shpaks

Всем привет! Сразу оговорюсь, что рассказ является не оконченным. Сам являюсь фанатом творчества Стивена Кинга, поэтому сразу предупреждаю, что этот рассказ я старался писать максимально приближенно к стилю Мастера. Вот решил поделиться написанным, чтобы понять для себя стоит ли вообще продолжать потуги и почитать конструктивной критики, если таковая будет. Знаю, что в тексте есть ошибки в пунктуации и опечатки, но прошу сразу не забрасывать помидорами.

Он гнал автомобиль по пустынной заснеженной дороге. В ритм двигающимся без остановки дворникам за стеклом в машине играла песня Майлза Дейвиса. Он считал, что способен слушать этого парня везде и всегда. Даже в тот вечер, который запомнился ему тем, что он получил сильное сотрясение, а так же пару сломанных костей ниже пояса, в результате столкновения с противопожарным гидрантом на скорости сорок миль в час. Как ни странно, его подружка отделалась лишь легкой царапиной на локте и парой ссадин. Из машины раздавались веселые звуки ритмичного джаза в исполнении Майлза, когда из покореженной груды метала, в которую превратилась передняя часть автомобиля поднимались струйки пара. Старина Ма-а-айлз, любил повторять Дэвид, нарочно протягивая единственную гласную в его имени, когда включал свой заезженный до дыр «Kind of Blue» и рука невольно тянулась к пачке ‘'pall mall’’.

Но не сегодня. Сегодняшний Дэвид Рутт, коммивояжер компании торговых автоматов, был в паршивом настроении. Возможно причиной этому была погода. На протяжении последних двух месяцев ртутный столбик термометра не поднимался выше 5 градусов по цельсию. Январь близился к концу и казалось, что все шло к тому, что весна перейдет в свои владения без особых сюрпризов со стороны ее предшественницы. По крайней мере Дэвид на это надеялся. Но матушка природа решила разбить надежды тридцати двух летнего Дэвида в пух и прах. Как известно, человек предполагает, а бог располагает. Так оно и вышло.

Печка в машине топила добротно, поэтому температура в 25 градусов ниже нуля никак не сказывалась на комфорте водителя, чего нельзя сказать о снежной пелене, застилавшей весь обзор дальше 5 метров за лобовым стеклом старого шеви. Лучи фар, несущегося на скорости 30 миль в час автомобиля, большую скорость при таких погодных условиях Дэвид развивать просто боялся, разрезали темноту, и выхватывали снежные хлопья из темноты, окутавшей дорогу. Ну прямо чертов Буран, мать его, подумал Дэвид. Скорее всего, если с моей машиной что-то случится и произойдет непредвиденная ситуация, то я смогу протянуть несколько часов точно, прежде чем превращусь в сосульку. Впервые Дэвид серьезно пожалел о своей скупости. Он давно должен был заехать в мастерскую и заменить свечи, но теперь..Теперь, оказавшись в таких условиях, протекшие свечи под копотом могли стать причиной именно такой поломки, которой он так боялся. Дэвиду стало ясно, что в этом даже проглядываются нотки легкомысленности, которую он так ненавидел в других людях, да что там нотки – целое великое музыкальное произведение легкомысленности. Подобные паршивые мысли волнами накатывали на Дэвида, и было понятно, что это лишь начало. Возможно, я стану едой для стаи волков, подумал он, хотя наверное даже волкам в такую погоду не хочется шастать по сугробам. Дэвид вспомнил фильм, который он когда-то смотрел. В том фильме группа мужчин, оказалась где-то в лесах Аляски зимой и была вынуждена вести жестокую борьбу за жизнь с целой стаей волков. Кажется, актера играющего главную роль звали Лайм Ниссон, а вот название фильма так и вертелось на кончике языка, но вспомнить его Дэвид так и не смог. Зато он помнил, как легкий холодок пробежал по его телу, когда он услышал, как ночную тишину разрезают вой волков. Сначала выть начинает Альфа, заводя тем самым свою стаю. Затем ноту подхватывают остальные и их становится все больше и больше, пока они не сливаются в монотонный, изредка прекращающийся вой, от которого мурашки бегут по коже и кровь стынет в жилах. Это можно смело называть песней дьявола. Может и повезет и дождусь спасения, всем известно, что бог любит младенцев и пьяниц. А может и нет, думал он. Лучи фар освещали дорогу, по которой ветер с яростью гнал снег, создавая зловещие завихрения, напоминающие мини-торнадо.

