Сказки Дикого Поля
Сказка третья, про Первый исход.
Тихо, мирно жили потомки «гиперборейцев» на родине предков. Одно поколение сменяло другое, шли века и даже тысячелетия, но мало что менялось в быту и в обычаях народов Дикого Поля – так значительно позже назовут европейские степи наши предки.
Примерно шесть тысяч лет назад – в начале 4 тысячелетия до нашей эры, здесь жили два различных народа, которых ученые-археологи прозвали по тому месту, где впервые обнаружили останки их поселений. Как уж сами они себя называли нам никогда не узнать, так что пусть так и будет, как умные люди придумали.
В Поволжье и на Кубани пасли свои стада лошадей, коров, коз и овец хвалынцы. Жили они в легких переносных постройках – прообразах юрт, которые ставили на высоком яру у реки, так как были не только пастухами, но и заядлыми рыбаками и охотниками. Свои корни они вели с Алтая и говорили на прото-алтайском языке.
Их соседи среднестоговцы, жившие между Днепром и Доном, вели более оседлое хозяйство. Жили в глинобитных домах. Держали свиней, лошадей, а так же рогатый скот. Выращивали пшеницу, ячмень, просо и горох. Рыбачили и охотились. Говорили среднестоговцы на одном из индоевропейских диалектов.
Жили соседи трудно – неурожаи да бескормица были частыми гостями в меняющемся мире, но зато мирно. Никаких границ не было, заборами друг от друга не загораживались, запоров не знали. И хотя говорили на разных языках и поклонялись разным богам, но за столетия добрососедства приобрели немало и общих черт и хорошо понимали друг друга. Наверно и по сей день так бы и жили, да только не везде все так ладно да складно меж людьми было.
По ту сторону высоких Кавказских гор климат помягче был, зато народ – пожестче. Земля здесь щедрая была – по два-три урожая в год давала. Да не только зерно и горох. Миндаль, фисташки и фрукты сами росли, только собирай, не ленись. Земля богатая, а люди бедные – за клочок земли и убить могли. Вот и собирался народ по нескольку сотен человек и селился за высокими глинобитными стенами, отгораживаясь от завистливого соседа. Правда в таком скученном проживании и свои плюсы были.
Северяне семейными кланами жили. Хозяйство многогранное, а людей мало, так что каждый сам себе и гончар, и пастух, и рыбак, и пахарь. А вот когда в одном кишлаке несколько сотен жителей, да еще в тесноте, тут без специализации никак. Если каждый во дворе столярную мастерскую устроит да печи для обжига глины и для плавки меди поставит, это ж сколько драгоценной земли под постройки уйдет?! Вот и приспособились южане: кто-то овец пасет, кто-то рыбу ловит, кто-то горшки да кувшины лепит, а кто-то и на страже стоит. А где специализация – там прогресс. Одно дело за всю жизнь два десятка кувшинов слепить, совсем другое – всю жизнь гончаром проработать, детям и внукам свое мастерство передать.
Особым почетом на юге медных дел мастера пользовались. Здесь металл не только на женские украшения использовали, но и ножи да топоры лили. Очень в цене эта продукция была, да только медной руды в Месопотамии и Анатолии не густо было. Вот и забирались южане в поисках медной руды все дальше и дальше в Кавказские горы, пока до самого их края не дошли.
На Северном Кавказе руда особенная была – большое количество мышьяка в качестве примеси содержала, так что при плавлении из нее не медь, а мышьяковистая бронза получалась. Работать с бронзой, конечно, было трудней, чем с медью, зато изделия получались куда как прочнее и долговечней. Так что не удивительно, что на новые копи потянулся с юга народ мастеровой, а поскольку копи были богатые да дорога дальняя, то ехали мастера сюда с семьями и селились основательно, так как на родине привыкли: из саманного кирпича тесные дома складывали да высоким забором огораживались. С собой южане, которых ученые майкопцами прозвали, и скотину, и семена привезли, да только климат в горах для пшеницы и бобов не ах: семь потов сойдет, пока хоть что-нибудь вырастишь. Так что волей-неволей пришлось южанам искать контактов с соседями степняками. Горцы, в обмен на бронзовые украшения да инструмент, с Дикого Поля мясо да зерно получали.
