Сказки Дикого Поля
Сказка первая – допотопная.
Давным-давно, когда привычной нам Ковыльной Степи еще не было, а Скандинавия тихо спала под толстой коркой многовекового льда, большую часть Северной Евразии занимала тундро-степь, по которой бродили стада мамонтов, шерстистых носорогов, гигантских оленей, зубров, овцебыков и различных лошадей. Бродили не просто так, а по строго определенным, выверенным жизнями многих поколений предков маршрутам. Как правило, зимой стада откочевывали на юг, туда где снега было не так много и из под него можно было добыть траву и мох для пропитания, а летом, спасаясь от засухи, мошкары и паразитов, они возвращались на север к границам вечных льдов, где в относительном спокойствии и прохладе растили молодое поколение и накапливали жирок и силы для грядущей зимы.
За многочисленными стадами травоядных гигантов охотились не менее мощные хищники. Причем, помимо привычных для этих широт медведей, волков и росомах встречались здесь в те далекие времена гигантские пещерные медведи, львы и гиены. Интересно, что «пещерными» их прозвали вовсе не от того, что они жили в пещерах, просто именно в пещерах были найдены многочисленные изображения этих диковинных для нас зверей.
Рисунки в пещерах оставили, конечно же, люди, вот только нашими с вами предками они, скорей всего, не были. Дело в том, что в те времена в Евразии одновременно жило несколько видов людей, отличавшиеся друг от друга ничуть не меньше, чем лев от тигра, или бурый медведь от белого. Так вот те талантливые художники, жившие в пещерах и расписывавшие стены своих жилищ охотничьими сценками, были неандертальцами – нашими дальними-дальними родственниками, ибо наш общий предок жил примерно четверть миллиона лет назад. Жили они по всей Европе, Ближнему Востоку и Средней Азии. Восточнее их жили еще более дальние наши родственники – денисовцы, с которыми наши пути разошлись более полумиллиона лет назад. А еще дальше на восток можно было встретить различные подвиды Человека прямоходящего. Ну, это и вовсе дальняя родня – нашему общему пращуру более миллиона лет!
Но какой бы дальней родней они нам не приходились, все это были люди, которые умели говорить; делали из дерева, камня и кости различные необходимые в быту инструменты: ножи, скребки, топоры; жарили на костре мясо добытых животных; от холода кутались в хорошо выделанные шкуры; влюблялись, растили детей, хоронили мертвых…. А некоторые, особо талантливые, рисовали на стенах животных, делали украшения из ракушек, кости и камня.
Жили они, как сейчас бы сказали, в полной гармонии с природой, размеренным патриархальным бытом на протяжении десятков и сотен тысяч лет. Жили бы и дальше, но примерно 30 – 35 тысяч лет назад откуда-то с Ближнего Востока на просторы тундро-степи переселились наши предки – кроманьонцы. Внешне они не сильно отличались от местных аборигенов и даже, судя по данным генетики, иногда образовывали смешанные семьи. Но все же одно несомненное отличие было – пришельцы были авантюристами и новаторами, пораженные вирусом стяжательства. Они хотели жить лучше, а работать меньше и для достижения этой цели не жалели сил и средств.
В степи трудно подкрасться вплотную к желанной добыче и наши предки изобрели метательное оружие, дротик, копьеметалку, пращу, а потом и лук. В реках было полно рыбы, но бить ее острогой долго и сложно, и кроманьонцы научились плести и ставить сети. Пришельцы с юга плохо переносили северные холода, а теплую сухую пещеру, удобную для жилья даже если и отыщешь, то с собой вслед за уходящими стадами не возьмешь, а закутавшись в шкуры удобно дремать у костра, но не гоняться по степи за быстроногим оленем. И они придумали шить теплую и не стесняющую движений замшевую одежду, а жить стали в переносных шалашах, крытых шкурами. Корзины для переноски грузов они изобрели еще раньше, но с переходом к кочевому образу жизни возникла проблема с переноской огня, без спичек развести его ой как не просто, а в корзине огонь не унесешь, и тогда была изобретена керамика. Изначально горшок – это маленький горн, переносной очаг, а уже потом, гораздо позже, кто-то догадался использовать его как емкость для хранения жидкостей и посуду для готовки.
Много чего еще изобрели наши предки для того что бы облегчить себе жизнь и в суровых условиях тундро-степи жить не хуже, чем их соплеменники, оставшиеся на благодатном юге. Благодаря этому они быстро выросли в численности и расселились далеко за пределы тех мест, которые до этого считались пригодными для жизни людей. А расселившись, стали приспосабливаться к местным условиям. Те, кто поселился в бассейнах рек Десны и Печоры предпочитали охотиться на мамонтов; обитатели Прикамья специализировались на добыче широкопалой лошади и северного оленя; причерноморцы предпочитали мясо бизона; а жители Среднерусской возвышенности не перебирали и били всех подряд.
