nelligarbuzova

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

– Тебе нужно создать это, – прошептал ему на ухо многоликий образ. – Давай, мы ждем.

Их лица были наполнены надеждой. Тысячи глаз. Моргали. Серые, зеленые, карие и голубые. Моргали. Катились слезы. Их губы шептали что-то. Все, расположенные на одинаковых лицах, на тысяче шей, на одном теле. Голова этой гигантской гидры откатилась в сторону и стала исчезать в окне.

Творец закрыл глаза и представил миры, недоступные его телу, но доступные разуму. Улицы Парижа, Сахара, прошлое и будущее. Все, что составляло его разум. Переплетения из детских воспоминаний, острых осколков сердца, обиды и радости, сладких желаний. Творец погружался внутрь, не желая рыться в этом мираже, противясь заново переживать все плохое и хорошее своей жизни. Ведь это уже прошло.

Его грудь затряслась, руки сжались в кулаки. Сквозь морщинки пальцев проступили капельки пота. Казалось, он задержал дыхание и яро пытался не возвращаться обратно. Умереть, погибнуть там, внутри. Без кислорода и без отравленных будней.

Но настойчивый голос толпы шептал на ухо через приоткрытое окно.

«Продолжай, мы хотим этого. Глубже! Глубже! Сотвори нам новый мир. Сотвори нам что-нибудь стоящее!»

И Творец подавлял разум, проникал внутрь. Затягивая с собой черты лица. Его нос перекосился и сдвинулся в сторону, рот искривился оскалом хищного зверя, но глаза еще могли смотреть прямо. В любом другом месте его бы сочли пациентом неврологического отделения и срочно бы отправили к врачу. Но теперь он сам схватил левой рукой свой нос и давил на него, как на пластилин, запихивая в череп. Пальцы тянули уголки рта вверх, искривляли лицо и сминали веки.

Словно силиконовый человечек он гнулся и засасывал самого себя внутрь души и тела. Будто черная дыра образовалась внутри него, искривляя пространство и время.

Вот уже голова исчезла в волосатой груди, и руки, начиная с фаланг, изогнулись дугой и норовят попасть в тело.

Перешептывание гидры стало сильнее. Он слышал возгласы восхищения. Словно ужасное действо, искалеченный инвалид был чудом природы.

– Браво! Еще! – хлопали в ладоши многоголовые чудовища, стоя вокруг покореженного человека.

Они восхваляли его провал. Поддерживали уничтожение. Говорили «еще», зная, что за этим «еще» творцу придется нырнуть еще глубже в прошлое, мироздание и геенну. Найти там, на дне, прекрасную жемчужину, которую они так хотели, привязать ее к леске и отпустить вверх, на берег. Для них. А самому, быть может, уже не вернуться. Ведь кислорода в легких уже нет, и оксид углерода разрушит все клеточки его бренного тела. Но он рискнул и нырнул вниз за жемчугом, зная, что может не вернуться. Ведь они кричали «еще». А в нем еще никто так не нуждался, как они. И, пусть косвенно желающие его погибели, все-таки желающие от него хоть чего-то. Творцу нужно, чтобы в нем хоть кто-то нуждался.

Он сидел на стуле, в центре их внимания. Его тело болело, источало скверные жидкости и воняло. Но они просили еще, еще и еще. Крики со всех сторон.

Глаз творца, который теперь находился на уровне живота, вместе с торчащими пальцами руки, обвел всех и моргнул. Вместо слез из него просочилась небольшая красноватая капля. Человек решил продолжить. Они хотят еще.

Оставшаяся рука вцепилась в стул. Мышцы напряглись, пупок вздулся, когда человек сделал усилие для следующего акта творения. Тут ноги его затопали. Расползавшиеся гематомы разрывали ткань изнутри, и через образовывавшиеся трещины на коже была видна свежая плоть. Как и руки, ноги втягивались в маленькую оболочку, которую теперь сложно было назвать человеком.

Словно миксер внутри крутился и сплетал кости, мышцы и органы воедино. Действо было столь стремительно, что уже через минуту оно было завершено.

Толпа теснее обступила стул. Каждый хотел посмотреть на итог. Что же? Что же там? Что там такое? Неужели случилось? Не может быть! Я хочу видеть. Дайте мне посмотреть, посторонитесь!

И когда, наконец, они разгребли багровые лоскуты кожи, рванье, бывшее одеждой, кости и голову, их взору предстал прямоугольный предмет. Один из стоявших отважился взять его. Он протер поверхность от крови, освободив искусный кожаный чехол.

– Развяжи, развяжи! – зашептала толпа.

Чудовище послушалось и стало расплетать веревочки кривыми пальцами. Оно справилось с задачей и бросило завязь на пол. Множество лиц тут же уставились на открытый предмет, в ожидании чуда. Предмет, который они мечтали увидеть, это была книга.

