vgorobeyko

Сказка пятая, про Первую Империю.

Бурным, неспокойным выдалось второе тысячелетие до нашей эры для жителей Евразии. Отголоски Уральской технологической революции до самых отдаленных уголков ее докатились. Стронули с насиженных мест, перемешали народы и языки. Многих очень далеко от прадедовских могил забросило. Об одном из таких племен моя сказка будет.
Их самоназвание «кун», «куну» на древнем «гиперборейском» наречии означало «человек, народ». Ох, и помотало же их по белу свету. От предгорий Урала куны дошли до самой Месопотамии. Вместе с касситами царя Гандаша они тревожили древние города Элама и Вавилона. За особые заслуги им были дарованы земли в Луристане, где на какое-то время в тепле и уюте осели степные удальцы. Но сменилось несколько поколений и тесно стало молодым колесничим на библейской земле. Покатились их колесницы на восток в поисках новых земель и новых еще непокоренных народов. Долг оказался их путь, всюду на пути встречали они таких же выходцев с севера, правящих местными народами. Нигде их колесницы и дальнобойные луки в новинку не были. Не раз через заснеженные горы переходили, много раз через бурные реки переправлялись, сотни километров по безводным пустыням прошли. Наконец достигли плата Ордос, что в излучине Хуанхэ. Дальше на восток пути не было, там владения шанских правителей начинались.
Осели здесь куны, медные руды нашли, хозяйством обзавелись, с местными племенами породнились. С соседями взаимовыгодную торговлю завели. У шанских ванов много диковинок типа чая и шелковой ткани нашлось, да и кунские топоры, по луристанской традиции кованные, большим спросом на местном рынке пользовались. Но самое главное куны особую породу лошадей разводить стали. За время своего долгого путешествия они от многих вещей отказались, в том числе колесницы и повозки забросили, не слишком-то они пригодными для горных троп и пустынь оказались. Все свое имущество куны на крепких вьючных лошадях перевозили. Выносливые, мощные кони, пережившие переселение, не только вьюк-сарму, ребенка или юношу – взрослого воина с вооружением нести могли.
Благодаря этим коням у кунов впервые в мире боевая конница появилась. Конечно, без седел, без стремян, без специального вооружения толку от нее не много на полях сражений было. Поначалу весь эффект в том был, что бы быстро перебросить группу воинов на нужный участок, но и это немалое преимущество в бою давало. А уж когда у кунов конные лучники появились, то равных им по силе воинов во всей степи не нашлось.
Лет триста просидели куны на плато Ордос. Большой авторитет у окрестных племен заимели, а все благодаря знаниям да умениям за время скитаний ими обретенным. Плюс к тому изготавливаемые кунскими мастерами высококачественные бронзовые изделия, да еще посредничество в торговле между Шанским царством и народами Степи. Ну и конечно воинское мастерство конных лучников весомое значение имело.
Особым почетом род Лани пользовался. Фамилий тогда не было, а рода по тотемному животному различали. Самый старший род, из которого традиционно куны правителей себе избирали, поклонялся небесному оленю – символу животворящего солнца и проводнику душ в загробный мир, от того и звались они родом Лани. Слово это древнее, свой след и в славянских и в тюркских языках оставившее.
Народы степи в те времена сплошь анималистами были. Во всем живую душу и разумную силу видели. Особо верили, что их благополучие и удача от умерших предков зависят. Как предки за них на Том Свете порадеют, такая и судьба весь род ждет. От того и мертвых своих со всем почетом хоронили, и жертвы обильные им приносили. Притом каждый свой род от какого-нибудь животного вел, с которым в их мировоззрении определенные силы природы были связаны: медведь за хозяина нижнего мира почитался; лебедь весну и плодородие олицетворял; орел – огонь; волк – войну; ну а олень – солнце.
А кто главнее всех на свете? Для северян, конечно солнце – даритель жизни и тепла, а случись недоброе – засухи и бескормицы! Так что как то само собой получилось, что к концу тринадцатого века до нашей эры род Лани стал старшим не только для ордосских кунов, но и для всех народов азиатской степи от Алтая до Сихотэ-Алиня. Да и кому как не сынам самого Оленя-Солнца править Степью, кому как не им просить своих предков о благополучии для народа? А к тому времени кунами – народом, себя всякий житель степи восточнее Уральских гор именовал.
Благо, что правители из сыновей Лани получились весьма годные. И знаний полезных о том, как люди жизнь свою сообща устраивают, они за время своих скитаний от разных народов поднабрались. И воины их – конные лучники, даже традиционным колесничим достойный отпор дать могли. А самое главное, лишней власти они себе не требовали, народ с насиженных мест не сгоняли, налогами не облагали, законов непривычных не навязывали. Судили да рядили споры по справедливости, слабого да безвинного в обиду не давали. Мирно спокойно в их землях жилось. Оттого многие народы добровольно власть сынов Оленя-Солнца над собой признавали. Ну, а против беспокойных и непокорных соседей у кунов и колесницы, и конные лучники в крепких доспехах, да с лучшим оружием в достаточном количестве имелись.
Во главе всех стоял хакан, что на древнем, от «гиперборейцев» идущем наречии означало «стоящий над командующими». Должность это была выборной. И хотя претендентом мог быть только взрослый мужчина из рода Лани, но кто именно – решало собрание всех племенных вождей и родовых старейшин – курултай. Избранного на белой кошме поднимали – Солнцу-прародителю показывали.
В мирное время власть хакана скорей сакральной была. Он и его наместники, которые в каждом из присоединившихся к кунам племен сидели, все больше роль жрецов Оленя-Солнца выполняли. Следили, чтобы все положенные жертвы народ не только своим предкам, но и главному божеству вовремя и в полном объеме подносить не забывал, да еще что бы всех «рожденных от солнца» альбиносов лошадей, быков и верблюдов в дар хакану направляли. Ну и конечно споры и тяжбы, что меж родами случались, они разбирали.
А случись война, тут уж власть хакана становилась абсолютной. Он единолично определял с кем из соседей воевать, а с кем мириться. Кому и сколько воинов выставлять. Он и войском командовал, он и добычу делил. Ну а в случае неудачи всю полноту ответственности нес. Ибо если стали народ неудачи преследовать, значит, предки от хакана – посредника между мирами, отвернулись, удачу в сторону увели. А значит, пора курултай созывать и более угодного Небу хакана на белой кошме поднимать.
