oscorp

Два часа назад, т.е. в два часа ночи, мне очень захотелось сока.

Не знаю почему, наверное, потому что в Красноярске очень душно этой ночью. Колебался я недолго. Натянув шорты и летнюю сетчатую рубашку, потихоньку дошлепал до ближайшего ларька, вслушиваясь в ночные звуки. Два часа ночи, конечно, уже везде закрыто. Хотелось спать. Я тихонько начал поскуливать, ну уж больно сильно я хотел выпить проклятого сока. До ближайшего круглосуточного пешком не хотелось идти.

И тут я вспомнил про велосипед.

Мой сонный мозг завелся и воспрял духом. Так и быть, покатаюсь на велике, решил я и пошел в сторону дома. Поднявшись на пятый этаж и доковыляв до железного друга, я нацепил китайские светодиодные фонари на руль, и, радостный, в предвкушении хорошей прогулки, выкатил велик на улицу.

Тихая, безмолвная, синяя ночь.

Я воссел и потихоньку поехал, медленно раскручивая педали, вслушиваясь в шуршание шин и проверяя свой транспорт на наличие посторонних звуков. Всё хорошо, и я начал активнее дергать коленками.

Россыпь ярких звезд на небе. Стоп, надо смотреть на дорогу.

С велосипедом сразу стало прохладней и бодрее. Я проехал несколько улиц, прежде чем нашел работающий магазин. У местного круглосуточного гастронома меня ждали скучающие ночной кассир и ночной охранник. При моем появлении они заулыбались и предложили въехать в гастроном прямо на велике. Сперва я колебался, но потом всё-таки согласился и заехал. Так я впервые совершил покупку в гастрономе, не слезая с велосипеда. Скучающий охранник попросил прокатиться, я согласился не сразу. Хотя парень вроде нормальный, пускай порадуется. Пока я оплачивал покупку и наслаждался синим небом, охранник сделал несколько кругов по парку.

Заметив кольцо на пальце, кассир загадочно пропела: "Вы женаты... и по ночам на велосипеде катаетесь? А как же жена?.." На что я резонно ответил, что я в отпуске, а жена с тёщей в Турции. "Ну хорошо, хоть не пьёте." Наверное, хорошо, да.

Охранник сказал спасибо. Давно не катался, говорит. Ну что ж, я рад, что кому-то немного скрасил ночное дежурство. Забрав заветную двухлитровую пачку мультифруктового сока и положив её в рюкзак, я двинулся в сторону набережной.

Ух ты, новый асфальт! Я прибавил скорость, ощущая, как колеса липнут к свежему асфальту. Мимо пролетали деревья, в местной летней кафешке ругались какие-то пьяные люди, а я летел, ощущая телом влажный, душный воздух.

На набережной было тихо. Она находится довольно высоко над уровнем реки Енисей и отсюда вниз к реке спускалась сеть из десятков ухабистых тропинок, которые соединялись, перекрещивались, расставались, рождали новые тропинки, прямо как люди. Внизу, у реки, шелестел ночной, темный лес. В лесу щебетало довольно много птиц, несмотря на ночь. Вот, слева где-то крякнула утка. Справа кто-то жалобно защебетал. У моего уха что-то мимо прозудело, зачесалась лодыжка. Я посмотрел вдаль, через реку. Там был виден правый берег города. Красные точки высотных шпилей, грустно-желтые пятна фонарей, угрюмые темные силуэты ночных многоэтажек. Чуть левее видна ТЭЦ, от её трубы хорошо виднеется тяжелый дымный шлейф, тянущийся куда-то далеко. Всё это порождало сильные ностальгические эмоции, как будто я давно не виделся с этими далекими городскими огнями.

Справа, у обрыва, остановился мужчина, потягивающий пивко. Наверное, тоже любуется ночным городом. Слева, на востоке, начинает зарождаться утреннее зарево. Через розовый рассеянный ореол я увидел смутные очертания какого-то горного хребта. Странно, вроде не помню ничего там. Позади меня, видны несколько жилых зданий, и лишь три светящихся окна говорили о каких-то причинах, не дававших людям спать.

Пожалуй, два литра сока было многовато и теперь я икал.
Да и к тому же стало немного зябко и я засобирался домой.
Включив фонари, я тронулся с места. Не хотелось отсюда уезжать, но уже было почти 4 утра, а проваляться до обеда мне не хотелось.

Проехав сотню метров, я увидел каких-то дворняг, тусующихся у чего-то на земле. Когда я приблизился, собаки разбежались. На дорожке лежат кот.

Сперва я немного опешил. Потом увидел на боку влажную рану. Я присел и взглянул ему в глаза. Но они не выражали абсолютно ничего. Приоткрыта пасть, кот изредка делает неестественные глубокие вздохи. Я на какое-то время даже запаниковал, побоялся его шевелить, даже не знал, как облегчить ему смерть.

Я только и мог сделать, так это повернуться и сказать в пустоту внезапно дрогнувшим голосом: "Мрази". Хотя кто мрази, собаки?

Я двинулся прочь от этого тёмного пятна на асфальте, пытаясь сохранить каменное лицо.