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

Адам и Ева жили в Эдемском саду, окружённые непорочными деревьями и белыми пушистыми кроликами. Адам и Ева гладили кроликов, кормили их вкусной морковкой и были счастливы. Их загорелые, гладкие тела ярко светились на полуденном солнце, светившем только для них. Потому что ни на Земле, ни во всем мире не было других людей, кроме Адама и Евы, и их детей. И не было более счастливых людей, чем Адам и Ева, и их дети.

Ева не была нагружена работой по дому и уходом за детьми, потому что любую еду можно было достать с невысокого дерева – только руку протяни. Не было необходимости Адаму ловить рыбу, а Еве выращивать зелень. Дети были не крикливыми и послушными. Адам тоже не был натужен работой, потому что в этом идеальном мире не было денег, не было капитализма, не было войн, а еда и жилье были бесплатны как для людей, так и для остальных обитателей Рая.

Адам и Ева днями отдыхали, качаясь в мягких гамаках или же лежа на пляже у реки. Иногда они плавали, загорали и снова плавали. Образ жизни их был таков, что не требовалось лишних усилий, чтобы обеспечить себе комфорт. Не было нужды добывать огонь или искать воду – все Бог давал этим возлюбленным. Оттого день их не был занят трудовой рутиной или поисками лучшей жизни и лучшего места. Да и можно ли найти лучшее место, чем Эдем!

Адам и Ева ублажали друг друга, любили друг друга и наслаждались своей жизнью. Их дети играли в разные игры, которые придумывали себе сами.

Адам лежал на зеленой траве, ел сочный апельсин и смотрел на звёзды. Адам ел манго, дуриан, яблоко, мандарин, кокос, банан, авокадо и еще тысячи райских фруктов, которые уготовил для него Бог. Нет никаких болезней, частной собственности, нет денег и забот, нет лжи и измен, нет смерти, нет тревог. «Жена – красавица. Дети – ангелочки. Жизнь – малина» – так думал Адам, продолжая жевать свой апельсин, лежа на зеленой траве.

Ева лежала на золотистом песке, ела мелкую землянику и смотрела на облака. Ева ела чернику, клубнику, смородину, вишню, клюкву, ежевику, черешню и тысячи других райских ягод. Не существовало боли, рабства, оскорблений, убийств, греха, унижения и разочарования. «Муж заботлив. Дети послушны. Жизнь – сказка» – думала Ева, закидывая в рот еще одну ягодку.

Их сыновья, Каин и Авель, были самыми счастливыми детьми на свете. Мальчики играли, бегали по лесу, по песку, по лужайке, по пляжу, по горам, по берегу, по земле, по холмам. Они ползали по деревьям, по лианам, по кустам. Они плавали в речке, в озере, в море, в ручье, под водопадом.

Погода в Эдеме всегда была солнечной, не слишком жаркой, не слишком прохладной. Никогда не было намека на тучи, на снег или дождь, на туман и на сильный ветер. Трава всегда была зеленой, небо – насыщенно голубым, а солнце – ослепительно ярким.

Ежедневно Адам лежал на гамаке, покачиваясь в такт ветру. Он жевал райские фрукты, целовал жену, смотрел на детей, загорал на солнце.

Ева днем и ночью отдыхала на пляже, наслаждаясь своей идеальной жизнью, о которой, быть может, если бы на земле еще были другие люди, мечтали бы все остальные. Ева утром и вечером слушала набегающие и убегающие волны. Они все бегали и бегали по кругу, все бегали и бегали по кругу, все бегали и бегали по, все бегали и бегали, все бегали и, все бегали, все...

Каин и Авель снова забирались на деревья, а потом перепрыгивали на другие. Они искали на них новые листья, но на всех деревьях листья были одинаковы. Одинаково здоровыми, одинаково зелеными и прямыми. Мальчики копались в кустах и ручьях, в новых кустах и ручьях, ходили по новым берегам и взбирались на новые холмы. Но везде они находили одни и те же картины, повторявшиеся от куста к кусту, от дерева к дереву, от ручья к ручью, от берега к берегу и от холма к холму.

Адам доставал фрукты, которые чуть ли не сами падали ему в руки. Все они были идеально сладкими, без единого червячка или гнили. Волшебным образом съеденное вчера, сегодня снова вырастало на деревьях. Адам смотрел на жену, а в ней была все та же красота, не менявшаяся изо дня в день и из столетия в столетие. И дети оставались такими же маленькими и милыми.

Изо дня в день. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7...

Ева лежит на берегу. Ее загар, данный от Бога, такой же бронзовый, как и был прежде. Ее ногти идеально ровные, овальные, блестящие. Ее кожа без единой морщинки, без единого прыщика, без единой ссадины или неровности. Ее волосы всегда чистые, прямые и объемные, блестящие и золотисто-каштанового цвета. Волоски в ненужных местах на ее теле попросту не растут. То же происходит с ногтями и волосами. Ее тело всегда остается чистым и не нуждается в ваннах. Все это дал ей Бог, чтобы в Раю она могла не заботиться о своей красоте. Она всегда красива.