Долго дело делается, да быстро сказка сказывается. Кто говорит, что лет сто прошло, кто – триста, да только развратила степняков южная роскошь. Жить то стали богаче, скарб свой уже в котомке не унести, на телегах, волами запряженных, возить стали. Но вместе с достатком к людям зависть пришла.
Раньше-то как было? Каждый сам себе, что надо, то и спроворил. Чему завидовать? Тому, что у соседа кувшин краше или силок уловистей? Так я посмотрю и еще краше и лучше смастерю! А вот бронзовый крючок, топор или серьги как у жены соседа я тоже хочу, да взять не откуда. Вот тебе и зависть, а где зависть, там и расслоение людей на бедных и богатых, а там и до драк, а потом и воин не далеко. У людей оружие появилось. И там, где веками жили по совести, стали учится жить по закону. А закона без власти не бывает. Это совесть у каждого в сердце живет, а закон он хоть и умом понимается, да всегда сверху насаждается, так как только неотвратимостью наказания силен. Так что следом за законом в степи и свои вожди появились. А что бы никто на власть вождя покуситься даже не думал, было объявлено и в законе сказано, что власть богами дадена и только боги ее отнять могут.
Правда, местные миролюбивые боги на роль гарантов власти не слишком годились. Тут нужен был Бог – иерарх среди богов. Итакой бог появился – Солнце, дарующее свет и тепло. Жрецы новой религии проповедовали про загробную жизнь, про необходимость соблюдения иерархии, послушание вождю и соблюдение законов. При поддержке племенных вождей новая вера быстро распространилась и среди хвалынцев и среди среднестоговцев, да и среди майкопцев нашлись ее апологеты.
Новая общность получила в археологической литературе название Ямной. Характерной приметой нового времени стали громадные могильные курганы, которые были тем больше, чем знатней и богаче был умерший. С ним в тот мир, где Солнце отдыхает ночью, отправлялись все необходимые предметы быта, украшения и атрибуты власти, а заодно и жертвенные животные. Вскоре такие курганы стали обычным элементом ландшафта по всей европейской степи от Балкан и до Урала.
Новая общность вобрала в себя черты всех трех народов. От хвалынцев, занявших лидирующие позиции, ямникам досталось кочевое скотоводство, как основа хозяйственного уклада. Но теперь на летние пастбища откочевывало уже не все стойбище. Часть населения оставалась жить в приречных поселках, которые во многом напоминали поселения среднестоговцев: дома строили глинобитными на каменном фундаменте на 2-3 комнаты каждый; народ пас свиней и мотыгами обрабатывал поля гороха, пшеницы, ячменя и проса. От майкопцев ямники переняли иерархическое деление общества, боевое оружие, умения строить массивные повозки на сплошных колесах, находить медную руду, выплавлять и обрабатывать бронзу, возводить фортификационные сооружения вокруг своих поселений.
Народ зажил хорошо, привольно на зависть соседям. На плодородном юге не каждый царь мог похвастать бронзовым оружием, а в европейской степи бронзовые тесла и ножи не жалея вместе с хозяином хоронили, да еще привезенные с юга золотые и серебряные украшения к ним добавляли. Телеги, волами влекомые, обычным хозяйственным инвентарем стали.
Долго ли коротко так жили, да тесно им стало на Диком Поле. Вскоре они в Закарпатье и на Балканах местные народы потеснили, да и северней, вплоть до Скандинавии их влияние сказывалось. Но если в Европе их продвижению горы высокие да леса дремучие мешали, то на восток по широкой степи было хоть боком катись. Вот и покатились по степным увалам грузные переселенческие телеги, побрели тучные стада в поисках новых пастбищ. Шли не спеша, постепенно осваивая одну речную долину за другой, из поколения в поколения тесня и ассимилируя местные родственные племена – потомков «алтайских гипербореев».