И вот что интересно, за примерно двадцать пять тысяч лет сосуществования Человека разумного и мегалитической фауны тундро-степи, те виды, которые стали излюбленными объектами охоты кроманьонцев, только увеличили и свою численность и существенно расширили ареал, а вот животные, не пользующиеся такой гастрономической популярностью, один за другим исчезли за долго до окончания ледниковой эпохи. Секрет прост. Наши предки при всей своей авантюрности отнюдь не были бездумными прожигателями жизни, они очень рационально подходили к тем стадам, которые обеспечивали их мясной пищей. Кочуя вслед за стадом, они грамотно отбраковывали «лишних» животных, остальных же защищали от хищников и от соседей. Зато всех пищевых конкурентов своих стад, а тем более опасных хищников уничтожали нещадно при первой же возможности. Конечно, стада эти поначалу были дикие, да и сами «пастухи» никак не управляли миграцией. Они просто следовали за избранными стадами и оберегали их от опасности. Так индейцы американских прерий «пасли» бизонов, а амурские тигры – крупные стада кабанов. Но со временем люди догадались строить огромные загоны, куда вернувшиеся с летних пастбищ стада загонялись с помощью прирученных собак. Правда, полностью приручить травоядных животных кроманьонцам так и не удалось. Для этого нужно было сделать их зависимыми от человека – обеспечить более доступным и качественным питанием, чем они сами могут добыть в условиях естественной свободы. Для собак такой приманкой стали прошедшие термическую обработку объедки с хозяйского стола, а вот травоядных прикормить было нечем. Ну не растут ни овес, ни ячмень, ни люцерна в зоне вечной мерзлоты. Да и «одомашниванием» растений в это время только начали заниматься другие группы людей, поселившиеся в более благоприятном для растениеводства климате.
Обычно рассказывая о людях Ледникового периода, рисуют образ полуголого и вечно голодного дикаря, кутающегося в плохо выделанные шкуры у чахлого костерка в закопченной пещере. Дикаря, который все свое время тратит на добычу скудного пропитания: копание корешков, ловлю всего, что движется, а при особой удаче судьбы, забивание камнями увязшего в бочажине мамонта. Естественно, что от такой жизни он едва дотягивает до 20 лет, а сорокалетние считаются древними стариками. Весь его словарный запас состоит из пары десятков угукающих «слов», а топовым украшением считается птичья кость в носу или ухе…
Представили? А теперь выкиньте этот образ из головы, ибо он не имеет ничего общего с реальным обликом и бытом наших предков.
Судя по найденным захоронениям и следам стоянок, уже 30 тысяч лет назад обитатели тундро-степи одевались, жили и питались ничуть не хуже, чем эвенки, коряки, эскимосы, шошоны или алгонкины до их приобщения к «благам» современной цивилизации (рисунок 1).
Да, жили не богато, материалом для украшений действительно преимущественно служила кость, из которой делали бусы, бисер и резные подвески, которыми обильно обшивали одежду и вещи. Бывало, они голодали, и тогда ели улиток, лягушек и прочую мелочь, но чаще питались нормальным свежим мясом, приправленным травами и грибами. А, что бы мясо не протухло, хранили его в ямах-морозилках, благо в то время чуть копни – и вечная мерзлота. Средняя продолжительность жизни действительно была не высока, но в основном из-за большой детской смертности, однако те, кому повезло пережить юный возраст, спокойно доживали лет до 60 лет, сохраняя при этом не плохую физическую форму. Но самое главное – речь их была ничуть не менее сложной, чем наша с вами. Ведь формирование и речевого аппарата и развитие отделов головного мозга, отвечающего за речь, закончилось задолго до того, как наши предки начали осваивать просторы тундро-степи, и за последние 30 тысяч лет их строение не изменилось ни на йоту.
Более того, большинство современных народов Евразии: англичане, грузины, эстонцы, болгары, татары, казахи, таджики, индусы, эвенки, монголы, маньчжуры и даже корейцы и японцы говорят на диалектах некогда единого древнего языка, названного лингвистами ностратическим (от лат. Nostrs - наш, здешний). Причем единым этот язык оставался до самого конца ледникового периода, а значит носители этого языка на протяжении тысячелетий довольно тесно общались друг с другом. И только когда из-за таянья ледника большая часть Северной Евразии оказалась затопленной, а выжившие рода оказались отрезаны друг от друга, единый ностратический язык распался на индоевропейский, уральский, алтайский, дравидийский, картвельский и эскалеутский языки.
А когда воды ледников наконец высохли, и люди вновь стали заселять обширные просторы Севера, некогда единый народ успел распасться на отдельные племена, которые забыли о своем кровном родстве и уже плохо понимали друг друга.
