p.ingvin

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

Донесся нарастающий гул — приближалось и одновременно разговаривало множество людей. Сидевшая как на иголках Нора ощущала эти иголки даже горлом. Прошло еще не менее получаса, прежде чем лязгнул наружный засов и дверь распахнулась.

Перед контейнером, где ее заперли, собралось все племя. Впереди стояли солдаты — как постовые, так и гвардейцы. Не видно только короля, Ферзя и их сыновей.

— Провидица, — обратился к ней Ош — молодой солдат, спасенный с сестрами и матерью при бегстве от азаров. — Ваше племя приветствует Вас и просит быть нашей королевой. Никто не сможет защитить племя лучше.

Племя в полном составе опустилось на одно колено. Зрелище вызвало дрожь, от лица Норы отхлынула кровь: сотни людей одновременно склонили головы. Словно волна прошла по людям, обрушив невероятную власть к ногам недавней пленницы.

— Выходите, Ваше величество, — торжественно произнес Ош. — Ваше племя хочет видеть Вас на троне.

Нора сделала несколько нетвердых шагов из глубины контейнера. В глаза ударил свет.

Часть солдат имела потрепанный вид, они явно только что из боя.

— Что произошло? — спросила Нора.

За всех по-прежнему говорил Ош:

— Ферзь не верил Вашему сну, утверждал, что это ловушка и требовал разделиться. Мы не подчинились. Он объявил нас бунтовщиками, но настоящим бунтовщиком был он. Нам пришлось его сместить и арестовать. — Ош помолчал, переводя дыхание. — Если бы мы не знали, куда идти и что делать, то сейчас с Вами не разговаривали. Врагов оказалось много, но мы зажали их в узкой части оврага и расстреляли почти без потерь для себя — у нас всего несколько раненых. Враг превосходил нас числом и вооружением, победить можно было только внезапностью, и лишь благодаря этому мы живы. И живы все остальные.

— Где король Джав и Фе… настраж Боно с семьями?

— Они и еще несколько человек под замком, их судьбу решит общее собрание, а решение будет представлено Вам на утверждение. Сейчас им не место среди тех, чьими жизнями они так легко и глупо играли. Король при аресте требовал поступать по закону, то есть провести честные выборы. Мы их провели. Большинством голосов королевой выбрали Вас, провидица. Да здравствует королева Нора!

Люди поднялись и зааплодировали. У Норы навернулись слезы. Папа и Лек не дожили до ее триумфа всего один день.

Глава 9

— Почему же ты ушла? — спросил Извозчик.

Дезинфекция еще продолжалась, но запущенная рубильником Колесница уже двигалась вверх.

Нора поежилась: в кабинке тамбура было прохладно, а чем выше, как она знала, тем холоднее.

— Причин было несколько. Власть — не столько права, сколько обязанности. Быть королевой непросто. Некоторые мои решения, казавшиеся мудрыми и логичными, на деле приносили вред. Управление людьми оказалось наукой, в которой я ничего не смыслила, меня этому не учили. Я не хотела судьбы как у короля- неумехи или короля-колдуна.

— А какое прозвище дали тебе? — спросил Извозчик.

Нора улыбнулась:

— Королева-богиня. Мне поклонялись, мне верили. Я делала, что хотела: могла казнить и миловать, могла летать куда вздумается… Нет, про крылья я никому не рассказала. Впрочем, один человек о них знал. Ош. Он стал моим телохранителем. Однажды Ош рассказал, что поскольку я не выдала его тайну со странным зрением, в ответ он не выдал мою. В день, когда я спасла его семью, он видел, что я не пришла, не появилась в виде некоего недоступного разумению призрака, а прилетела. С тех пор он провожал меня в ночные полеты, встречал, прикрывал отсутствие. Мне кажется, он любил меня также, как Лек… — Внутренний взор затуманился, и Нора выдохнула с некоторым надрывом, будто одновременно хотела всхлипнуть. — Лек тоже мечтал летать. Он был первый, кто рассказал про Ворота-в-Небеса, ведущие в страну небесных людей, и показал книгу, где была карта. Он говорил, что прежние люди, даже самые умные, заблуждались, они не знали, что могут летать сами, и придумывали для этого громоздкие аппараты. Если небесным людям показать настоящие действующие крылья, они смогут дать такие же каждому. Скажите, у них есть такие возможности?

Извозчик кивнул:

— Небесные люди могут все.

Нора почувствовала, как теплеет на сердце.

— Обретя крылья, люди изменят мир. Смогут добывать пищу в местах, которые прежде считались недоступными. Попадать туда, куда хочется, не строя для этого мертвое и не уничтожая живое. Наступит другая жизнь, и планета возродится на новом уровне. Человек станет частью природы, и бедствия вроде катастры не повторятся. У человечества впервые появится будущее.

Извозчик задумался о чем-то.

— Ты не прилетала сюда раньше? Не наблюдала со стороны? У меня такое чувство…

Нора улыбнулась:

— Книги помогли мне найти вас, рассказали о количестве Колесниц, и как они назывались раньше. При первой же возможности я своими глазами проверила, не сказки ли это. И я видела, как Колесница поднимается туда, где воздух перестает быть воздухом. Я пыталась лететь за вами ввысь. Это оказалось невозможно, а мне, как Икару, хотелось подняться еще выше, куда крылья не позволяли. Расспросы у охраняемых племенем стражей внешних Ворот на Границе миров дали знания об условиях, на которых берут пассажиров, и вот я здесь.

— Дезинфекция окончена, Нора. Добро пожаловать на борт.

Часть третья

Последняя проблема

Глава 1

Рам нервно обкусывал заусенцы. Он так и не заснул, когда все закончилось. Шатунью отдали князю и стражам, для нее это был лучший выход — она теперь сможет жить. Даже выродка временно оставили, наперекор всем законам. И никто не пикнул.

Других все устраивало. Или не устраивало — но они молчали. А терпению Рама пришел конец. Если ничего не случится, сегодня они уйдут. Исей, когда вернется со смены, заденет гулкую стену амбара, это будет сигналом. Дальше все по плану. Осталось только унять сердце, чтобы дожить до судьбоносного мига. И не дергаться.

А как не дергаться?!

Не сиделось. Не лежалось. И снова не сиделось. Рам выглянул из землянки. После теплой затхлости пахнуло свежестью. Кутаясь в обноски, Рам зябко передернул плечами.

Повезло, ночь выдалась отменная. Тьма. Туман. Новолуние. Значит, сегодня. Нет, вот так: сегодня или никогда. Завтра смена Рама, а Рыжий предупредил: если Рам или Исей, приставленные князем помогать ловцам, еще раз хрустнут сухой веткой, им переломают ноги. И аптекарь по кличке Упырь, чьего имени никто не помнил, когда проснется и протрезвеет, растреплет всем, что было в бутыли. Поэтому — сегодня или никогда. Так и только так. Или лучше сразу лезть в петлю.

Донесся тихий звук удара. Время пришло. Сейчас Исей возьмет вещи, пройдет между постами и будет ждать Рама в расщелине на границе с пустыней. Они выйдут на дорогу к Степным, откуда бежала шатунья. Она спасала сына, с ней все понятно: когда на кону жизнь, бегство из племени — единственный выход. Особенно, когда растерзать хотят свои же. Свои? Это понятие относительное. В мире, где правит сила, красивой женщине и уродливому ребенку нужно смириться, что их жизнь им не принадлежит. Впрочем, для шатуньи, в ее отчаянном положении, все устроилось лучшим образом. Ей несказанно повезло. Наверное, она святая или в чем-то необычная. Например, умеет управлять людьми с помощью взгляда. Говорят, такие бывают. Рам никогда не видел мутантов, но много слышал про них. Слухи были непредставимы и ужасны. Здесь, в племени, мутантской скверны ни разу не видели, ее выжигали еще на границе. Здесь многое выжигали.

Отныне Рам тоже станет шатуном — одиночкой, с которым каждый может сделать что угодно. Пусть. Это ничем не лучше того, что творилось здесь. Кто-то бежит от хорошего к лучшему. У Рама с Исеем другая задача — они бежали к плохому от худшего. Исей бредил полетом к небесным людям, а Рам был реалистом: прежде чем мечтать о несбыточном, нужно просто выжить. Потом можно и на Небеса. Но сначала попробовать влиться в одно из племен, где ценится ум, а не грубая сила. Другими словами — в любое племя, где примут.

Вместо прохода между жильем соседей, за которым начиналась пустыня, он выбрал тропинку к княжескому замку. Исей не знает об этом. Но так надо.

Пройти получилось почти бесшумно. Ну, хоть какая-то польза от уроков Рыжего.

Страж привалился громоздкой тушей к стене княжеской резиденции: спал, как и предполагалось. Не зря Рам разорился на снотворное. Чтобы доказать действенность, половину настоя сонной травы Упырь выпил сам, правда, смешал его с брагой. Через минуту смесь подействовала. На закате страж тоже выпил из отобранной у неловкого паренька бутыли — Рам отлично сыграл роль. Он нес домой под одеждой как что-то запретное, воровато озирался и прятался в тени. Страж среагировал, как задумано:

— Такому как ты это не нужно.

Он отобрал бутыль, и пинок в зад отправил Рама обратно в сгущавшиеся сумерки.

Предсказуемо и привычно. Жаловаться некому и, собственно, не на что — такое обращение с Исеем и Рамом воспринималось всеми как должное. Затрещины стали нормой, оскорбления и угрозы считались безобидным дружеским юмором, и ни один разговор не обходился без подначек. Спишь — почему спишь, когда все работают? Работаешь — почему делаешь не так, как надо? Делаешь так, как надо — почему медленно? Делаешь быстро — почему некачественно? Делаешь быстро и на совесть, работая, даже когда остальные спят — завтра чтоб сделал больше! Говоришь — выдает картавость. Молчишь — лезет в глаза большой нос и темные кудри. После странной гибели отца их с Исеем часто били — просто так, без повода. Или придумывали повод по ходу дела. Как гласила старая поговорка — если в кране нет воды… А воды в кранах не было со времен катастры. И сами краны давно проржавели. У племени вообще мало что осталось: горстка хилой скотины, жухлые кукурузные поля и развалившиеся хижины. Да еще кислое пойло, от которого голова раскалывалась, и кишки сводило спазмами.

Исей, наверное, уже ждет с вещами за поселком, но Рам не мог уйти просто так. Он знал: если догонят, будет хуже. Намного хуже.

Спасение в калаше. Тогда за ними просто не пойдут. Стража не захочет нарываться на пули, вместо этого начнет драку за власть. Без калаша победит самый сильный, жестокий и коварный.

Хорошо, что Рам этого уже не застанет.

В темноте сдвинуть ковер и просочиться за него проблемы не составило. Теперь главное — осторожность. Рам представлял себе, что и где находится, хотя никогда не был внутри. Перед выходом князя к народу Рам всегда оказывался напротив замка и вглядывался внутрь, когда за ковром открывался проем. Еще Рам внимательно слушал все, что говорили вокруг. Люди, как правило, знают намного больше, чем сами думают. Отдельные детали постепенно выстроились в цельную картину. Осталось применить знания.

Калаш, как следовало из разговоров, лежит рядом с кроватью. Он должен быть заряжен — князь всегда настороже. Исей вычитал в книгах, что для выстрела нужно снять огнестрельное оружие с предохранителя, дослать патрон в патронник и нажать спусковой крючок. Большинство слов ничего не значило, но в книжке были картинки. Позже книжку отобрали, когда кому-то понадобилась бумага на растопку, и все же картинки остались в памяти. Если понадобится, Рам сделает все, как надо.

Нет, он не собирался стрелять в князя, это поднимет на уши все племя. Нужно просто украсть автомат. Но если князь вдруг проснется…

Нога задела какую-то нитку. Не паутина, а именно нитка. Откуда здесь нитка — поперек прохода?

Что-то щелкнуло, и Рам едва сдержал крик: если бы не худоба и маленький рост, стрела механического самострела пробила бы грудь, но она лишь чиркнула, содрав кожу, и с силой ударила в стену вагона. Стиснув зубы, Рам отшатнулся и задел вторую растяжку. Вспыхнул и ослепил фейерверк — вот он, оказывается, какой, знакомый только по легендам. Затем под ногой сработала ловушка в полу, верх и низ на миг исчезли, в лицо ударило дно вагона. Ловушка захлопнулась. Со всех сторон окружила тесная тьма, пахнувшая ржавчиной и гнилью.

Надо же, как распорядилась жизнь. Ну, во всяком случае он рискнул. И проиграл. Но мог выиграть. Значит, оно того стоило.

Глава 2

Исей догадывался, что Рам что-то задумал, и не ушел сразу. Он спрятался в укрытии. Про засыпанный песком колодец древней канализации не знал даже Рам. Часто Исей ночевал здесь в скрюченном положении, когда появляться дома было опасно из-за пьяных соплеменников: им не терпелось почесать кулаки. Отсюда можно было пробраться в соседний колодец — там выход заварили железом и засыпали камнями еще в древние времена. Но если приложить ухо к уходившим вверх трубам, было слышно, о чем говорят наверху. Сейчас это очень пригодилось.

Взбудораженное племя гудело. Случившееся не поддавалось пониманию. Стража обнаружила, что охранник убит, князь зарезан, Рам, который проник ночью в замок, сидит в ловушке, а шатуньи и княжеского калаша нет. Вскоре выяснилось и то, что Исей сбежал. Еще на месте не оказалось Энта, но это сочли нормальным: после успешной экспедиции Рыжего ловец мог уйти в поход на день раньше, а спросить теперь некого — о планах ловцы докладывали только князю.

Рама допросили с пристрастием. Его слова, что только зашел и ничего не успел, никого не убедили. Кто поверит картавому? Люди решили, что Исей вместе с Рамом убили стражника и князя, затем Исей бросил попавшего в ловушку напарника, украл оружие и увел шатунью.

Новый князь думал в первую очередь о себе. Посылать погоню он не рискнул. Без выгоды для себя под пули никто не пойдет, а даже если пообещать что-то и послать — сделают вид, что не догнали. Или случится вариант для правителя вовсе неприемлемый: догонят, каким-то образом отберут оружие у парня, который не умеет с ним обращаться… и с того момента князем сделается другой.

Исей оставался под землей. Иногда не хватало воздуха и ночами приходилось приоткрывать входной колодец, чтобы проветрить. Ощущаемый при этом страх не выразить словами, его можно только пережить. Или не пережить. В свои шестнадцать лет Исей на сердце не жаловался — до сих пор. Что-то говорило, что наружу выйдет другой человек, сломленный и седой. Однажды он видел седого мальчика. Это был единственный раз в жизни, когда Исей не завидовал кому-то, а жалел его.

Уйти не было сил. Душевных сил. Свобода, которую он видел в приотворявшийся люк, влекла, но если поймают…

Заготовленных в путь продуктов и воды хватит надолго, поэтому Исей сидел в укрытии еще несколько дней. Когда Рама жгли на костре, новый князь красиво говорил о прошлом, настоящем и будущем, вспоминал былые невзгоды, которые терзали племя, и каждую из напастей, что выпали на долю скромных тружеников, на свое горе родившихся в столь суровое время. Под действием его красноречия народ в очередной раз убеждался: все беды, точно колючки, произрастали от этих носатых-картавых. Не будь их, племя не мучилось бы от проблем. И теперь, когда доедали последнего из них, наступит благоденствие.

Но этим не кончилось, это было только начало. Теперь люди искали, кто виноват в затянувшейся засухе, из-за которой второй раз погибла половина урожая. Если засуха не прекратится, говорили они, нужно будет сжечь всех темненьких — наверняка, кто-то из них в детстве картавил, но сумел притвориться нормальным. И всех большеносых. И кареглазых. Впрочем, зеленоглазых тоже — они все как один колдуны или ведьмы. И кучерявых. И…

Часть четвертая

Игрок

Глава 1

Еще ничего не произошло, но это движение — на самом краю зрения, на границе правды и вызванной усталостью игры воображения — неспроста. Стрела легла на тетиву, наконечник уставился в далекий кустарник. Скоро оттуда кто-то появится. Этот кто-то не один, шевеление зарослей выдавало троих разного роста.

Ош сосредоточенно ждал. Чужаки пробирались аккуратно и почти бесшумно. Они думали, что не видны в густой зелени. Заросшая низинка вроде бы удобна для обхода, и никому не приходило в голову, что кусты — союзники Оша. Как и ветер, гнавший песок по холмистой равнине. Как и плывущие в ночи облака, хотя другие люди воспринимали их затянувшими небо бездушными черными кляксами.

Ош любил природу. Высокие травы, волнистую рябь озер и шумящие леса. Перекатываемый ветром песок и несшуюся в глаза пыль. Лишь в таких условиях он чувствовал себя в безопасности. Еще Ош любил животных, птиц и насекомых. Не любил только людей. Ничто в мире, кроме людей, не могло причинить настоящую боль или заставить бежать из родного дома. Последний раз заставила страдать та, которую он любил.

— Без меня вы справитесь лучше, — сказала Нора и улетела навсегда.

Она отправилась к небесным людям. Он хотел последовать за ней сразу же, но пришлось дождаться помолвки сестер. Главой семьи считался Ош, и выкупы за сестер предназначались ему. Он в один миг стал состоятельным человеком. Новых родственников Ош выбирал осмотрительно, на первое место ставилось не богатство, а отношение к жизни и к людям. Вроде бы сестренки получат достойных мужей. Со своей стороны он сделал все, что мог.

К матери тоже сватались, но Ош отказал — еще жив отец, и она считается мужней женой, а не вдовой. Претендент остался ждать доказательств смерти супруга. Достаточно подтверждения свидетелями из купцов-азаров, но Ош категорически отказался верить словам бывших соплеменников.

— Азары, чтобы получить выгоду, говорят то, что вы хотите слышать. Обмануть своего — нежелательно, но можно, а чужого — нужно. Они живут по такому принципу.

Он хотел удостовериться сам. Сначала, при короле Джаве, об уходе и речи быть не могло. Затем Ош не мог уйти из-за Норы. В последнее время — из-за сестер с матерью, которых нельзя оставить без мужчины. Сейчас и выкупы получены, и сестер всюду сопровождали женихи. Мать тоже выходила с ними, когда хотела. Ош получил свободу — внутреннюю, но не внешнюю. После ухода Норы в племени много чего произошло. Просто исчезнуть нельзя, чтобы не посчитали перебежчиком. Это отразится на близких.

Безлунная ночь с ползущими над головой черными пятнами другим казалась непроглядной. Чужаки шли прямо на затаившегося Оша.