А волны всё бегали и бегали по кругу.

Каин и Авель снова возвращаются к деревьям, наштампованным и одинаковым. Все их расположение ветвей, ствола, каждая веточка и каждый листик повторяются от одного дерева к другому. Каждый камень, который встречается им на пути, идентичен предыдущему. Каждое озеро сделано в меру глубоким, с ровным и чистым дном, с пологими краями, чтобы все вокруг обеспечивало безопасность постояльцев Эдема. Поистине Бог велик, раз так заботится о детях своих!

Адам встречал различных животных, которых Бог поселил в Рай вместе с ними. Лошадь, овца, олень, собака, кот, косуля, тигр, белка, львица, крокодил, верблюд, белый медведь, волк, панда, кенгуру, лисица, кролик, птицы, насекомые и множество других животных, которых только мог придумать Божественный разум. Все они жили в мире и согласии и никогда не причиняли вреда друг другу и человеку. Адаму не было нужды защищать свою жену от нападения хищников. Насекомые никогда не докучали своим жужжанием поздней ночью, а волки никогда не нападали на его детей.

8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16...

Ева радовалась своей идеальной осанке, своей идеальной фигуре, своим идеальным чертам лица, которые всегда вызывали у Адама любовные чувства. Ева обрела счастье, которое подарил им Бог. Ева обрела любовь, которую подарил ей Адам. Теперь они вместе и навсегда. Вместе. Навсегда.

Всегда.

Каин и Авель перестали лазить по деревьям, по ручьям, по холмам и водопадам. Их больше не привлекали джунгли, потому что, куда бы они ни пошли, все и везде было идентичным настолько, что не было смысла им искать новое в других местах. Не было желания у них снова возвращаться к своим играм, потому что игры их повторялись изо дня в день, из года в год и из столетия в столетие. Они наскучили.

Адаму хотелось приложить куда-нибудь свои руки, заняться чем-нибудь новым, но Бог сделал этот мир полноценным, и Адаму не было смысла что-то изобретать. Потому что все было уже создано Богом, чтобы обеспечивать Адаму и Еве, и их детям счастливую, безопасную и беззаботную жизнь.

Ева лежала на пляже, смотрела на свое тело, загар был бронзовым. Ева лежала в тени деревьев, смотрела на свое тело, но загар также бронзовым. Где бы ни лежала Ева, чем бы ни питалась Ева: загар был бронзовым, кожа – гладкой, волосы – блестящими, глаза – выразительными. Загар был бронзовым, и Ева перестала лежать под солнцем.

Загар был бронзовым.

Каин и Авель сидели на одном и том же дереве, ели одни и те же фрукты, смотрели на одну и ту же реку, больше не рвали листья.

Адам лежал в гамаке и смотрел на свою жену-красавицу. Ее красота не увядала день за днем, его мускулы не уменьшались день за днем. Нет нужды Адаму тренировать свой организм. Нет нужды Адаму изобретать.

17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25...

Ева лежала под деревом, на котором сидели Каин и Авель. Ева больше не следила за детьми. Бог уберег ее от этой обязанности, сделав мир бесконечно безопасным, а еду – доступной. Ева больше не наслаждалась солнцем и не кушала ягоды. Даже безо всякой еды и воды, безо всякого сна и движения ее тело не истощалось, здоровье не ухудшалось, а голода не было совсем. Ева была бессмертной и здоровой. Бессмертной и здоровой. Бессмертной.

Каин и Авель вовсе перестали интересоваться райским садом. Они сидели на одной ветви и даже не разговаривали. Разговаривать было не о чем, потому что все, о чем они могли сказать, было уже сказано ими сотни лет назад. Все, что они могли увидеть в Эдеме, было увиденно ими тысячи лет назад. Все, к чему можно было притронуться, что можно было понюхать или услышать, было потрогано, изнюхано и услышано ими миллионы лет назад. Они сидят вот уже миллиард лет на одном и том же дереве, и просидят на нем, возможно, еще столько же. Ведь милостивый Бог дал им бессмертие и бесконечность.

Адам перестал смотреть на жену-красавицу. Адам перестал смотреть на окружающий мир. Адам просто закрыл глаза и лежал. Без его участия в Эдеме никогда ничего не нарушится, ничего не случится, никто не умрет.

26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37…

Ева под деревом, сложила руки на своей упругой загорелой груди третьего размера, уставилась глазами вверх и не двигалась. Она лежит вот уже миллион лет.

Каин и Авель застыли, сидя на ветви штампованного дерева в самом центре Эдема. У них есть вечность.

Это была идеальная Вселенная в представлении Бога. Но он просчитался. В один из миллиардов других, похожих друг на друга Эдемских дней, Лукавый Змей соблазнил райское семейство на грех. Змей соблазнил знаменитую фамилию и они покинули Эдем. Божий план безупречной жизни для Его любимых детей был разрушен.

