Гулькин хрен (окончание)
6. Дерево
Великолепный, просто идеальный ясень с густой кроной и гладкими длинными листьями рос в заброшенном саду через три дома от баб Мани, высотой, наверно, больше тридцати метров. Могучий ствол – в пару обхватов. Мы стояли, задрав головы, и щурились от солнца. Ну, прямо древо жизни!
Забираться оказалось сложновато, но мы помогали друг другу. Я старался запоминать более удобные ветки, чтобы потом одному было сподручнее карабкаться. Женька устроился уже метрах в пяти от земли, на ветке была сколочена площадка из нескольких сгнивших досок, а я залез еще повыше. Достал мобильник, тыкнул в значок мобильного интернета – и правда, ловит! Проверил почту, уведомления, пролистал местные новости. Я почему-то был уверен, что ружье мнимого охотника обязательно выстрелит и размозжит кому-то голову у нас во дворе. Но дядя Гриша затаился и чего-то выжидал – в новостях ни слова о подобном происшествии. А если он никого не убьет до моего возвращения? Что же получается – моя башка тоже под прицелом? Уж лучше бы я никогда не замечал его возни с двустволкой. Вот уж действительно: бремя дара. Так чего же ты ждешь, дядя Гриша?
Недалеко от нас послышались возмущенные покрикивания. Женька сказал, что посмотрит и проворно слез, а через пять минут уже вернулся и сообщил: к бабке пришла соседка и пожаловалась на то, что у неё украли ведро парного молока: «Только отвернулась, а его уж неть».
– У тебя же отец следаком работал?
– Ну да, – подтвердил я.
– Значит, чутье у тебя в генах. Готов раскрыть ограбление века?
Я усмехнулся, скривив рот от подобной гиперболы, и нехотя стал спускаться:
– По кошачьим следам!
– По горячим? – уточнил Женька. – Или ты думаешь, что это кошки ведро молока уволокли?
– Не, это я так назвал очевидные улики применительно к краже молока.
Так и вышло. Несколько мокрых пятен на тропе и дороге, вокруг которых вились мухи, вывели нас к одиноко скучающему на скамейке у своего дома Николаю Ильичу. Пожилой мужик, одетый не по сезону в толстый коричневый пиджак, дремал, привалившись к забору. Но нужно отдать деревенскому щёголю должное: брюк он не надел, предоставив летнему ветерку беспрепятственно овевать хозяйство, почти вывалившееся из семейных трусов. Кепка надвинута на глаза, с нижней губы свисает прилипшая сигаретка, а под носом приютился, не успев спрятаться от новоявленных детективов, свежий молочный след. В палисаднике валялось опрокинутое ведро, в котором, трусливо оглядываясь при малейшем шорохе, устроилась кошка.
– Посмотрю дома, – предложил Женёк, – может, что успел по банкам разлить.
– Давай. А я доложу о преступнике, а потом снова на дерево.
На самом деле мне не терпелось забраться ещё выше настолько, насколько это вообще возможно без опасности для жизни. Я забежал к баб Мане, сообщил соседке, с которой та обсуждала «Пусть говорят», о раскрытом преступлении, предоставив в качестве доказательства ведро. Потом схватил из рюкзака бинокль и помчался к ясеню.
На этот раз я выбирал более оптимальный путь. Миновав площадку, стал карабкаться выше. Одна ветка под ногой предупреждающе затрещала, и я поспешил переместить центр тяжести на другую, царапнув при этом кожу на лодыжке о торчащий сучок.
– Бу!
Сердце дрогнуло. А вмести с ним и рука. Соскользнул, но ловко перецепил хватку. Посмотрев наверх, я увидел Аню, сидящую на толстой ветке с другой стороны ствола. Она убрала большую связку густых веточек, служащих ей прикрытием, и, виновато улыбнувшись, сообщила:
– Один – один.
– А если бы сорвался? – Я поспешил забраться на её уровень и пристроился на соседней ветке.
– Галактик комбо! – Она изобразила руками некое подобие взрыва, но тут же спохватилась и, состроив грустные глазки, добавила: – Я бы расстроилась.