Своей главной ставкой куны горный Алтай выбрали. Тут и богатейшие месторождения медных, оловянных, серебряных и свинцовых руд. И золотоносные россыпи. И лес для строительства и металлургии. И пастбища. И вода. И дичь. И рыба. Ордос же сакральным местом почитался – прародиной элиты кунов.
Но Монгольскими степями земли кунов не ограничивались. Везде где устанавливалась власть рода Лани, появлялись их наместники-жрецы, а вместе с ними и каменные идолы, изображающие предка-прародителя. В разных землях этих идолов местные мастера-каменотесы на особицу, в меру своих навыков и художественных традиций, резали: где в виде воина с полным вооружением, а где и просто в виде каменной стелы. Неизменным было одно – многократно повторенное изображение Оленя-Солнца, за что их археологи Оленными камнями прозвали. Широко по степи те камни разбросаны. Больше всего их, конечно, от Ордоса до Алтая поставлено было, но отдельные камни и сегодня, через три с лишним тысячи лет находят в Киргизии, Казахстане, Приуралье, в Иране, на Северном Кавказе, и даже на Балканах и у берегов Эльбы.
Хочешь верь, хочешь не верь, а получается, что в начале первого тысячелетия до нашей эры на огромной территории от Хинганских гор до гор Альпийских установилась власть хакана из кунского рода Лани. Ибо кто же будет чужих идолов в своих землях устанавливать, ба еще таких, которые тысячелетия переживут? Уж как это царство-государство правильно называть, то пусть историки меж собой спорят. Я же буду ее Империей Кунов именовать – для сказки годиться, а по сути – судите сами. На землях, что хакану подчинялись, можно штук пять империй, таких как созданная Александром Македонским разместить. А уж единообразия и порядка в ней было никак не меньше, чем в Священной римской империи. А что в степной империи полиции, банкиров да мытарей не было, так ведь она на многие столетия старше всех европейских и южно-азиатских империй возникла. В те времена в Греции в каждом городке в полтора переулка свой царь сидел да по вечерам коз пас, а до основания Рима еще не одно столетие пройти должно было.
С соседями куны по большей части мирно жили. Из современников на них только Чжоуские ванны жаловались. Мол, «дикие хуну» набеги совершают, грабят приграничные селения. Ну, а что они хотели? Чжоуские княжества как раз на пути между Империей кунов и Шанским царством образовались. Ни шанскому ванну, ни хунскому хакану не подчинялись. Меж собой воевали и торговые караваны, что по Хуанхэ ходили, грабили нещадно. Тут уж как аукнется, так и откликнется.
Зато в месопотамских царствах, где кунов то же хорошо знали и оленями-саками дразнили, про них никто худого слова не написал. Наоборот, отсюда во все индоевропейские языки корень «сак» просочился в значении «священный», что и не удивительно, учитывая как куны к своему главному предку-тотему относились. Ведь в Месопотамии и Средиземноморье в то время богов да божков чуть меньше чем живых людей было: у каждого народа и даже города свой, да часто не один. Народ своих богов больше боялся и задабривал жертвоприношениями, тогда как куны к своим идолам со всем почтением обращались, как и положено детям обращаться к родителям.
Ну а как кунам в Европе отнеслись, и что из этого вышло о том отдельный рассказ.

Сказка четвертая, про Первую Экспансию.(продолжение)

К концу того же столетия боевые колесницы докатились до царства Мелухха, на протяжении четырех веков процветавшего в долине Инда. Его основателями были то ли потомки «гипербореев» - дравиды, пережившие таяние ледников в горах Гиндукуша, то ли пришедшие с первой волной переселения древнеямники, а скорей всего и те и другие здесь наследить успели. Как бы то ни было, боевые колесницы пришедших с севера племен ариев положили конец этой цивилизации. В этот раз это были не просто ватаги удальцов, а полноценные переселенцы, из-за своих религиозных убеждений, отличных от верований большинства соплеменников, искавшие новой родины. Сотни городов были разрушены, тысячи людей убиты, а оставшееся население поделено на две касты: вайшья (земледельцы и ремесленники) – потомки ранее переселившихся сюда дравидов и древнеямников, и шудры (слуги) – местные племена, жившие в долине Инда со времен палеолита. Сами же пришельцы объявили себя брахманами (жрецы) и кшатриями (воины). Брахманы, проповедавшие культ Агни (огня), пришли с запада, из района распространения индоиранских племен срубной культуры. Какое-то время они проповедовали в азиатских степях, набирая сторонников среди прототюркских племен, которые и стали их кшатриями-воинами.
Не менее трагичная судьба постигла и Срединное царство, созданное легендарным Желтым императором в междуречье Хуанхэ и Янцзы. Колесницы шанского предводителя Чентана принесли на Великую китайскую равнину не только прогресс, но и кровавую практику человеческих жертвоприношений. На протяжении семи веков сотни людей заканчивали свою жизнь на алтарях Духов-предков, в фундаментах дворцовых комплексов, в основаниях городских стен, в могилах знатных вельмож. А уж вслед за правителем на тот свет отправлялись тысячи его подданных и военнопленных.
В середине XVII века царство Митанни, где правила степная по происхождению хурритская династия, довольно быстро объединило окрестные племенные группы и подчинило семитские (аморейско-аккадские) города-государства на всем пространстве между Загросскими и Аманосскими горными линиями. Это породило новую волну военной экспансии, которая докатилась до Ближнего Востока. Колесницы месопотамских удальцов, завоевывают вначале Палестину и Северную Сирию, а затем и Египет, которым потомки уральских скотоводов правили более ста лет (XV династия).
В конце XVII века до нашей эры колесницы ахейских племен, перевалив Балканы, вторглись на Пелопоннес. Местные племена пеласгов были частью истреблены, частью покорены и ассимилированы. Свое имя и культуру им какое-то время удавалось сохранять только на отдаленных островах Средиземного моря, куда непобедимые колесницы ахейцев докатиться никак не могли….
Историю победного шествия по Ойкумене выходцев с евразийских степей можно продолжать и продолжать. Да нужно ли? Скажу только, что в 1518 году до нашей эры под их натиском пали Вавилон и Элам – последние из древних царств, сохранявшие собственные царские династии. По сути, на просторах Евразии и даже Северной Африки не осталось ни одного государства, где бы на трон не воссел потомок одного из степных вождей. Другое дело, как долго они на том троне засиделись.
Поди сохрани чистоту северной крови, когда в поход одни воины шли. Атаман да пара его ближних, конечно, могут себе позволить с далекой родины себе невест привезти, а простому воину где семейного счастья искать? Да и про династические браки, наложниц да бастардов забывать не стоит. В общем, сменялось два – три поколения и только светлые волосы да голубые глаза, нет-нет да и встречающиеся среди дворцовой аристократии, напоминали о ее северном происхождении.
