serginfo2009

Продолжение истории про первую поездку в горы. Начало истории здесь -http://pikabu.ru/story/zov_gor_chast_pervaya__quotpervoe_zna...

Переход, перевал. Хруст воды на зубах.

Хруст беды под натёртой ногой.

И сознание вновь превращается в прах,

Укрываясь за призрачной мглой.

Ночь. Луна. Всюду грязь. Исчезающий свет

Фонаря. Столбик дыма вдали.

Переход, серпантин. Всё – неправда, всё – бред;

Лишь дорога, что прочь от земли.

Как взбесившийся спрут, давит плечи рюкзак,

Щедро дарит объятия зло.

Ты не рад, человек? Ты нашёл, что искал?

Или снова не повезло?

Или эта тропа – недостойных удел?

Или выбор не сделал ты сам?

А песок на дороге пугающе бел,

И блестит серебро в волосах.

Что может быть приятнее, чем купание в море? Тёплые, ласковые волны навевают дремоту; свежий бриз доносит едва уловимый запах соли…

Именно так я думал, стоя на скользкой гальке на берегу какой-то безымянной бухты и пытаясь залезть в тонкий неопреновый гидрокостюм. Милые озорники-организаторы решили, что после бессонной ночи нам всем необходимо взбодриться – и выгнали не смеющую роптать толпу на бессмысленную и беспощадную «отработку спасения на воде». В задачи команд входило следующее. Один из тройки забрасывается в воду и начинает там «тонуть». Двое других бедолаг седлают катамаран, хватают вёсла и начинают, превозмогая волнение и уворачиваясь от странных бетонных многоугольников, торчащих из воды, спасать товарища. Я сознательно упускаю подробности касательно ударов веслом по голове (вива, каска!) и прочих прелестей спасения, так как запомнилось мне, собственно, не это. Главным поражающим фактором в данном случае был холод. Нет, даже не так. Это был МАТЬ ЕГО ХОЛОД ИЗ ЗАМЁРЗШЕГО АДА! Вода была настолько ледяной, кто казалась густой и мгновенно лишала возможности двигаться. Складывалось ощущение, что эта убийственная субстанция должна была принять твёрдое состояние ещё 273 градуса назад, но, благодаря чьей-то чёрной магии, оставалась жидкостью. Боль пронизывала конечности и перекручивала внутренности в морской узел; в один момент возникла ситуация, когда спасение оказавшихся в воде людей потеряло условный характер.

Остаток дня прошёл без приключений. Мы ели сублимированное мясо, закусывали его порошкообразной картошкой; палаточный лагерь находился в состоянии затишья перед бурей. Я пытался согреться, держа ладони над пламенем примуса. Руки потеряли всяческую возможность осязать, так что моя многострадальная кожа периодически начинала дымиться. Дима вернулся с рекогносцировки.

- Вечером будет большой переход. Сказали, что нужно по максимуму разгрузиться, с собой надо взять только воду, рацион на 2 дня и НАЗы.

Переход – краеугольный камень всех ПСР. Он включал в себя невероятно протяжённый маршрут по горам; по пути к цели команды должны были карабкаться по практически отвесному склону, вброд переходить безумствующие после продолжительных дождей реки, а также, опционально, уныло брести по колено в грязи и желать умереть. Я бодро начал перебирать свой ридикюль, намереваясь не допустить прежних ошибок. Сейчас уже трудно вспомнить, чем я руководствовался, принимая решение оставить в рюкзаке не лёгкий сублимат, а полтора килограмма гречневой крупы…

Задумка судей измучить нас в конец удалась. Вся взятая с собой вода была выпита ещё на первых пяти километрах; единственным водоисточником на нашем пути была речушка, практически белая от взвешенного в ней доломита. Люди падали на колени и жадно пили хрустящую на зубах эмульсию. Плечи нещадно болели; рюкзаки разгружались прямо на ходу путём сбрасывания лишних вещей в пропасть. Всюду был туман. Тягучий, непроглядный туман обволакивал усталых путников, мочил одежду и снаряжение. Тонкая струйка света из налобного фонаря не могла пробиться дальше вытянутой руки. Сказывалась предыдущая депривация сна – то и дело кто-то выключался прямо на ходу. В мои ботинки попала вода, идти было неимоверно больно – стопы представляли собой нелицеприятное месиво из отслоившейся кожи. Физических сил не было, боевой дух таял на глазах.