Аня была в той же футболочке, но вместо джинсов теперь красовались совершенно ей не идущие спортивные трико. Хотелось бы верить, что она всерьёз за меня испугалась, но по её виду этого никак нельзя было сказать – беззаботная игривость горела в светлых глазах. Теперь-то я разглядел ее основательней. Нос у неё был с небольшой горбинкой, но казалось: будь он идеальным, то всё испортил бы. А вот глаза, действительно, оказались странные. Она не задерживала на мне взгляд, поэтому я никак не мог их рассмотреть получше. Большие, цвета чистого неба у горизонта, там, где глубокая синь растворяется и бледнеет. И каждый раз, когда мне удавалось зацепиться взглядом, я ощущал себя птицей, застывшей в безмолвном полете над бездной океана. Интересно, оценит ли она подобный комплимент, высказанный вслух, или зарядит пощечину?
– Тоже за интернетом? – спросила Аня. – Или поглазеть из бинокля?
Я только увидел смартфон у нее в руках. Что-то подвела меня моя наблюдательность.
– И то и другое.
– Не помешаю?
– Да не-е-ет. – Глупо получилось.
Я поудобнее пристроился, достал гаджет и стал пролистывать новости.
– Что пишут?
Пообщаться хочет или всё же виноватой себя чувствует за рискованное «Бу»?
– Да у меня сосед ружьё купил, чтоб пристрелить кого-нибудь из особо достающих, но почему-то не торопится. Вот думаю: может, меня ждет?
– С чего ты решил, что он хочет кого-то пристрелить?
– Ну, не в зубах же ей ковыряться. Отмазка «для охоты» отпала сразу, я проверил.
Девушка одобрительно кивнула головой, но уж больно переиграла – явно издевалась.
– И что, много у вас таких, «достающих»?
– Хватает. Опа!
– Что такое?
Я уже шерстил соцсети. Светка поделилась заметкой о кошках от профиля «Мяу-мяу» с аватаркой в виде мультяшной котяры и комментарием: «Какие они миленькие». На фото красовался снятый с удачного ракурса довольный рыжий кот. Из укромного уголка моей памяти всплыл файл с изображением бабы Шуры с похожей божью тварью на руках.
– Котики, – пояснил я Ане, и та пододвинулась поближе, чтобы поглазеть на то, чем я занимаюсь.
Профиль значился в статусе «онлайн», и я быстренько набрал сообщение о том, что заинтересовался, и попросил адрес. Через минуту, пока я пролистывал остальные фото в альбомах – все сплошь кошки, но сняты удивительно удачно и качественно, пришел ответ с адресом. И еще: «Приезжайте! Голубоглазый рыжик ждёт вас!» Точно, баба Шура. Тайна исчезновения домашних питомцев оказалась проста – она их умело сбагривала «в добрые руки», используя все средства современной техники. Но кто их так фоткает?
– Ты его возьмешь? – искренне удивилась Аня.
– А что? – буркнул я, набирая «Что у вас за фотоаппарат?». – Похож на тебя. Приеду домой, буду вспоминать, как меня чуть не угробила голубоглазая красотка, и отыгрываться на Рыжике.
Спустя какое-то время пришел ответ с моделью фотоаппарата. Я загуглил. Ого! Дороговато. Но она могла просто переписать название с камеры. «Китовый брали?» На этот вопрос сама бабка не ответит, если только ей не помогает какой-нибудь сосед или внучок. Но, на сколько, я знал, она была одинокой старушенцией. «Ага. 18-140 VR».
– А что ты так фотиком заинтересовался? – Девушка, похоже, засомневалась в моих намерениях приобрести котика.
– Да это бабка из соседнего подъезда. – Я не видел причин скрывать от Ани свои наблюдения. – Странно.
– Ты сам странный, – ляпнула она, но тут же спохватилась, не дав мне даже уточнить, в чём именно, и затараторила дальше: – А я в десятый пойду уже в городе. Буду жить у тётки.
Лучше сделать вид, что мне это не интересно: появился шанс привлечь её внимание к своей особе. Я даже, наверно, чуть покраснел и, чтобы отвлечься, продолжил переписку с престарелой кошатницей: «А я живу рядом с вами! Ждите на чай, баб Шура! И оставьте мне Рыжика!» В ответ пришел счастливый смайлик.
Анна заулыбалась.
– Болит? – Кивком головы она дала понять, что имеет в виду вчерашнюю пощечину.