Сидит, например, Папахдилма – потомок Анитты на троне Куссара, правит Анатолийским плоскогорьем, ничем от своих подданных, кроме царственной осанки не отличается. А случись ему против местных богов да традиций пойти, обряды степных предков вспомнить, так тут же на его место более покладистый братец Лабарна будет посажен. И мало кто из потомков воинов, пришедших с его пращуром, встанет на его защиту. Проросли они корнями в покоренный народ, породнились, с молоком матери впитали местную культуру и быт. А не найдется покладистого братца, так можно и новую династию основать, а то и вовсе старую, правившую до прихода воинов-колесничих, восстановить.
Так что, прокатилась по Евразии волна степняков-колесничих. Докатилась до самого края обитаемой земли. Докатилась, да и схлынула. Впитали завоевателей местные народы, как песок воду, только сказания да мифы о той поре остались.
Может и этого бы не осталось, память людская что водица, да только люди к тому времени письменность изобрели. Знание это в форме линейного письма вместе с новыми технологиями вначале на Урал попало, а позже вместе с колесницами по всему свету раскатилось. Бумаги тогда не знали и про все важные события на камне, на глине да на кости записи делали. А обожженная глина или черепаховый панцирь куда как долговечней папируса, так что даже там, где потомки постарались забыть, какой ценой им прогресс достался, археологи откопали документарные свидетельства современников тех событий. А я почитал, да как смог вам пересказал.

Сказка четвертая, про Первую Экспансию.(начало)

Появление в Кубанских степях майкопцев с их технологиями раннего бронзового века было сравнимо с эффектом камня, брошенного в тихую заводь. Побежали круги в разные стороны, покатились тяжелые повозки переселенцев. Неспешно катились, основательно. Шаг за шагом, поколение за поколением, пока не докатились да самых краев Ойкумены – до берегов Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Пятнадцать, а то и все двадцать веков на это ушло, десятки поколений сменилось….
Но прокатилась волна, и успокоилась, затихла Степь, как будто ничего и не было. Снова каждый занят привычным делом: скот пасет да хлеб растит, охотится да рыбу промышляет. Вроде все по-прежнему, ан и без новшеств не обошлось. Грузы не во вьюках, а в телегах возить стали, да ножами и топорами не каменными, а бронзовыми пользоваться научились. Но самое главное - широко расселился народ, в разных условиях жить стал, разные травы растить, разные плоды собирать. Стали люди с разными соседями знаться, слов новых понабрались, обычаев. Те, что далеко от Волги да Дона ушли, за трудно проходимые горы да пустыни перебрались, новым языкам и народам начало положили. Но и у тех, что остались на родине предков, жизнь прежней не осталась.
Особо заметно потомки ямников-среднестоговцев переменились. Под влиянием прибалтийских рыбаков-охотников и северокавказских металлургов у них даже погребальный обряд поменялся. Своих усопших они в подкурганных катакомбах хоронить стали. За то их археологи катакомбниками и прозвали.
Ямники-хвалынцы (мы их вслед за историками дальше полтавкинцами называть будем), по-прежнему кочевавшие в волго-уральских степях, оказались более консервативными, но и их прогресс коснулся. Сами повозки делали, сами руду медную и серебряную добывали. А из руды не только украшения и инструмент, но и оружие делали. Но чем дальше на восток, тем меньше «тлетворное влияние Запада» ощущалось.
Восточнее полтавкинцев, от Уральских гор и до Лунных гор Куньлуня, пасли свои стада афанасьевцы, которые ни телег, ни бронзового оружия не делали, да и инструментом все больше каменным пользовались. Уж не знаю, то ли в вере старой больно крепки были, что новшества отвергала, то ли просто лень было плавкой руды заниматься. Меди, серебра да золота в их землях и самородного немало встречалось – для украшений и мелкого инструмента вполне хватало, а для охотничьей стрелы кремниевый наконечник ничуть не хуже бронзового. Жили не богато, зато мирно. За главное сокровище свой скот почитали и ведать не ведали, что то, что они за красивые безделушки почитали, другие за большое богатство считали.
Не знаю как, но проведали про несметные рудные богатства Южного Урала, по которому как раз граница между полтавкинскими и афанасьевскими племенами проходила, на далеком юге – за Кавказскими горами. Там золото, серебро да бронза главными мерилами богатства и величия были. Ради обладания ими войны велись, царства создавались и рушились. Местные мастера-металлурги какие только ухищрения не напридумывали, что бы из местных бедных руд побольше металла драгоценного добыть. Ан оказывается на далеком севере варвары ногами по нему ходят, только то, что на поверхности лежит, собирают. А ежели нагнуться да копнуть с умом? Так ведь можно богаче Аккадского «царя всех царей» стать!
Тут еще и удобный водный путь отыскался: по Каспию да по Яику-Уралу до самых Уральских гор подняться можно. Конечно, вверх по реке бичевой много за собой не утянешь, за то вниз сплавлять добытый металл – милое дело! Вот и потянулись со всей Передней Азии и Месопотамии к Уральским горам старатели. Дорога не близкая и не безопасная была, места малообжитые, так что шли целыми кланами: рудознатцы, углежоги, металлурги, гончары, каменщики…. Мало кто жен да детей с собой брал – не на жительство переселялись, на заработки ехали. Все нажитое на чужбине добро на юг, домой везли.
На новом месте землячествами селились. Не города, а неприступные крепости возводили, что бы добытое сберечь. Остатки тех городов по всему Южному Приуралью разбросаны, археологи уже более двух десятков нашли. Самые знаменитые Синташта да Аркаим все лучшие достижения своего времени у себя собрали. Каждый второй городок на особицу построен: есть и круглые, и овальные, и квадратные. Одно неизменно - почитай в каждом доме плавильная печь стояла. А уж похоронный обряд, какой только не встретишь! Да и не удивительно. В то время на юге у каждого города свой бог-заступник и своя вера была. Вот и хоронили бедолагу, которого смерть на чужбине застала, по обряду его предков, что бы скорей к своему богу попал.