Снег валил и валил. Начиная с 11 вечера прошлого дня, снежный ливень почти не прекращался, а теперь он стал только сильнее. Такое количество снега, думал Дейв, способно остудить пыл самого Люцифера, прищурив глаз из-за сигареты торчавшей из левого угла рта, изрек самому себе Дейв. Но должного эффекта эта фраза не произвела. Слова прозвучали как-то нервно и даже слишком убедительно, что самому Дейву это показалось правдой.

В следующую секунду Дэвиду показалось, что в машине кто-то есть, помимо него. В тот момент он был готов поклясться, что это так. Началось с того, что после произнесенной фразы Дэвид затылком почувствовал присутствие другого человека и услышал голос, произносящий одно единственное слово… . Можно сослаться на шестое чувство или на улавливание микровибраций воздуха или чего-то иного, но Дэвид готов дать руку на отсечение, что не знает, прозвучал этот голос в его голове или нет. Голос, произнесший его был самым обычным голосом мужчины. Он мог принадлежать кому угодно. Ровный и спокойной с оттенком сарказма. Внезапно, у Дэвида появилось ощущение, что он находится во сне, голова не много закружилась и подняв глаза к зеркалу заднего обзора, он увидел силуэт, отчего едва не вскрикнул и чуть не вылетел с трассы, невольно выкрутив руль вправо, но сумел во время взять контроль над автомобилем в свои руки для чего ему пришлось перевести глаза на дорогу. Это так называемое, ощущение сна продлилось около 5 секунд и когда он вновь поднял глаза на зеркало с огромной надеждой, что ему силуэт лишь привиделся, он не увидел там ничего кроме заднего окна, покрытого снегом. Дэвид трясущейся рукой нащупал кнопку включения света в салоне автомобиля, подумав о том, что расход аккумуляторного заряда увеличится, но на это ему было наплевать, потому что страх, пережитый им только что, не позволял ему задумываться о таких вещах. Он готов был поклясться богом, что на заднем сиденье сидел мужчина в шляпе, вроде ворот пальто был оттопырен, но большего он вспомнить не мог, по крайней мере силуэт не позволял добавить каких-либо подробностей, но тут он вспомнил о слове, четко прозвучавшем то ли в его голове, то ли в салоне. Этим словом его называли когда-то давно и Дэвид ненавидел его. Казалось, что он уже некогда не услышит его, произнесенным в свой адрес, потому что те времена давно прошли и из пухлого неуверенного в себе мальчика вырос здоровый сильный мужчина, который мог постоять за себя, если на то появлялась необходимость. Неприятные воспоминания нахлынули мгновенно.

Вот он стоит возле входной двери дома, мама уже подходит к нему, чтобы передать пакет с ленчем и поцеловать в щечку, как она делала уже миллионы раз. Он стоял у двери и ждал повторения этого ритуала в сотый раз, когда отец проходил мимо него на кухню. Он окинул его взглядом. По этому взгляду можно было прочесть что-то вроде : «Что, малыш Дэви, ждешь пока тебя чмокнет мамочка?» – Сопляк, завяжи шнурки, сказал мой отец. Ой! Хорошо пап, сказал я и немедленно опустившись на колени начал шнуровать правый кроссовок. Я чувствовал, что отец все еще стоит и смотрит на меня. Подняв голову, я понял, что мои чувства меня не обманули. Он вновь усмехнулся и повторил сказанное слово: Сопляк. Как бы подытожив этим данный краткий эпизод нашего утреннего общения. Хоть мне и было 12 лет, но я уже понял, что отец меня не жаловал. Он считал меня мягкотелым, слабовольным и планировал отдать меня в военный корпус, но когда только речь заходила о его намерениях, мама смиряла его таким взглядом, что будь я на его месте, давно бы уже заплакал и молил бы о прощении на колянях. А вот и она выходит из кухни с пакетом с ленчем в руках. - Будь осторожен Дэви и не обращай внимания на тех задир! Готова поспорить, что их родителям будет о-очень стыдно, когда я поставлю в известность их родителей о том, что вытворяют их жестокие дети. – Мама умоляю не делай этого! Мне будет ужасно стыдно, ответил я. На что мама отвечала с такой счастливой улыбкой, А я уверена, что мне никогда не будет за тебя стыдно, потому что ты, мой Дэви, самый лучший мальчик на свете!