Но это уже другая сказка…
Давным-давно, когда привычной нам Ковыльной Степи еще не было, а Скандинавия тихо спала под толстой коркой многовекового льда, большую часть Северной Евразии занимала тундро-степь, по которой бродили стада мамонтов, шерстистых носорогов, гигантских оленей, зубров, овцебыков и различных лошадей. Бродили не просто так, а по строго определенным, выверенным жизнями многих поколений предков маршрутам. Как правило, зимой стада откочевывали на юг, туда где снега было не так много и из под него можно было добыть траву и мох для пропитания, а летом, спасаясь от засухи, мошкары и паразитов, они возвращались на север к границам вечных льдов, где в относительном спокойствии и прохладе растили молодое поколение и накапливали жирок и силы для грядущей зимы.
За многочисленными стадами травоядных гигантов охотились не менее мощные хищники. Причем, помимо привычных для этих широт медведей, волков и росомах встречались здесь в те далекие времена гигантские пещерные медведи, львы и гиены. Интересно, что «пещерными» их прозвали вовсе не от того, что они жили в пещерах, просто именно в пещерах были найдены многочисленные изображения этих диковинных для нас зверей.
Рисунки в пещерах оставили, конечно же, люди, вот только нашими с вами предками они, скорей всего, не были. Дело в том, что в те времена в Евразии одновременно жило несколько видов людей, отличавшиеся друг от друга ничуть не меньше, чем лев от тигра, или бурый медведь от белого. Так вот те талантливые художники, жившие в пещерах и расписывавшие стены своих жилищ охотничьими сценками, были неандертальцами – нашими дальними-дальними родственниками, ибо наш общий предок жил примерно четверть миллиона лет назад. Жили они по всей Европе, Ближнему Востоку и Средней Азии. Восточнее их жили еще более дальние наши родственники – денисовцы, с которыми наши пути разошлись более полумиллиона лет назад. А еще дальше на восток можно было встретить различные подвиды Человека прямоходящего. Ну, это и вовсе дальняя родня – нашему общему пращуру более миллиона лет!
Но какой бы дальней родней они нам не приходились, все это были люди, которые умели говорить; делали из дерева, камня и кости различные необходимые в быту инструменты: ножи, скребки, топоры; жарили на костре мясо добытых животных; от холода кутались в хорошо выделанные шкуры; влюблялись, растили детей, хоронили мертвых…. А некоторые, особо талантливые, рисовали на стенах животных, делали украшения из ракушек, кости и камня.
Жили они, как сейчас бы сказали, в полной гармонии с природой, размеренным патриархальным бытом на протяжении десятков и сотен тысяч лет. Жили бы и дальше, но примерно 30 – 35 тысяч лет назад откуда-то с Ближнего Востока на просторы тундро-степи переселились наши предки – кроманьонцы. Внешне они не сильно отличались от местных аборигенов и даже, судя по данным генетики, иногда образовывали смешанные семьи. Но все же одно несомненное отличие было – пришельцы были авантюристами и новаторами, пораженные вирусом стяжательства. Они хотели жить лучше, а работать меньше и для достижения этой цели не жалели сил и средств.
В степи трудно подкрасться вплотную к желанной добыче и наши предки изобрели метательное оружие, дротик, копьеметалку, пращу, а потом и лук. В реках было полно рыбы, но бить ее острогой долго и сложно, и кроманьонцы научились плести и ставить сети. Пришельцы с юга плохо переносили северные холода, а теплую сухую пещеру, удобную для жилья даже если и отыщешь, то с собой вслед за уходящими стадами не возьмешь, а закутавшись в шкуры удобно дремать у костра, но не гоняться по степи за быстроногим оленем. И они придумали шить теплую и не стесняющую движений замшевую одежду, а жить стали в переносных шалашах, крытых шкурами. Корзины для переноски грузов они изобрели еще раньше, но с переходом к кочевому образу жизни возникла проблема с переноской огня, без спичек развести его ой как не просто, а в корзине огонь не унесешь, и тогда была изобретена керамика. Изначально горшок – это маленький горн, переносной очаг, а уже потом, гораздо позже, кто-то догадался использовать его как емкость для хранения жидкостей и посуду для готовки.
Много чего еще изобрели наши предки для того что бы облегчить себе жизнь и в суровых условиях тундро-степи жить не хуже, чем их соплеменники, оставшиеся на благодатном юге. Благодаря этому они быстро выросли в численности и расселились далеко за пределы тех мест, которые до этого считались пригодными для жизни людей. А расселившись, стали приспосабливаться к местным условиям. Те, кто поселился в бассейнах рек Десны и Печоры предпочитали охотиться на мамонтов; обитатели Прикамья специализировались на добыче широкопалой лошади и северного оленя; причерноморцы предпочитали мясо бизона; а жители Среднерусской возвышенности не перебирали и били всех подряд.