Но библейский рассказчик врет. Адама и Еву, и их детей Бог не выгнал из Рая.

Они ушли сами.

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова, https://vk.com/nelligarbuzova

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

Я увидел ее на другой стороне дороги. Она спешила куда-то, и я не смел ее остановить. Но это лицо, эта походка заинтересовали меня. Исполненные жизненной энергии движения и улыбка, словно бутон, расцветающий у меня на глазах.

Я поспешил за ней, прикрываясь утренней газетой. Может быть, я уродлив и ей не понравлюсь. Она по пути схватила кофе в ларьке, и теперь бодро шагала вперед, словно напиток служил ей подзарядкой.

Мы прошли так около пятисот метров, и она обернулась. Не знаю, заметила ли она меня или нет, но глаза ее были счастливы. Каштановые волосы развевались в воздухе. Она плыла над прохожими, одаривая их своим чарующим взглядом.

У церкви она бросила монету бездомному. Наверное, она очень добрая, раз сделала это. Добрая во всем, и будет добра к моему уродству. Должно быть, станет ласковой матерью и не поскупится на комплименты близкому человеку.

Через несколько кварталов она свернула в офис большой строительной корпорации. Чтобы работать здесь, нужны нешуточных размеров мозги и куча трудолюбия. Да, я люблю таких девушек.

Она показала охраннику пропуск и прошла внутрь. Мне было не суждено туда попасть.

– Извините, а во сколько обычно заканчивается здесь смена?

– В половину шестого.

– У всех?

– У большинства. У вас назначена встреча?

– Нет. Спасибо.

Я посмотрел на часы. Мне нужно было на работу.

Все время я работал, думая о ней. Об этой девушке. Какая она? Я представлял, как может сложиться наше первое свидание, наша совместная жизнь. У нас могут быть дети, красивый дом. Или парочка дивных ночей, шампанское, виноград и шелковые простыни. С таким сексуальным телом, которое скрывается за этим облегающим нарядом, она будет чертовски хороша в постели.

Мой рабочий день заканчивается в шесть, но я слинял пораньше, чтобы столкнуться с ней после ее смены. Я арендовал шикарный Мерседес и купил бутылку дорогого шампанского. Шансы малы, но кто их будет терять? В любом случае я могу распить все в одиночку.

Она вышла на двадцать минут позже. Видимо, любит поработать. Иногда остается допоздна и сидит над бумагами, разрабатывая будущее великой архитектуры.

Я вышел из машины и открыл бутылку. Я бросился бежать в сторону девушки. Намеренно задел ее, шампанское вылилось на ее костюм.

– Ой, извините, я не хотел. Очень сожалею.

– Ох, что вы, – она стала вытирать шампанское. – Что-то празднуете?

Я удивился тому, что она не возмутилась. Действительно, добрая.

– Да. Вы не представляете, кажется, я встретил любовь всей своей жизни.

– Да ну? Бросок принят, – она улыбнулась.

– Я могу купить вам новую блузку или оплатить расходы, если сделаете сегодня мне одолжение.

– И какое же?

– Проведите со мной вечер.

Она посмотрела на машину за моей спиной и задумалась. Наверняка она ценит себя и не хочет встречаться с неудачником. Поэтому согласилась.

– А давайте.

– Вы серьезно?

– Вполне. Поехали.

Мы сели в машину. Ехали долго и разговаривали о всякой ерунде. Мне понравилось, что она не любит скромничать и интересуется мной. Я ей понравился.

– Что вы думаете обо мне? – спросил я за рулем, смотря в ее большие серые с крапинками глаза.

– Ммм, – она подняла их вверх, – вы порядочный, потому что предложили загладить свою вину. Вы состоятельны, судя по этой большой машине. Вы аккуратны, у вас хороший костюм. Вы деловой человек, не любите сюсюкать. Вы джентльмен, пригласили меня на свидание. И вообще, вы умеете ухаживать.

– Лестно.

Мы подъехали к дому. Это была съемная квартира как раз для этого вечера. Я заказал на дом еду из ресторана и разогрел в микроволновке.

– Впервые вижу мужчину, который любит готовить, – говорила она, когда мы ужинали. – Вы каждый вечер готовите?

– Только чтобы впечатлить даму, – ответил я, наливая шампанское.

– Ох, а квартира, она ваша? Так чисто. Вы педант.

Мы разговаривали о работе и мечтах. У нее просто грандиозные планы на жизнь. Наверняка, многого она уже добилась.

Ужин был вкусным. Когда мы закончили, я приступил к самому главному. Подошел к ней сзади и стал дышать в тонкую шею. Затем в ушко с серьгой, кажется золотой. Девушка не сопротивлялась, ведь я ей понравился.