Сзади послышалась ругань. Мы притормозили и обернулись. По крошащемуся склону, размахивая трекинговыми палками, неслась команда из Белгорода. Суровые ребята, завидев нас на своём пути, сначала вознамерились просто пролететь мимо, но потом, сжалившись, взяли «на буксир».

Эти люди не признавали слово «привал». Они не считали боль уважительной причиной и ни на секунду не сбавляли ритм. На мои глаза наворачивались слёзы, каждый шаг норовил закончиться ошеломительным падением. Но мелькающие впереди разноцветные куртки стали для меня своеобразным маяком, тем самым стимулом, что позволяет забыть про любые преграды и лезть, рваться наверх, теряя по пути куски искромсанной плоти и обретая те новые, недостающие пазлы, делающие душу целостной.

Внезапно извилистый серпантин вывел нас на вершину скалы. Открывшийся вид поражал своим великолепием. Сквозь непроглядную черноту зеркально отполированным клинком сверкала река Шахе, окружённая лесистыми сопками. Туман рассеялся, и луна, доселе бывшая лишь бесформенным белым пятном, приняла облик идеального сияющего шара. Мы быстро спустились к воде. Я достал примус, поставил чай. Потом сел на рюкзак… И потерял сознание.

Продолжение следует...

У меня зазвонил телефон. Однако, вопреки посулам известного детского стихотворения, вызывал меня отнюдь не слон, а заместитель командира ярославского областного студенческого поисково-спасательного отряда, созданного по образу и подобию «взрослой» аварийно-спасательной единицы при кафедре безопасности жизнедеятельности ЯГПУ им. К.Д. Ушинского.

Шёл 2010 год. Я, тогда ещё студент первого курса, мечтал проявить себя на поприще горовосходителя. Меня жутко влекли рассказы старших товарищей о заснеженных вершинах и сложных маршрутах; но, главное, мне грезилось быть частью той особой, немногочисленной группы людей, способных перешагнуть через любые преграды, в том числе, и через свой собственный страх… Стоит ли говорить, что на командира отряда, Алексея, взошедшего в своё время на Эльбрус, я смотрел как на истинного героя, атланта, чьи высоты недостижимы для таких ничтожных червей, как я. В общем, я был молод, не уверен в себе и очень падок на авторитеты. С тех пор судьба неоднократно предоставляла мне возможность излечиться от этого губительного принижения себя и возведения чужих успехов в ранг абсолюта, но это уже совсем другая история, к теме моего повествования имеющая отношение чуть менее чем никакое.

Я снял трубку.

- Серый, привет. У меня для тебя важная информация,- раздался в старенькой Сони Эриксон голос замкома, - Ты ведь по весне не сильно занят? Надеюсь, что нет, потому что ты едешь с нами на Кавказ, на ПСР.

Соревнования по поисково-спасательным работам проходили ежегодно; отправной точкой всего действа была база в Катковой Щели, а территория мероприятия покрывала практически весь район вдоль течения Шахе и Агуры вплоть до массива Псеашхо. В туристической среде ПСР издавна славились крайне жёсткими и оттого весьма престижными маршрутами. Разве можно было представить себе лучшую возможность начать знакомство с горами? И я с радостью согласился.

Участвовать предполагалось в категории «тройки», всего ЯГПУ выставлял две команды по три человека. В первую вошли три парня поопытнее, во вторую – я, заместитель командира Дима, и ещё один человек, с которым я познакомлю вас немного позже.

За пару месяцев до отбытия на Кавказ начались активные тренировки. Мы бегали, занимались на скалодроме, отрабатывали технологию спасения людей на техногенном и природном рельефе. Много времени было посвящено формированию практических навыков оказания первой помощи в условиях, что называется, приближенных к боевым. Параллельно велось комплектование наборов группового и личного снаряжения. Оказалось, что помимо всего прочего, команде требуется иметь единую форму с указанием региона и, внимание, ноутбук. Вопрос с формой решили просто – первая команда, не заморачиваясь, использовала МЧСовские костюмы «Рассвет» (отличная, между прочим, вещь – прочная ткань, светоотражающие вставки). Мы же решили немного выделиться из сине-оранжевой толпы, и прикупили себе тонкий английский камуфляж. К сожалению, сейчас уже не вспомню названия, но сохли эти куртки очень быстро, и даже, вроде как, «дышали».