И вот что интересно, за примерно двадцать пять тысяч лет сосуществования Человека разумного и мегалитической фауны тундро-степи, те виды, которые стали излюбленными объектами охоты кроманьонцев, только увеличили и свою численность и существенно расширили ареал, а вот животные, не пользующиеся такой гастрономической популярностью, один за другим исчезли за долго до окончания ледниковой эпохи. Секрет прост. Наши предки при всей своей авантюрности отнюдь не были бездумными прожигателями жизни, они очень рационально подходили к тем стадам, которые обеспечивали их мясной пищей. Кочуя вслед за стадом, они грамотно отбраковывали «лишних» животных, остальных же защищали от хищников и от соседей. Зато всех пищевых конкурентов своих стад, а тем более опасных хищников уничтожали нещадно при первой же возможности. Конечно, стада эти поначалу были дикие, да и сами «пастухи» никак не управляли миграцией. Они просто следовали за избранными стадами и оберегали их от опасности. Так индейцы американских прерий «пасли» бизонов, а амурские тигры – крупные стада кабанов. Но со временем люди догадались строить огромные загоны, куда вернувшиеся с летних пастбищ стада загонялись с помощью прирученных собак. Правда, полностью приручить травоядных животных кроманьонцам так и не удалось. Для этого нужно было сделать их зависимыми от человека – обеспечить более доступным и качественным питанием, чем они сами могут добыть в условиях естественной свободы. Для собак такой приманкой стали прошедшие термическую обработку объедки с хозяйского стола, а вот травоядных прикормить было нечем. Ну не растут ни овес, ни ячмень, ни люцерна в зоне вечной мерзлоты. Да и «одомашниванием» растений в это время только начали заниматься другие группы людей, поселившиеся в более благоприятном для растениеводства климате.
Обычно рассказывая о людях Ледникового периода, рисуют образ полуголого и вечно голодного дикаря, кутающегося в плохо выделанные шкуры у чахлого костерка в закопченной пещере. Дикаря, который все свое время тратит на добычу скудного пропитания: копание корешков, ловлю всего, что движется, а при особой удаче судьбы, забивание камнями увязшего в бочажине мамонта. Естественно, что от такой жизни он едва дотягивает до 20 лет, а сорокалетние считаются древними стариками. Весь его словарный запас состоит из пары десятков угукающих «слов», а топовым украшением считается птичья кость в носу или ухе…
Представили? А теперь выкиньте этот образ из головы, ибо он не имеет ничего общего с реальным обликом и бытом наших предков.
Судя по найденным захоронениям и следам стоянок, уже 30 тысяч лет назад обитатели тундро-степи одевались, жили и питались ничуть не хуже, чем эвенки, коряки, эскимосы, шошоны или алгонкины до их приобщения к «благам» современной цивилизации (рисунок 1).
Да, жили не богато, материалом для украшений действительно преимущественно служила кость, из которой делали бусы, бисер и резные подвески, которыми обильно обшивали одежду и вещи. Бывало, они голодали, и тогда ели улиток, лягушек и прочую мелочь, но чаще питались нормальным свежим мясом, приправленным травами и грибами. А, что бы мясо не протухло, хранили его в ямах-морозилках, благо в то время чуть копни – и вечная мерзлота. Средняя продолжительность жизни действительно была не высока, но в основном из-за большой детской смертности, однако те, кому повезло пережить юный возраст, спокойно доживали лет до 60 лет, сохраняя при этом не плохую физическую форму. Но самое главное – речь их была ничуть не менее сложной, чем наша с вами. Ведь формирование и речевого аппарата и развитие отделов головного мозга, отвечающего за речь, закончилось задолго до того, как наши предки начали осваивать просторы тундро-степи, и за последние 30 тысяч лет их строение не изменилось ни на йоту.
Более того, большинство современных народов Евразии: англичане, грузины, эстонцы, болгары, татары, казахи, таджики, индусы, эвенки, монголы, маньчжуры и даже корейцы и японцы говорят на диалектах некогда единого древнего языка, названного лингвистами ностратическим (от лат. Nostrs - наш, здешний). Причем единым этот язык оставался до самого конца ледникового периода, а значит носители этого языка на протяжении тысячелетий довольно тесно общались друг с другом. И только когда из-за таянья ледника большая часть Северной Евразии оказалась затопленной, а выжившие рода оказались отрезаны друг от друга, единый ностратический язык распался на индоевропейский, уральский, алтайский, дравидийский, картвельский и эскалеутский языки.
А когда воды ледников наконец высохли, и люди вновь стали заселять обширные просторы Севера, некогда единый народ успел распасться на отдельные племена, которые забыли о своем кровном родстве и уже плохо понимали друг друга.
Но это уже другая сказка…