За окном наступало утро. Свет желтых фонарей пробивался через стекло. Я открыл глаза. На противоположной стороне кровати девушки не было. Я перегнулся вниз и увидел на полу что-то бежевое. У меня возникли неприятные ощущения.

Я поддел край лежавшей на полу вещи и отпрянул. Мягкие складки, ресницы и ногти. Это была кожа. Настоящая человеческая кожа. У нее были пальцы, пупок, волосы и глаза.

В этих глазах я увидел знакомые черты. Большие серые радужки, синие крапинки в них. Нет! Это была та девушка! Это была ее кожа.

Словно ночью она сбросила наружную оболочку и оголилась. Я был в шоке и зажался в угол кровати. Может быть, ее кто-то убил?

Под ягодицами я почувствовал что-то липкое и холодное. Ощупал. Подскочил как ошпаренный. Это моя кожа. Мое обличье, которое слезло с задницы, зацепилось за край кровати и оборвалось на груди. Я метнулся в ванную и посмотрел в зеркало. Передо мной стоял жирный урод с сальным лицом и отвратными кучерявыми волосами.

– Доброе утро, – она вышла из кухни с чашкой кофе.

– О, Господи, нет. Кто вы такая? Что вы с ней сделали?

На лице уродливой старухи отразилось удивление.

– А вы кто?

– Я не шучу. Женщина. Что вы делаете в этой квартире? Где она?

– Ах, ты грязный урод! – она плеснула горячим эспрессо мне в лицо и зашагала в спальню. – Это ты? Настоящий?

– Женщина, уходите, пожалуйста. Мне нужно сдать эту квартиру к десяти утра.

– Так это еще и не твоя квартира? – она фыркнула и стала собирать сумочку. Положила в нее косметику, подняла кожу с ковра и засунула туда же.

Я заметил это.

– Это вы? Вы вчера были со мной вечером?

– Конечно, урод. А кто же еще?

– Но, вы ведь были другой. Вы, – я опустил взгляд на пальцы, торчащие из ее сумочки. – Я думал, ты добрая.

– Я тоже думала, ты богат, – она застегнула бретельку бюстгальтера.

– Ты ведь умная, да? Ты работаешь там, в офисе. Ты…

– Я полы мою, – она отпихнула меня в сторону и схватила с кресла юбку. – Выдумал себе идеал, а теперь возмущается! А ты кем работаешь? Машина ведь не твоя?

– Я продаю пончики.

Она хмыкнула. Направилась к двери, потом, будто что-то вспомнив, вернулась к зеркалу в ванной и открыла сумочку. Она достала латексное обличье и растянула его во весь рост.

– Тебе помочь? – спросил я.

– Сама справлюсь. Отвянь, урод, – она стала разбираться с замком, но это выходило у нее скверно. – Помоги.

Я встал сзади и начал двигать собачку.

– Я полюбил тебя, как ты могла измениться. Ты не была такой вчера. Как так можно измениться за один вечер? Словно мы десять лет прожили вместе. Я ведь не мог тебя выдумать, ведь так?

Собачка поддалась и поползла вверх. Женщина натянула костюм на грудь, всунула руки и голову. Ее образ снова стал прежним.

– Да, я понимаю, – она подошла ближе и прижалась к моему животу. – Ты тоже был другим. Я знаю, ты был другим. Не могла же я придумать это. Не могла же я влюбиться в собственную иллюзию, да? Я привязалась к тебе за это время. У нас теперь общая тайна, общая съемная квартира и машина. Нам нельзя, нельзя расходиться. Мы ведь любим друг друга? Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Я ведь полюбила хорошего человека, я не выдумала его.

– Ты снова вернулась, – я дотянулся до ее губ и поцеловал их. Она всегда была такой нежной.

– Не разочаровывай меня. Ты ведь не такой, – она протянула мне бежевый латекс. – Надевай, я ведь не выдумала это.

Я послушно взял из ее рук кожу и натянул на себя.

– Я люблю тебя настоящую, – сказал я, поглаживая ее латексное одеяние. – Ты такая хорошая.

– И я тебя, – ответила она, помогая мне натянуть кожу. – Ты ведь всегда таким был, чего сопротивляешься?

– До вечера? – сказал я, целуя искусственную кожу на ее лице.

– До вечера.

– Я принесу шампанское.

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова, https://vk.com/nelligarbuzova

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

Как писать

Если вы хотите что-то написать, нужно только начать.

Рецепты бывают разные, и у каждого мастера есть свой любимый. Марк Твен любил положить на стол лишь один ингредиент и долго над ним размышлять. Растягивать его, раскатывать тесто прозы постепенно, год за годом добавлять еще. Пока не получится полноценное блюдо. Стивен Кинг хватает первый попавшийся продукт и логически подбирает к нему подходящий вкус. Рэй Брэдбери, я знаю, составляет список своих любимых фруктов и каждую неделю выбирает один. Он смакует его, разглядывает и вытягивает из детства те приправы, которые полюбились. А еще он рекомендует напиться до чертиков и стряпать что-нибудь особенное. А наутро, на трезвую голову, оценить блюдо и убрать все лишнее. Джордж Мартин предпочитает создать нечто новое, никем не мыслимый пирог или массивный торт. Такой, что будет высотой в три метра и доставать верхушкой до потолка. И пластмассовые человечки на вершине обязательно будут с мечами. Один покосится и свалится вниз, а второй впечатается в потолок. Да, это его рецепт.