Места богатые на руду оказались, а вот добрый деловой лес в большом дефиците – степь кругом. Он и на уголь для плавки шел, и дома без него не построишь и кирпич не обожжешь, а привычная телега из местного леса и вовсе «золотой» получалась. Да и волов или онагров, способных груженую телегу с рудой утянуть, в степи днем с огнем не найти, а издалека привезти, так зачахнут они на местном подножном корме. В общем, хотели – не хотели, а жизнь заставила. Изобрели пришлые мастера легкую плетеную арбу на колесах со спицами, такую, что пара неприхотливых степных лошадок с легкостью тянет. Правда драгоценного металла на нее немало шло: обечайка на колесе бронзовая, а ступица, что бы колесо легко крутилось, и вовсе биметаллическая из серебра да бронзы. Но оно того стоило.
Чудо, а не повозка получилась! Старую то телегу пара волов еле тащила, любой пешеход ее легко обгонял. А новую, запряженную парой резвых лошадок и бегом не догонишь! Тут уж мысли изобретателей на привычную для южан братоубийственную дорожку свернули. Ведь ежели такую арбу чуть усовершенствовать до колесницы, да степняка с его дальнобойным луком на нее поставить, да стрел каленых с бронзовыми наконечниками побольше ему дать, благо не на себе нести, – это же не телега, настоящий танк! В то время конницы еще не знали, все войны пешим строем велись, воины лицом к лицу сходились, а тут подлетел на сто шагов, расстрелял врагов и ходу. Поди догони. В общем – сверхоружие.
Ну а дальше все как всегда. Перессорились между собой горняцкие поселки, завоевались. Ведь все из разных мест пришли: с Аккада, Шумера, Элама, Ура, Лугаша, Киша…. Старые счеты да обиды сводить стали. А что бы самим не воевать, ведь не воины в такую даль шли – простые мастеровые, стали они местных степняков на свою сторону привлекать, вооружать да на соседей натравливать.
Вот только одного пришлые мастера не учли. Полтавкинцы и афанасьевцы в техническом отношении, конечно, от южан сильно отставали, но дураками они не были. Очень скоро все технические новшества они переняли, а самих южан восвояси выпроводили, да дорогу назад заказали. Чуть более 100 лет прошло с появления первых горняцких поселков на Урале, глядь, а уже все в руинах лежат….
Вновь, как и за два тысячелетия до этого, взбаламутили южане-металлурги Степь. И хоть сами канули в Лету, но и Степь не осталась прежней. Вновь побежали во все стороны расходящиеся круги культурного и технического прогресса. В Европейских степях различные культуры Срубной общности образовались, а восточнее афанасьевцы положили начало целому ряду культур андроновского типа. Нарушилось единство степного народа. Распался он на племена и кланы, каждый из которых свои богатства стерег, да на соседские недобро поглядывал.
Новоявленные князьки да ханы дедовы земли быстро меж собой поделили, а там и про богатый Юг вспомнили. Ватаги степных удальцов на боевых колесницах отправились покорять соседние земледельческие племена, а покорив, свергали местного царька да своего атамана на трон усаживали, а сами придворными да военачальниками становились. Проходила пара поколений и беспокойные потомки степных ватажников, породнившиеся с покоренным народом, собирали в новой отчизне свою ватагу и отправлялись на покорение очередного соседа, которому нечего было противопоставить военному превосходству пришельцев. И цикл повторялся вновь и вновь. Так постепенно, шаг за шагом, за неполных три столетия докатились боевые колесницы от предгорий Урала до самых окраин Евразии, везде провозглашая собственные правящие династии.
Уже в первой половине XVIII века до нашей эры Анитта из племени европейских кочевников несили вторгся в Переднюю Азию во главе 40 колесниц и 1400 пехотинцев. Здесь он основал обширную державу, названную позже Хеттским царством, которое объединило под своей властью кучу местных городов-государств: Пурусханда, Амкува, Куссар, Хатти, Каниш, Вахшушана, Ма’ма, Самуха и другие.
Примерно в то же время другому атаману, чье имя не сохранилось в памяти потомков, сумевшему во главе ватаги с Зауралья преодолеть пески Каракумов и Кызылкума, покорились города-оазисы предгорий Копетдага, Гиндукуша и Памира.
Чуть позже, во второй половите XVIII столетия до нашей эры, Гандаш во главе объединенных племен каситов, на боевых колесницах вторгся в Месопотамию – самую густонаселенную местность того времени. Покорив ряд городов, он основал Ханейское царство.
К концу того же столетия боевые колесницы докатились до царства Мелухха, на протяжении четырех веков процветавшего в долине Инда....

Сказка третья, про Первый исход.

Тихо, мирно жили потомки «гиперборейцев» на родине предков. Одно поколение сменяло другое, шли века и даже тысячелетия, но мало что менялось в быту и в обычаях народов Дикого Поля – так значительно позже назовут европейские степи наши предки.
Примерно шесть тысяч лет назад – в начале 4 тысячелетия до нашей эры, здесь жили два различных народа, которых ученые-археологи прозвали по тому месту, где впервые обнаружили останки их поселений. Как уж сами они себя называли нам никогда не узнать, так что пусть так и будет, как умные люди придумали.
В Поволжье и на Кубани пасли свои стада лошадей, коров, коз и овец хвалынцы. Жили они в легких переносных постройках – прообразах юрт, которые ставили на высоком яру у реки, так как были не только пастухами, но и заядлыми рыбаками и охотниками. Свои корни они вели с Алтая и говорили на прото-алтайском языке.
Их соседи среднестоговцы, жившие между Днепром и Доном, вели более оседлое хозяйство. Жили в глинобитных домах. Держали свиней, лошадей, а так же рогатый скот. Выращивали пшеницу, ячмень, просо и горох. Рыбачили и охотились. Говорили среднестоговцы на одном из индоевропейских диалектов.
Жили соседи трудно – неурожаи да бескормица были частыми гостями в меняющемся мире, но зато мирно. Никаких границ не было, заборами друг от друга не загораживались, запоров не знали. И хотя говорили на разных языках и поклонялись разным богам, но за столетия добрососедства приобрели немало и общих черт и хорошо понимали друг друга. Наверно и по сей день так бы и жили, да только не везде все так ладно да складно меж людьми было.
По ту сторону высоких Кавказских гор климат помягче был, зато народ – пожестче. Земля здесь щедрая была – по два-три урожая в год давала. Да не только зерно и горох. Миндаль, фисташки и фрукты сами росли, только собирай, не ленись. Земля богатая, а люди бедные – за клочок земли и убить могли. Вот и собирался народ по нескольку сотен человек и селился за высокими глинобитными стенами, отгораживаясь от завистливого соседа. Правда в таком скученном проживании и свои плюсы были.