Возможно, пора будить напарника. Или еще присмотреться? Шанс, которого Ош ждал уже несколько месяцев, мог выглядеть именно так.

Через кусты пробирались не захватчики или разбойники. И не контрабандисты. Крепкий мужчина поддерживал за руку молодую женщину, она так же помогала идти следовавшему по пятам ребенку. Троица шатунов. Скорее всего — семья. Мужчина нес огнестрельное оружие, так называемое «оружие древних». Для Оша в его двадцать лет все, что пришло из мира предков, казалось древним. То, что висело поперек груди мужчины, называлось автоматом. Еще, как слышал Ош, существовали ружья и винтовки (он не знал разницы, по описаниям они выглядели одинаково), пистолеты — маленькие автоматы, которые стреляли как ружья, и пулеметы — очень большие неподъемные автоматы.

Автомат, если он в рабочем состоянии, вещь отличная, но, как, например, сейчас для кравшегося в кустах мужчины, абсолютно бесполезная, когда не видишь противника и не можешь стрелять прицельно. Зато стоит очень дорого — за него можно купить самую красивую жену в племени или сыграть против высшей ставки у азаров. Впрочем, неизвестно, заряжен ли автомат. Без патронов это просто четырехкилограммовая дубина, Ош уже сталкивался с несколькими — в основном это оказывались неисправные экземпляры, которыми бравировали для устрашения. Однажды кто-то пытался угрожать пластмассовой копией пистолета, но только полный дурень не отличит металл от пластика. Пластиковое оружие не убивало, это знали все.

Автомат на груди мужчины тянул ему шею, врезался ремнем в камуфляжную куртку, значит это не фальшивка.

По закону нарушителей необходимо уничтожить или обезвредить. Чем ближе подходили чужаки, тем труднее давалось решение. Лук подрагивал в руке, не давая стреле сорваться в точном прицеле. Ребенок. Проблема в нем. Похоже, что это мальчик. В племени не любят чужих мальчишек. Но дело даже не в этом. Ребенок удивил его — таких Ош еще не встречал. Тоже особенный, но не как Ош, а, скорее, как Нора — необычность видна внешне.

О том, что выбранная с его помощью королева-богиня умеет летать, знал только Ош. Он видел ее летающей. Говорят, где-то люди имеют по четыре руки, дышат под водой или слышат чужие мысли. На Оше уродство сказалось по-другому. Он видел только то, что движется. И все. Нет движения — в глазах нет картинки. Колышется трава — вот она, а рядом пустота. Там может оказаться дорога или кирпичная стена — Ош об этом не знал.

Еще он плохо слышал — одно ухо отбили в детстве, второе тоже работало не очень, и определить по звуку направление или место, откуда тот донесся, он не мог. Но если что-то двигалось, Ош прекрасно видел как днем, так и ночью, разницы не было. Как это получилось — непонятно, он родился таким. И только Нора знала его тайну, он сам ей рассказал. Зрение было особенным не время от времени, как он объяснил в их первую встречу, а постоянно.

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

В паре с папой был Шукаримадиран, в просторечии Шук или Хромоножка. Прозвище он получил из-за раны, после которой стал чуть заметно приволакивать ногу. На следующий день уже в качестве гвардейца Шук сопровождал Нору на работу. Он не оборачивался к ней, держался подальше, глядел только вперед. И все же Нора сумела тихо пошептаться с ним, когда другие были заняты расспросом прибывших паломников.

— Это действительно было нападение?

Шук быстро взглянул на нее и отвел взор.

— Провидица, ты знаешь правду. И знаешь, что я ничего не мог сделать, жизнь моей семьи и моих детей в их руках. Все, что могу обещать — я буду защищать тебя как собственную дочь. Прости, если сможешь.

Больше он не произнес ни слова.

Днем к ее контейнеру пожаловало его величество в сопровождении охраны и пышной свиты.

— Милая девочка, — обратился к Норе король Джав, когда она чуть приоткрыла дверь. Теперь папы не было, и ссылаться на другого защитника было невозможно: король остался ее единственной надеждой на выживание — если следовать законам племени. А им придется следовать, хотя бы до момента, пока Лек не поговорит со своим отцом, и они вместе не решат, что делать дальше. — Страшный удар постиг тебя, Нора. Прими мои соболезнования. Нодж был храбрым солдатом и верным сыном племени. Когда он стоял на посту, за надежность границ можно было не опасаться, племя могло спать спокойно. Теперь его нет. Мир его праху, а земля пухом. Нодж всегда останется жить в наших сердцах. — Это было сказано со скорбным взором, воздетым к небу. Затем королевский взгляд переместился на Нору. — Волею судьбы у тебя больше не осталось защитников, бедная девочка. Но мы не можем оставить тебя в беде. Настраж Боно выразил желание удочерить тебя, и отныне за помощью ты можешь обратиться не только ко мне, но и к названному отцу. И еще. В эту горькую минуту радостная весть неуместна, но пусть она скрасит твои страдания по безвременно ушедшему отцу. Знай, что мой сын Джамирас согласен взять тебя в жены.

Нора спросила:

— Могу ли я поинтересоваться, когда состоится удочерение?

— Для этого не нужна церемония, — сообщил король по-отечески мягко, но тоном, каким разговаривают с больной. — Достаточно устного согласия.

— А если я хочу подумать? Сколько у меня времени?

— У тебя? Согласие требуется от того, кто принимает под опеку. С этого дня за тебя отвечает настраж Боно, и он же подготовит свадьбу, где будет присутствовать в качестве родственника, который отдает тебя. — Король повернулся к державшемуся в стороне Ферзю. — Свадьба должна состояться как можно скорее.

Ферзь кивнул. Король удалился вместе со свитой и охраной, а Ферзь задержался. Нора увидела, что он собирается войти, и захлопнула дверь перед его носом.

— Нора, не дури, — строго сказал настраж. — Теперь ты моя дочь, я отвечаю за тебя. Нужно поговорить.

— Я слушаю, — произнесла Нора изнутри.

— Не хочешь пускать? Тогда не жалуйся, если услышат посторонние. — Ферзь огляделся: сейчас вокруг никого не было. Он продолжил — намного тише, чтобы возможные свидетели в других контейнерах, видя сам факт разговора, не слышали дословно: — Мне рассказали, что ты действительно горбатая. Ни король, ни его сын, твой будущий муж, этого еще не знают. Представь, что будет, если твоя тайна вскроется только на свадьбе.

— Это мои заботы, — сообщила Нора.

— Теперь нет. За женщину отвечает мужчина. Спросят с меня. Я должен проверить слух о твоей ущербности, увидеть собственными глазами и доложить до торжества, иначе нас с тобой ждут большие неприятности.

Нора промолчала. Ферзь не ругался, не требовал пустить, не искал новых доводов. Он привык быть хозяином положения. Ситуация ему не нравилась, и он сделал самое действенное, показав, что не зря занимает руководящий пост. Он ушел, но перед этим громко объявил решение, против которого у Норы не существовало доводов, а любое противодействие стало бы нарушением закона.

— Утром к тебе зайдет названный брат. Теперь он будет водить тебя на работу и обратно. Твоя потеря безмерна, но я надеюсь, к тому времени ты справишься с горем и будешь благоразумна. Поверь, это в твоих интересах.

После его ухода Норе хотелось кидаться на стены. Ох, папа… Он погиб из-за нее. Они давно могли жить далеко отсюда, все вместе, и были бы счастливы. А вместо этого…

Счастье каждый понимает по-своему. Для кого-то это покой, а для кого-то — непосильные проблемы, которые хочется решать с кем-то вместе. Папа прожил счастливую жизнь и хотел счастья ей. И отдал за это жизнь.

Папа, папа… Ты часто был прав, но почему не понял, что человек не может быть правым всегда?..

Глава 8

Нора ждала ночи. Ничего хорошего завтрашний день не сулил. Леку нужно переговорить со своим отцом как можно скорее. Но Лек еще не вернулся — он, скорее всего, был с дозорными, как большинство его сверстников — молодых солдат.

Темнело, вещи постепенно теряли очертания, и Нора переоделась в домашнее — в халат с разрезом на спине, на который привычно нацепила рюкзак. Даже дома не получалось расслабиться. Пусть давно никто не подглядывал, но никто не обещал, что этого не случится вновь. И впервые за все время, сколько себя помнила, Нора закрыла входную дверь на засов. Многие годы не сдвигавшаяся сталь заржавела и тускло лязгнула, одарив чувством неслыханной безопасности. Теперь Ферзь не войдет, хотя отныне он в своем праве. Днем он не стал вламываться, чтобы не попасть в глупое положение — понимал, что строптивая собеседница будет сопротивляться. Шум борьбы привлек бы внимание окружающих, и настраж мог потерять лицо. Темнота открывала ему новые возможности. Ночь для того и существует, чтобы мужья вразумляли жен, а отцы — нерадивых или глупых дочерей. Ночной шум соседи и стража воспримут как должное, если порог пересечет тот, кто вправе.

Шагам снаружи Нора сначала обрадовалась, но…

Это не те шаги. Не летящие к ней на крыльях чувств, а грубые, некрасивые.

Кто-то подергал дверь снаружи.

— Сестренка, чего это ты заперлась? Названный братец решил не ждать утра. Если не откроешь, я сделаю дыру в стене, тебе это надо?

— Зачем ты пришел?

Борас даже не старался говорить тихо.

— Тебя постигло несчастье, и как ближайший родственник я пришел утешить. Открой эту дурацкую дверь, или мне, как брату, придется научить тебя хорошим манерам.

— Мне не нужны утешения. Особенно, от тебя. Уходи.

Казалось, он ее даже не слушал.

— Отныне мы с отцом отвечаем за тебя.

Голос сместился влево, там послышался шум. Если Борас сломает стену, то потом все увидят…

О чем она думает, какое «потом»?! В эту дыру влезет Борас — не потом, а сейчас!

— Подожди! Не трожь стену!

— И не собирался.

Шум сместился вверх, люк в крыше распахнулся, и Борас спрыгнул на пол. Нора выставила вперед один нож, а второй направила себе в грудь:

— Если подойдешь, убью либо тебя, на что очень надеюсь, либо себя. За убийство невесты Джамирас тебя по головке не погладит.

Борас остановился.

— Хорошо, сестренка, давай поговорим. — Он огляделся — впервые оказался в доме, в который так часто заглядывал снаружи. — Утром ты должна быть готовой к первому дню в качестве приемной дочери настража. Наше благосостояние теперь зависит от паломников. Нужно радовать глаз тех, кто совершил ради тебя долгий путь и принес племени прибыль. Ты должна быть истинной красавицей, и я пришел пораньше, чтобы помочь тебе потереть спинку. А то, думаю, она у тебя давно не мыта, гляди, сколько грязи наросло…

До чего же хотелось ножом исправить его глумливую улыбочку на другое выражение.

— Сестренка…

Обманным финтом он попытался оттолкнуть руку с ножом. Нора среагировала, и из пореза на предплечье Бораса потекла кровь. У нее на халате под направленным в себя вторым острием тоже медленно разрасталась темная клякса — задела, но несильно, только кожу. Зато серьезность намерений сомнений больше не вызывала.

— Уходи.

— Не могу. – Борас развел руками. — Я пришел не по своей воле, меня прислали. Отец волнуется за репутацию королевской семьи, и мне поручено узнать степень твоего уродства, чтобы подготовить будущих родственников. Между прочим, это в твоих интересах.

— Дверь открою утром, когда на улице будут люди, это мое последнее слово. Уходи.

— Спорим, что откроешь раньше? Для того, кто к тебе по ночам ходит. Только зря прождешь, сбежал он сегодня.

— Кто?

В груди образовалась пустота. Про Лека знают.

Борас ухмыльнулся:

— Да, я знаю больше, чем ты думала. Твоему частому ночному гостю сказали, что ты выходишь замуж за королевского сына, он и сбежал. Забрал из тайника наши вещички, которые, вообще-то, мои. Я только что вернулся из Города, сам хотел забрать, а схрон пуст.

— Сбежал так сбежал. Неважно. Уходи. Через дверь уходи. Любое резкое движение восприму как нападение и сразу ударю в обе стороны. Считаю до трех. Если на счет три ты еще будешь здесь, тоже ударю. Раз…

— Ладно, сестренка, встретимся утром. Завтра у нас всех сложный день, надо отдохнуть, а тебе — основательно подумать о будущем. — Борас сдвинул засов и вышел наружу. — На всякий случай скажу: не вздумай сбежать. Нехорошо получится, если первыми правду о твоей спинке узнают схватившие тебя гвардейцы. При задержании они церемониться не будут и могут позволить себе кое-что лишнее. Уверен, тогда ты меня добрым словом помянешь — каким я был ласковым и заботливым. До утра, сестренка.

Когда Борас скрылся, около контейнера стал прохаживаться выставленный сторожить гвардеец.

Надо бежать. Теперь терять нечего, можно взлететь прямо с крыши. Небо темное, стражник даже не заметит, только услышит непонятное хлопанье.

Что с собой взять? Все деньги. Еду, что долго не портится. Воды хотя бы на день — никто не знает, как сложатся обстоятельства.

Нора оделась в привычные рубаху и брюки, повязалась ремнем с ножом и флягой, приладила на место рюкзак. Прощай, родной дом. Здесь было много хорошего: мама, папа, Лек… Но много и плохого. Вряд ли она будет жалеть. И если Борас не солгал, где-то в сторону Лесных земель сейчас бредет Лек в надежде, что она догонит его. А зачем Борасу лгать? Он чувствует себя хозяином положения, он упивается собственной значимостью и внезапно свалившимся всемогуществом по отношению к былой подружке.

Перед тем, как взобраться на крышу, Нора проверила, в какую сторону и с каким промежутком ходит гвардеец, и куда он при этом смотрит. В темноте виднелась только делавшая по нескольку шагов влево и затем вправо приволакивавшая ногу фигура. Это же…

— Шук! — шепотом позвала Нора.

Гвардеец замер, постоял и несмело придвинулся.

— Да, провидица. Прости, но я не могу выпустить тебя. Проси все, что угодно, только не это.

— Ты не слышал, что случилось с Леком?

— С сыном Леона? Сейчас об этом весь поселок гудит. Лек пытался сбежать из племени. Сделал схрон, натаскал туда ворованных вещей и был пойман на месте преступления.

Чушь. Лек не мог так поступить. И схрон оставался далеко на окраине земель племени, почти в чужих. Дозорные туда не ходят. Как же?..

— Где это произошло?

Шук с удовольствием поведал:

— Говорят, тайник у него был за отхожим оврагом. Едва успели догнать. Лек уходил к отравленному озеру, и если бы добрался до Города, никто не сунулся бы внутрь на его поиски. Но его догнали. Лек оказал сопротивление, за что был убит на месте.

Убит.

Убит.

Убит.

Какая-то бессмыслица. Набор букв.

В голове стучало, как молотом. К отравленному озеру. Сопротивление. Тайник за отхожим оврагом. Слова кружились в сознании, но ничего не значили. И ни во что не складывались. Почему за отхожим оврагом?!

— Кто из дозорных ловил Лека? — спросила Нора.

Шук опустил лицо.

— Это были гвардейцы. По возвращении сын Ферзя рассказал о случившемся и предъявил ворованные вещи.

У Норы на миг остановилось сердце.

— Борас? — Она начала понимать.

— Он был с ними как ученик от молодежного отряда, — подтвердил Шук.

— Спасибо. Мне больше ничего не нужно.

— Не держи зла, провидица, во всем, что не затрагивает жизнь моих близких, я на твоей стороне.

Шук вернулся мерить шагами пространство между контейнерами.

Сначала они убили папу, затем Лека. Лек никуда не бежал, все было подстроено. Для убедительности Борас принес вещи из тайника.

Больше всего ей хотелось отомстить. Свернуть ему толстую шею. Проткнуть ножом сердце. Выдавить глаза. Отрезать язык. Нет, лучше в обратном порядке. И неоднократно.

Стоп. Папа и Лек погибли. Ради чего? Ради того, чтобы она жила. Отправившись мстить, она предаст их.

Нора выбралась на крышу. Тихо вжикнула застежка рюкзака. С легким хрустом расправились крылья.

Свобода…

Нора летела вдаль. Не «куда-то», а «от», именно так, как в свое время планировали мальчишки. Из места, где плохо, в места, где может быть хорошо. Или где может оказаться намного хуже. Никто не знает, что будет, но так хотелось сменить на него то, что было. Неизвестность собственного будущего — это и есть свобода.

Ветер бил в лицо и сушил слезы. Надо же, оказывается, она летела к тайнику — к месту, о котором говорил Борас. А если он прав? Вдруг Шук что-то напутал, и Лек сейчас с вещами из тайника ждет Нору за Городом?

Сто шагов прямо от бывшей двери. На этом месте зияла яма — недавно кто-то здесь основательно покопался. Это точно не Лек: он устранил бы следы, засыпал яму песком, ведь это дело пары минут. Тому, кто копал, было все равно, ему как можно быстрее нужны были вещи из тайника.

И все же надежда не умирала. На Лека могли напасть, и ему пришлось быстро достать оружие. Быстро? Подойти к развалинам, найти нужную точку у обрушившейся стены, вымерить направление, отсчитать сто шагов…

Нора не могла улететь просто так. Грудь сжимало от безнадежного «вдруг». Вдруг Лек каким-то чудом спасся? Вдруг его не убили, а только ранили? Вдруг…

В Городе сверкнули оранжевые отсветы. Под прикрытием стен кто-то жег костер. Нора метнулась в ту сторону…

Несколько десятков вооруженных людей жарили мясо. Запах возносился, казалось, до самых Небес. Разношерстные одеяние и вооружение показывали, что это не армия, а банда — огромная, как в былые времена.

Костер потрескивал, мясо шипело, а сидевшие у огня и отдыхавшие под стенами переговаривались — эти звуки почти скрыли легкий шум, с которым Нора опустилась на крышу соседнего здания.

— Там, — один из бандитов вскочил и указал вверх. — Слышали?

— Брось, мы все проверили, и наружные посты тоже не дремлют. — Особо внимательного усадили на место. — Здесь такие места — что угодно померещится. Не понимаю, почему князь сказал, что на поселок надо идти именно отсюда.

— Если что-то пойдет не так, нас должны принять за сбившихся в кучу шатунов или за беглецов из Лесных земель, — объяснил одетый в древний военный комбинезон человек, сразу принятый Норой на командира — по повадкам и почтению, с которым все притихли, когда он заговорил.