В путь тронулись и говорящие на прото-алтайском потомки хвалынцев, и наследники индоевропейцев–среднестоговцев, и даже отдаленные потомки майкопских мастеровых-бронзоволитейщиков. Последние, хоть и селились среди ямников, но сохраняли и свой ныне забытый язык, и свою религию, и странный похоронный обряд: своих покойников они вначале зверям да птицам скармливали, а затем останки переносили в каменные саркофаги-дольмены.
Так неторопливо из века в век продвигались на восток носители ямной культуры и чем дальше от исторической родины – европейских степей они удалялись, тем сильней менялись их культура, быт и даже внешний облик, так как по пути они вбирали в себя культурные традиции местных народов, да и сами смешивались с местным населением. К началу третьего тысячелетия волна переселенцев докатилась до Алтая, а к концу его и до берегов Японского моря.
Мало что осталось с тех далеких времен, но путь выходцев с Дикого Поля хорошо заметен до сих пор. Он зримо отмечен высокими курганами, насыпанными над местами погребений героев многовекового марафона. Его след виден археологам, так как пришельцы принесли с собой новый – бронзовый век и колесо. Путь этот можно не только увидеть, но и услышать, стоит только прислушаться к говору народов Евразии, где до сих пор существует чересполосица индоевропейских и алтайских языков, начало которой было положено двуязычными ямниками. А благодаря чудесной исторической памяти китайских и корейских народов мы даже знаем, как звали тех героев, которые в конце третьего тысячелетия до нашей эры продвинулись дальше всех и принесли прогресс в долину Хуанхэ и к истокам Сунгари.
Первый, больше известный как Желтый император (Хуанди), прозывался Тележной Оглоблей. Сами китайцы считают его основателем легендарной династии Ся, заложившим основы государственности, научившим людей выращивать пшеницу, изготавливать посуду на гончарном круге, пасти скот, плавить бронзу и перевозить тяжести на телегах. Правда, ученым-историкам такое краткое название пришлось не по душе, они предпочитают более поэтичное название – «археологическая культура Луншань», но сути это не меняет: во второй половине третьего тысячелетия
Тихо, мирно жили потомки «гиперборейцев» на родине предков. Одно поколение сменяло другое, шли века и даже тысячелетия, но мало что менялось в быту и в обычаях народов Дикого Поля – так значительно позже назовут европейские степи наши предки.
Примерно шесть тысяч лет назад – в начале 4 тысячелетия до нашей эры, здесь жили два различных народа, которых ученые-археологи прозвали по тому месту, где впервые обнаружили останки их поселений. Как уж сами они себя называли нам никогда не узнать, так что пусть так и будет, как умные люди придумали.
В Поволжье и на Кубани пасли свои стада лошадей, коров, коз и овец хвалынцы. Жили они в легких переносных постройках – прообразах юрт, которые ставили на высоком яру у реки, так как были не только пастухами, но и заядлыми рыбаками и охотниками. Свои корни они вели с Алтая и говорили на прото-алтайском языке.
Их соседи среднестоговцы, жившие между Днепром и Доном, вели более оседлое хозяйство. Жили в глинобитных домах. Держали свиней, лошадей, а так же рогатый скот. Выращивали пшеницу, ячмень, просо и горох. Рыбачили и охотились. Говорили среднестоговцы на одном из индоевропейских диалектов.
Жили соседи трудно – неурожаи да бескормица были частыми гостями в меняющемся мире, но зато мирно. Никаких границ не было, заборами друг от друга не загораживались, запоров не знали. И хотя говорили на разных языках и поклонялись разным богам, но за столетия добрососедства приобрели немало и общих черт и хорошо понимали друг друга. Наверно и по сей день так бы и жили, да только не везде все так ладно да складно меж людьми было.
По ту сторону высоких Кавказских гор климат помягче был, зато народ – пожестче. Земля здесь щедрая была – по два-три урожая в год давала. Да не только зерно и горох. Миндаль, фисташки и фрукты сами росли, только собирай, не ленись. Земля богатая, а люди бедные – за клочок земли и убить могли. Вот и собирался народ по нескольку сотен человек и селился за высокими глинобитными стенами, отгораживаясь от завистливого соседа. Правда в таком скученном проживании и свои плюсы были.