Северяне семейными кланами жили. Хозяйство многогранное, а людей мало, так что каждый сам себе и гончар, и пастух, и рыбак, и пахарь. А вот когда в одном кишлаке несколько сотен жителей, да еще в тесноте, тут без специализации никак. Если каждый во дворе столярную мастерскую устроит да печи для обжига глины и для плавки меди поставит, это ж сколько драгоценной земли под постройки уйдет?! Вот и приспособились южане: кто-то овец пасет, кто-то рыбу ловит, кто-то горшки да кувшины лепит, а кто-то и на страже стоит. А где специализация – там прогресс. Одно дело за всю жизнь два десятка кувшинов слепить, совсем другое – всю жизнь гончаром проработать, детям и внукам свое мастерство передать.
Особым почетом на юге медных дел мастера пользовались. Здесь металл не только на женские украшения использовали, но и ножи да топоры лили. Очень в цене эта продукция была, да только медной руды в Месопотамии и Анатолии не густо было. Вот и забирались южане в поисках медной руды все дальше и дальше в Кавказские горы, пока до самого их края не дошли.
На Северном Кавказе руда особенная была – большое количество мышьяка в качестве примеси содержала, так что при плавлении из нее не медь, а мышьяковистая бронза получалась. Работать с бронзой, конечно, было трудней, чем с медью, зато изделия получались куда как прочнее и долговечней. Так что не удивительно, что на новые копи потянулся с юга народ мастеровой, а поскольку копи были богатые да дорога дальняя, то ехали мастера сюда с семьями и селились основательно, так как на родине привыкли: из саманного кирпича тесные дома складывали да высоким забором огораживались. С собой южане, которых ученые майкопцами прозвали, и скотину, и семена привезли, да только климат в горах для пшеницы и бобов не ах: семь потов сойдет, пока хоть что-нибудь вырастишь. Так что волей-неволей пришлось южанам искать контактов с соседями степняками. Горцы, в обмен на бронзовые украшения да инструмент, с Дикого Поля мясо да зерно получали.
Долго дело делается, да быстро сказка сказывается. Кто говорит, что лет сто прошло, кто – триста, да только развратила степняков южная роскошь. Жить то стали богаче, скарб свой уже в котомке не унести, на телегах, волами запряженных, возить стали. Но вместе с достатком к людям зависть пришла.
Раньше-то как было? Каждый сам себе, что надо, то и спроворил. Чему завидовать? Тому, что у соседа кувшин краше или силок уловистей? Так я посмотрю и еще краше и лучше смастерю! А вот бронзовый крючок, топор или серьги как у жены соседа я тоже хочу, да взять не откуда. Вот тебе и зависть, а где зависть, там и расслоение людей на бедных и богатых, а там и до драк, а потом и воин не далеко. У людей оружие появилось. И там, где веками жили по совести, стали учится жить по закону. А закона без власти не бывает. Это совесть у каждого в сердце живет, а закон он хоть и умом понимается, да всегда сверху насаждается, так как только неотвратимостью наказания силен. Так что следом за законом в степи и свои вожди появились. А что бы никто на власть вождя покуситься даже не думал, было объявлено и в законе сказано, что власть богами дадена и только боги ее отнять могут.
Правда, местные миролюбивые боги на роль гарантов власти не слишком годились. Тут нужен был Бог – иерарх среди богов. Итакой бог появился – Солнце, дарующее свет и тепло. Жрецы новой религии проповедовали про загробную жизнь, про необходимость соблюдения иерархии, послушание вождю и соблюдение законов. При поддержке племенных вождей новая вера быстро распространилась и среди хвалынцев и среди среднестоговцев, да и среди майкопцев нашлись ее апологеты.
Новая общность получила в археологической литературе название Ямной. Характерной приметой нового времени стали громадные могильные курганы, которые были тем больше, чем знатней и богаче был умерший. С ним в тот мир, где Солнце отдыхает ночью, отправлялись все необходимые предметы быта, украшения и атрибуты власти, а заодно и жертвенные животные. Вскоре такие курганы стали обычным элементом ландшафта по всей европейской степи от Балкан и до Урала.
Новая общность вобрала в себя черты всех трех народов. От хвалынцев, занявших лидирующие позиции, ямникам досталось кочевое скотоводство, как основа хозяйственного уклада. Но теперь на летние пастбища откочевывало уже не все стойбище. Часть населения оставалась жить в приречных поселках, которые во многом напоминали поселения среднестоговцев: дома строили глинобитными на каменном фундаменте на 2-3 комнаты каждый; народ пас свиней и мотыгами обрабатывал поля гороха, пшеницы, ячменя и проса. От майкопцев ямники переняли иерархическое деление общества, боевое оружие, умения строить массивные повозки на сплошных колесах, находить медную руду, выплавлять и обрабатывать бронзу, возводить фортификационные сооружения вокруг своих поселений.
Народ зажил хорошо, привольно на зависть соседям. На плодородном юге не каждый царь мог похвастать бронзовым оружием, а в европейской степи бронзовые тесла и ножи не жалея вместе с хозяином хоронили, да еще привезенные с юга золотые и серебряные украшения к ним добавляли. Телеги, волами влекомые, обычным хозяйственным инвентарем стали.
Долго ли коротко так жили, да тесно им стало на Диком Поле. Вскоре они в Закарпатье и на Балканах местные народы потеснили, да и северней, вплоть до Скандинавии их влияние сказывалось. Но если в Европе их продвижению горы высокие да леса дремучие мешали, то на восток по широкой степи было хоть боком катись. Вот и покатились по степным увалам грузные переселенческие телеги, побрели тучные стада в поисках новых пастбищ. Шли не спеша, постепенно осваивая одну речную долину за другой, из поколения в поколения тесня и ассимилируя местные родственные племена – потомков «алтайских гипербореев».
В путь тронулись и говорящие на прото-алтайском потомки хвалынцев, и наследники индоевропейцев–среднестоговцев, и даже отдаленные потомки майкопских мастеровых-бронзоволитейщиков. Последние, хоть и селились среди ямников, но сохраняли и свой ныне забытый язык, и свою религию, и странный похоронный обряд: своих покойников они вначале зверям да птицам скармливали, а затем останки переносили в каменные саркофаги-дольмены.
Так неторопливо из века в век продвигались на восток носители ямной культуры и чем дальше от исторической родины – европейских степей они удалялись, тем сильней менялись их культура, быт и даже внешний облик, так как по пути они вбирали в себя культурные традиции местных народов, да и сами смешивались с местным населением. К началу третьего тысячелетия волна переселенцев докатилась до Алтая, а к концу его и до берегов Японского моря.