Командир был самым старшим из отряда, что почти целиком состоял из жадной до приключений бесшабашно-бесстрашной молодежи. Лишь некоторые боялись или нервно поводили плечами, у остальных глаза горели: скоро бой! Добыча! О поражении они не думали и такой возможности просто не допускали.

— Говорят, их провидица видит за горизонтом, — произнес кто-то из сомневавшихся. — А если она увидит нас?

— Враки. Она бы знала о нас, еще когда шли через скалы, там нас как мух перестреляли бы.

— Там ничейные земли, они бы не посмели. Могут устроить засаду в овраге, где нас легко взять в клещи.

— Поверху над оврагом пойдут разведчики — Кес и Ворон. — Командир обернулся к кому-то из лежавших на земле. — Если появятся дозорные, вы должны засечь их первыми, к оврагу не подпускайте, вступайте в перестрелку, а если уничтожить не удастся, с шумом уводите в сторону. По выходе из оврага мы разделимся: часть пойдет на фермеров, часть на склады, остальные со мной на поселок.

— Кто и куда именно пойдет? — поинтересовался кто-то.

Командир нехорошо улыбнулся, что заставило многих задуматься:

— Если нарвемся на неприятности, то неизвестно, сколько нас дойдет до точки выхода из оврага. Кому куда — решим на месте. И не забывайте: провидицу нужно взять живой и невредимой, она нужна князю. По слухам, она девка пригожая, и кто позарится… — Он обвел всех взглядом, от которого лица опускались, как цветы под вечер. — Нам нужна эта липовая ведунья. Как же времена изменились: мы своих стариков жрем, а они там жируют. Это все от «ясновидящей», к которой со всего мира подарки тащат. Лет десять назад они были как мы, едва выживали. Князь даже от набегов отказался, говорил: там одни убогие, мы лишь одно костлявое мясо на другое сменяем.

— Разведчик вернулся! — донесся крик.

К костру прошел новый боец — поджарый вояка, с ног до головы увешанный метательным оружием.

— Ни о чем не подозревают, только обычные посты, — доложил он.

Над суеверным посмеялись:

— А ты говорил «провидица»…

— Быстро доедаем и выходим, — распорядился командир. — К рассвету должны быть в овраге.

Нора взмыла в воздух. Ей было все равно, какое будущее ждет короля, Ферзя и его расчудесного сыночка — нового «братика», но если людоеды захватят поселок врасплох…

Она не стала терять время, чтобы объяснить все Шуку, а тот чтобы доложил королю, если осмелится покинуть пост ради каприза с вещим сном — ведь сон мог оказаться уловкой для побега. Нора застегнула рюкзак и ударила специальным стальным прутом в подвешенную рельсу. Сейчас не до правил. Пусть потом осудят, что вышла без родственника — к тому времени ее уже не будет в племени. Из контейнеров высунулись сонные лица, со стороны жилища владыки послышался топот — к месту сигнала бежали гвардейцы.

Нора рассказала очередной вещий сон.

— Нужно собрать всех, кого можно, — объявила она в конце, — и атаковать, когда неприятель пойдет через овраг. Там — единственное место, где у нас будет преимущество.

Ферзь, прибывший одним из последних, огладил бороду:

— Даже если это правда, в чем сильно сомневаюсь, нельзя вести всех к оврагу. Склады, фермы и, главное, поселок окажутся неприкрытыми с других сторон. Нужно разделиться, а посты усилить.

Король среди ночи решил не приходить, ему доложат о случившемся. Когда потребуется его высочайшее решение, он выслушает каждую сторону и скажет свое слово. Сейчас главным был Ферзь.

— Нельзя разделяться, их много, они прорвутся, и будет поздно! — Нора в запале повысила голос. — А усиленные посты привлекут внимание, это покажет, что мы знаем об их плане, и заставит изменить его! Сверху будут идти их разведчики, они до последнего момента не должны ничего заподозрить. Нужно чтобы пары дозорных отогнали их от оврага и…

Ферзь свел брови:

— Не тебе учить, как вести войну. Сказала, что видела — и молчи. Уведите ее, пока не выясним, правда это или домыслы свихнувшейся в четырех стенах юродивой домоседки. Шук, как она прошла мимо тебя? А-а, знаю, через крышу, у нее там люк. Ведите ее не домой, а в рабочий контейнер, оттуда не сбежит.

И Нору заперли. Заперли люди, ради которых она вернулась, которых пришла спасти.

Время остановилось. Свободного места в длинном узком контейнере — ровно двенадцать шагов. Туда. Затем столько же обратно. Раз, два, три, четыре… двенадцать. Разворот. Десять раз. Сто. Потом — глядеть в потолок, лежа на деревянной лавке. И снова мерить шагами незагроможденный мебелью проход, и чуть не биться головой об стену, кляня себя: «Дура, дура, какая же я дура! Они не поверили! Даже не захотели поверить! Чего я добилась? Кому помогла? Они… они — такие — заслужили смерти!»

Зачем она вернулась?!!

Это были самые долгие часы жизни.

Невыносимая тишина сменилась звуками где-то вдали. Их происхождение оставалось непонятным. Бой? Ругань? Какие-то работы? Казалось, что поочередно то одно, то другое, то третье.

(продолжение следует)

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

На Нору он не смотрел. Он все видел. И болтал от неловкости, которую застукавшие почему-то испытывают сильнее, чем те, кого застукали.

А Норе очень хотелось, чтобы он сгинул, исчез, провалился…

Но Лек сказал такое, что пелена упала с глаз.

— Раз уж все не спят, может, уже домой пойдем? Времени впритык, а у Норы ноги сбитые, и мало ли, что еще в дороге случится.

— Не накаркай,— протянул Борас и с удовольствием потянулся. — По-любому успеем до женского часа, а сейчас всем надо отдохнуть. Иди спать, сюда тебя не приглашали.

Ссутулившаяся спина Лека исчезла в проеме.

Нора подавила вспыхнувшую злость — это не поможет. Уже ничто не поможет. Из горла презрительно вылетело:

— Говоришь, уходите сегодня?

Борас хмыкнул:

— Пошутил. А вообще я хотел узнать: когда пойдем по-настоящему — ты с нами?

Слова, которых она ждала. Но не таким тоном. Не в такой ситуации.

Она молчала. Он продолжил:

— Можешь не отвечать. Очень возможно, что тебе придется идти со мной.

«Придется»?!

Он улыбнулся:

— Забыл сказать: мы теперь жених и невеста. Вчера отец сосватал нас.

У Норы заколотилось сердце:

— Что ответил папа?

— А как думаешь? Я — сын настража, второго человека после короля.

— Кто-то говорил, не помню кто, что «вторым быть не хочу».

Борас не принял сарказма:

— Король — это король, он просто есть, и с этим ничего не сделать. Вернее, сделать можно, но риск того не стоит. А второй после короля — это реальная власть.

— Ты — второй сын, иначе не собирался бы на Небеса. Власть не у тебя, а у отца. И настоящая ли это власть — у вечно второго? — Она поднялась и стала собираться. — Лек прав, время поджимает. Пойдем домой.

— А тебе, значит, нужны первые? Первых надо заслужить. Что ты из себя представляешь, чтобы мечтать о первых? Сны видишь, из которых каждый сотый сбывается? Это не достоинство, это — гадость, о которой в хорошем обществе лучше не упоминать. Никто не любит ведьм, их все века сжигали на кострах. А про твои сны уже полмира знает. — Он схватил Нору за руку и кинул обратно на песок. — Мой папаня посватался только потому, что думает, будто золотую жилу нащупал. Но он ошибся, сливки соберет король. От тебя никакого проку, кроме смазливой мордашки.

Нора вскочила, Борас с расставленными руками пошел на нее.

— Тебя прочат мне в жены. Папа и я желаем знать, с чем у моей возможной женушки проблемы — с головой или с телом.

Он пытался схватить ее, она пятилась, уклонялась и лавировала. Со стороны это выглядело игрой. Глаза Бораса говорили, что это не игра. Он тянулся к ней, Нора била по рукам. Он усмехался, делал шаг вперед, и все повторялось. Она отступала. Главное — не оказаться зажатой в угол, тогда — все.

— К тому же нечестно, когда ты знаешь нашу тайну, а мы твою не знаем, — продолжал глумиться Борас.

В неожиданном выпаде ему удалось схватить ее.

— Отпусти! — взывала Нора.

В проеме мгновенно появился Лек, будто никуда не уходил. Борас крикнул ему:

— Лек, не видишь, что ли, как пихается, хватай с другой стороны!

— Лек! — одновременно взмолилась Нора.

Лек застыл, лицо окаменело, взгляд остановился. Помощи от него явно ждать не стоило.

Бороться с состоявшим в основном из мышц противником невозможно, Борас сильнее. Многократно сильнее. И все же Нора сопротивлялась. В защите хорошо проявили себя ногти.

Вдвоем справиться с ней было бы легче легкого, и получать царапины в то время, как можно их не получать, Борасу не хотелось.

— Лек, чтоб тебя! — ругался он, требуя помощи.

— Лек! — молила Нора.

Лек не двигался.

Руки Бораса сдвинулись к ее шее, она успела отпрянуть, тогда он схватил ее за воротник рубашки и рванул в стороны. По ушам ударил треск рвущейся ткани, пуговицы полетели в песок.

— Пожалуйста! Не надо! — едва не плакала Нора.

— А ты ничего, когда злишься.

Сейчас Бораса не интересовали ее прелести, ему нужен был горб. В тесной возне Борасу почти удалось забраться под крепкие кожаные ремни. Когда он перехватывал руку, чтобы окончательно сдернуть рюкзак, Нора укусила его выше запястья.

— Ах ты ж… — Дальше полилась грязная брань. Борас с воплем упал на песок, баюкая прокушенную руку. — Убью!

Нора выскочила в дверной проем мимо стоявшего в ступоре Лека.

Она бежала во всю мочь. Надо бежать. Только бежать. И ни в коем случае ничего другого. Другое если и спасет, то временно, а потом погубит. Спасет только бегство.

Нет, не спасет. Ее настигал грозный топот. Борас пересилил боль и теперь несся следом. Песок под ногами проваливался и скрипел, глаза заливал пот, сердце выпрыгивало.

А Лек так и стоял, как вкопанный, в проеме обрушенного здания.

— Не надо, Бор, хватит, — жалко донеслось с его стороны.

И это все, на что он оказался способен.

Гулкий топот приближался. Через несколько шагов удар сзади опрокинул Нору, она кубарем прокатилась вперед и едва успела развернуться на спину, когда сверху навалилась неподъемная туша.

— Гадина. — Борас дышал ей прямо в лицо.

— Толстый урод.

— Что?!..

Рывком он перевернул ее под собой лицом вниз, прижал всем весом и, не давая вздохнуть, дернул никак не отрывавшийся рюкзак вбок.

Рюкзак сдвинулся совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы открыть правду — он оказался лишь накладкой без внутренностей. Прикрытием.

Борас на миг остолбенел.

— Действительно, горб.

Хватка ослабла, и Норе удалось провернуться под ним обратно. Борас глядел на нее застывшим взором:

— Погоди, дай посмотреть. Он такой огромный — под весь рюкзак? И тебе не тяжело с ним? Я…

От удивления он забыл обо всем, и Нора воспользовалась моментом. Спасибо, Борас, твоя учеба не прошла даром. Ты дал много уроков. Особенно жизненных. Взметнувшееся колено ударило промеж ног, а когда Борас отпал и согнулся, ему в висок прилетел острый локоть. Борас скрючился и взвыл, срываясь на визг.

Лек так и стоял в стороне. Нора запахнулась и помчалась назад — не глядя под ноги, подальше отсюда, под защиту железных стен и папы, который снова оказался прав…

Глава 7

Нора родилась не такой, как все. Умной (умнее многих в племени, это факт), красивой (это тоже все признавали, иначе предложения о замужестве не сыпались бы, как из ведра), но кое в чем не похожей на остальных. Детеныши, которые отличаются от прочих, в природе редко выживают, а люди научились лечить или принимать как данность очень многое. Многое, но не все. Люди часто убивают тех, кто не похож на большинство. Естественный отбор. Непохожесть несет раздоры или болезни. То и другое для небольшого племени — смерть.

В то же время непохожесть убивала Нору даже сама по себе. Иногда хотелось все отдать за счастье быть как все. Она плакала в подушку, пока не кончались слезы, а мышцы не начинали болеть от содроганий. Жить не хотелось.

Проблема непохожести теперь тесно переплеталась с другой проблемой. Борас. Как он мог ей нравиться, она что — слепая?! Достаточно понаблюдать пару минут, чтобы увидеть прущие из него заносчивую глупость и гнильцу.

Следующей ночью папа ночевал дома. А следующей…

— Прости, — донеслось через стенку.

Лек. Извиняться пришел. Ну-ну.

Она промолчала. Говорить должен он, если у него есть, что сказать. А если подумать, то слова, по большому счету, ничего не значат. О человеке говорят дела.

— Нора! Ты слышишь? Прости меня, пожалуйста! Я струсил. Но больше я не струшу. Я дал себе слово. И тебе даю. Я буду защищать тебя, и больше никто не посмеет тебя обидеть. Обещаю! Прости меня, Нора!..

Она не шевелилась. Взгляд бессмысленно уставился в потолок. Ответа не будет, Лек сам должен это понимать.

Тяжелое дыхание с той стороны стенки еще некоторое время шумело в стальной лист, стремительно охлаждавшийся после захода солнца, затем тихие шаги удалились.

Странно. Нора прислушалась внимательнее, затем подалась ближе к стенке, ухо приникло к одной из щелей. Контейнер Лека в другой стороне. Куда он пошел?

Нора приоткрыла люк в крыше. Тусклые звезды не давали разглядеть окрестности — темень, хоть глаз выколи, уже в нескольких метрах ни зги не видать. Пришлось быстро одеться, вылезти и отправиться на поиски. Ее вело не любопытство, а непонятная тревога. Что-то в уходе Лека было не так.

Пропавший нашелся быстро, он медленно брел из поселка вдоль отхожего оврага. Нора следовала позади на пределе слышимости и видимости. Стоило Леку резко обернуться или вдруг пойти назад, он узнал бы, что за ним следят. Но он просто шагал вперед — ноги переставлялись бездумно, мысли были далеко.

В дальнем конце овраг уже не назывался отхожим, в этой части он напоминал пропасть, где далеко внизу ощерились клыками каменные пасти.

Лек встал на краю обрыва.

Кажется, он собрался броситься вниз. Дурак. Из-за того, что девочка не простила? Не простили — докажи, что достоин прощения! Бегство от проблем и от самой жизни — доказательство обратного.

Лек с трудом балансировал на краю. Прийти сюда смог, а сделать шаг в бездну не хватало духа. Но ведь дошел. Уйти не позволит гордость, которая все же есть — иначе не пришел бы. Счет шел на секунды.

— Не надо! — завопила Нора, когда он сдвинулся вперед.

На ходу она раскрыла рюкзак и расправила крылья.

Лек испуганно оглянулся, но ступня уже скользнула по каменной крошке уступа, и за ногой поехало вниз все тело. В последний момент, когда сверху оставалась только голова, его руки ухватили торчавший на краю острый камень, и Лек повис, болтая ногами.

— Нора!!!

— Держись!

Она схватила его руку и потянула на себя. Лек отпустил камень и протянул вторую руку.

Это было ошибкой. Вес оказался неподъемным. Нора охнула и полетела вниз вместе с Леком.

Крылья. Вся надежда на них. Они взбивали воздух в пену, они старались, на них уходили все силы. Но Лек был слишком тяжел.

Сцепившиеся руки. Глаза, глядевшие снизу — как на богиню. Последний взгляд — который не врал. Лек просил прощения. Лек умолял спасти и одновременно благодарил.

Лек не хотел ее терять.

Он умирал от ужаса, и в то же время он был счастлив.

Бывает же.

Вытянуть не удастся. Единственная возможность выжить — не разбиться о каменные зубья. Выбирая это место, Лек, глупый мальчишка, надеялся на мгновенную смерть. Теперь оба боролись за жизнь, Нора физически, Лек — спаявшись с нею душой. Но толку от его благоговеющего взгляда…

Мощно загребая в сторону, Норе удалось сместить падение вбок. Они пронеслись буквально в метре над остриями, но одно крыло все же задело камень, удар обжег болью и заставил вскрикнуть. Нору и Лека бросило на песчаник пологого склона, по которому они покатились ко дну обрыва.

Живы. Только вот…

— Что? — Лек выполз из-под нее. — Болит? Где?

Нора кивнула на уродливо согнутое крыло.

— Кажется, сломала.

Боль была страшной. Нора взвыла. Лек, при падении, видимо, ничего не повредивший, был изрядно помят и местами порван, но на себя внимания не обращал. Он осторожно расправил ее крылья по песку.

— Вот, значит, в чем твоя тайна…

Его пальцы нежно погладили кожистую пленку, похожую сейчас на кусок ткани. Нора на миг забыла о боли.

Руки. Крепкие и добрые. Как тогда, на озере.

Нет, не как тогда. Лучше. Спасительные руки.

— Нужно наложить шину, чтобы срослось, — сказал Лек.

— Потом. Дома. Сможешь отнести меня домой? — спросила она.

— Да, — сказал он. — Ты же легкая, я это еще в прошлый раз заметил. У тебя что же, кости как у птиц — пустые?

— Не знаю. Может быть. Когда ты нес меня через озеро, я все боялась, что начнешь удивляться, и Борас что-то заподозрит.

Их никто не увидел — ни как с трудом выбирались из оврага по осыпавшемуся склону, ни как пробирались к нужному контейнеру. Только у двери возникла заминка: Нора покинула дом через люк, но сейчас ей туда не забраться. Помог Лек — он залез и открыл дверь изнутри. Занес Нору. И остался помогать.

Жизнь Норы изменилась. Крыло заживало. В свой свободный день за ней ухаживал папа, которому пришлось соврать, что она сама сорвалась на камни. В остальные дни приходил Лек.

Вернее, не в дни, а в ночи. Днем было нельзя, и днем он был занят. Но как ни уставал, с наступлением темноты дверь приотворялась, и знакомая тень проскальзывала в контейнер.

Борас исчез из их жизни. Ферзь запретил сыну «якшаться с голытьбой», и дружба с Леком прекратилась так же легко, как и с Норой, от которой, как прекрасно понимал Борас, больше ничего не добиться. Как выяснилось, его сватовство Нодж сразу отклонил так же, как и прочие, о чем Борас тоже «забыл» сказать Норе в походе, решив использовать сам факт для своих целей.