С ноутбуком всё было сложнее – он просто отсутствовал как вид. Было решено не обращать на этот досадный факт внимания.

На этом этапе в наш небольшой коллектив влилась Маша. Для меня до сих пор остаётся дремучим секретом, где Дима её откопал, ибо на роль третьего в группе она годилась как нельзя хуже. Ни опыта походов в горных условиях, ни навыков оперативной работы – ничего вообще. Только спортивный туризм на равнине и не менее спортивное ориентирование. Что касается работы со снаряжением - наша спутница не могла толком подняться по верёвке; о быстроте действий речи вообще не шло.

Помучавшись и поматерившись на тренировках, мы плюнули, сказали: «Пренебречь, вальсируем!» и загрузились в поезд до Лазоревского. Ехать нужно было через Москву с заездом на Украину. Почему не прямым маршрутом? Каким-то невероятным образом крюк в 600 километров позволял сэкономить деньги на билетах, чем наш горячо любимый (без сарказма) ВУЗ и воспользовался.

Дорога была скучна и однообразна. Если в России пейзаж хоть как-то менялся, то Украина встретила нас коричневой землёй, коричневой травой и коричневыми наглыми пограничниками. Эти бравые стражи рубежей «незалежной» ходили по вагонам, отбирали у туристов газ и радиостанции и постоянно требовали какой-то «магарыч». Удивительно, но наша троица границу преодолела без потерь в виде эмоциональных и финансовых ресурсов.

И вот, наконец, черноморское побережье. Вокзал Лазоревского встретил нас сплошной стеной не по-южному холодного дождя. Практически на ходу выпрыгнув из вагона, мы перегруппировались, сели на автобус и уже через час месили размытый известняк, поднимаясь к турбазе.

Здесь мне хотелось бы сделать небольшое отступление. На одном из совещаний перед поездкой я задал вполне рациональный вопрос – а что, собственно, брать с собой? На что мне резонно ответили: «Всё и ничего». Видимо, эйфория от предстоящей поездки позволила мне услышать только «всё». Мой суровый 80-литровый рюкзак был заполнен до отказа. Кроме реально нужных вещей там лежали: пуховик (ну да, на юг же едем), плащ-палатка (это в те-то годы, когда человечество уже придумало и вовсю использовало штормовки), семнадцать (семнадцать, Карл!) стальных карабинов, 7 баллонов с газом для примуса, килограмм соли и три килограмма сахарного песка. У тебя, уважаемый читатель, наверное, возникло чувство, что я – кромешный идиот. Так вот, заверю, что таковым я не являюсь, и взял это барахло только по причине отсутствия на тот момент маломальского опыта в подборе необходимого снаряжения. Сейчас мой рюкзак редко весит больше 20 килограмм. Но тогда я мужественно пёр в гору ношу, своей массой напоминавшую мне абстрактного любителя закусывать сало кремовыми тортами. Впоследствии спасло меня только то, что на базе имелась «камера хранения», где можно было оставить лишние вещи и цивилизованную одежду.

Итак, настал первый день моего личного ада. Ознаменовался он тем, с чем встречается практически каждый человек, впервые оказавшийся в условиях каких-никаких, но гор. Акклиматизация. Мой бедный желудок вышел на тропу войны, припомнив мне все обиды вплоть до съеденной в позапрошлом году шаурмы. Я быстро терял воду и силы; тело болело и не слушалось. На церемонии официального открытия соревнований я сидел, прислонившись к стенке жилого модуля, и думал лишь о том, чтобы не сдохнуть. Спас меня (внимание, реклама) препарат «Линекс». Правда, для достижения терапевтического эффекта, при котором я мог отдалиться от туалета хотя бы на сто метров, есть эти желатиновые капсулы пришлось чуть ли не горстями. В изрядно подпорченном виде я вышел на первый этап – ориентирование.

Почему туда был отправлен я, а не ориентировщица Маша – таинственная загадка, изощрённости которой мог бы позавидовать Сфинкс. Моё измождённое туловище плелось позади остальных участников, ежеминутно маскируясь в придорожных кустах и щедро удобряя каменистую землю продуктами жизнедеятельности. Стоит ли говорить, что этап я практически провалил. Замком, видя моё плачевное состояние, поставил палатку и приказал отдыхать. На землю опустилась ночь – первая из бесконечной вереницы кавказских ночей, которые однажды я полюблю всем сердцем.