Северяне семейными кланами жили. Хозяйство многогранное, а людей мало, так что каждый сам себе и гончар, и пастух, и рыбак, и пахарь. А вот когда в одном кишлаке несколько сотен жителей, да еще в тесноте, тут без специализации никак. Если каждый во дворе столярную мастерскую устроит да печи для обжига глины и для плавки меди поставит, это ж сколько драгоценной земли под постройки уйдет?! Вот и приспособились южане: кто-то овец пасет, кто-то рыбу ловит, кто-то горшки да кувшины лепит, а кто-то и на страже стоит. А где специализация – там прогресс. Одно дело за всю жизнь два десятка кувшинов слепить, совсем другое – всю жизнь гончаром проработать, детям и внукам свое мастерство передать.
Особым почетом на юге медных дел мастера пользовались. Здесь металл не только на женские украшения использовали, но и ножи да топоры лили. Очень в цене эта продукция была, да только медной руды в Месопотамии и Анатолии не густо было. Вот и забирались южане в поисках медной руды все дальше и дальше в Кавказские горы, пока до самого их края не дошли.
На Северном Кавказе руда особенная была – большое количество мышьяка в качестве примеси содержала, так что при плавлении из нее не медь, а мышьяковистая бронза получалась. Работать с бронзой, конечно, было трудней, чем с медью, зато изделия получались куда как прочнее и долговечней. Так что не удивительно, что на новые копи потянулся с юга народ мастеровой, а поскольку копи были богатые да дорога дальняя, то ехали мастера сюда с семьями и селились основательно, так как на родине привыкли: из саманного кирпича тесные дома складывали да высоким забором огораживались. С собой южане, которых ученые майкопцами прозвали, и скотину, и семена привезли, да только климат в горах для пшеницы и бобов не ах: семь потов сойдет, пока хоть что-нибудь вырастишь. Так что волей-неволей пришлось южанам искать контактов с соседями степняками. Горцы, в обмен на бронзовые украшения да инструмент, с Дикого Поля мясо да зерно получали.
Долго дело делается, да быстро сказка сказывается. Кто говорит, что лет сто прошло, кто – триста, да только развратила степняков южная роскошь. Жить то стали богаче, скарб свой уже в котомке не унести, на телегах, волами запряженных, возить стали. Но вместе с достатком к людям зависть пришла.
Раньше-то как было? Каждый сам себе, что надо, то и спроворил. Чему завидовать? Тому, что у соседа кувшин краше или силок уловистей? Так я посмотрю и еще краше и лучше смастерю! А вот бронзовый крючок, топор или серьги как у жены соседа я тоже хочу, да взять не откуда. Вот тебе и зависть, а где зависть, там и расслоение людей на бедных и богатых, а там и до драк, а потом и воин не далеко. У людей оружие появилось. И там, где веками жили по совести, стали учится жить по закону. А закона без власти не бывает. Это совесть у каждого в сердце живет, а закон он хоть и умом понимается, да всегда сверху насаждается, так как только неотвратимостью наказания силен. Так что следом за законом в степи и свои вожди появились. А что бы никто на власть вождя покуситься даже не думал, было объявлено и в законе сказано, что власть богами дадена и только боги ее отнять могут.
Правда, местные миролюбивые боги на роль гарантов власти не слишком годились. Тут нужен был Бог – иерарх среди богов. Итакой бог появился – Солнце, дарующее свет и тепло. Жрецы новой религии проповедовали про загробную жизнь, про необходимость соблюдения иерархии, послушание вождю и соблюдение законов. При поддержке племенных вождей новая вера быстро распространилась и среди хвалынцев и среди среднестоговцев, да и среди майкопцев нашлись ее апологеты.