Лек ухаживал за Норой, был сиделкой, стряпухой и даже прачкой, но главное — научил читать по-настоящему. То есть, видеть в словах и предложениях не буквы, а смыслы. Сколько нового узнала Нора! О том, что было, и о том, что могло быть. О людях. О мире.

О чувствах.

Чем больше Нора читала, тем больше новых мыслей приходило в голову. Мир устроен неправильно. Он груб и несправедлив. У людей вроде Лека и Норы в нем нет будущего.

— Тебя бы небесным людям показать, — говорил Лек. — Обычный человек никогда не сможет летать, а если выяснить, в чем твое отличие, и сделать такими всех…

Лек был мечтателем.

Он любил разглядывать ее крылья. Когда боль перестала беспокоить, Нора специально для него раскрывала их — во всю длину, что можно сделать только поперек длинного контейнера. Это была ее гордость и ее мука: складываемые в несколько раз, огромные, мягкие, почти прозрачные крылья. Лек нежно гладил их, впитывая трепет подушечками пальцев и лаской откликаясь на дрожь.

— Крылья болят, если ими не пользоваться, — объясняла Нора. — Ужасная ломота в костях и напряжение мышц. Можно сравнить с зубной болью — такая же невыносимость, если ничего не предпринимать. Ощущение, что проще вырвать с корнем, все мысли в такие минуты сводились к этому. А тут еще вы со своим подглядыванием…

— Прости. — Лек потерся щекой о тончайшую шелковистую кожицу. — Я даже представить не мог такое чудо…

— Несколько раз я чуть не сломала их об стены и мебель. Дома их применять невозможно. И опасно. И я стала летать ночью. Сначала по чуть-чуть, затем все дальше и дальше. Ты представить себе не можешь, как далеко я забиралась. Я сидела на верхушках самых высоких деревьев Лесных земель и подслушивала азарских игроков. Пугала людоедов и помогала заблудившимся и отчаявшимся. Я мечтала обнять луну и добраться до края земли. А потом от тебя узнала, что земля круглая… Нет, бабушка это и раньше говорила, но мне казалось, что это сказки.

Нора пошевелила крыльями, отчего они почти обняли Лека.

— Не больно? — спросил он про быстро сраставшийся перелом.

Она улыбнулась:

— Все хорошо. В детстве мою особенность утаили от посторонних, но крылья росли, и с возрастом под обычной одеждой скрыть их стало невозможно. Мама сшила муляж рюкзака. Так на свет появилась Горбушка.

— Никогда не переносил это прозвище, — сказал Лек. — Я всегда звал тебя только по имени.

Когда Нора окончательно поправилась, они уходили ночами из поселка и гуляли вдвоем. А потом они стали летать вдвоем. Не в небе — крылья для этого были слишком слабы. Но небеса, куда их забрасывало, были намного лучше неведомых Небес, в которые Лек отныне ничуть не стремился. Летать вдвоем крылья не мешали.

Когда отцы работали, Лек оставался у Норы на всю ночь, уходя перед самым рассветом. Собственно, ни он, ни Нора не возражали, если бы их новую тайну узнали. Они хотели быть вместе.

У общих планов имелся недостаток, всего один, но какой: у Лека не было денег на выкуп.

Зато все больше денег появлялось у Норы. Паломников становилось все больше, слава провидицы-спасительницы гремела, и люди шли из все более дальних земель.

Король извлекал прибыль из всего, из чего можно, и даже из чего нельзя. Присутствие ведуньи оказалось выгодным для всего племени. Паломники — это деньги, причем не только дары. Прибывавших к «той, что видит за горизонтом» прозвали «деньгами на ножках». Их встречали, сопровождали и размещали, их кормили и развлекали, и все это, разумеется, не бесплатно. Джаяна могла как-то проколоться, и подмену в охраняемом контейнере на окраине поселка заместил оригинал. Теперь Джаяна заменяла Нору только по необходимости.

Прием посетителей стал для Норы главным делом. Люди несли деньги и продукты, их просьбы вызывали слезы, а ее неумение решить проблемы — постоянную боль в сердце. Нора не умела творить чудес, не умела лечить и возвращать зрение. Они не видела прошлого и не могла предугадать будущее. Она лишь иногда видела, что происходило в других местах в конкретную ночь. Но даже это иногда спасало. Очень иногда. Этого хватало, чтобы слухи ползли все дальше и дальше.

Норе перепадало немногое из того, что привозили паломники, но на жизнь жаловаться не приходилось. Теперь получалось откладывать — Нора мечтала собрать достаточно, чтобы на эти деньги Лек мог сделать ей предложение и не получить отказа.

В свободное время она все больше читала, теперь все поселковые книги проходили через ее контейнер. Оказалось, что знания, которых достаточно для обычной жизни, составляют мизерную часть от великого и необъятного наследия прошлого. А книги, которые нашлись в племени — еще более мизерную часть тех, что существовали в мире. И вызывали удивление тексты, написанные непонятно для чего. В них не было ни знаний, ни мыслей. Ради чего потратили драгоценную бумагу? С улыбкой Нора вспоминала время, когда картинки казались ей самым интересным.

Каждое утро гвардейцы именем короля брали ее под охрану и сопровождали к месту работы. В контейнере, выделенном для приема посетителей, обстановка соответствовала представлениям простых людей о провидцах: дымились неизвестно откуда добытые королем благовония, сверкал хрусталь, пугали развешанные у входа страшные амулеты и талисманы, которыми Нора должны была отныне снабжать паломников. Не бесплатно.

Хуже всего, что Нора ничем не могла помочь просителям. Они зря делали этот долгий, опасный и чрезвычайно затратный путь.

«Нет пророка в своем отечестве» — говорила вычитанная в книгах древняя мудрость. Так и есть. В родном племени Нору не воспринимали всерьез, а ее «вещие сны» считали случайными совпадениями. За глаза посмеивались за вознесшейся Горбушкой, сумевшей при своей странности стать в несколько раз дороже: теперь ее ценили не только как женщину — будущую хозяйку, супругу и мать — но как источник дохода. Собранные деньги обратились в ничто, предлагаемые за Нору суммы росли, а конца-края желающим поторговаться просто не было.

Счастье, что папа Нодж отказывал всем. Пока. Но это не могло продолжаться вечно.

Однажды они поговорили по душам, и Нора сказала:

«Я хочу замуж за Лека».

«И думать забудь. Он тебе не пара. Еще бы годика два, и на сумму, которую за тебя предлагают, мы сможем купить собственное племя».

«Мне не нужно племя. Не нужны деньги. Мне нужен Лек».

«Еще раз увижу его рядом, ноги переломаю. И не только ноги».

У женщин в племени, даже если они зарабатывали сами, не было собственного мнения, а если было, оно никого не интересовало. За них решали мужчины. За Нору сейчас решал папа, затем будет решать муж — тот, которого выберет папа.

Нора сделала еще попытку.

— Папа, ты меня любишь?

— Больше жизни.

— Почему же не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Как раз наоборот. Ты не знаешь жизни. Счастье не мимолетно, его нужно понять и заслужить. Первая любовь забудется, как сон, а счастливой надолго и по-настоящему сделает другой. И помни, что ты неправильная. Возможно, когда про ущербность узнают, от тебя не захотят детей, а это равносильно сожжению — племя может расценить твое существование как угрозу будущему.

Больше про Лека он не вспоминал. Возможно, что к лучшему. Кто знает, на что пошел бы папа, если бы Нора посмела настаивать.

Мысль о побеге сразу пришла ей в голову, но первым о нем заговорил Лек.

— Здесь мы не сможем быть вместе.

— Я думала об этом. Ни в одном племени нас не примут без проверки, а подаваться в шатуны бессмысленно — от погони смогу улететь только я. Здесь мы в большей безопасности, чем где бы то ни было.

Тема, волновавшая обоих, временно отошла на второй план. Сбежать можно всегда, но это путь больших потерь. Каждый надеялся, что каким-то образом все переменится к лучшему. Побег остался выходом на крайний случай.

У короля было три сына и две дочери из доживших до взрослости. Его жену никто не видел, она, как говорили, болела. Чем — неизвестно, да никого и не интересовало. С жителей хватало папаши, что однажды уселся на трон и основательно там устроился. Два брака скрепили семьи короля и начальника стражи: старшие сыновья женились на старших дочерях. Других детей король пристраивал не менее дальновидно: за Джарвана с удовольствием вышла страшная лицом дочка хранителя, отвечавшего за казну, а Джаяну выдали за богатейшего фермера племени: он скупал у обедневших земельные угодья с наилучшей почвой и сдавал в аренду. По сути, делал то же, что король с общинными землями. Но от короля люди получали заветренные пустоши, а от Грума — плодородные и расположенные ближе к поселку участки. Люди догадывались, что не породнись фермер с королевской семьей, однажды с ним могло случиться нечто связанное с колдовством.

Младший сын короля, Джамирас, был женат на дочери гвардейца, который быстро сделал карьеру и едва не сменил Ферзя, но где-то споткнулся и ныне впал в немилость. Недавно Джамирас овдовел. И пришел к Ноджу.

Разговор происходил, когда папа возвращался с работы, и Нора услышала через стену только окончание. Папа Нодж привычно сказал, что время еще не пришло, но он подумает. Отсутствие конкретного ответа разозлило Джамираса.

— Ищешь вариант получше? — осклабился он, когда оба остановились у входа в контейнер.

— Не уверен, достойна ли королевского сына дочь простого солдата.

— Простой солдат недолго останется простым солдатом, если его дочь станет женой королевского сына.

Папа Нодж вторично обещал подумать. С Норой он потом это не обсуждал, хотя понял, что она слышала предложение. От короля следовало держаться подальше, а от его младшего сына тем более: овдовел Джамирас способом, после которого избитое тело супруги вынесли из дома под покровом темноты и вместо похорон сбросили в отхожий овраг.

— Отдай меня за Лека, — попросила Нора утром.

— Это равносильно приговору — для меня, для тебя и для Лека. Король не примет отказа. И соглашаться нельзя: едва Джамирас увидит крылья, ты останешься без них, а я без головы. Зря я радовался, что все так хорошо устроилось. — Он тупо глядел в одну точку. Непростое решение, единственное в их ситуации, пришлось произнести вслух. — Нужно бежать. Тебя знают в других землях, нас примут. Возможно, здешнюю жизнь будем вспоминать как страшный сон. В общем, готовься. Мне сюда лучше не возвращаться, второго отказа Джамирас не примет. Как стемнеет, возьми самое ценное и лети к Городу, я приду туда прямо с поста. Напарника придется связать, но он поймет, если я скажу, что бегу от Джамираса.

Поцеловав ее, папа вышел.

Весь день она провела на нервах, пыталась увидеть и как-то известить Лека. Написать записку и подсунуть под дверь? Опасно. Читать умеют многие, и попади записка не в те руки…

Вдруг озарило: все складывается как нельзя лучше, о таком даже не мечталось. Как только они с папой окажутся вне досягаемости постовых, она прилетит к Леку. Он отправится следом, они договорятся, где и как встретиться, и у папы не будет повода отказать им во взаимном счастье. На новом месте они вместе начнут новую жизнь.

К вечеру в поселок принесли папино тело, пробитое несколькими стрелами. Нападение на дозорных. Шатуны, обстрелявшие пост, успели уйти в сторону земель людоедов.

Нора прорыдала несколько часов. Потом просто сидела, уставившись в ржавую стену контейнера.

(продолжение следует)

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

Недели через три раздался долгожданный стук в стенку — в первый раз с прошлой вылазки. «Тук-тук». Если бы «тук-тук-тук», это значило бы «ждем на обычном месте, выходи». Двойной означал всего лишь «выйди, надо поговорить». Нора вышла в халатике и с рюкзаком — как ходила дома. Дверь теперь не скрипела: Нора видела, как и чем папа смазывал люк, и то же самое сделала с входной дверью.

Оба приятеля ждали с менее просматриваемой стороны.

— Завтра мы идем в двухдневный поход, — сообщил Борас. — Отец Лека вместе с твоим будут на дежурстве, а своим я скажу, что буду ночевать у Лека. Хотим разведать дорогу и заранее подготовить еще один схрон в сутках пути от первого — когда уйдем, не хочется тащить все на своем горбу.

На последнем слове он похлопал Нору по рюкзаку. Она отпрянула раньше, чем рука коснулась ее второй раз.

— Не смей так делать!

— А то что?

Он глядел прямо, не мигая, на губах играла противная ухмылка — в ночи гримаса выглядела криво и устрашающе. Таким он Норе совершенно не нравился.

— Узнаешь!

— Как раз этого и хочу, — хохотнул Борас. — Я же спать не могу, все думаю: кто же ты по-настоящему, чокнутая или уродина?

«Ой, идиот…»

— Идиот, — подтвердила она словесно то, что уже сказал взгляд.

— Ребята, — взмолился Лек. — Не надо ссориться.

— Мы просто дурачимся. Но если тебе неприятно, Горбушка, прости, я неудачно пошутил. Скажи главное: ты пойдешь с нами или нет?

Ей очень хотелось. И было боязно. Борас ее привлекал и отталкивал. Хотелось постоянно быть рядом… и бежать от него со всех ног. Он то бросал ее в невыносимую пучину счастья, то нервировал — как, например, сейчас. Но черту никогда не переступал. К тому же, с ними будет Лек.

— Пойду, — сказала она. — Что с собой брать?

Борас глумливо выдал:

— Полный рюкзак воды и еды.

Его рука вновь дернулась, чтобы дотронуться до Норы, но она мимикой соорудила нечто такое, что его рука зависла и вернулась на место.

— У меня условие: пойду, если про рюкзак больше не будет ни слова. Поклянитесь.

— Клянусь, — первым выдохнул Лек.

— Я тоже, — нехотя протянул Борас.

В поход она собиралась как на праздник. От предвкушения ее кидало то в жар, то в холод: Борас будет рядом целых два дня. Кто знает, чем обернулся бы поход, если бы с ними не шел Лек — безвольный, забитый и вообще никакой. Почти слуга, что добровольно взвалил на себя эту роль. Вечно второй и всегда согласный пропустить других вперед. Да что там второй — последний! Как можно быть такой размазней, как можно соглашаться, чтобы тобой командовали все? Если б не книжки, о которых он говорил с горящими глазами, Нора воспринимала бы его как удобный в быту предмет.

Ладно, какой-никакой, а друг. Кроме него и Бораса у нее друзей не было. А друзей, как и родственников, не выбирают, и надо жить с теми, кто есть, и получать от жизни удовольствие. Если вспомнить, что у других девочек племени вообще нет друзей другого пола, то Нора просто счастливица.

На этот раз юбка и сандалии остались дома — в длительный поход нужно идти со всеми предосторожностями. В карманах брюк и рубашки заняли место все необходимые мелочи, на пояс вернулся ремень с ножом и флягой. Запас еды, о котором предупредили, вместе со второй емкостью она разместила в котомке — пакете из нешуршащего полиэтилена, подвешенном на палке. В походе палку перекидывали через плечо, а еще она могла послужить шестом в труднопроходимых местах и, при необходимости, оружием.

«Тук-тук-тук» — сигнал, что сбор за поселком. Выждав немного, Нора отправилась на встречу.

Только Лек почти не изменился — босой и в обычной одежде, он нес за плечами большой мешок, составлявший все отличие от обычного вида. Борас раздобыл для похода кольчугу и легкие сапоги, а вещи и припасы, видимо, переложил к Леку. Зато у него была сабля — такие Нора видела лишь у мужчин королевской семьи, Ферзя и нескольких гвардейцев. Роли определились: в поход отправлялись воин и два носильщика.

Направление Борас выбрал на Лесные земли. Путь до ближайшей площадки, где небесные люди пересекались с земными, был давно известен по карте из книги. Туда можно попасть и через земли азаров, но это очень непредсказуемое племя. Борас не хотел рисковать.

Сверток из первого схрона большей частью перекочевал в мешок Лека — кроме лука со стрелами, которые заняли место на плечах Бораса. Шли быстро, нигде не останавливались. Нора прекрасно знала расположение постов, а Борас к тому же разузнал о путях дозорных в этом районе. Но кроме обходов обязательными маршрутами дозорные ходили и бессистемно, по наитию — находясь на переднем крае, они лучше начальства знали, где на их участке слабые места, и что нужно патрулировать чаще.

— Если нас увидят свои, держитесь сзади и молчите, говорить буду я, — напутствовал бодро вышагивавший Борас.

Заметно, что затея с походом ему очень нравилась, взгляд сверкал, а кольчуга и сабля приводили в едва сдерживаемый детский восторг, отчего походка становилась прыгающей. Он то и дело поглаживал сталь ладонью.

Лек напомнил о забытой Борасом возможности:

— А если чужие?

— Тогда действуем по обстоятельствам.

Дошли до отравленного озера. Сюда дозорные уже не заглядывали — далеко и само по себе опасно для всех, как для прохожих, которых ловят, так и для тех, кто ловит. Озеро нужно обойти, для этого придется сделать огромный крюк. Нора не понимала, куда ведет Борас, и почему Лек не протестует — уж он-то, самый осторожный (если сказать мягко), должен понимать, что к чему.

Берег, к которому они вышли, навевал жуть. С этой стороны озера кости не валялись, но от мертвой почвы, где не выживали даже сорняки, становилось не по себе. По прозрачным водам гуляла рябь, блестела и разбивалась на мириады сгорающих светлячков лунная дорожка, и все это в тягостной невыносимой тишине: не слышно ни стрекота цикад, ни жужжания мошек. Здесь не жил никто.

— Переправимся вброд, — объявил Борас. — Лек, твой отец сказал, что идти надо от этого выступа?

— Да, справа от заводи, дальше на остров, а там на ближайшие руины.

Выходит, Лек расспрашивал отца. Норе пришла странная мысль: а не помогает ли Леон сыну в побеге от местной жизни? Эх, если бы папа Нодж думал так же…

— Нужно разуться и закатать штанины, — распорядился Борас.

— Но дальше за островом…

Борас оборвал Лека:

— Я знаю, не перебивай. — И продолжил давать указания: — Идти осторожно, ни в коем случае не падать в воду, а если упали — не глотать. И глаза сразу закрыть. Открытых ран, надеюсь, ни у кого нет? Это опасно, отрава попадет сразу в кровь. С чистой кожи она облетит, как только вода высохнет, проверено. Главное, повторяю, не глотнуть и не оступиться. Горбушка, дай палку. Идите за мной.

