллюзию.

В других элементах картины серьёзность уступает место игре:

• Два ангела по сторонам от Марии музицируют — возможно, празднуя освобождение святой Маргариты из чрева дракона. Ангел слева играет на варгане, звук которого, как отмечают в галерее, «мало ассоциируется с небесной гармонией». Справа другой ангел держит нотную книгу, чьи знаки, вероятно, выдуманы художником.

• На капителях колонн изображены сцены из Ветхого Завета. Хотя имя мастера остаётся неизвестным, анализ даёт подсказки: - Балтийский дуб, на котором написана работа, часто использовали нидерландские живописцы.

• Укороченные ракурсы лиц ангелов и насыщенность деталей сближают автора с Яном Госсартом, а тонкость письма отсылает к традициям Яна ван Эйка и Хуго ван дер Гуса.

• Однако присутствие святого Людовика IX, французского короля XIII века, в мантии с королевскими лилиями, осложняет атрибуцию. Тщательность в передаче его черт (включая шрам на лбу) позволяет предположить, что он мог быть заказчиком алтаря. Не исключено, что автор — франко-фламандец.

«Это редкое и важное пополнение нашей коллекции ранней нидерландской живописи. Алтарь создан талантливым и оригинальным мастером, и я надеюсь, что дальнейшие исследования и публичный показ помогут разгадать эту загадку» - куратор галереи.