Кролик! Кролик! Кролик! – скандирование продолжалось и каждое новое слово звучало все громче и громче. Эй ты, жалкий гомик-кролик, это правда, что на завтрак ты съедаешь четыре гамбургера и двойной десерт? Раздался смех, и ему захотелось провалиться под землю, потому что он знал что она смотрит, а может даже и смеется вместе со всеми. Он поднял глаза, как бы случайно, посмотрел на Одри и увидел, что она улыбается. После этого сердце Дэви, хрупкое сердце 12 летнего не уверенного в себе мальчика, все еще верящего в Санта-Клауса, на сколько может быть хрупким сердце верящего в Санту мальчика, было разбито. Сердце было разбито, и любовь к Одри была забыта. Одри, была единственной причиной, по которой, как он думал он ходил в школу. Все началось с того, что несколько месяцев назад она начала слать ему записки на уроках с загадками, отвечая на которые, обязательно нужно было написать свою на обратной стороне и отправить записку обратно. Эта игра, продолжалась несколько месяцев и Дэви был настолько увлечен ею, что даже купил себе сборник всевозможных загадок, безмерно удивляя Одри и из-за дня в день отсылая новые и новые загадки. Затем их общение перешло на новый уровень, они обсуждали на переменах разные загадки и больше всего Дэви любил слышать смех Одри, когда она смеялась над тем, что Дэви не смог отгадать ту или иную загадку. Иногда они даже сидели вместе в столовой. И теперь она смеялась над ним вместе со всеми. Смеялась над ним, как все. В этот момент Дэви осознал, что она есть и всегда была одной из них. Ничем не лучше остальных, так любящих поиздеваться над ним из-за его лишнего веса. Осознание этой мысли мгновенно принесло за собой ту болЬ, которая приследовала его на протяжении нескольких месяцев. Боль и осознание того факта, что его отец все таки был прав на его счет….

Дэвид настолько глубоко погрузился в те далекие и не самые радостные воспоминания его жизни, насколько только можно погрузиться в них, что даже не заметил промелькнувшего зеленого щита-указателя, оповещавшего водителей, что поворот на Касл-Рок будет через две мили, а продолжавшаяся далее дорога, ведущая к Честерс-Милу, заблокирована повалившимися под тяжестью снега тридцати метровыми елями. Если бы Дэвид включил радио, он знал бы об этом. Так же как он знал бы о том , что нужный ему поворот будет через 2 мили, не будь он так поглощен воспоминаниями, мгновенно срезонировавшими на слово Кролик, сказанное то ли призраком, то ли прозвучавшее в его голове... Но ни того, ни другого не случилось, а значит что Дэвид ехал на скорости 30 миль в час с баком, наполненным лишь на четверть, ровно на четверть, навстречу большим неприятностям. Но он не подумал не о том, не о другом. Казалось, что от его былой бдительности до появления странного силуэта не осталось и следа. По этой причине или по какой другой, Дэвид несся навстречу смерти.