А я? Я разбавляю прошлое стаканом вымысла. Добавлю щепотку поучения, столовую ложку искажения и три кило размышлений. Кто-то любит приправить все это фантастикой или футуристикой. Но я люблю оставить все как есть, запекать в подсознании при холодной температуре души. Полгода хватит. А потом достать на горячее и снова взяться за дело.

Выкладывать свою кулинарию на всеобщий суд бывает страшно и неприятно. А вдруг невкусно? А вдруг кто-то любит поострее, а у меня лишь пресная реальность? Или не хватает личной правды на кончике ножа?

Как любить

Рецептов в этом искусстве тоже немало. Но лучше всего с этим справится старый кулинар, испробовавший множество оттенков сласти.

Мой давешний знакомый рекомендует сочетание душистого веселья и поцелуи. Целоваться весь обед напролет – вот высшее искусство его гривуазной кулинарии. Веселись, смейся и улыбайся! Когда еще жизнь тебе позволит быть счастливым?

Или вот чудесная кухарка, у которой лучшее блюдо – плов в мультиварке. Она почему-то относится к процессу приготовления любви напротив серьезно. Стучит кастрюлями с утра до вечера, подбирает слова для риса. Ты мой "беленький, кругленький или японский". Она думает, рис отдаст больше любовного аромата, если будет как-то назван. Считайте меня материалисткой, но какой рис ты купил или вырастил, такой он и будет. Его не изменить. И вообще, собственно, какая разница, как называть рис? Рис – он и в Африке рис.

Как принимать гостей

Мой любимый рецепт – собрать все продукты воедино и добавить немного жидкости. Любой. Кто-то предпочитает алкоголь, может быть, красное вино и теплую музыку, или стакан пива к сухой беседе. Да, любую сухую дружбу разбавит стакан пива. Но это не мой рецепт. Ко всем этим разновидностям продуктов я люблю добавить чай. Запустить веселые пряники, скромные сушки и подтаявшие шоколадные конфеты. Вот это смесь!

Пахлаву, сухари, ириски – все к столу. У нас тут весело и душевно, как я люблю. Своя компания. И тут не нужно холодное пиво, чтобы разбавить неприятный аромат и сухие кости воблы. А вино? Ну, иногда к теплому чаю оно подходит. Но только чуть-чуть, одна бутылка.

Еще один рецепт чая

Когда вы один на один со своим лучшим чаем, хорошим добавлением к нему станет ложка сладкого меда воспоминаний. Вы только подумайте, собранный по крупицам всеми жужжащими прожитыми днями, он хранился в банке с плотной крышкой, пока не настала пора лучшего чая. Вы достаете эту баночку, бережно снимаете с самой верхней полки, там, где уже осела пыль. Столько месяцев вы не доставали эту баночку со сладкими воспоминаниями минувшего лета. Протираете крышку и угощаете свой чай ложечкой. Можно даже больше, меда много не бывает.

Потом можно отрезать тоненький кусочек имбиря, такого горького, в шершавых ошибках и пререканиях, но такого ароматного. Ведь именно он задаст основной настрой вашему вкусу.

Ну а затем лимон, дольку. Я не знаю, зачем он тут нужен. Но уж больно вкусно потом ловить его в вашем лучшем чае и съедать со слезящимися глазами и довольной улыбкой.

Наедине с глинтвейном

Если вы повстречались с хорошим красным сухим вином и предвкушаете прекрасный вечер, позвольте предложить вам хороший рецепт. Попросту сухое вино – откровенная дрянь. Его нужно красиво подать для самого себя. Иначе это сухое вино надоест вам в первый же день вашего знакомства. И тошнить будет, поверьте мне.

Так вот, если вы нашли хорошее сухое вино, откройте бутылку и распробуйте часть в первый же вечер. Всего пара глотков, один бокал. Затем закройте бутылку и отставьте дальше от себя. Чтобы успеть соскучиться и возжелать его пьянящих запахов. Но не слишком долго! Слишком долго красное вино не простоит. В открытой бутылке оно станет горьким и неприятным. В общем, рассчитайте так, чтобы соскучиться.

Затем постепенно, день за днем, добавляйте в ваше знакомство пряные ароматы необычных встреч и сюрпризов. Не помешают и жгучие специи в виде ссор, пререкания. Чем необычнее состав ваших отношений, тем меньше шансов, что он вычхается с годами. А такие вина, поверьте, не забываются никогда. Даже через десятилетие с последнего глотка вы все равно ощущаете на кончике языка сладость, а на миндалинах – терпкий аромат любимого глинтвейна.