Чёрное небо разрезал всполох сигнальной ракеты. Одновременно с этим раздался свисток, призывающий участников на оперативное совещание. Меня, как поспавшего немного дольше остальных, выпинали из палатки с целью выяснить, в чём дело.

В жилом модуле тарахтел генератор и было накурено. Сотрудники местного МЧС возились с картой, кто-то скачивал вводные данные на ноутбук. Видимо, группы готовились получить поисковое задание. Я сел в угол, достал блокнот и стал ожидать оглашение сути задания и координаты района поиска…

-…Таким образом, район поиска ограничен четвёртым квадратом,- из тёплых объятий сна меня вырвал зычный голос товарища Гоголадзе – руководителя спасработ,- Группы должны выдвинуться немедленно. Совещание окончено, всем удачи.

Я с ужасом понял, что проспал брифинг. И понятия не имею ни где находится нужный квадрат, ни что мы должны в нём найти.

Как ни странно, Дима не был зол на меня. Он просто надел рюкзак, пнул мирно спящую Машу, и вся наша компания отправилась вслед уже таявшей вдали змейке фонарей основной группы.

Удивительно, но в этот момент наше эпичное невезение закончилось. Мы легко догнали, а затем и перегнали остальные команды. Стрельнули у московских ребят сигареты и карту. Жизнь налаживалась.

Четвёртый квадрат представлял собой участок раздолбанной горной дороги, с одной стороны ограниченной скалой, а с другой – обрывом. По вводной, целью работы спасательных формирований был поиск группы гражданских, покинувших за каким-то чёртом автомобиль и, предположительно, сорвавшихся в пропасть. Проклиная лианообразные колючки, в лоскуты нарезающие спецодежду, мы ползали по кюветам, ежесекундно рискуя сорваться вниз и самим перейти в статус пострадавших.

Моё внимание привлекло мигание аварийного фонаря. А вот и пропавшие люди – успех, товарищи, мы первые их нашли. Быстро собираем носилки, грузим молодого парня с условно диагностированным переломом берцовой кости и несёмся назад. По пути к нам присоединяются москвичи, теперь рассчитывающие на процент от инвестированной в нас пачки папирос и чёрно-белой карты. Мы и не против – вместе легче тащить тяжеленного «страдальца».

Продолжение следует…

О, если б знали вы, как тяжело

Любить двоих, двоих одновременно;

И в цикле бесконечных переменных

Страдать; и самому себе назло

Рубить и резать душу сожалением

За жест, за взгляд - во имя искупления...

И снова улыбаться невпопад,

Копя в себе бессмысленную ярость,

И вопрошать - а что ещё осталось,

Раз личные твои ворота в Рай

Слепой судьбой захлопнуты навеки?

И перед сном, едва лишь смежив веки,

Вкушая боль, пить ревность через край.

О, знали б вы, какой нелёгкий путь -

Жить в хороводе образов и чисел;

Выплёвывать слова, забыв их смысл,

Себя пытаясь снова обмануть,

Стереть прощальный терпкий поцелуй,

Кусая губы до кровавой пены...

Адреналином истязая вены,

Не в силах прошлое своё перечеркнуть.

Нет цвета совершеннее, чем чёрный!

В нём – сон миров, пугающий и вечный.

То созидающий, то, через миг, тлетворный,

Собой он наполняет бесконечность.

Черны врата у старого погоста,

Где на кресте сидит крикливый ворон,

И чёрен балахон у смерти-гостьи,

И тёмен миг, что всем нам уготован.

Рассвет слепца бесцветен; и, всесильный,

Плетёт паук мерцающие нитки…

Но цвета ночи недра у плавильни,

Где создаются золотые слитки.

И в чёрный погреб сыплются монеты…

Покуда жадность исчисляет пени -

Людские короли со всей планеты

Свои готовы преклонить колени.

Едва в нигредо прогниёт бумага,

Поэму менестрель забросит в угол –

И ждёт его серебряная плаха,

Но сердце палача черно, как уголь.

Черны глаза красавицы роскошной,

В них – откровения бездонный омут;

Но мрачен промысел бездомной чёрной кошки,

И в чёрной Преисподней бесы стонут.