Прощупывая дно палкой Норы, он вошел в страшное озеро.

Пришлось идти за ним. Вода была прохладной, дно рыхло-илистым. Под утопавшими в грязи ступнями чавкало, между пальцев противно продавливалась темная масса. Ощущения не из приятных. Особенно если вспомнить, что это за вода, и что за грязь. Кожа пошла мурашками.

Маленькую процессию замыкал Лек. Помимо мешка он нес теперь и сапоги Бораса.

Островок, абсолютно лысый и безжизненный, располагался примерно посередине водной глади. Борас пересек его в несколько шагов и смело двинулся дальше.

Лек сбросил сапоги и мешок на землю.

— Подожди, — прячась за челкой, остановил он собиравшуюся последовать дальше Нору.

— Устал?

— Не в этом дело. Просто подожди.

Борас не прошел и трех метров. Промеривавшая палка ушла вниз намного глубже, и он вернулся.

— Выше колен.

— Я предупреждал, — тихо посетовал Лек.

Борас его не слушал.

— Придется снять лишнее, чтобы не намочить в этой дряни, а то потом она с ткани вотрется в кожу.

Он спокойно стянул с себя штаны и уставился на замерших спутников. Лек покорно сделал то же самое, оставшись в таких же, как у Бораса, длинных трусах. Маленькие мальчики бегают в таких по улице, как в шортах. Но здесь не улица, полная детворы, и они уже не дети.

Борас насмешливо ждал, на губах застыла тень высокомерия: «Вот что значит взять в поход девчонку — одни проблемы от нее». А поза говорила: «Ты одна из нас? Соответствуй!»

Смущенный Лек не знал, куда девать глаза. Даже челка не спасала.

— Я же говорил, — промямлил он, — лучше пойти вокруг. Нужно вернуться и…

Нора перебила его:

— Не нужно, все нормально.

Конечно, Борас все это специально подстроил — посмотреть, как она себя поведет. Сдастся при первой же трудности или докажет, что с ней можно ходить не только в походы.

Ее белья даже не увидели — после снятия брюк длинная, до середины бедер, рубашка, скрыла все, что выше. Лек стыдливо отвернулся. Борас приподнял левую бровь:

— А ты, Горбушка, умеешь удивлять. Думаю, я в тебе не разочаруюсь.

Да за такие слова она бы не только… гм, о чем это она вообще? Ни в коем случае нельзя показывать, как приятна похвала.

Бугрившиеся мышцами ноги Бораса вспенили воду, и Нора, не отводя взгляда от шествующей перед собой широкоплечей фигуры, шагнула следом.

— Нора, стой! — раздалось сзади.

Она застыла. Борас недовольно обернулся:

— Что еще?

— У нее мозоли на пятках. — Лек опустил лицо. — Если лопнет в этой воде…

Нора шарахнулась обратно на островок. Мозоли она чувствовала, но не хотела показывать виду. Худшее, что могло случиться — если ее отправят обратно. «Девчонка! Слабачка! Неженка!» Она почти слышала эти презрительные плевки в душу, с которыми ее выкинут из числа друзей.

— Покажи. — Вернувшийся Борас поднял ее ногу и рассмотрел со всех сторон. Затем вторую. — Только набухли, не лопнут. Дно мягкое. Пошли.

Норе не хотелось идти. Но все же — вдруг?!..

Она оглянулась на Лека. Тот втянул голову в плечи и отвел взгляд.

— Ну? — подогнал Борас.

Она пошла.

Уровень воды все поднимался. То, что крупному Борасу и тощему, но вытянувшемуся Леку выше колен, для более низкого роста получалось совсем по-другому. Когда вода достигла низа рубахи, Нора остановилась. Неужели Борас хочет, чтобы она…

Его ухмылка сказала, что да, именно этого он и хочет.

— Нора, — позвал Лек, — я знаю, что делать. Иди сюда.

Под сердитым взором Бораса они вернулись на островок, где Лек сбросил поклажу и подставил Норе плечи:

— Влезай.

Она поняла. Захотелось обнять парня и даже поцеловать от радости, но вылетело лишь сухое «Спасибо». Нора взобралась ему на шею, и двухэтажная пирамидка аккуратно двинулась вперед.

— А вещи? — из воды поинтересовался Борас с палкой в одной руке и саблей в другой — как бы намекая, что он защитник, а не носильщик.

— Потом вернусь и принесу, — сказал Лек.

Для сохранения равновесия Нора обнимала его за голову. Он держал ее за ноги. Как все удачно разрешилось. И любопытно, до какой черты Борас готов был дойти в испытании ее на прочность? Ситуация казалась безвыходной. Вернее, выход предполагался и откровенно навязывался, и если бы не Лек…

Какие у него крепкие и добрые руки. Как он смешно стесняется перехватить более удобно. Иметь такие руки, такое сердце и такой хребет, на котором что только не нагружено — и быть таким бесхребетным… Жаль.

А вот Борасу у приятеля можно кое-чему поучиться.

— Ты легкая, — сказал Лек.

— А ты сильный.

Впереди показались черные руины Города. Недалеко от берега окончательно разваливались мелкие и широко разбросанные остатки зданий, а чем дальше, тем сооружения становились крупнее, и многие даже не выглядели, будто готовы вот-вот рассыпаться.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила Нора, когда Лек вынес ее на песок.

Он кивнул и побрел за оставленными вещами.

Борас тихо посмеялся:

— На твоем месте я бы не ограничился бесчувственным «Спасибо», а носил спасителя на руках.

— А на твоем месте я бы носила свои вещи сама, — отбрила Нора.

Лек вернулся, и некоторое время все двигались босиком, с вещами в руках. Обсыхали. Сейчас, когда трудность решения, перед которым поставили Нору, осталась позади, и каждый был в одинаковом положении, ситуация казалась простой и естественной. Так и должно быть у друзей. Она девочка, они мальчики… ну, девушка и парни. Но в первую очередь — друзья! Какая разница, что у нее ноги стройные, у Бораса накачанные, а у Лека тощие и мосластые, если все шесть ног дружно шагают в одну сторону?

Шагать становилось все трудней и трудней. Они оделись и обулись, и мозоли вновь дали о себе знать. Нора сняла мокасины, но острые камни под ногами не давали идти босиком, а очередной осколок стекла заставил быстро обуться. Как Лек ходит без обуви? Великое дело — привычка. Если бы Нора с детства не признавала обуви…

Тогда ноги у нее были бы такие же жесткие, натоптанные и некрасивые. А так Борас нет-нет да оглянется или покосится.

Все к лучшему, как говорит папа.

Город они, естественно, обошли по дуге — кто знает, что прячется внутри? Воды там нет, но сколько слухов о нечисти, которой вода не нужна! И шатуны, если хотели спрятаться, могли спокойно скрываться в Городе, пока принесенный с собой водный запас не истощится.

Зря рисковать не стоило. Темные громадины остались позади, и когда небо занялось розовым, Борас скомандовал:

— Привал.

Место он выбрал удачно: фундамент рассыпавшегося здания напоминал защищавшую со всех сторон крепостную стену. Других руин поблизости не было, незаметно не подберешься.

Следовало перекусить и немного отдохнуть перед новым переходом. Лек стал возиться с вяленой бараниной, Нора блаженно вытянула ноги и откинулась на осыпавшийся бетон. Борас снял с плеча лук и задумчиво повертел в руках.

— Постреляем в мишень на интерес? — спросил он, обращаясь именно к Норе. — Давайте на желание. Дам фору. Можно даже считать три к одному, иначе вы со мной не сравняетесь.

— Нет. — Нора покачала головой.

— Почему? Из-за обязанности выполнить любое желание? Но три к одному — достаточный перевес, у тебя будут шансы.

— Я могу проиграть, а ты поклялся не спрашивать о рюкзаке.

Борас хитро улыбнулся:

— Сейчас, заметь, не я завел о нем речь. А желание у меня было бы другое.

Нора покраснела.

— Тогда тем более.

— А вы знаете, — торопливо влез в разговор Лек, — я прочитал, что воздух — это вовсе не ничто, как думают многие, и если его нагреть, скажем, накрыв куполом из легкой материи, то получившийся шар поднимется, и чем больше шар — тем больший груз к нему можно прицепить. Когда охладится, он сам опустится. Если же полетит не туда или, скажем, на высоте что-то случилось, и спуститься нужно быстро, это можно сделать опираясь на воздух — просто развернуть над собой крепко привязанную за углы огромную простыню. А еще я читал…

Борас скривился:

— Не отвлекай, у нас завязалась любопытная беседа на очень животрепещущую тему.

— У меня ничего не завязалось, — пресекла Нора. — Давайте есть.

Дальше они шли сытые и усталые. Впервые они гуляли вместе днем. По небу неспешно плыли облачные стада, делая землю пятнистой от следовавших за ними теней, под ногами шуршали песок и сухие травы. Борас указал на одиноко стоявшую постройку, полузанесенную песком:

— Туда. Примечательное место. Не ошибемся, когда пойдем навсегда.

Навсегда. Нора вздохнула.

Прошел еще час, прежде чем они доковыляли до длинного сооружения с пустыми проемами окон. Крыша давно обрушилась, как и стена, где раньше помещалась дверь. Внутри бывшее здание делилось на несколько отдельных помещений. Борас прошелся по пустым комнатам и удовлетворенно сообщил:

— Как раз день пути. Идеальное место для схрона и для основательного привала.

Оставив немного воды и пищи на обратный путь, остальное они спрятали в новый тайник — в песке недалеко от здания, в ста шагах по прямой от выбитой двери. Там чужие не найдут — просто не догадаются искать далеко снаружи. А внутри старых зданий часто что-нибудь прячут, и Борас даже заставил Лека покопаться в углах нескольких комнат. Нашлась лишь горсть проржавевших гильз. Кто-то держал здесь оборону от кого-то. Теперь даже костей не осталось, все съел песок и спрятала трава.

— Объявляю ночевку, или как это называется, если спать днем? Дневка? В общем, пора отдохнуть по-настоящему. — Борас показал руками вокруг себя. — Размещаемся прямо здесь, отсюда хорошо просматриваются окрестности.

— Я буду спать отдельно, — уведомила Нора, — в другом помещении.

Борас равнодушно пожал плечами. Сволочь. Если Нора ему интересна, мог бы не согласиться, предложить что-то другое, сослаться на грозившие ей опасности или непреодолимые обстоятельства. Пусть даже преодолимые, но на которые не захочется тратить времени или сил. Она, когда нужно, придумывает, чтобы получилось, как хочется. Выходит, ему не хочется?

Парни остались на месте, она вышла. За стенкой была такая же комната с небом вместо потолка. Лежа можно глядеть прямо в окно — столько песка и пыли за многие годы нанесло поверх рухнувших останков.

Как же красиво открытое небо! Век бы так лежать и смотреть, как плывут облака.

От небесных красот отвлекали земные проблемы. Ноги страшно болели. Никогда в жизни Нора столько не ходила пешком. Сшитые из старой куртки мокасины почти развалились, и обратно, видимо, придется идти босиком. По раскаленному песку, острым камням и колючей траве. С болючими прорвавшимися мозолями. Озеро, понятно, теперь придется обходить, а это лишние часы пути. Значит, в обратную дорогу нужно отправиться пораньше. Парням ничего страшного не грозит, если немного запоздают, а она обязана успеть до рассвета.

Тело первым среагировало на движение и машинально сдвинулось под защиту стены, а рука выставила нож.

Во внутреннем дверном проеме показался Борас. Он прижал палец к губам, глаза указующе скосились на соседнюю комнату.

Нора вернула нож на место. Борас присел на землю рядом с ней.

— Я пришел кое-что сказать. Это очень важно.

Нора замерла. Сердце гулко стучало в барабанных перепонках.

— Мы передумали. — Борас поднял на нее до предела серьезный взгляд. — Мы уходим сегодня.

Нора проморгалась. Наступил момент истины. Предложит ли Борас идти с ним? Если да — пойдет ли она, бросив отца, племя и всю знакомую жизнь, обменяет ли ее на пугающую, но манящую неизвестность с тем, к кому ее тянет?

И если она согласится идти с ним — то в качестве кого?

Самое обидное, что тело уже все решило. Неважно, в качестве кого она пойдет. Неважно, куда. Главное — с ним.

Ее нервное молчание он принял за сонливость, из которой до сих пор не выбралась, и пояснил:

— Ничего хорошего дома не ждет, зачем же время тянуть? — Он помедлил. — Получается, что эти часы — наши последние часы вместе.

Он прилег рядом — на небольшом расстоянии, потому что Нора отпрянула, как только оказалась в досягаемости его рук.

Она сделала это бездумно. На самом деле ее влекло к нему, в сладкий плен, в котором хотелось забыться…

К ней потянулась рука. Вовсе не к рюкзаку. К щеке. Ласково погладила. Губы, вкус которых она не могла забыть, нежно вышептали:

— Горбушка…

Сколько же чувства было в этом голосе! Только слово выбрано не то.

— Мне больше нравится, когда называют по имени.

— Нора…

Их руки переплелись сами собой, а тела с нарушением всех законов природы вдруг оказались рядом, хотя только что были далеко.

— Я держу слово: рюкзак не трогаю.

— Да…

Тишина бывает громче грома, она билась в ушах кровавыми волнами, бесилась ярким пламенем на щеках, гремела случайными шорохами, будто ударами молота о подвешенный рельс.

— Бор!

Нора и Борас застыли.

Зовущий шепот сменился приближавшимися шагами. Борас резко отстранился.

— Я здесь.

Показался встревоженный Лек.

— Я тебя потерял. Думал, что-то случилось.

— А чего сразу сюда приперся? — не выдержал Борас. — Может, я в кустики отошел.

— Я ждал. Тебя не было. И за Нору я тоже переживал, поэтому пришел посмотреть, что с ней, — стал оправдываться Лек.

(продолжение следует)

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

Глава 5

Они стали ходить в ночные вылазки втроем. Когда Борасу удавалось что-то незаметно умыкнуть у родителя, ближайшей ночью троица собиралась за поселком, где их уже не могли обнаружить — на этом настояла Нора. Если в таком составе попасться на глаза посторонним, последствия сказались бы именно на ней.

Мальчишек, превратившихся в настоящих парней, Нора теперь так и называла — парни. Особенно Бораса. Для женитьбы он еще не дорос — девочек в племени часто отдавали замуж малолетками, а с парнями, наоборот, старались не торопиться, хотя и договаривались о браках заранее.

Бораса еще не пристроили. А уже пора бы, вымахал он на загляденье, хотя сам о женитьбе не думал. Во-первых, за него все решит отец, а во-вторых, в-главных, он собирался уйти из племени — зачем ему здесь жена?

Нора все чаще задавалась вопросом: почему бы ей не стать его выбором? Странная, и что же? Все люди странные, одни меньше, другие больше. Уже половина племени приходило к ней с разными вопросами как к провидице. Многие приносили дары. Несмотря на ее отнекивание, дары оставляли под дверью. Однажды Борас заговорил об этих подношениях:

— Зачем отказываешься? Люди несут от всей души. Они хотят помощи и участия. Не можешь дать первое — дай второе, и они будут счастливы. Будут думать, что пусть сейчас ты им не помогла, но не забудешь о них, и однажды новый вещий сон коснется именно их.

В дороге к схрону они болтали обо всем на свете, там новая вещь занимала место в свертке, и появлялось свободное время — никому не хотелось сразу возвращаться назад.

В возникавшие паузы, которые иногда затягивались и становились неловкими, Лек стал учить Нору читать. С мнением, что девочкам эту премудрость знать не полагается, и от нее, мол, в будущем одни беды, он категорически не соглашался. Книжки из схрона и те, что он приносил специально, были в основном непонятные и заумные, а Норе больше нравились сказки. Или просто разглядывать картинки. Она представляла, как живет в этих картинках. Это давало большее удовольствие, чем мучительная стыковка букв в слоги, а тех в ничего не говорившие ей слова.

Глядя на них, Борас высокомерно хмыкал и садился за более важное, как он говорил, дело: точить ножи и делать стрелы. Возможно, он не одобрял затеи Лека, женское чтение — какое-никакое, а нарушение правил племени. Но они все трое были нарушителями в еще большем. Или Борас сам не умел читать. Нора никогда не видела его за книгой.

А Борас учил ее более насущным навыкам. Он учил драться. Показывал, как пользоваться разными видами оружия, как защищаться голыми руками, рассказывал о местах, куда надо бить, чтобы вывести из строя одним ударом. Оказывается, у мужчин в этом плане есть слабое место, и Борас провел несколько тренировок по отработке приема, в котором слабая девушка одним пинком может свалить здорового мужика.

— Бессмысленное и беспощадное махание руками-ногами — признак плохого бойца, — говорил он. — Цель боя — снизить до нуля боеспособность противника, сохранив свою, и сделать это с наименьшей затратой сил. Атака должна состоять из одного, в крайнем случае двух ударов. Смысл атаки — останавливающее воздействие на противника, после атаки он должен быть неспособен действовать такое время, чтобы добить его или успеть сбежать. В конце атаки нужно быть готовым к повторному применению силы или добивающему удару.

Эти занятия Норе нравились намного больше. Книжки отложили в сторону, компания всерьез взялась за физподготовку — парням этого и в отряде хватало, но предстоит пробираться через многие племена, если по какой-то причине не отступятся от плана.

О времени ухода из племени они не говорили ни разу. Нору это нервировало. Однажды втайне от Бораса она прижала Лека этим вопросом, и он признался, что ничего не решено, ждут подходящего момента. Для столь серьезного шага нужно основательно подготовиться.

Они готовились. Добравшись до тайника, доставали лук, натягивали тетиву и устраивали стрельбы. С разгромным счетом всегда побеждал Борас. Затем устраивали спарринги. Иногда нападали двое на одного. Понятно, кто на кого. Борас легко справлялся с Норой и Леком, как бы они ни старались. Удары только обозначались, но в пылу тренировки иногда достигали цели — то один, то другой периодически валились на землю, держась за ушибленное место. Но общий настрой повышался, боевой дух рос вместе с умениями. Удары руками-ногами и ножом Нора отрабатывала со всеми, только бороться отказывалась.

Один раз ей удалось поохотиться: рядом с местом их тренировки показалось стадо сайгаков. С уходом огнестрельного оружия в прошлое дикие животные перестали бояться человека, быстро размножались и появлялись в местах, где прежде их не могли представить. Два десятка поджарых тушек с топотом унеслись прочь, едва в них полетела стрела.