Как перебирать зерна знакомств

Некоторые мазохисты умудряются рассматривать каждое семечко под увеличительным стеклом при первой встрече. Да, этот вариант хорош, но так за всю жизнь вы отсеете от силы два-три, а соберете лишь с десяток.

Я предлагаю другой вариант. Сперва собирайте все зерна, которые только найдете. В баре, на улице или в библиотеке. Каждое подобранное вами семечко кладите в карман. Придя домой, выкладывайте их на полку. Хорошо бы создать им комфортные условия. Ухаживайте за ними, интересуйтесь, думайте о ваших отношениях. Добавляйте им новых знакомых.

Со временем, даже в таких хороших местах, с теплым и сухим воздухом, некоторые из семечек будут гнить. Нет вашей вины: это было в них задолго до вас. Просто нужно было время.

Такие семена возвращайте обратно туда, где их взяли.

А вот некоторые прорастут. Бывает, дадут ростки, даже если дома у вас не очень комфортно. Берегите эту рассаду, собирайте плоды. Это ваши лучшие друзья.

Как познать вкус своей души

Это может показаться сложным только с первой ложки. Обыкновенно повара прибегают с действию сторонних средств, тех, которые вызывают различные видения у гостей, красочные картинки и приятное звуковое восприятие.

Скажу вам так. Что бы вы ни применяли, это все равно, что пытаться подсластить тростник сахаром, а в подсолнечное масло линуть оливкового. Настоящий вкус уже в вашем блюде с самого создания. А все, что вы добавляете, не придает ему особые ароматы, а помогает лишь раскрыть собственный. Соль, добавленная к мясу, усиливает восприятие языка к вкусу мышечных белков. Перец стимулирует ваши рецепторы, заставляя их работать в полную силу. Оттого приперченные овощи кажутся насыщеннее.

Но все это лишь обман. Иллюзия. Зачем платить и приучать свой организм к помощникам, вызывающим привыкание? Помогите себе сами. Приготовив блюдо, поставьте его на богато украшенный стол. Засервируйте его по высшему разряду, добавьте цветы на стол, расписную скатерть. Пригласите друзей и хороших приятелей к обеду. Разговаривайте с ними о приятном и режьте еду на маленькие кусочки.

Отдельно накалывайте их на вилку, кладите в рот и смакуйте клеточки. Этот хлеб прошел к вам огромный путь из детства, с небольшого пшеничного зерна в колос, собранный комбайнером. Затем был перетерт в муку несложившимися отношениями, смешан с депрессивной водой, выпечен дружелюбными кухарками, работающими на пекарне в поте лица, продан мудрым купцом, и теперь под вашим небом. Неужели он не стоит того, чтобы посмаковать?

Так вы ощутите его чудесный аромат, вкус и насыщение. Ваш организм не будет просить популярных ядов, которые отнимают деньги, здоровье и психику. Вкус вашего душевного хлеба в самом хлебе. Разве нужен для этого помощник?

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова, https://vk.com/nelligarbuzova

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

– Привет, дружок. Как тебя зовут?

Пес опустил голову и стал обнюхивать туфли. Казалось, он даже не дает себе права смотреть на человека. Словно перед ним не дряхлая старуха, а высшее божество.

– Ты один? – пожилая женщина нагнулась к нему и почесала за ухом. Черный пес отозвался скулением. Ошейника не было.

– Что же ты? Потеряшка? Или никогда не знал дома? – она улыбнулась. – Пойдем со мной. Пойдем.

Пес покорно последовал за медленными шагами женщины через дворы, к дальнему подъезду. Территория была ему незнакома. Он боялся подвоха и ступал неуверенно, осторожно. Зазвенела открывающаяся дверь, пес замер.

– Что же ты? Не бойся. Идем.

Пес не двигался и смотрел на женщину. Он боялся быть выгнанным из этого теплого убежища, как его уже выгоняли дворники и постояльцы других домов. Он боялся доверять.

Женщина отыскала в сумке купленную к ужину колбасу. Она отломила половину, размяла в руке, присела на корточки и протянула в сторону пса.

– Идем, дружок. Идем.

Пес стоял. Женщина бросила часть лакомства к нему и снова протянула руку. Собака повел носом в сторону угощения и подошел к нему. С удовольствием он ел искусственное мясо. Ему-то и натурального не довелось видеть.

Закончив, он двинулся к руке женщины и облизал. Женщина, согнувшись, вошла в подъезд. Ладошкой она манила внутрь.

– Идем, дружок.

Собака послушно зашел внутрь. Дверь захлопнулась.