– Чудовищно. – Я не отрывался от экрана смартфона, хотя больше всего на свете в этот момент хотелось увидеть её лицо.
Девушка сначала робко протянула руку, потом увереннее и коснулась моей щеки. Погладила. Ничего особенного, но я вдруг сам превратился в того Рыжика, и мне так захотелось замурлыкать, что, кажется, я даже наклонил голову, чтобы улечься в её ладонь поудобнее. Она убрала руку.
– Легче не стало, – пожаловался я.
Теперь уже я боялся посмотреть на неё.
– Думаешь, я буду целовать тебя в первый же день знакомства?
Чёрт! Я никогда еще так густо не краснел. И вроде не пятнадцать, чтоб вот так реагировать на близость симпатичной девчонки и её провокацию. Я онемел.
Благо меня спас Женёк. Вот настоящий друг!
– Серый!
– Тут я!
– Ни фига ты высоко забрался! Только ноги видно! Слезай! Еще одно ограбление!
Глядя на Аню, я пожал плечами: мол, делать нечего – долг зовет.
– Какая у вас напряженная криминальная обстановка. Правильно делаешь, что уезжаешь в город.
– Да уж, – усмехнулась она, не спуская с меня глаз, – возможность словить пулю от кровожадного недоохотника – куда более привлекательная перспективка.
Смешная.
– Ты вернешься? – бросила она мне вдогонку.
Я задержался в паре метров ниже, но не нашелся, что ответить:
– Не знаю.
И посмотрел на нее. Наши взгляды сцепились. Так продолжалось, наверняка, пару секунд, но вспыхнувшее чувство поставило время на паузу. Мне показалось, она вот-вот скажет словами героини сериала с футболки: «Ничего-то ты не знаешь…», но Аня молча смотрела и, наверно, ждала другого ответа. И он у меня был. Я уже и рот мысленно открыл, чтобы его озвучить, но Голубоглазая опередила:
– Конечно, вернешься.
И я, конечно, вернулся. Но сначала раскрыл очередное преступление.
У Николая Ильича спёрли портсигар. Он завалился к баб Мане, возмущенно размахивая руками, но тут же присмирел, когда увидел нас с Женькой. Присел на стуле и уже спокойно, уверенным пропитым голосом приступил к жалобе:
– Немецкий. Серебряный. От отца. С гра… гра.. с картинкой. И даже нумер имел!
Он поднял вверх указательный палец в знак важности данной детали.
– А нумер помните? – задал я вопрос с интонацией заинтересованного участия. Жаль, не было под рукой блокнотика и ручки для полноты образа.
– Что?
– Нумер с портсигара. Мы бы пробили по базе.
– Не. Не помню, – мотнул головой алкаш и, пожевав задумчиво слюни-мысли, подкинул идейку: – Похоже на серию.
– Что? – не понял я сразу.
– Ну, серийный маньяк. Грабитель.
Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться.
– А ничего, что первую кражу совершили вы?
Николай Ильич виновато уставился в пол.
А я глянул на Женьку. Того, понятное дело, весь этот спектакль веселил. Скорее всего, он и не предполагал, что недавний вор пойдет жаловаться на пропавшую безделицу. Но раз пришел – чего бы и не поржать. Ни намека на то, что Женьке хоть немного было стыдно. Конечно, ему за это ничего не будет, а в городе подобную вещицу можно толкнуть по нехилой цене, но все же… это воровство, как ни крути. В тот самый миг какая-то часть крепких дружеских уз, связывающих нас, ослабла. Я глубоко вздохнул и подошел к Николаю Ильичу.
– Идите домой. Проспитесь. Утро вечера мудренее.
С моей помощью любитель парного молочка поднялся и направился к выходу.
Потоптавшись у дверей, подозвал меня и прошептал, чтобы слышал только я:
– Найди, пожалуйста. Это всё, что осталось у меня. Настоящего. Я когда его касаюсь, будто в прошлое уношусь, но оно, это прошлое, для меня дороже всего. Дороже вот этого настоящего.
– Гарантирую, – пообещал я.
А с Женьком разговор выдался не из легких.
– Верни.
– Зачем? Мне нужней.
– Поверь: ему нужнее.
– Тебе что, легче станет, если я верну?