Новая общность получила в археологической литературе название Ямной. Характерной приметой нового времени стали громадные могильные курганы, которые были тем больше, чем знатней и богаче был умерший. С ним в тот мир, где Солнце отдыхает ночью, отправлялись все необходимые предметы быта, украшения и атрибуты власти, а заодно и жертвенные животные. Вскоре такие курганы стали обычным элементом ландшафта по всей европейской степи от Балкан и до Урала.
Новая общность вобрала в себя черты всех трех народов. От хвалынцев, занявших лидирующие позиции, ямникам досталось кочевое скотоводство, как основа хозяйственного уклада. Но теперь на летние пастбища откочевывало уже не все стойбище. Часть населения оставалась жить в приречных поселках, которые во многом напоминали поселения среднестоговцев: дома строили глинобитными на каменном фундаменте на 2-3 комнаты каждый; народ пас свиней и мотыгами обрабатывал поля гороха, пшеницы, ячменя и проса. От майкопцев ямники переняли иерархическое деление общества, боевое оружие, умения строить массивные повозки на сплошных колесах, находить медную руду, выплавлять и обрабатывать бронзу, возводить фортификационные сооружения вокруг своих поселений.
Народ зажил хорошо, привольно на зависть соседям. На плодородном юге не каждый царь мог похвастать бронзовым оружием, а в европейской степи бронзовые тесла и ножи не жалея вместе с хозяином хоронили, да еще привезенные с юга золотые и серебряные украшения к ним добавляли. Телеги, волами влекомые, обычным хозяйственным инвентарем стали.
Долго ли коротко так жили, да тесно им стало на Диком Поле. Вскоре они в Закарпатье и на Балканах местные народы потеснили, да и северней, вплоть до Скандинавии их влияние сказывалось. Но если в Европе их продвижению горы высокие да леса дремучие мешали, то на восток по широкой степи было хоть боком катись. Вот и покатились по степным увалам грузные переселенческие телеги, побрели тучные стада в поисках новых пастбищ. Шли не спеша, постепенно осваивая одну речную долину за другой, из поколения в поколения тесня и ассимилируя местные родственные племена – потомков «алтайских гипербореев».
В путь тронулись и говорящие на прото-алтайском потомки хвалынцев, и наследники индоевропейцев–среднестоговцев, и даже отдаленные потомки майкопских мастеровых-бронзоволитейщиков. Последние, хоть и селились среди ямников, но сохраняли и свой ныне забытый язык, и свою религию, и странный похоронный обряд: своих покойников они вначале зверям да птицам скармливали, а затем останки переносили в каменные саркофаги-дольмены.
Так неторопливо из века в век продвигались на восток носители ямной культуры и чем дальше от исторической родины – европейских степей они удалялись, тем сильней менялись их культура, быт и даже внешний облик, так как по пути они вбирали в себя культурные традиции местных народов, да и сами смешивались с местным населением. К началу третьего тысячелетия волна переселенцев докатилась до Алтая, а к концу его и до берегов Японского моря.
Мало что осталось с тех далеких времен, но путь выходцев с Дикого Поля хорошо заметен до сих пор. Он зримо отмечен высокими курганами, насыпанными над местами погребений героев многовекового марафона. Его след виден археологам, так как пришельцы принесли с собой новый – бронзовый век и колесо. Путь этот можно не только увидеть, но и услышать, стоит только прислушаться к говору народов Евразии, где до сих пор существует чересполосица индоевропейских и алтайских языков, начало которой было положено двуязычными ямниками. А благодаря чудесной исторической памяти китайских и корейских народов мы даже знаем, как звали тех героев, которые в конце третьего тысячелетия до нашей эры продвинулись дальше всех и принесли прогресс в долину Хуанхэ и к истокам Сунгари.
Первый, больше известный как Желтый император (Хуанди), прозывался Тележной Оглоблей. Сами китайцы считают его основателем легендарной династии Ся, заложившим основы государственности, научившим людей выращивать пшеницу, изготавливать посуду на гончарном круге, пасти скот, плавить бронзу и перевозить тяжести на телегах. Правда, ученым-историкам такое краткое название пришлось не по душе, они предпочитают более поэтичное название – «археологическая культура Луншань», но сути это не меняет: во второй половине третьего тысячелетия