*****************************************************************************

Когда автомобиль проехал еще две мили, Дэвид опомнился. Его словно выбросило из омута воспоминаний, заложником которого он стал на минут десять или пятнадцать, как он думал. Но этого времени с лихвой хватило для того, чтобы проехать злосчастный поворот. Музыка, наполнявшая салон автомобиля звуками джаза, такими сладостными и знакомыми для Дэвида, давно уже стихла. Это тишина и нескончаемая снежная пелена, которой казалось не видно конца, нагнетали странное чувство то ли тоски, то ли одиночества, которое возникло еще после появления того непонятного силуэта в зеркале заднего вида. «Черт меня побрал взглянуть в это гребаное зеркало, чтоб ему пусто было. – пробормотал Дэйв, доставая левой рукой сигарету из пачки Pall’Mall, а другой держа руль. – Еще этого поворота не видно, где же он, мать его? , Дейв потянулся к правой рукой к бардачку, в котором лежала карта, не своя глаз с дороги. Этот вопрос так и завис в тишине, нарушаемой лишь мерным гудением мотора, лишь усугубив и без того тревожное состояние Дэвида. Да, Дэвид наконец подобрал нужное слово. Его внутреннее состояние можно назвать именно тревожным. Это состояние можно сравнить с чувством, которое возникает, когда на высоте двадцати тысяч футов над уровнем моря в салоне самолета загорается желтым светом лампочка с изображением застегнутого ремня безопасности, а из динамиков доносится голос молодой, и судя по тембру, симпатичной, стюардессы с едва различимой ноткой нервозности, предлагавший пристегнуть концы ремня безопасности, так как семидесяти тонное воздушное судно вошло в зону, мать ее, турбулентности, и в любой момент может начаться такая болтанка, что любой не пристегнувшийся пассажир мог бы стукнуться своей макушкой о потолок с такой силой, что этот рейс вполне мог бы оказаться для него последним.

Открыв бардачок в темноте, и запустив в него руку, Дэвид начал шарить в нем в поисках заветной карты, как вдруг кое-что произошло. Дэвида как будто ударило слабым разрядом тока, вроде того, когда подставляешь палец вплотную к отверстию из которого должен вспыхнуть огонек в зажигалке, в которой давным-давно закончился газ, и нажимаешь на кнопку. Сам по себе разряд получается слабым, но ощутимым. Так в колледже он любил разыгрывать своих приятелей-увольней, половина из которых в последствие бороздила, и не вполне успешно, просторы джунглей Вьетконга с автоматами на перевес, размалеванные словно на Хэллуин. «Удар распространяется лишь на палец, или на другую часть тела, не более», говорил когда-то Питии в студенческом кампусе. Пити, ставший в последствие Бешенным Питом, заслужив это прозвище во Вьетнаме, вернувшийся оттуда без кисти на правой руке. - Этих гребанных желтолицых коми в той бане было с дюжину, стеклянными глазами рассказывал Пит, - и я отправил их всех к праотцам жрать лягушек, - после чего заливался пугающим истеричным хохотом.

Сейчас же Дэйв почувствовал, как слабый электрический разряд прошел по всему телу. Дэйв резко бросил взгляд на зеркало заднего вида и ничего не увидел. Не увидел, потому что сигаретный дым застилал его пеленой, не давая никакого шанса разглядеть хоть что-то, учитывая темноту, царившую в салоне. Поэтому он был вынужден резко обернуться назад, так как готов был поклясться, что уловил какое-то движение в зеркале. Он не мог утверждать точно, что именно он увидел, и увидел ли вовсе - ровно как и в первый раз, потому что он уже почти убедил себя и уверовал в то, что ему почудился какой-то призрачный таинственный силуэт и все это лишь игры воспаленного разума. Но сейчас он не мог опять начинать играть в игры с самим собой. То, что на этот раз он уловил какое-то движение было очевидно.