Я задумался: действительно, чего это я? Встал на сторону сраной алкашни. Против старого друга. Друга, которого знаю с первого класса. Друга, для которого, как оказалось, украсть у этой алкашни – раз плюнуть. Но вот украл бы он, если бы знал ценность этой вещи для Николая Ильича? Вряд ли что-то изменилось бы. Потому что Женёк не понимает пока значимость воспоминаний.
– Не знаю почему, но да – станет легче, – ответил я.
- Как ты достаешь иногда со своей правильностью! – огрызнулся Женя и направился во двор. – Я на речку! Тебя не зову! Ты же боишься!
Мне вдруг страшно захотелось бежать домой. Без оглядки. Но я побежал к ясеню.
Ани уже там не было. Я просидел почти до самого вечера, забравшись выше прежнего и рассматривая в бинокль необъятные просторы полей и лугов. Никакого желания наблюдать за местными, выявляя их странности, не возникало. Лишь иногда я робко выискивал среди неказистых домов и гнилых заборов знакомую футболку и рыжие локоны волос.
Вечером позвонил маме. Мне так хотелось рассказать про Аню, но я не смог. Все слушал родной возбужденный голос, повествующий о прошедшем собеседовании. Мама всем очень понравилась. Особенно директрисе. Работа, можно сказать, у неё в кармане. Здорово.
Женя вернул портсигар и ходил до конца дня смурной, со мной не разговаривал.
Я твердо решил уехать на следующий день в город. Но…
Утро действительно вечера мудренее.
Началось всё с того, что Николай Ильич разбудил нас звонкой гармонью. И мне это не приснилось. Он, как минимум, тысячу раз со слезами на глазах благодарил Женьку и меня за возвращение памятной вещи. Вчера не мог, так как с радости запил. И принес в подарок монету. От деда. Никаких приятных воспоминаний, связанных с прошлым, от неё возникало, потому и отдавать хорошим людям было не жалко. А не пропил, потому что не мог вспомнить, где лежит, только сегодня утром вдруг обнаружилась. Ну чем не знамение?
Когда Женька увидел монету, у него челюсть отвалилась, так что я сразу понял: ничего ценнее тот в жизни в руках не держал. Он подбежал ко мне, тяжело дыша от радости и переполняющего волнения, похлопал по плечу, подержался за рукав, даже за палец подергал.
– Я на дерево! – выпалил он и скрылся.
Прежний Женька. Но вот будет ли он для меня прежним?
Я налил себе кофе и сел за столом у открытого окошка поразмышлять о случившемся.
И вдруг:
– Бу!
Анька! Снова подловила! Я чуть не подавился куском печенья. Она сияла ярче утреннего солнца и моментально заразила меня своим настроением.
– Два – один?
– Похоже на то, – согласился я, улыбаясь по-глупому. – Сдаюсь.
– Ждал меня вчера? Мама позвала – пришлось уйти.
– Ждал. – Я подумал: «Ничего же страшного, если я признаюсь в этом?»
– Компенсацию хочешь?
То, как она искренне улыбалась при этих словах, и яркие, бесхитростные огоньки в глазах не позволили мне даже предположить ничего такого пошлого. Это могло значить все, что угодно, кроме пошлого. И этим интриговало.
О желании вернуться домой раньше срока я забыл на всё две недели.
Каждый вечер я болтал с мамой. Делился, конечно, не всем. Не буду же я ей рассказывать о первом с Аней поцелуе. Светке – рассказал. Но даже подруге детства я не выложил о том, что хотелось оставить только себе… Как, вытянувшись в одну струнку, мы скатывались с Одинокого холма, не размыкая рук. Смеялись, а, упав в густую траву, льнули друг к другу. И долго не могли нацеловаться. В такие моменты я все время думаю почему-то об одном: что это может и не повториться. Что это лучшие мгновения моей жизни. Их нужно запомнить и разместить по всем папочкам и файликам, чтобы везде хранились только эти воспоминания.
7. Ружьё, которое никогда не выстрелит
Всю дорогу домой я трещал с Аней по телефону. И не спускал глаз с маленького значка обнаружения сети, когда та пропадала, чтобы не пропустить момент её появления, потому что знал: Аня сейчас сидит высоко над землёй и ждёт. А Женька всю дорогу дремал, уткнувшись в грязное стекло маршрутки. И только, когда мы уже ехали по городу, я позвонил маме сообщить о своем прибытии. Она будет вечером. Обед в холодильнике. С секретным ингредиентом.