Мало что осталось с тех далеких времен, но путь выходцев с Дикого Поля хорошо заметен до сих пор. Он зримо отмечен высокими курганами, насыпанными над местами погребений героев многовекового марафона. Его след виден археологам, так как пришельцы принесли с собой новый – бронзовый век и колесо. Путь этот можно не только увидеть, но и услышать, стоит только прислушаться к говору народов Евразии, где до сих пор существует чересполосица индоевропейских и алтайских языков, начало которой было положено двуязычными ямниками. А благодаря чудесной исторической памяти китайских и корейских народов мы даже знаем, как звали тех героев, которые в конце третьего тысячелетия до нашей эры продвинулись дальше всех и принесли прогресс в долину Хуанхэ и к истокам Сунгари.
Первый, больше известный как Желтый император (Хуанди), прозывался Тележной Оглоблей. Сами китайцы считают его основателем легендарной династии Ся, заложившим основы государственности, научившим людей выращивать пшеницу, изготавливать посуду на гончарном круге, пасти скот, плавить бронзу и перевозить тяжести на телегах. Правда, ученым-историкам такое краткое название пришлось не по душе, они предпочитают более поэтичное название – «археологическая культура Луншань», но сути это не меняет: во второй половине третьего тысячелетия

Сказка вторая – неолитическая.

Вот ведь как бывает. Кажется кончился суровый Ледниковый период, пригрело солнышко, растаяли вековые льды, степи и леса раскинулись на месте холодной тундро-степи, и люди должны радоваться живительному теплу.
Ан нет. Лишь немногие «гиперборейцы» - охотники на бизонов и мамонтов, которые тысячелетиями процветали в условиях ледниковья, смогли пережить глобальное потепление. Отступающий ледник затопил талыми водами плодородные угодья тундро-степи, превратив их в непроходимые болота. Веками устоявшиеся маршруты миграций оказались нарушены, а стада животных партнеров (мамонтов, бизонов, туров, оленей и широкопалых лошадей), стада, которые из поколения в поколение пестовали и оберегали наши предки, стали быстро редеть от непривычной пищи и новых болезней, пришедших вместе с теплом с юга. А следом голод и болезни настигли и людей, сильно сократив их и без того не большую численность.
Огромные площади оказались залиты водой (рис. 2.). На месте казахстанских степей, в долинах Оби и Енисея плескался Евразийский океан, разделивший на века остатки некогда могучего и единого «гиперборейского» народа. Сейчас уже ни кто не скажет, сколько же спаслось таких изолированных групп, но никак не меньше пяти – именно столько разных вариантов некогда единого ностратического языка, давших начало современным языковым семьям, насчитывают лингвисты. Выжившие спасались от Всемирного потопа, сопровождавшего таяние ледников в предгорьях. Нашедшие приют на склонах Кавказских гор дали начало картвельской группе праязыков. Обитатели Среднерусской возвышенности – индоевропейской. На отрогах Уральских гор нашли приют основоположники уральской, а на Алтае соответственно – алтайской группы праязыков. И, наконец, дальше всех на юг забрались, спасаясь от климатической катастрофы палеолита, предки носителей дравидской языковой ветви – их прибежищем стали предгорья Гиндукуша, Памира и Тянь-Шаня.
Выжившие не только утратили связь друг с другом, но и вынуждено забыли многие достижения своих поистине великих предков. Ну кому, например, нужно искусство изготовления из массивных и весьма изогнутых бивней мамонта длинных, прямых и изящных копий и дротиков, если самих мамонтов больше не осталось? Многое забыли потомки «гиперборейцев», но в одном они точно остались верны своей натуре: выжить в суровых условиях можно только в союзе, симбиозе со стадными животными.
Рода, оставшиеся на Среднерусской возвышенности, превратившейся в то время в архипелаг лесистых островков раскиданных средь болот и заливов Евразийского океана, приручили дикого быка – тура. Уральские племена сохранили связь с северным оленем, а в постепенно расширяющейся степной зоне Урало-Алтая стали сберегать и постепенно приручать тарпана, потомка вымершей широкопалой лошади.
В горах Кавказа, конечно, туры и северные олени не водились, но зная общие принципы обращения с копытными, местные племена сумели подобрать ключик к муфлону – предку домашней овцы. И вскоре многочисленные отары в сопровождении оберегающих их пастухов расселились по просторам Передней Азии и Иранского нагорья, где встретились с предками дравидских племен, приручивших безоарового козла.
Началось возрождение животноводческой цивилизации. Причем только уральские и алтайские племена, чьи условия обитания изменились не столь радикально с исчезновением тундро-степи: первые освоили тундру, а вторые степь, сохранили привычный кочевой образ жизни, скорей сопровождая и оберегая стада оленей и лошадей, чем по-настоящему пася их. Тогда как остальные, оказавшиеся в более стесненных условиях лесов и гор вынуждены были перейти к настоящему пастбищному скотоводству. Причем их успехи просто поражают воображение: останки домашней козы, найденные в Гандж-Даре (Западный Иран) датируются второй половиной Х тысячелетия до нашей эры и достоверно отличаются от останков ее диких предков, что говорит об успешно проведенной селекции.
Конечно потомки «гиперборейцев» были не единственными представителями человеческой цивилизации, населявшими просторы Евразии. В то время как в приледниковой Евразии «гиперборейцы» приручали мамонтов, бизонов, туров, лошадей и оленей, племена, оставшиеся в азиатской части материка, лежащей южнее цепи мощных горных хребтов Тибета, Тянь-Шаня, Памира, Гиндукуша и Кавказа, защищавших их от холодного дыхания Севера, то же не сидели, сложа руки. Где-то в долине Хуанхэ развилась просоводческая цивилизация, давшая начало народам синокавказской языковой макросемьи. Помимо различных видов проса они одомашнили сою, редьку-лобу, китайскую капусту, лук-батун и хлопчатник. Южнее их, народы, говорившие на языке – предке австроазиатских языков, научились выращивать рис, гречиху, баклажан, огурец, бананы, кокосы, сахарный тростник и многие специи, они же одомашнили свинью, буйвола и курицу. А на Ближнем Востоке и в Передней Азии народы, говорившие, вероятно, на ныне утраченном шумерском языке, стали выращивать, пшеницу, ячмень, овес, рож, горох, лен, виноград, приручили голубя и осла…
Наверняка таких групп, которые самостоятельно переходили от охоты и собирательства к сельскому хозяйству, было гораздо больше, чем здесь перечисленные. Да и список растений и животных ставших домашними благодаря их стараниям – гораздо длиннее. Вот только не сиделось им на месте в изоляции. Они постоянно взаимодействовали между собой, где мирно торгуя, где вступая в браки с соседями, а где и агрессивно тесня, или даже уничтожая друг друга. А вместе с ними на новые места расселялись и их симбионты – одомашненные, то есть измененные в угоду человеку животные и растения. Так что сегодня уже и не поймешь, кто первым стал культивировать яблоню, приручил гуся или нашел подход к кошке. Все так перемешалось и гены, и культуры и языки. Тем более, что в наиболее выигрышном положении оказались те народы, чья «коллекция» сельхоз культур была наиболее разнообразной. У них и питание было более полноценным, да и от капризов природы они зависели меньше.