В те секунды, когда Дэвид, сидел в пол оборота, стараясь окончательно свыкнуться с тем что его шарики еще не окончательно заехали за ролики или наоборот, правую сторону автомобиля внезапно подбросило примерно на пару футов вверх, от чего Дэвид случайно, как бы повинуясь приступу испуга, вывернул руль влево и повернувшиеся колеса тем самым дезориентировали стабильный ход автомобиля. Пока Дэвид поворачивался обратно к рулю, автомобиль на скорости приблизительно сорок миль в час резко занесло влево, что привело к тому, что водитель стукнувшись виском об окно, почувствовал во рту металлический привкус, а так же как из того места, куда пришелся удар, течет какая-то липкая теплая струйка. Сигарета по инерции выпала изо рта на пол, успев по пути обжечь его руку. Дэвид цементной хваткой сжал зубы вместе то ли от боли, то ли таким образом его лицо изобразило гримасу предельной концентрации и удивления, то ли и от того и другого, и с этим, как бы звериным оскалом, держа руль двумя вытянутыми руками, Дэвид старался не допустить полной потери контроля над машиной. - Все происходит не так, как показывают в этих фильмах, эта мысль мелькнула у него в голове, чему он даже успел удивиться. В них обычно ситуация разворачивается в режиме, так называемого, слоу-мо, где как будто в режиме замедленной съемки видно каждую мельчайшую подробность, каждое движение, каждую ворсинку, как будто режиссер хочет передать эстетику катастрофы и автомобиль, будто бы с не охотой и преисполнившись вселенской лени, входит в занос. Выкрутив руль со всей мочи влево, как этому учили в школе вождения, Дэвид начал кричать. Даже не кричать, а вопить, как горланят козодои в ночной мгле. Затем, он заметил, как какой-то большой металлический предмет пролетев в дюйме от его правого глаза, врезался в стекло. – Должно быть термос, подумал Дэйв. - Какая забота, Мэги, твой гребанный термос чуть не вырубил меня, мысль истерично пробежала в его голове. На его лице вновь появилась гримаса боли и отчаяния – все таки термос доставил ему неприятности. Видимо, сегодня против него все карты. Крышка была закрыта не плотно, и не успевший остыть горячий кофе вылился Дэвиду на джинсы, наполнив салон запахом дешевого растворимого нескафе. Дэвид закричал снова и теперь в его голосе слышалась ярость, - ВОТ ДРЯНЬ! ДАВАЙ, ДАВАЙ, ТОЛЬКО НЕ УХОДИ ВЛЕВО, ЧТОБ ТЕБЯ ! Видя что его действия не приводят к стабилизации ситуации, он поддался тому самому подлому искушению, которое как дьявольский глас, преследует всех водителей в подобных ситуациях, а именно выкрутить баранку в противоположенную сторону к направлению заноса. Автомобиль еще сильнее повело в сторону и в какую-то долю секунды, правый бок «шеви» начал крениться влево, усугубляя тем самым уже далеко не шуточную ситуацию и унося машину все дальше и ближе к обочине. Прошло еще несколько мгновений как автомобиль вылетел с дороги и оставив четкие следы от заноса на обледеневшей заснеженной трасе, ударился в дерево правым боком. В эту секунду Дэвид стукнулся головой об окно еще раз, но с большей силой. Промелькнула мысль, что удар не такой уж и сильный. Как-то раз его хлопнули битой в переулке Нью-Йорка около пересечений пятой и сорок пятой авеню прямо по темени и не смотря на полученное от этого, как выяснилось на приеме у врача, сотрясение, он даже не вырубился. Открыв глаза, он не разобрал ничего, за исключением смутных темных очертаний дороги и крон деревьев. Так же он обратил внимание, на то, что запах кофе сменяется свежим морозным дуновением. Затем он на секунду зажмурился, стараясь собраться с мыслями и силами. Это было нелегко, с учетом сложившейся ситуации. Открыв глаза вновь, он попытался повернуть голову и левой рукой ощупать место удара головой, как вдруг в глазах внезапно померкло. Дэвид вырубился, и успев осознать, что он теряет сознание, уголки его губ немного поднялись в слабой улыбке. - Удар был сильнее чем в переулке Нью-Йкорка, после этой мысли Дэвида Рутта окутала тьма.

Автомобиль замер практически в том же положении, с которого начался крен. Возможно угол был и больше, но это было едва заметно.

*****************************************************************************