Лук — оружие интуитивное, стреляя в темноте на звук можно попасть точнее, чем долго целясь при ярком свете. Все решает навык, а он нарабатывается долгими тренировками. У Норы навык стремился к нулю, и стрела никого не задела. Ни подранка, ни даже следов крови после долгих блужданий по окрестностям они не обнаружили.

— Неважно, — сказал Борас. — Девчонке такое умение ни к чему, да и нам по дороге к Небесам вряд ли придется охотиться — еду мы будем покупать.

Норе было жаль живых созданий, в которых она выстрелила, радостно, что не попала, и одновременно обидно. А напоминание, что Борас и Лек скоро исчезнут из жизни, обрушило настроение.

А кое-что другое периодически поднимало. Когда Лек не видел, Борас иногда касался ее. Как бы не нарочно, но…

Внутри все переворачивалось. Хотелось петь и прыгать от счастья. Жаль, что в семье никто не пел, потому что душа просилась выплеснуться, а последняя песня ушла вместе с бабушкой.

Все чаще возникала мысль: почему бы не сбежать вместе с парнями? Папа, конечно, ни за что не отпустит, но…

Именно, что «но».

Нора с Борасом и Леком возвращались с ночной прогулки и пробирались к крайнему контейнеру, чтобы под его защитой проскользнуть к следующему. Лек вдруг одернул Нору, его палец указал вперед.

За одним из контейнеров впереди кто-то двигался. Ночь не позволяла разглядеть кто, но человек, судя по всему, был один. Нора схватила за плечо и остановила Бораса. Он увидел причину, приложил палец к губам и бесшумно двинулся за неизвестным.

Если это чужак, надо бить тревогу: где один, там и другие. А если свой? Тогда Нора попадет в ситуацию, о которой даже думать не хочется. Но если все же чужак? Не поднимать шума по поводу проникновения в поселок нельзя, иначе завтра просто некому будет разбираться с ее похождениями.

Поток мыслей оборвал Борас, призвавший их взмахом руки. Нора и Лек подбежали к нему. Борас показал на один из контейнеров, и все стало ясно.

Если в обществе есть законы, то в нем всегда найдутся люди, которые их нарушают. Нора уже поняла, как устроен мир. Те, кто сверху, принимают законы, чтобы держать в узде тех, кто снизу. Если верхние умны, то законы гуманны, и нижние не возражают против ограничений — это помогает им выживать. Если верхние жадны и глупы (эти качества обычно существуют в паре), их скидывает кто-то из нижних, они меняются местами, для остальных же не меняется ничего. В любом случае кроме верхних, нижних и бесконечной массы центральных есть боковые — те, кто с удовольствием выполнял бы законы, но не вписывался в них. Взять, например, женщину, что проживала в указанном контейнере. Вернее, там жил солдат, ее муж, глава семьи. Но он постоянно отсутствовал, и жену это не устраивало. Она нашла выход, и теперь мужа иногда замещали другие. Как женщина и мужчины узнавали о желаниях друг друга, как стыковали свои незаконные намерения и как договаривались, Нора не знала, но видела результат.

Ходили не только к солдатке. Не раз и не два, отправляясь в ночные вылазки или возвращаясь из них, Нора замечала тени, скользившие не к тем домам, в которых жили эти ночные ходоки. Она давно обратила внимание на такие хождения, с тех пор, как только начала исследовать окружающую жизнь. Обычно такое происходило в других концах поселка и никак на ее собственной жизни не отражалось. Нора просто приняла подобное как факт: оно есть, оно вот такое, и ничего с ним не поделать. Кого-то иногда замечали, но увидевшие, если не были близкими друзьями обиженного, держали язык за зубами. Зачем портить жизнь человеку, который не знает о беде? А если вдруг знает, но смирился? Ему станет только хуже от того, что теперь о позоре знают другие.

Такой мудрой Нора стала со временем, а сначала…

Ну как не исследовать новое для себя явление? Однажды она заглянула в вентиляционные дырки, когда в гостях у солдатки кто-то был. Увиденное повергло в шок. То, чем занимались люди, не укладывалось в голове. В свое время мама просветила о детях — откуда они берутся, и что этому сопутствует. Жизнь женщины — служение мужу, и мама рассказывала, как служить правильно. Те знания ничего не говорили душе маленькой Норы, но запомнились. Затем папа, ничего не объясняя прямо, раз за разом предостерегал от опасностей, которые могут принести ей мужчины. И Нора увидела эти опасности собственными глазами.

Она не понимала: если женщине так больно, что она стонет, почему же с такой радостью идет на эту боль? И почему потом целует и обнимает того, кто ее мучил?

Сегодня она поняла. Глядя на Бораса, впритирку стоявшего рядом, Нора вдруг подумала: собственно, она не против, чтобы он сделал ей больно. Что-то в организме откликалось на его властные взгляды, на жесткость и некоторое высокомерие. Если бы Нора была его женой, она бы не водила в дом других — только пусть он причиняет боль исключительно ей.

Борас перехватил ее взгляд. Хорошо, что ночь, иначе он увидел бы, как запылали щеки.

— Пойдем. — Нора потянула его за руку назад, подальше от чужих тайн.

Он схватил и крепко сжал ее локоть. Сзади на это уставился замешкавшийся Лек.

Нора вырвала руку и ушла первой.

Следующая вылазка вновь принесла сюрприз. Обходя овраг, шедший первым Борас застыл, вверх взлетела его открытая ладонь — знак остановиться и замереть. Теперь Нора тоже расслышала. Сдавленное мычание, словно кому-то зажимают рот. Из оврага. И не одно.

Со всеми предосторожностями они доползли до края и заглянули вниз.

Мешала тьма. Нужно спуститься и подойти ближе.

— Что будем делать? — прошептал Лек. — Вниз идти опасно. Лучше вызвать дозорных.

— И что ты им скажешь? — ехидно пробормотал Борас.

Он отложил лук и бросил Норе и Леку, отползая к ближайшему спуску:

— Оставайтесь здесь!

Нора попыталась двинуться следом, но Лек неожиданно твердо схватил ее за руку.

— Нет. Он сказал оставаться.

— Его нельзя отпускать!

— Лучше мы прикроем отсюда, чем все вместе попадем в ловушку.

Они остались ждать на краю обрыва и любоваться бездонной чернотой неба. Где-то там живут небесные люди. Книги говорят, что там нет воздуха. Как же люди дышат? И там вещи не падают. Но не везде. Книги очень многое рассказывали про миры, о которых Нора не имела понятия, но каждое второе слово ничего для нее не значило, из-за этого не было смысла читать дальше.

— Нашел. — Борас приполз обратно. — Двое связанных мальчишек с кляпами во рту. Видимо, тот, кто их связал, где-то неподалеку.

— Попались, голубчики, — раздалось над головами. — Только не дергаться. Медленно обернитесь.

В нескольких метрах позади них стоял бородатый мужчина в обносках — типичный шатун. Направленная стрела перескакивала с Бораса на Лека, на Нору и обратно на Бораса — в нем неизвестный видел главную угрозу.

— Так и думал, что не дозор, а очередная мелочь пузатая. Впрочем, не такая уж мелочь, пусть и такая же безмозглая. О, да тут девочка! Отлично. Я не причиню тебе вреда, девочка, не бойся меня. Мы подружимся, и ты узнаешь, какой я хороший. Сейчас медленно поднимись… вот так, умница. А вам шевелиться не разрешали! Лечь мордами в землю и не рыпаться! Как тебя зовут, девочка? Нора? Красивое имя. Теперь, Нора, сними с соседа ремень и свяжи ему руки за спиной. Крепче. — Незнакомец пнул Бораса: — Пошевели кистями. Девочка, плохо стараешься, за такое могу наказать. Затяни туже. Теперь то же сделай с хиляком. Отлично. Теперь сними нож с ноги и отбрось в сторону. — Он проводил взглядом звякнувшее о камни оружие и продолжил. — Теперь выброси их ножи. Медленно. И лук со стрелами. Что у тебя в рюкзаке? Подозрительно легкий для такого объема.

— Он пустой, — сказала Нора.

— Не стоит меня обманывать, я не слепой.

Его взгляд облизал ее ноги и залип на коленках. Да, он не слепой. Нору как водой окатили. Ноги мелко затряслись. Из живота вверх пополз мерзкий холод. Из последних сил она пролепетала:

— Там… пустые емкости для воды.

— А полные есть? Хоть сколько-то? А еда?

Чужака мучили жажда и голод — во всех отношениях.

— У нас ничего нет.

Шатун вздохнул:

— И что же с вами делать? Такие здоровые лбы мне не нужны, еды хватает.

«Еды хватает»? Нора вздрогнула: вспомнились страшные рассказы про соседей-людоедов и ужасное слово «консервы» — о людях, которых брали с собой на случай, когда другая еда закончится.

«Не нужны», — сказал шатун. Вывод из этого проистекал единственный.

Нора стояла рядом, ее руки были свободны, но она ничего не могла сделать. Любое движение — и стрела вылетит в Бораса, которого чужак считал наиболее опасным. Вторым погибнет Лек, так же лежавший на животе с вывернутыми назад руками. А с Норой чужак справится одной левой — о том, чтобы применить некое «останавливающее воздействие», как учил Борас — к примеру, ударить в уязвимую точку или как-то сбить с ног — и речи не шло. Не то расстояние. И вообще не та ситуация.

— Простите, пацаны, ничего личного. — Тетива в руках чужака натянулась сильнее.

Нора вспомнила, что она женщина. Чужак — мужчина.

И он не слепой.

— Ты чего? — Среагировав на что-то непонятное, шатун замер и обернулся к ней.

Голова была как в дурмане. Пальцы, вдруг переставшие гнуться, расстегивали пуговицы рубашки, а ноги сдвинули и медленно повели Нору к мужчине.

— Стой, девочка. — Лук заплясал в руках чужака, взгляд заметался: куда смотреть — на парней? На распахивавшую рубашку голоногую девчонку?

— Ты настоящий мужчина… — На трясущихся ногах Нора приблизилась почти вплотную, руки растянули в стороны две тряпичных половины, и в этот миг колено ударило, как тренировал Борас.

Оружие выпало из рук чужака, он переломился пополам.

— Сссу-у-ууук…

Нору трясло. Ужаснувшийся сотворенным организм не реагировал на посылаемые мозгом сигналы: «Не стой как дура! Добей! Через миг будет поздно!» Тело отказалось подчиняться. Ни одна мышца не повиновалась.

Чужак начал распрямляться, в глазах горели боль и бешенство.

Жуткий удар опрокинул его на землю. Вскочивший Борас ногами лупил врага — в живот, в грудь, в лицо и затылок.

Ударе на десятом шатун перестал дергаться. Нора очнулась. Когда Борас прекратил избиение бездыханного врага и посмотрел на нее, она уже застегнулась. На земле сидел Лек, перевернувшийся к ним лицом. Он переводил бессмысленный взор то на забитого до смерти окровавленного шатуна, то на Нору, то на бурно дышавшего Бораса, повернувшегося спиной и протянувшего ему связанные руки.

— Развяжи. Молодец, Горбушка. А я уже с жизнью попрощался. — Освобожденный Борас шагнул к ней и, крепко взяв ладонями за щеки, поцеловал в губы.

Мир исчез. Тело испарилось. Звезды взорвались, земля перевернулась. Нора почувствовала, что падает, и была рада подхватившим ее за талию и притянувшим рукам.

Губы. Язык. Снова губы. Жесткие, прохладные, требовательные. Если счастье существует, то это оно.

А руки…

Неееет!

Она вырвалась.

— Прости. — Борас улыбался. — Мне казалось, сейчас тебе не до рюкзака.

На земле, спрятав глаза под челкой, сидел Лек. Он медленно поднялся и, развязанный Борасом, стал собирать разбросанное оружие.

Для надежности Борас пырнул шатуна ножом. Теперь следовало освободить детей.

— Стойте. — Нора встала перед парнями, собравшимися спуститься в овраг. — Если они нас увидят, как потом объяснять, что мы втроем делали так далеко от дома?

— Я что-нибудь придумаю, — отмахнулся Борас.

— Норе выходить из дома запрещено, — напомнил ему Лек. — Тем более с нами — не членами семьи. Король обязан ее показательно наказать, чтобы другие видели.

Борас почесал затылок. Видимо, ничего умного в голове от этого не появилось. Общее молчание прервала Нора:

— Выход есть. Обо мне ходит столько слухов, что еще один не повредит. А вы не показывайтесь, пусть дети видят только «призрака», о котором потом могут рассказать все как было.

Борас кивнул:

— Только нож возьми и кричи, если что. А я посмотрю пока, что у него еще с собой и на себе.

Дети с ума сходили от страха. Они не понимали, что происходит, что за шум наверху. Нора развязала их и поговорила. Тот, который постарше, рассказал, что они гуляли без спросу, а шатун их поймал и сказал, что они консервы и товар. Теперь оба мальчугана хотели домой. Они были из азаров — ближайших соседей, до которых рукой подать. Ну, если на дозорных не нарваться.

Нора не знала, что делать. В племени и так избыток мальчишек. А там их ищут родители. И не захотят мальчики оставаться. Она сказала:

— До вашего дома недалеко. Видите яркую звезду? Идите все время на нее. Не бегите, на землю наступайте осторожно, чтоб не шуметь. Не разговаривайте. Вы маленькие, дозорные большие, если кого-то заметите, замрите в траве и сидите, пока не пройдут. Ни в коем случае не убегайте, иначе убьют. До утра, думаю, дойдете до своих. Только не идите, когда станет светло, иначе заметят издалека. Сейчас уходите по дну оврага, а как он кончится, прямо на эту звезду. Запомнили? Вперед!

Когда она выбралась наверх одна, Борас удивленно развел руками:

— Как это понимать?

— Показала дорогу и отправила по домам.

— Откуда ты знаешь дорогу?

— Приснилось.

Борас все еще не верил в ее вещие сны.

— А ты видела весь путь? — Он язвительно сощурился. — От начала до конца — со всеми препятствиями и постами?

— Я видела все пути, которые ведут в племя и из племени. Видела все посты, наши и не наши. Знаю все источники и расстояние между ними. Знаю также все места, где есть вода, но где пить ее нельзя.

— Это легко определить по костям вокруг.

— И по следам животных, — добавил Лек.

— Мы не о том говорим, — прервала Нора. — Дело сделано, теперь нужно придумать историю для короля, иначе, когда дозорные найдут труп…

— Труп можно закопать, — предложил Борас.

— Чем? — Лек понимал, что копать доверят именно ему.

Нора остановила их:

— Ничего не надо придумывать. Просто пойдете к королю и скажете, что мне приснился труп шатуна и дети, которые бежали к азарской границе. Про детей — это если их все же заметят. Но, думаю, к тому времени они будут в безопасности.

Глава 6

Паломники и посланцы продолжали идти к провидице. Первые просили за себя, вторые за других. И все несли дары. Нора, к которой приводили первых, как заведенная твердила в ответ на просьбы: «Не могу», «Не знаю», «Не уверена». Король Джав принял кардинальное решение — исключительно в интересах племени. Для разговоров с прибывшими к «той, что видит невидимое» он посадил собственную дочку в специальный контейнер, отведенный именно для таких встреч. Джаяна старалась. Прибывшие видели в приотворенной двери силуэт с рюкзаком за плечами и слышали вкрадчивый обволакивающий голос.

За труды король назначил дочке треть полученного дохода, треть забирал в казну, и треть приносили главной движущей силе этого бизнеса — Норе, от которой ждали новых снов. Как определялась стоимость разноплановых даров, в которых были еда, вещи и мелкий скот, и действительно ли король отдавал треть — неизвестно, при дележе никто не присутствовал. Но отныне Нора и Нодж не бедствовали.

(продолжение следует)

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

На праздник Нору привел папа — одна она идти не хотела. После всего, что случилось…

Все больше людей верили в ее исключительность. На Нору бросали взгляды. Мужчины — удивленные, женщины — восторженно-завистливые, Борас и Лек, каждый в своем углу — задумчивые и сверлящие, выворачивающие наизнанку, так что в кишках начиналось гулкое шевеление. В сны парни явно не верили, и искали подвох.

Люди выстроились двумя рядами, образовался длинный коридор, по которому к купели пройдут новые члены племени. Толпа радостно загудела: у шатра началось пока скрытое от Норы движение. Два гвардейца, выделяемые в толпе по каскам с рогами и перьями, проследовали ко входу и отворили полог. Взорам открылась купель — наполненная водой яма, место нарекания. Внутрь торжественно проследовали король, несколько человек свиты, включая настража, и шесть гвардейцев с обнаженными клинками — прямой намек, что праздник праздником, а обычных правил поведения никто не отменял.

Те, кто собрался снаружи, один за другим оборачивали головы в противоположную сторону: вдали показались новенькие. Первым шел парень, с которым у отравленного озера разговаривала Нора, за ним его мать и сестры. Замотанные в грубые полотнища, они вступали в лоно племени как только что родившиеся — не обремененные ни историей, ни имуществом, ни родством с кем-то другим. От всего, что у них было, включая собственное прошлое, сегодня они добровольно отказались, а то, что требуется для жизни, им дадут. Один за всех, все за одного — главный девиз, без которого племя обращается в стадо и перестает существовать. Девиз работал. Сосед мог ненавидеть соседа, в семьях мог быть раздор, но стоило появиться общему врагу или несчастью — племя вставало плечом к плечу и вместе сражалось с бедами. От новичков ждали того же, а для этого отказ от прежних клятв и новая присяга обставлялись так, чтобы запомнилось. Для одних это живописный переломный момент в жизни, для других — зрелище, не такое частое, как хотелось бы, и просто повод побыть на людях. В итоге все были счастливы.

Парень, проходя мимо Норы, кивнул ей. Она опустила взгляд. Да, спасла, но это было во сне — так всем сказал король, значит, так и было.

Она подняла глаза, только когда парень вошел в проем шатра. Неважно, как его звали раньше, сейчас он был просто парень — прежние имена отныне не действовали. Конечно, Нора спросила бы при случае… но лучше об этом даже не думать. Прошлое нарекаемого человека как бы стиралось из общей памяти, нарушения карались.

Нарекаемых женщин гвардейцы остановили снаружи, полог за парнем закрылся. Началось священнодействие.

— Покайся, и дни твои будут счастливы, а ночи спокойны, — донеслось из шатра. — Что недостойное свершил ты в прошлой жизни? Какой груз несешь? Очисть совесть, смети с души мусор, стань изнутри таким же светлым, как снаружи.