Не остались в стороне от этих новшеств и потомки «гиперборейцев». Евразийский океан постепенно высыхал, вечная мерзлота отступала к полярному кругу, климат становился все более похожим на современный, а почвы – пригодными для агрономии. Конечно, бананы и финики здесь не росли, зато зерновые, садовые и огородные культуры пришлись весьма по вкусу северянам. А поскольку сад и огород с тобой вслед за стадом кочевать не будут, большинство «гиперборейцев» прочно осели на землю, перейдя к отгонному и пастбищному скотоводству. Разве что племена уральской группы, обитатели тайги и лесотундры, сохранили традиционный образ жизни «допотопных» предков. Да еще алтайские племена, кочевавшие в зоне сухих степей, пополнили свои стада овцами, козами и коровами, а огородничеством занимались от случая к случаю.
Ну и, конечно же, потомки славных «гиперборейцев», проходивших сотни километров вместе со «своими» стадами, то же на месте не сидели. Осевшие по границам с плодородным Югом картвельцы и дравидийцы постарались потеснить соседей южан и последним удалось расселиться аж до Шри-Ланки. Остальные вернулись на земли предков. Выходцы с Алтая заселили всю степную зону, продвинувшись на запад до самых Карпат. Севернее, навстречу им по лесостепной зоне от Рейна и до Урала расселились предки индоевропейцев. Еще севернее, от Скандинавии до Лены, по всей тундре, лесотундре и тайге, кочевали вслед за оленями, рыбачили и охотились предки финно-угорцев и самодийцев. Конечно, никаких государств и границ тогда еще не существовало, и люди просто селились там, где им удобно было вести привычное хозяйство. Так что не редко земледельцы селились в долинах степных рек, среди скотоводов, а скотоводы в засушливые годы свои стада и на лесных полянах выпасали. Наверняка возникали конфликты, но до настоящей войны дело не доходило. Слишком обширны были просторы Северной Евразии, и слишком малочисленно было население. Воды, земли, рыбы и дичи всем хватало. Украшения, посуду и инвентарь из дерева, глины, камня да кости каждый сам себе по своим потребностям и по своему вкусу делал. Ни денег, ни драгоценностей, ни метала, они еще не знали, так что и повода для воны не было.
Хотя, справедливости ради заметим, что металл у них все же был – криничная медь тоненькой струйкой просачивалась с Балкан на север и восток. Но качество ее было столь низким, что из нее не то, что нож или наконечник для стрелы было не сделать, даже на пряжку для ремня она не годилась. Ну не из-за девичьих же бирюлек войну с добрым соседом развязывать? Вот так и жили пусть в суровом и нестабильно климате, но зато в мире и достатке на протяжении веков оставшиеся на севере потомки «гипербореев». Оружия, кроме охотничьего, не знали, городов не строили, власти над собой ни чьей, кроме родительской не принимали.
Глядишь и по сей бы день так жили, кабы не пришельцы со знойного и перенаселенного уже в то время Юга…
Но это уже другая сказка.

Сказка первая – допотопная.

Давным-давно, когда привычной нам Ковыльной Степи еще не было, а Скандинавия тихо спала под толстой коркой многовекового льда, большую часть Северной Евразии занимала тундро-степь, по которой бродили стада мамонтов, шерстистых носорогов, гигантских оленей, зубров, овцебыков и различных лошадей. Бродили не просто так, а по строго определенным, выверенным жизнями многих поколений предков маршрутам. Как правило, зимой стада откочевывали на юг, туда где снега было не так много и из под него можно было добыть траву и мох для пропитания, а летом, спасаясь от засухи, мошкары и паразитов, они возвращались на север к границам вечных льдов, где в относительном спокойствии и прохладе растили молодое поколение и накапливали жирок и силы для грядущей зимы.
За многочисленными стадами травоядных гигантов охотились не менее мощные хищники. Причем, помимо привычных для этих широт медведей, волков и росомах встречались здесь в те далекие времена гигантские пещерные медведи, львы и гиены. Интересно, что «пещерными» их прозвали вовсе не от того, что они жили в пещерах, просто именно в пещерах были найдены многочисленные изображения этих диковинных для нас зверей.
Рисунки в пещерах оставили, конечно же, люди, вот только нашими с вами предками они, скорей всего, не были. Дело в том, что в те времена в Евразии одновременно жило несколько видов людей, отличавшиеся друг от друга ничуть не меньше, чем лев от тигра, или бурый медведь от белого. Так вот те талантливые художники, жившие в пещерах и расписывавшие стены своих жилищ охотничьими сценками, были неандертальцами – нашими дальними-дальними родственниками, ибо наш общий предок жил примерно четверть миллиона лет назад. Жили они по всей Европе, Ближнему Востоку и Средней Азии. Восточнее их жили еще более дальние наши родственники – денисовцы, с которыми наши пути разошлись более полумиллиона лет назад. А еще дальше на восток можно было встретить различные подвиды Человека прямоходящего. Ну, это и вовсе дальняя родня – нашему общему пращуру более миллиона лет!
Но какой бы дальней родней они нам не приходились, все это были люди, которые умели говорить; делали из дерева, камня и кости различные необходимые в быту инструменты: ножи, скребки, топоры; жарили на костре мясо добытых животных; от холода кутались в хорошо выделанные шкуры; влюблялись, растили детей, хоронили мертвых…. А некоторые, особо талантливые, рисовали на стенах животных, делали украшения из ракушек, кости и камня.
Жили они, как сейчас бы сказали, в полной гармонии с природой, размеренным патриархальным бытом на протяжении десятков и сотен тысяч лет. Жили бы и дальше, но примерно 30 – 35 тысяч лет назад откуда-то с Ближнего Востока на просторы тундро-степи переселились наши предки – кроманьонцы. Внешне они не сильно отличались от местных аборигенов и даже, судя по данным генетики, иногда образовывали смешанные семьи. Но все же одно несомненное отличие было – пришельцы были авантюристами и новаторами, пораженные вирусом стяжательства. Они хотели жить лучше, а работать меньше и для достижения этой цели не жалели сил и средств.