Сходили на конечной. И если бы Женька спросил меня, кто ещё ехал с нами, я бы ему не ответил. К черту наблюдательность! Попрощались без лишних слов, договорились лишь сходить в кино на следующей неделе.
Последние пару дней я не созванивался со Светой, и тут-то, у самого подъезда, она меня и тормознула входящим.
– Приехал уже? Мне мама твоя сказала, во сколько ты будешь. Стоишь? Лучше сядь.
Я присел на лавочку. От греха подальше. От неё можно ожидать чего угодно.
– Работает! – заорала она так, что проходящая мимо женщина с пакетом продуктов вздрогнула. – Работает! – И далее затараторила без остановки: – Носила каждый день разные. И ты знаешь, сначала вроде ничего не происходило. Только я такая: м-м-м, и так повернусь и эдак. Перед зеркалом. И на полочке пёстро. И сама себе нравлюсь. И уже как-то плевать на внимание мальчишек. Девчонки начали спрашивать, что со мной происходит! Представляешь?! Ксюха-то, звезда, которая нос воротит от всех, и та косо поглядывает. Завидует! Ну, дальше вообще началось несусветное. И Пашка вернуться хочет, умоляет. И Димка глазки строит. Я на шейпинг записалась. За лето, думаю…
– Свет! – Я больше не мог выносить её скороговорки. – Давай потом.
– Ну, ладно, – она даже немного опешила. – А может, ещё что посоветуешь?
А вот это можно.
– Сожги свой дневник. – Давно хотел сказать ей это.
Пауза.
– Мне нужно обдумать.
– Обдумай, – подтвердил я и сбросил вызов.
Была еще одна причина, по которой я хотел побыстрее отделаться от Светки. Во двор вышел покурить дядя Гриша, «недоохотник». Он сидел на лавочке напротив в темно-зелёной майке, спортивных штанах и сланцах. Необычайное внутреннее воодушевление подталкивало меня подойти к нему. Но что я скажу? Как начать разговор и выведать ответы на терзающие вопросы?
И я стал представлять, как выгляжу со стороны. Если бы я был дядей Гришей, а ко мне присел такой вот парень лет семнадцати с глупым выражением лица, чтобы я подумал? Еще вспомнилось, что надо бы зайти к баб Шуре за котом. Это обязательно. Надеюсь, мама не будет против, завидя прибавление в семье.
– Ты ведь следил за мной? – спросил бывший военный, выпустив густую струю дыма. Но, вроде бы, в его голосе не было злобы или вызова. К чему увиливать?
– Да, – подтвердил я и пересел к нему.
– Знаешь, чем иногда заканчиваются такие подгляделки? – И снова без интонации угрозы. Испытывает?
– Видел пару триллеров на эту тему, – ответил я, припомнив “Паранойю” про маньяка-соседа.
– Думаешь в жизни бывает так же, как в кино?
Дядя Гриша курил, не глядя в мою сторону, и вёл себя так, будто разговаривал с невидимкой. Залысина, седеющая по бокам шевелюра, широкий мясистый нос и бугристая кожа, гладко выбритый подбородок, - всё обычно, а вот глаза до того невыразительные и потухшие, что в них нельзя было считать даже грусть и тоску по ушедшим армейским временам.
Понял ли он, о каком фильме подумал я? Вряд ли. Радость от возвращения потихоньку рассеивалась. Я мысленно гнал их прочь, пытаясь сосредоточиться на разговоре, а не на собеседнике. Ощущения были такие же, как и во время глупого аттракциона “Вопрос - Ответ”.
– Был у меня недавно эпизод…
И зачем я ему рассказываю об этом? Две недели в деревне притупили чувство осторожности? Или нет тут никакой опасности?
– … эпизод из разряда “как в кино”.
– Очень интересно. – Дядя Гриша даже курить перестал и наконец-то посмотрел на меня. Всё-таки не было в его глазах ни капли злобы или раздражения – только мудрая доброта с нотками хитрости. – Правда. Хотелось бы послушать, что это за эпизод такой.
– Типчик, похожий на калеку-бомжа, пообещал ответить на любой вопрос и отправил меня в рай на “Двадцать второй” маршрутке.