Люди перестали держать линию и превратились в толпу, напиравшую на перекрывших вход гвардейцев. Многие заговаривали между собой, кто-то ругался на загородившего обзор соседа, ему что-то резонно отвечали, третьи шипели на обоих мешающих слушать… Гул нарастал, слова из шатра едва пробивались:

— Поведай о грехах, своих и известных тебе чужих...

Из-за сплошной стены голов Норе не было видно происходящее, а поднявшийся шум перекрывал речь короля. Это было неважно — каждый обряд нарекания повторялся с точностью до слова и движения, а тихую исповедь новеньких все равно не слышал никто, кроме склонившихся к грешнику правителя и настража. Про то, что происходило внутри шатра, Нора знала только по рассказам папы — с высоты его головы внутренности шатра частично просматривались, а об остальном он знал от гвардейцев-участников обряда: после исповеди нарекаемый спускался в купель, где сбрасывал полотнище и был дважды окунаем в воду — погружения олицетворяли покаяние и очищение. Нора понимала и не объяснявшееся вслух: одновременно с заявленной целью омовение в присутствии короля и вооруженных гвардейцев выявляло возможную ущербность. В этом случае преступника убивали и народу предъявляли доказательства преступления против жизни. За очищением следовало главное: собственно нарекание.

Нараставший гул неожиданно стих, как по команде. Скорее, именно по команде, которую не слышала или, если подана жестом, не видела со своего места Нора. Снаружи установилась тишина, и каждый пытался уловить что-то из говорившегося внутри. На миг между головами и спинами образовался просвет, в нем мелькнул король-колдун, его руки совершали крестообразные пассы над погрузившимся в яму парнем, доносилось неразборчивое бормотание. Это тоже способствовало прозвищу «колдун», а нарекание обретало мистический смысл. Пусть это всего лишь игра, но она выполняла свою роль. Племя завороженно наблюдало за правителем. Для многих колдовская сущность обряда была так же реальна, как собственное тело.

Толпа полностью загородила шатер, и о творившемся внутри Нора могла догадываться только по вновь поднявшемуся шуму: началась часть, которую король называл кровосмешением. Из сделанного на руке надреза кровь желающего занять место в племени добавляли в пакет с кровью убитых на ферме куриц и затем брызгали на новичка: символ того, что племя впускало в себя свежие кровь и плоть. Затем происходило третье, окончательное омовение, означавшее вход в новую жизнь. При этом король опять водил над омываемым руками и говорил старинные священные фразы. Всех, кто называл эти действия непонятным словом «святотатство», не осталось в живых — основную часть еще в давние времена перебили бандиты, последние сгинули в пустыне, что тоже не добавило королю-колдуну доверия, зато укрепило суеверных в его колдовской силе. Теперь люди побаивались не только солдат, стоявших на страже власти, но и непонятных заклинаний.

Король этим пользовался — разговоров о новых выборах нельзя было даже представить. В свое время первым королем племени избрали лидера, сумевшего организовать выживших и наладить сносную жизнь на неуютной территории. Общими усилиями выстояли в борьбе с беспредельщиками, но один раз проиграли — это было при втором короле, сыне первого. От племени остались жалкие осколки, мужчинам не хватало женщин, и короля-неумеху сместили. На выборах победил Джав. Собственно, это он, как говорили, и устроил заварушку с выборами. С тех пор и властвовал. И никто не сомневался, что следующим владыкой станет его первенец Джак.

— Нарекаю… — громко раздалось в шатре.

Других слов некоторое время было не разобрать, донеслось только последнее восклицание короля:

— Ош!

— Ош! — хором подхватил народ. — Ош!!!

Парня нарекли именем Ош. Теперь это имя его семьи. Оно не походило на те, что были у предков – король-колдун говорил, что следует о многом забыть, чтобы двигаться дальше. Они построят новый мир, а от пережитков надо избавиться. Фамилий, как у предков, в племени тоже не было, родство определялось по отцовской линии. Первенцев называли кратко, в один слог, начало в котором повторялось — это и было тем, что раньше считалось фамилией. Следующим сынам давали имена на один слог больше. Например, трех сыновей короля Джава звали Джак, Джарван и Джамирас. Имущество семьи наследовали исключительно сыновья-первенцы, и всегда можно было определить, кто имеет право на наследство, а кому предстоит нелегкая жизнь.

У девочек количество слогов в имени роли не играло. Двух дочерей короля звали Джаяна и Джабора. Поскольку девочки наследницами не были, имена им давались произвольно, имело значение только начало имени. Нору назвали Норой, и всем сразу ясно, что она — дочь Ноджа. В женских именах ценилась исключительно красота звучания.

Детям имя выбирал отец, а если отец на момент рождения погибал, то король. Имя давали не сразу, а когда становилось понятно, что ребенок правилен и жизнеспособен. За все отвечал отец, и если он обманывал племя, карали всю семью. Такое тоже случалось, ведь закон, по которому чужой — даже король — не может переступить порог дома, действовал нерушимо, как бы это кого-то ни раздражало. Дом — святое место, там жила душа семьи, и туда нельзя пускать посторонних. Некоторые сердобольные родители этим пользовались. Тем хуже было для них, когда обман вскрывался. За гибельное для окружающих сохранение жизни больному или при другой угрозе племени карали все семейство.

Из шатра вышел новонареченный Ош — в свежей одежде, очень простой и крепкой, чтобы носилась долго. Следующую он купит уже за собственный счет.

Ош поклонился:

— Добрые люди, клянусь быть вам другом и братом отныне и до смерти.

— Ош!!! — грянула в ответ толпа.

Дождавшись тишины, Ош продолжил:

— Еще раз хочу поблагодарить каждого за доверие, а также лично его величество и великую спасительницу, явившуюся сквозь ночь, когда моя семья умирала. Только благодаря вам всем я, мама и сестры живы. Спасибо.

Он вновь склонился перед толпой.

В проеме шатра появился король:

— Не девочка спасла вас, а высшие силы, которые помогают племени. Сама судьба привела вашу семью именно сюда, и мы надеемся, что вы сумеете быть благодарными.

Под бурные крики церемония продолжилась — Ош встал между другими как равноправный член племени, а в шатер по очереди заходили его мать и сестры. Из купели к народу вышли Ошая, Ошима, Ошура и Ошанья. Семье дали не только имя, но и жилье — проржавевший и почти разваливавшийся контейнер на окраине. На остальное и на что-то лучшее они должны заработать сами, а если какие-то предметы обихода, инструменты или еда необходимы срочно, король обещал одолжить на это столько, сколько понадобится.

Праздник завершился. Переговариваясь, народ расходился по домам, трое назначенных королем работников собирали шатер, еще несколько ждали, чтобы засыпать купель до следующего нарекания. Не прошло и получаса, как поселок опустел, и жизнь вернулась в прежнее русло.

Несомненно, Лек все рассказал приятелю, потому что в первую же ночь, когда папа Нодж отправился на службу, у контейнера Норы раздалось:

— Откуда знаешь нашу тайну?

Говорил Борас — жестко и требовательно. Объяснение со снами его не устроило.

Другого у Норы не было.

— Не понимаю, для чего нужен такой комплект, — сказала она в ответ. — Оружие, вещи, деньги…

— Еще кому-нибудь рассказала? — перебил Борас.

— А раньше ты казался мне умным. Если бы рассказала, припрятанное изъяли бы, а вас прижучили. Здесь одно из трех: возможно, вы помогаете в чем-то противозаконном кому-то из нашего племени, и это преступление. Либо вы помогаете чужакам, а это уже измена, что намного хуже. И третье: вы сами хотите сбежать.

Нора оборвала себя. Именно третье! Трупы, помощь преступникам, связь с чужаками и прочие фантазии — ерунда. Борас и Лек упорно и методично готовятся к побегу, именно это связывает их, таких непохожих.

Нора перевела дыхание.

— Заткнуть мне рот можно одним способом: убить. Возможно, вы придумаете, как это сделать, чтобы на вас не подумали, но кто поручится, что к тому времени о вашей тайне не узнают другие?

Повисла тишина. Нора глядела в щель. Борас кривил губы. Лек привычно прятал взор за упавшей челкой.

— Не знаете что делать?

Нора собралась с силами. То, что сейчас будет сказано, обдумано давно, но как это воспримут? Она проговорила как можно четче:

— Есть простой выход. Нужно, чтобы все посвященные в тайну были связаны ей.

— Не понял. — Лоб у Бораса напрягся, между бровей пролегли вертикальные складки. — Хочешь рассказать нам какую-то свою тайну, чтобы мы все зависели друг от друга? Хочешь раскрыть секрет рюкзака?

— При чем здесь рюкзак? Это память о маме, и кто коснется его словом или грязными лапами… и даже чистыми…

Заканчивать мысль не пришлось, выражение лица сказало остальное. Видимо, сказало очень доходчиво.

— Тогда совсем ничего не понимаю, — признался Борас. — Я, может быть, немного туплю спросонья, но быстро схватываю. Поясни.

— Мне запрещено выходить из дома, но я хочу побывать в тех местах, которые видела во сне. Когда пойдете в следующий раз, возьмите меня с собой. Потом я буду хранить вашу тайну, а вы — мою, о моей вылазке. Если, как вы боитесь, я выдам вас, то вы расскажете, что я лично ходила к тем вещам, а не увидела их во сне.

— Может быть, ты как раз и ходила? — логично предположил Борас.

Лек не вмешивался в разговор. Бросаемые им на приятеля взгляды показывали, что он не возражает. Нора тоже считала, что мир, пусть сначала без доверия и с опаской, лучше открытой вражды.

— Если я, по-твоему, везде хожу, почему я вас видела, а вы меня — нет?

— Тебя видели другие, — отрезал Борас.

— Но мы не видели, — признал Лек.

— А вы ходили несколько раз. Могу рассказать о каждом походе. Какой дорогой шли и что добавляли к уже спрятанному.

— Ты все же ясновидящая? — не удержался Лек. — По-настоящему?

— Частично. Я уже говорила. Сны, которые вещие, отличаются от прочих.

— Бор, я ходил к королю с ее сном, и все подтвердилось, каждое слово.

— Чего же она только нас всегда видит? Влюбилась, что ли?

Нору бросило в краску. Надо что-то сказать, а то все это выглядит глупо. Действительно, почему она столько знает именно о них?

— Я сны вижу о многих, — сообщила она как можно уверенней.

Борасу что-то пришло в голову, он ухмыльнулся:

— Расскажи про других, тогда поверим.

Лек затих с краю, и ему, кажется, очень хотелось, чтобы Нора доказала свою правоту.

— Я чужих тайн не выдаю, — твердо сказала Нора.

Лек вздохнул. То ли огорчился, то ли обрадовался.

— Тогда не верим, — пожал плечами Борас.

— И не надо, — так же равнодушно ответила Нора. — Я предложила решение, оно почему-то вас не устраивает, значит, придется искать другое. Оно, другое, у вас есть?

Лек зашептал приятелю:

— Какая разница, верим мы или нет. У нас будет такое же оружие против нее, как у нее против нас. Это лучший выход.

Нора ждала. Положительный ответ Бораса давал надежду на новую страницу в жизни. Условий, которые она предложила мальчишкам, папа, конечно, не одобрит, но ему и знать не следует. Это ее жизнь, и ей решать, что для нее лучше. Кого-то жизнь в четырех стенах вполне устраивает, кто-то видит счастье в богатом муже или в будущих детях. Для Норы счастьем была свобода. Огромный мир звал ее, тысячи ныне запертых дверей манили пьянящей неизвестностью.

Борас кивнул:

— Хорошо. Выходи.

Нора опешила.

— Прямо сейчас?

— Естественно. С этой минуты мы должны быть уверены друг в друге.

Так сумбурно и нервно она еще никогда не собиралась. Уже готовая полезла было в люк…

Нельзя. Это ее личный ход, ее тайна. Теперь нужно делать как все.

— Пойдем к схрону, — объявил Борас, когда она вышла через скрипнувшую при открывании и лязгнувшую при закрытии дверь. — Поведешь ты. Посмотрим, чего стоят твои сны.

Сначала они постояли в тени контейнера: не выглянет ли кто-то на шум? Пахло людьми и гарью, неподалеку стрекотали ночные насекомые. Яркая луна делала тени резкими, а то, на что падал свет — мертвецки-синим и отчетливым.

Одежда Бораса и Лека говорила о доходах семей. Борас носил крепкое и темное, надетое специально для ночи. Сейчас на нем были военного кроя штаны со множеством карманов и футболка. У Лека выбора не было, он ходил в единственной одежде — рубашке с заплатами, что от бесчисленных стирок превратилась в затерто-бесцветную тряпку, и в таких же штанах. И все же не он оказался в ночи самым заметным. Когда натягивала брюки, в последний миг Нора сообразила: такая одежда, подогнанная под нее и предназначенная именно для путешествий, вызовет подозрения. Вместо брюк она натянула юбку, а рубашку, подумав, все же оставила. Ничего более подходящего не нашлось. Прежние вещи не налазили, а перешитая под нее майка, как у Бораса, со странным названием «футболка», которое всегда что-то напоминало папе, делала фигуру слишком вызывающей. И мокасины сегодня уступили место сандалиям с восходившей на голень обмоткой из тесьмы — папа сделал их вместо ставших маленькими прежних. Мокасины — обувь для походов, Нора выглядела бы в них странно перед собравшимися именно в поход босыми приятелями, у нее такой быть не могло. По этой же причине, чтобы выглядеть простушкой, которая впервые покидает дом, пришлось оставить ремень с ножом и прикрепленной бутылкой воды, а также часть собранного для сложных ситуаций. Сегодня она не одна, и все будет по-другому. В карманах остались только бинты, иголка с ниткой и пакетик с мазью для свежих ран — на крайний случай. В этом, как говорил папа, лучше перебдеть, чем недобдеть. Маленький ножик на голень она все же привязала — у спутников тоже были ножи, у Бораса красивый на кожаном ремне, у Лека на поясной веревке обычный кухонный в деревянных ножнах.

В юбке до колен и рубахе навыпуск, с рюкзаком за плечами и развевавшимися волосами (надеть бандану Нора тоже не рискнула) она выглядела здорово. Одновременно женственно и залихватски-воинственно. Голые ноги белели в ночи, делая похожей на маленькую девочку, зато растущая грудь от наполненных карманов казалась еще больше, почти взрослой, а лямки и поперечная перетяжка рюкзака выдавливали ее вперед, отчего Нора выглядела созревшей женщиной, а не подростком.

— Ого. — Борас чуть не присвистнул. — А ты не такая маленькая, как я думал.

Его взгляд пробежался по ней с головы до ног и обратно с выражением изучающим и задумчивым. Норе было приятно и стыдно от пристального разглядывания. Еще никто не смотрел на нее так. Особенно смущала близость их тел, прижавшихся к стене контейнера, чтобы оставаться в тени. От случайного соприкосновения по руке побежали мурашки.

— Из поселка вы выбирались под тенью контейнеров, — сказала она, когда стало ясно, что шум остался незамеченным, — по очереди перебегали от одного к другому.

Она побежала первой. За ней Борас. Замыкал вечно последний Лек.

За поселком некоторое время шли без опаски — дозорные обходили дальние рубежи, а за эти места отвечали гвардейцы. Все знали, что гвардия сосредоточилась только на охране жилья владыки.

— Горбушка, так что же у тебя в рюкзаке? — не выдержал Борас.

— Я предупреждала: это не тема для обсуждения. Прими как данность и забудь. Лучше ответьте: вы хотите сбежать?

Лек открыл было рот, но передумал. Ответил Борас:

— Можешь предложить нам что-то другое? — В голосе послышалась боль. — Леку вообще терять нечего, а мне ничего серьезного не светит — все лучшее достается брату. Вечно вторым быть не хочу.

Отвернувшись, он молча зашагал дальше.

«Вторым быть не хочу». От этого веяло силой и гордостью. У Лека просто безвыходная ситуация, а Борас решил сам — рискнуть, чтобы из вторых перейти в первые. Это вызвало уважение и восхищение.

Нора тихо сказала:

— Бежать «от» — этого мало, нужно знать зачем. Куда вы направитесь?

— Слышала про небесных людей?

Бабушка что-то рассказывала, это слилось с русалками, чертями и всякими троллями-эльфами. Обычные сказки. Нора пожала плечами и постаралась скрыть сомнение в голосе, чтобы не обидеть:

— Вы в это верите?

Вот теперь ответил Лек:

— Проще показать. Мы почти пришли. Я достану, а вы смотрите, чтобы никто не появился. — Он обернулся к Норе. — Однажды рядом с этим местом дозорные застали шатунов. Мы едва ноги унесли.

— Пусть Горбушка найдет схрон, раз уж говорит, что видела его, — распорядился Борас.

Нора раскидала камни и раскрыла сверток. Борас и Лек подошли, Лек вытащил книгу и открыл на нужной ему странице.

— Это Земля, наша планета. Наше племя живет вот здесь. — Он ткнул пальцем в один из покрытых цветными пятнами круглых рисунков, затем перелистнул на такие же пятна, только на прямоугольнике во всю страницу. — Вот наши места в большем масштабе. Мы здесь, вот тут азары…

— Где? — не поняла Нора.

Она даже повертела головой. Почему Борас стоит спокойно, если рядом чужаки? В книгах имелось свое колдовство, об этом знали все. И если книга говорит, что азары рядом…

Борас рассмеялся, а Лек покраснел.

— Прости, не подумал, что ты не знаешь про карты. Значки на рисунке — наши места, как если бы на них посмотреть сверху, — он обвел рукой окрестности.

И Нора вдруг увидела. Горы. Овраги. Заштрихованные пустые места — это степь. Все, как в реальности, все на своих местах. Только поселка нет, его заслоняла окраина большого многоугольника с линией крупных значков. Это буквы. Каждая обозначает звук. Бабушка учила. Нора знала многие буквы, но не успела выучить все — в племени для девочек чтение считали вредным умением. Женщины должны думать о муже и доме, а не о посторонних материях. Папа решил, что законы племени важнее бабушкиных капризов.

— Это Город, — пояснил Лек, проведя пальцем по многоугольнику. С книгой он обращался осторожно, почти любовно. — Раньше он простирался далеко во все стороны, а то, что мы называем Городом сейчас — жалкие остатки. Граница племени проходит вот по этим пустошам, дальше сейчас живут азары, а за ними, как Борас узнал у своего отца, после еще нескольких племен, находится гора, а на ней — станция, откуда попадают на Небеса. Это сейчас так говорят — Небеса, а раньше называли космосом. До катастры успели сделать несколько площадок для прямой связи с Небесами, а собирались построить сотни.