В степи трудно подкрасться вплотную к желанной добыче и наши предки изобрели метательное оружие, дротик, копьеметалку, пращу, а потом и лук. В реках было полно рыбы, но бить ее острогой долго и сложно, и кроманьонцы научились плести и ставить сети. Пришельцы с юга плохо переносили северные холода, а теплую сухую пещеру, удобную для жилья даже если и отыщешь, то с собой вслед за уходящими стадами не возьмешь, а закутавшись в шкуры удобно дремать у костра, но не гоняться по степи за быстроногим оленем. И они придумали шить теплую и не стесняющую движений замшевую одежду, а жить стали в переносных шалашах, крытых шкурами. Корзины для переноски грузов они изобрели еще раньше, но с переходом к кочевому образу жизни возникла проблема с переноской огня, без спичек развести его ой как не просто, а в корзине огонь не унесешь, и тогда была изобретена керамика. Изначально горшок – это маленький горн, переносной очаг, а уже потом, гораздо позже, кто-то догадался использовать его как емкость для хранения жидкостей и посуду для готовки.
Много чего еще изобрели наши предки для того что бы облегчить себе жизнь и в суровых условиях тундро-степи жить не хуже, чем их соплеменники, оставшиеся на благодатном юге. Благодаря этому они быстро выросли в численности и расселились далеко за пределы тех мест, которые до этого считались пригодными для жизни людей. А расселившись, стали приспосабливаться к местным условиям. Те, кто поселился в бассейнах рек Десны и Печоры предпочитали охотиться на мамонтов; обитатели Прикамья специализировались на добыче широкопалой лошади и северного оленя; причерноморцы предпочитали мясо бизона; а жители Среднерусской возвышенности не перебирали и били всех подряд.
И вот что интересно, за примерно двадцать пять тысяч лет сосуществования Человека разумного и мегалитической фауны тундро-степи, те виды, которые стали излюбленными объектами охоты кроманьонцев, только увеличили и свою численность и существенно расширили ареал, а вот животные, не пользующиеся такой гастрономической популярностью, один за другим исчезли за долго до окончания ледниковой эпохи. Секрет прост. Наши предки при всей своей авантюрности отнюдь не были бездумными прожигателями жизни, они очень рационально подходили к тем стадам, которые обеспечивали их мясной пищей. Кочуя вслед за стадом, они грамотно отбраковывали «лишних» животных, остальных же защищали от хищников и от соседей. Зато всех пищевых конкурентов своих стад, а тем более опасных хищников уничтожали нещадно при первой же возможности. Конечно, стада эти поначалу были дикие, да и сами «пастухи» никак не управляли миграцией. Они просто следовали за избранными стадами и оберегали их от опасности. Так индейцы американских прерий «пасли» бизонов, а амурские тигры – крупные стада кабанов. Но со временем люди догадались строить огромные загоны, куда вернувшиеся с летних пастбищ стада загонялись с помощью прирученных собак. Правда, полностью приручить травоядных животных кроманьонцам так и не удалось. Для этого нужно было сделать их зависимыми от человека – обеспечить более доступным и качественным питанием, чем они сами могут добыть в условиях естественной свободы. Для собак такой приманкой стали прошедшие термическую обработку объедки с хозяйского стола, а вот травоядных прикормить было нечем. Ну не растут ни овес, ни ячмень, ни люцерна в зоне вечной мерзлоты. Да и «одомашниванием» растений в это время только начали заниматься другие группы людей, поселившиеся в более благоприятном для растениеводства климате.
Обычно рассказывая о людях Ледникового периода, рисуют образ полуголого и вечно голодного дикаря, кутающегося в плохо выделанные шкуры у чахлого костерка в закопченной пещере. Дикаря, который все свое время тратит на добычу скудного пропитания: копание корешков, ловлю всего, что движется, а при особой удаче судьбы, забивание камнями увязшего в бочажине мамонта. Естественно, что от такой жизни он едва дотягивает до 20 лет, а сорокалетние считаются древними стариками. Весь его словарный запас состоит из пары десятков угукающих «слов», а топовым украшением считается птичья кость в носу или ухе…
Представили? А теперь выкиньте этот образ из головы, ибо он не имеет ничего общего с реальным обликом и бытом наших предков.
Судя по найденным захоронениям и следам стоянок, уже 30 тысяч лет назад обитатели тундро-степи одевались, жили и питались ничуть не хуже, чем эвенки, коряки, эскимосы, шошоны или алгонкины до их приобщения к «благам» современной цивилизации (рисунок 1).
Да, жили не богато, материалом для украшений действительно преимущественно служила кость, из которой делали бусы, бисер и резные подвески, которыми обильно обшивали одежду и вещи. Бывало, они голодали, и тогда ели улиток, лягушек и прочую мелочь, но чаще питались нормальным свежим мясом, приправленным травами и грибами. А, что бы мясо не протухло, хранили его в ямах-морозилках, благо в то время чуть копни – и вечная мерзлота. Средняя продолжительность жизни действительно была не высока, но в основном из-за большой детской смертности, однако те, кому повезло пережить юный возраст, спокойно доживали лет до 60 лет, сохраняя при этом не плохую физическую форму. Но самое главное – речь их была ничуть не менее сложной, чем наша с вами. Ведь формирование и речевого аппарата и развитие отделов головного мозга, отвечающего за речь, закончилось задолго до того, как наши предки начали осваивать просторы тундро-степи, и за последние 30 тысяч лет их строение не изменилось ни на йоту.
Более того, большинство современных народов Евразии: англичане, грузины, эстонцы, болгары, татары, казахи, таджики, индусы, эвенки, монголы, маньчжуры и даже корейцы и японцы говорят на диалектах некогда единого древнего языка, названного лингвистами ностратическим (от лат. Nostrs - наш, здешний). Причем единым этот язык оставался до самого конца ледникового периода, а значит носители этого языка на протяжении тысячелетий довольно тесно общались друг с другом. И только когда из-за таянья ледника большая часть Северной Евразии оказалась затопленной, а выжившие рода оказались отрезаны друг от друга, единый ностратический язык распался на индоевропейский, уральский, алтайский, дравидийский, картвельский и эскалеутский языки.
А когда воды ледников наконец высохли, и люди вновь стали заселять обширные просторы Севера, некогда единый народ успел распасться на отдельные племена, которые забыли о своем кровном родстве и уже плохо понимали друг друга.
Но это уже другая сказка…