Бывший вояка хохотнул, хлопнув себя по колену свободной рукой.
– Да ты никак спросил: “Как добраться до рая?” – догадался дядя Гриша сквозь еле сдерживаемый смех. – Зачем тебе это, малец?
– Да глупость сморозил, – поспешил оправдаться я. – С кем не бывает.
Я встал, дав понять, что не намерен продолжать разговор.
– Ладно, малец, не обижайся. – Сосед придержал меня за руку и, кивнув на рюкзак, добавил: – Ну и куда довезла тебя “Двадцать вторая”?
Простой вопрос. Да и ответ-то лежал на поверхности, но я запнулся. Вдруг вспомнил запах пирожков с капустой и благоухание нескошенной травы. Как летал чайкой над океаном. Жажду, одну на двоих, которую утоляли до тошноты, но всё равно не могли остановится. И чувство высоты.
– Туда и довезла, – ответил я, рассматривая трещины на асфальте и ожидая очередной насмешки.
Но дядя Гриша смолчал. Снова закурил, будто потерял интерес ко мне и этой истории. Я украдкой всматривался в суровый профиль человека, бывшего ещё вчера для меня загадкой со скрытой угрозой.
– А как же ружье? – вспомнил я. – Оно же не для охоты?
– Нет. Не для охоты.
– А для чего?
– Ты не поймешь. – Дядя Гриша выкинул окурок и поднялся. – Но я не собираюсь ни в кого стрелять, – заверил он, усмехнувшись. – Ты ведь так подумал? Сейчас полно дегенератов, палящих из окон по прохожим.
– Да, была такая мысль.
– Малец, успокойся, – он по-отцовски положил руку мне на плечо, – не буду я из него стрелять.
И ушёл, пожав мне крепко руку на прощанье. Я смотрел ему вслед и вспоминал Николая Ильича, потом достал из папочки памяти видео с дядей Гришей, ухаживающим за своим ружьём, и понял, что тот не врёт – он, действительно, не будет из него стрелять. Мне показалось даже, что обращался он к оружию, как к живому, как к женщине. Может и имя ему дал.
Откуда-то с верхних этажей мяукнула кошка. Точно. Вперёд, за Рыжиком!
А вечером мы с мамой и котом устроились на диване и включили телек. Я сообщил для начала, что пригласил баб Шуру на первое сентября в качестве личного фотографа. Она классно снимает! Но мама ждала от меня подробностей про Аню, а я не спешил колоться. Пусть сама сначала расскажет о новой работе. И слушать её музейные байки было до того приятно, что я невольно заулыбался. Мне казалось: я бы не переставал улыбаться даже, если бы не вникал в истории.
С ними работает Гулька, шалопайка и забияка, но текст знает назубок. И как, думаете, называют за глаза её мужа, который работает в том же музее садовником? Мама даже прикрыла рот, невольно захихикав. «Гулькин хрен!»
Недавно была группа китайцев с переводчиком, и мама заметила, что тот, калякая на ихнем, все время вставляет «Ломоносов». Сначала подумала, что ей послышалось, а он все «Ломоносов» да «Ломоносов». Сразу-то поправлять не стала, неудобно, а после экскурсии, подозвав, спросила: «Почему Ломоносов-то? У нас музей другого человека». «Да я ошибся сперва, – извинился тот, – а потом и понеслось, чтоб лишних вопросов не задавали. А им пофиг. Они ни того, ни другого не знают».
А вчера их посещала делегация из Франции. И один пожилой француз спросил у мамы на ломаном русском, показывая на трёх старушек, увлечённо обсуждающих какой-то экспонат: «А это вот ваш знаменитый Бессмертный полк?»
И вот тут я не выдержал и захохотал. А мама шикала на меня, чтобы я вел себя потише. Но дальше последовал мой рассказ о Светке и трусах, полный преувеличений и ненужных деталей. И мы смеялись с мамой вместе. Сначала скромно, стесняясь друг друга, а потом разошлись и ржали от души. До слёз. И как же хорошо в тот миг было в нашем маленьком, уютном раю. Только Рыжик сбежал от нас и спрятался под кресло, с опаской поглядывая оттуда на своих новых, таких странных хозяев.
Мой голубоглазый Рыжик.