Слово катастра он проговорил неприязненно, будто выплюнул. Явно хотел назвать по-другому. Но сейчас говорили так, хотя бабушка и родители за всю жизнь не смогли научиться правильно сокращать длинное «катастрофа».

Значит, мальчишки собрались на Небеса — в вымышленную, как до сих пор думала Нора, страну, где нет проблем и все счастливы.

Как и Борасу, Леку наследство тоже не светило, но по другой причине — у отца, кроме долгов, не было ничего. Прохудившийся контейнер, что грозил развалиться в ближайшие годы, составлял все их имущество. Леон мечтал о дочке, ведь у кого рождаются дочки, автоматически становится богачом — даже если они дурнушки или полные идиотки. Разница лишь в размере выкупа. Но из близнецов выжил лишь мальчик. Мать Лека не оправилась после родов, она умерла давно, но успела научить сына читать. Лек увлекся, и, как говорили, чуть ли не все книги поселка прошли через его руки. Кроме, наверное, королевских.

— На Небесах тоже живут люди, — сказал Лек. — Они знают и умеют все то, что знали и умели мы до катастры.

Борас вдруг протянул руки Норе и Леку:

— Дайте руки и возьмитесь между собой.

Нора с Леком поднялись, их ладони послушно схватили друг друга. Борас дождался, когда маленький кружок замкнется, и крепко сжал Норины пальцы.

— Мы — три человека с тайнами, — заговорил он, глядя Норе в глаза. — Мы знаем секреты друг друга. Мы можем навредить друг другу, если что-то выйдет за пределы этого круга. — Он потряс соединяющими их руками. — Любое действие, любое слово, любой намек, который откроет тайну посторонним, навредит каждому из нас. А тот, кто выдаст нас, станет смертельным врагом остальным. У меня предложение, которое должно помочь жить дальше не боясь, что спину не прикрывает преданный друг. Давайте поклянемся, что никто и никогда не узнает наших тайн.

Он сжимал ее руку. Он смотрел ей в глаза. Теперь у них была общая тайна, и он просил сохранить ее.

— Клянусь! — одновременно с Леком выдохнула Нора.

Начало Небесные люди

Продолжение https://pikabu.ru/@p.ingvin

Троица разбойников оказалась обычными шатунами, они пробирались вне дорог из одного племени в другое. Двоих убили на месте, из последнего успели вытрясти, что он ходил через эти места в прошлом, поэтому знал, куда вести новых приятелей за едой. Вместе с этими знаниями его разрубили на кусочки. А про Нору поползли новые слухи. Они дошли до короля, и ее удостоили нового визита.

Папа еще не вернулся, вести Нору на высочайшую аудиенцию было некому, поэтому король опять прибыл сам.

— Нора, ты видела сон про нападение?

— Только под утро, — ответила она через закрытую дверь. — Как раз когда все случилось. Проснулась от ударов по рельсе и поняла, что сон был вещий.

— Давай договоримся: ты должна сообщать о своих снах, даже если они уже сбылись. Мне нужно знать подробности: что ты видела, как это было, все ли совпало. Расскажи сегодняшний сон в деталях.

Норе пришлось лгать. В поведанной королю истории не было ни Бораса и Лека, ни скалы, на которой она пряталась. Только чужаки, которые перестреливались с дозорными, и как ей хотелось сообщить об этом папе.

— Только хотелось или все же сообщила?

— Не помню. Я как бы кричала, но услышал ли он, точно сказать не могу. Это же сон.

Король немного подумал.

— А пойманный утверждал, — произнес он, наконец, — что видел девчонку с рюкзаком. Один из шатунов, мол, даже полез за тобой. Что скажешь на это?

— А я снова видела маму. Если мама придет и обнимет меня, я поверю и в то, что меня тоже можно увидеть, когда я сплю.

Взяв с нее слово, что теперь она будет докладывать вообще обо всем, включая маму, король отбыл.

Вернувшийся папа в очередной раз выговорил ей за неблагоразумие. Затем вздохнул и похвалил.

— Может, это и к лучшему, — сказал он, гладя ее по голове.

Слава Норы как ясновидящей росла не по дням, а по часам. Одни называли ее провидицей и славили, другие приходили за советом и говорили «ведунья». Третьи побаивались. Но слово «колдунья» не прозвучало ни разу — пока только король в народной молве оставался колдуном. В отличие от приписываемого ему, связанное с Норой никому горя не приносило.

Теперь она выбиралась из дома гораздо спокойнее. Вместе с папой они продумали каждую мелочь, чтобы то, что произошло на скале, не повторилось. Петли люка папа смазал, а внутри провел к нему поручни. Сандалии из старых шин, в которых ходило большинство мальчишек и девчонок, на ночь уступали место специально сшитым кожаным мокасинам, волосы скрывала стянутая на затылке бандана, а вышитую девчоночью рубашку с тесемками сменила папина из жесткой темной ткани, на пуговицах и с нагрудными карманами. Чтобы не сверкать голыми коленками, теперь Нора путешествовала не в юбке, а в переделанных под ее размер папиных камуфляжных штанах. Место в карманах заняли бинты, обеззараживающая мазь, игла с ниткой для одежды и крупных ран, огниво, зола, которой следовало намазывать лицо — у Норы, как у всех белокожих женщин и девочек племени, оно было незагорелым и оставалось единственным светлым пятном в ночи. На поясном ремне сзади расположилась затянутая в тканевый кожух бутыль с водой, слева висел длинный нож в кожаных ножнах, а на перетяжке под коленом справа еще один — маленький, но достаточный, чтобы помочь в отчаянной ситуации.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал папа, когда увидел Нору в новой экипировке.

Рано выданные замуж ровесницы рожали уже вторых и даже третьих детей, а папа все не решался дать согласие. Нора тоже не торопилась. Если бы ее мнение кого-то интересовало, она сказала бы, что Борас — очень неплохой парень…

Ее не спрашивали. И хорошо, потому что у короля была еще дочка, и если Ферзь намерен родниться с властью и дальше, то судьба Бораса предрешена. Его тоже не спросят.

Этой ночью Нора исследовала подходы к Городу. Они с папой договорились: если появится что-то подозрительное, она разыщет его на посту и даст знать, а он уже решит, что делать. Вместо подозрительного обнаружилось душераздирающее: недалеко от отравленного озера изможденная семья хоронила ребенка.

Навернулись слезы, в горле запершило.

Что-то было не так. Взрослые живы, а умер младенец. Так не бывает, не могли они начать с самого маленького, первыми должны напиться старшие. Почему же?..

Люди явно были семьей: мать и дети разного возраста. Высокий парень руками выкапывал ямку, куда положить тельце, рядом на земле сидели привалившиеся друг к дружке три девочки. Измученная мать, у которой давно кончились слезы, обнимала их. Все — изможденные, едва двигавшиеся. Беглецы от чего-то или от кого-то. Если идут от Лесных земель, то озеро пересекли и знают о его страшной для посторонних тайне. Если же от азаров, то не дошли совсем немного. И когда дойдут…

Никакие глупые рисунки, что не видны в темноте, не уберегут умирающих от жажды детей от вида сверкающей воды. Вдоль берега установлено несколько щитов с надписями и говорящими за себя перечеркнутыми пьющими человечками. Это не помогало. Ныне мало кто умел читать, а рисунки попадались на глаза не всем. Или люди не верили. Человеческие кости — маленькие вперемешку с большими — частенько попадались здесь на глаза. Шатуны не понимали, что это намек. Возможно, для племени будет лучше, чтобы нарушившие границу чужаки умирали, но сколько людей могло спастись и усилить с таким трудом выживавший народ! Особенно семья вроде этой, где женщин большинство.

На берегу высились руины пригорода, почти занесенные песками: рассыпавшиеся строения, груды бетона, отдельные куски стен. Нора выбрала одну из развалин — три стены с оконными проемами на все стороны. С четвертой стороны земля разверзлась, в образовавшейся траншее виднелись остатки труб. В случае опасности эта траншея выглядела идеальным путем отхода. Свет луны давал тени и создавал внутри стен непроглядную темень, поэтому Нора не боялась, что ее обнаружат.

Парень вдруг обернулся. Его лицо глядело прямо в проем строения, в которым она пряталась.

Нора отпрянула еще глубже — под прикрытие стены. Распласталась по шершавой поверхности, полностью слилась с ней. Ее не видно. Не видно!

Ощущения говорили обратное. То, чего быть не могло. Парень подхватил походную палку, что вполне подходила на роль оружия, и направился к развалинам — не сводя глаз со схватившейся за нож Норы, трясшейся от непредставимости ситуации.

Бежать? Да. В траншею. С места. Прыжок вниз и бегом. Затем выскочить за соседней кучей плит…

Сделав несколько шагов, парень остановился. Теперь он водил головой, будто слепой. Когда шагал, его ноги ощупывали место, куда наступить, так же, как у любого человека в ночи. Почему же только что казалось, что его лицо смотрело прямо на Нору?!

— Не бойся, — сказал он, хотя это ему следовало бояться. Не она, а он с семьей находился на чужой территории. Любой мог убить пришельцев, идущих в обход Дороги.

Женщина испуганно замерла. Девочки, которых она обхватила, будто могла этим спасти, бессмысленно таращились вдаль, но луна сегодня помогала Норе. Нора видела, ее не видели. И плевать, что недавно показалось другое.

— Кто вы? — спросила она из черноты ночной тени.

— Люди. Беглецы. Идем от азаров. Мой младший брат не пережил пути. Мы умираем от жажды. Ты одна, но ты тоже прячешься. У тебя есть вода. Мы можем помочь друг другу. Мы не причиним тебе вреда. Выйди.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть вода? И я могу быть не одна. Слыхал такое слово: наживка?

Про наживку рассказывала бабушка. Бабушка много чего рассказывала. Жаль, что истории из реальной жизни, которые маленькая Нора воспринимала как сказки, ушли вместе с бабушкой. Многое могло пригодиться. Но кто же в детстве всерьез слушает бабушек?

— Иногда в ночи я вижу лучше других, — сказал парень. Палку он опустил и теперь держал не как дубину, которую можно применить, а как трость. — Не знаю, каким образом это получается, но точно видел, что ты одна, и на поясе у тебя полная емкость. Пустая при движении болталась бы по-другому.

— А если я сейчас тебя застрелю? Не боишься?

— Будь у тебя огнестрельное оружие, ты не пряталась бы от других беглецов, а лука у тебя нет. Или он где-то лежит. Чтобы взять его, наложить стрелу и натянуть, нужно мгновение, но ты им не воспользовалась. Скорее всего, у тебя нет лука. Я мог бы купить у тебя воду, но у нас ничего нет. Могу обещать лишь посильную помощь во всем, что тебе требуется. Если сестер не напоить, они тоже умрут.

И не только они. Сам парень едва стоял на ногах. Одежда за время перехода превратилась в лохмотья, обуви не было. Девочки выглядели чуть лучше. Видимо, парень и мать, как могли, оберегали их. Но младшего не спасли. Уже сегодня может настать черед следующей жертвы.

— У вас есть пустая бутыль? Принеси.

Движения парня были осторожны, будто он внезапно ослеп. Мать подала ему емкость, и он медленно двинулся обратно к Норе.

— Брось ее мне.

— Где ты?

— Там же, где была.

— Я тебя не вижу. То свойство, о котором говорил, временное и неожиданное. Сейчас я будто ослеп.

Именно так он и выглядел.

— Ты же слышишь голос.

— Одно ухо мне отбили, и теперь я не определяю местоположение по звуку. Махни рукой.

Нора не успела поднять руку, как парень сориентировался, брошенная им бутылка влетела в проем и с громыханием покатилась по полу.

Пока переливала, Нора рассказала:

— Дальше не ходите, там озеро, но вода в нем ядовита. Кости вокруг лежат не просто так. Девочки могут не удержаться. Идти обратно вам тоже нет смысла, кроме как в племя азаров не попадете, а туда, как понимаю, вам больше не надо. Можно узнать, что случилось, почему вы бежали?

— Отец проигрался. Его забрали и в счет долга хотели забрать нас. Я едва успел спасти остальных.

— Куда же вы шли?

— Не куда, а откуда. Мы не знали, что с нами случится, когда сбежим, и ни на что не надеялись. Любая судьба лучше той, что ожидала нас дома.

— Без воды и знания, где ее найти, до Лесных земель вы не доберетесь, к людоедам тоже вряд ли захотите. Оставайтесь у нас. Здесь вас примут, если история, которую ты рассказал, окажется правдой. Тебе найдут работу, мать и сестры выйдут замуж — сейчас у нас избыток женихов. Вашей семье будут рады.

— Значит, ты местная? Почему же скрываешься? Мы можем чем-то помочь?

Хорошие люди. Умирают, а заботятся о других.

— Ты разговариваешь с призраком. Человеку свойственно бояться призраков, поэтому я прячусь.

— Ты очень интересный призрак. Необычный — если верить сказкам о призраках. И добрый. Спасибо, призрак.

— Будьте здесь. За вами придут. Если на вас наткнутся дозорные, скажите, что видели призрака с рюкзаком, и он посоветовал вам оставаться на месте.

Нора помчалась в поселок. Она знала, что делать, но чем ближе становилась россыпь одиночных контейнеров вокруг жилищ богатых, которые, в свою очередь, окружали охраняемый гвардией блок владыки, тем больше путались мысли. Король сказал: «Сообщай сразу, как увидишь. Окликни любого, кто проходит мимо, и пусть зовут меня, где бы ни был». Как раз такой случай. Но кого позвать среди ночи? Гвардейца-охранника? Ей — девочке, которой нельзя выходить из дома без сопровождения мужчины-родственника?

Выход она видела только один.

— Лек! — тихо позвала она, прокравшись до стенки знакомого контейнера.

Выходные папы и дяди Леона обычно совпадали, и Нора не боялась разбудить не того.

Сейчас Лек должен спать после занятий в отряде. В племени так устроено, что мальчишки начинали помогать взрослым лет с шести, к десяти дневные работы для них становились обязанностью, а с двенадцати и до совершеннолетия все возрастающую часть времени они тратили на общественный труд вроде уборки территории, курьерской беготни или дежурства на постах вместе солдатами. Отдав долг обществу, они работали с отцами — посильно помогали в той же области, постепенно овладевая знаниями и умениями родительских профессий.

Для мальчишек, чьи отцы были солдатами, существовал отряд — вроде настоящего военного подразделения, но из мальчишек. Занятия вели увечные солдаты, которые не могли продолжать полноценную службу. После дня в отряде, его участники обычно едва доползали до дома и падали без сил.

Нора не хотела повышать голос, но если никто не откликнется, придется и стучать, и скрестись, и даже, возможно, влезть на крышу, чтобы разбудить бросая камушки через дырки для воздуха. Главное — не привлечь внимания еще кого-нибудь.

— Лек! — сделала она еще одну попытку.

И сердце едва не взорвалось от радости.

— Кто там? — послышалось в ответ.

— Нора. Горбушка. Выйди, пожалуйста!

— Нора? Ты чего? — Лек явно перепугался. — Если тебя заметят…

Ну хорошо хоть, что больше за нее, чем за себя.

— Выйди, я буду ждать дома.

Через минуту они как бы поменялись местами: она теперь сидела скрытая стальными стенками, а сонный Лек, натянувший штаны задом наперед, а рубашку наизнанку, переминался с ноги на ногу снаружи.

— Что случилось?

— Нужно сообщить королю, что между Городом и отравленным озером умирают от жажды пять человек — мать, сын и три дочки. Они сбежали от азаров, чтобы их не продали в рабство, и хотят верой и правдой служить нашему племени.

— Откуда знаешь? — Лек не верил. — Опять вещий сон?

— Именно. Очень яркий. У меня такое чувство, что я с ними разговаривала. Так и скажи королю.

— Глупости. Да и кто меня пустит к нему среди ночи. Не пойду я. Не хочу позориться. Ты же сама говорила, что видишь много разного, а сбывается лишь кое-что.

— Лек, пожалуйста, там сейчас люди умирают. Каждый миг на счету.

Лек помотал головой:

— Надо мной и так смеются: то не так сделал, это вообще не сделал, а о чем-то даже не подозревал, а виноват все равно я. Не пойду.

Осталось последнее средство. Нора набрала воздуха.

— Если пойдешь, я не выдам вашу тайну. Твою и Бораса. Говоришь, моим снам верить нельзя? Тогда слушай: мне снилось, что вы ходили к каменным пескам за оврагом и что-то спрятали там. Потом еще раз сходили. И еще.

В щелку Нора увидела, как на освещенном луной лице Лека опускается челюсть и округляются глаза.

— А теперь самое интересное, — добила она. — Мне приснилось, что в свертке из старого полиэтилена лежат: лук с отдельно упакованной тетивой…

— Ты не можешь этого знать! Следила?!

— Ну да, только тем каждую ночь и занималась. Лек, там люди страдают. Просто поверь мне.

Он помолчал. Затем на щель в стене поднялся взгляд — неожиданно твердый и серьезный.

— Еще раз повтори, что сказать королю.

Глава 4

Глаза, непривычные к свету, слезились, а поднятая ветром пыль заставляла щуриться даже больше, чем слепящее солнце. Все собрались перед домом. Именно все: праздник — он праздник для каждого, и женщины в этот день допускались к выходу наружу. Насколько бы ни была семья бедна, но у каждой девочки, девушки, женщины и даже старухи имелось выходное платье — именно для таких случаев. За платьем ухаживали, украшали его орнаментом и кружевами и год за годом перешивали по размеру. И счастливый день наступил. Пестрая толпа галдела в ожидании, с минуты на минуту полог установленного перед королевским жилищем шатра, где к празднику вырыли купель, отворится, и с окраины поселка покажутся нарекаемые. Шатер был старинный, с пленочными окошками, застежками-молниями и синтетическими тросами. На гудевших выцветшим брезентом стенках красовались несколько кроваво-красных крестов — еще от бабушки Нора слышала, что кресты символизировали смерть, в прежние времена их ставили на могилы. В шатре можно поселить большую семью, но после праздника конструкцию убирали, а кроме праздников ее использовали как выездную королевскую резиденцию, когда правитель изволил путешествовать по окрестностям. Впрочем, такого давно не случалось, за пределы поселка король-колдун старался не выходить.

(продолжение следует)