Женщина жила на пятом этаже хрущевского дома, в квартире, которая ей досталась с тех времен, когда она была профессором философских наук в педагогическом университете. Тут было пусто и тихо, как и во всей ее жизни. В нее не проникал шум, близкие люди и особенно дети. Молодость была упущена или потрачена на более важные вещи, вроде докторской. Легко судить спустя годы. Но тогда она была счастлива.

Вот так дворняга по кличке Дружок прижился в ее затхлой квартире. Разделил со старухой пенсию, горечь и радость. Успокаивал ее одинокими вечерами, развлекал ее яркими днями, шалостями, лаем, потребностями и, конечно же, игрой. Плохих детей не бывает, как не бывает и плохих собак. Все дело в воспитании и окружении. Пенсионерка дала ему ту атмосферу, которой он не получил в щенячестве. Словно с маленьким ребенком, она возилась с ним, лечила от диатеза, блох, лишая. Волновалась, когда он не могу уснуть и будил соседей. Смеялась, когда он осваивал новые команды. Когда вилял хвостом и лобызал ее лицо. За несколько лет пес стал ей верным другом, сыном и мужем. Всем тем, чего ей не хватало. Ни один человек в ее жизни не проявлял столько преданности, как плешивая дворняга. И в этом было ее счастье. О такой жизни нельзя жалеть, когда есть хоть одно существо, что любит тебя.

Время шло. Здоровье женщины ухудшалось. Пес что-то чувствовал. Он все чаще залезал ночью к ней в кровать, грязными лапами топтался по одеялу, хоть она этого и не разрешала. Сейчас ей было тяжело думать о правилах.

«Хозяйка, голова у тебя болит? Я вылечу. Я лягу рядом и вберу в себя всю твою боль. Хозяйка, я готов ее забрать. Лишь бы тебе было хорошо». И пес клал свой черный круп рядом и засыпал.

В один день она перестала говорить. Она перестала именовать его «Дружком», перестала звать на завтрак и на ужин, перестала рассказывать о своей молодости.

«Неуж-то обиделась? Может, я натворил чего? Может, надоел? А может ей стала противна моя бродяжная морда?»

На скулеж пса женщина ничем не отвечала. Она лишь качала головой и пожимала плечами. А на следующий день она ушла в больницу. И не пришла.

Она не пришла ни в этот вечер, ни в следующий.

«Бросила! Бросила хозяйка! Бросила родимая. Что же я теперь делать буду? Выбираться нужно. Выбираться. А то с голода сдохну».

Собака бросился носиться по комнатам. Он опрокидывал горшки с цветами на подоконнике, скребся во входную дверь, срывая обивку и обои. Содрал шторы и исцарапал окно. Он отчаянно пытался выбраться из заточения. На улице стояла зима. Днем и ночью в квартире было темно. И это нагнетало на него еще больший страх.

На третий день в квартиру зашла незнакомая девушка.

– Здравствуй, Дружок.

Пес бросился ей на шею и стал лизать щеки.

– Что ты, что ты. Одичал? Я тебе еды принесла. И пойдем погулять.

«Кто ты? Я тебя не знаю. Но вижу, ты добрый человек».

Девушка наложила в миску куриного паштета и придвинула псу.

«Гадость какая ваш паштет. Но что не съешь после голодовки».

Когда Дружок доел завтрак, девушка опустилась на пол и заговорила с ним, лаская его сытое пузо:

– Скучно тебе. Хозяйка твоя в больнице. Заболела. Опухоль мозга. Тяжело ей. О тебе думает. Говорить не может, только пишет. Хочешь ее услышать, Дружок? Хочешь?

Девушка взяла телефон и набрала номер. На той стороне подняли, но ничего не ответили.

– Тамара Емельяновна, хотите с Дружком поговорить? Я дам ему трубку, хотите?

В трубке послышалось мычание. Девушка поднесла телефон к морде дворняги.

– Говори, что же ты молчишь?

На этих словах пес залаял, завилял хвостом и стал нюхать трубку, посылая на другой конец провода странные звуки. Он облизнул динамик и снова гавкнул. Тамара Емельяновна отозвалась невнятными горловыми звуками.

– Она скучает по тебе, Дружок. В больницу тебе нельзя. Но не волнуйся, скоро она поправится и приедет к тебе. Обещаю.

Девушка приходила каждый день. Кормила, выгуливала, оставляла еду на вечер. Но с каждым ее приходом пес видел на лице подруги ответ, что хозяйка не вернется. Он потерял аппетит и все больше теперь скрывался под диваном, не желая ходить на улицу и играть. От отчаяния и плохого питания его черная грива начала седеть, а затем и вовсе осыпалась, оставив большие плеши, как у бездомной собаки в первый день знакомства с пожилой женщиной.

Однажды ночью сердце его застучало быстрее обычного. Он подскочил и стал метаться, бросаясь из угла в угол. Он выл на полную луну, плакал о судьбе, но не своей. Душу рвало из-за Тамары Емельяновны, профессора философских наук на пенсии, его любимой хозяйки. Ему показалось, что она никогда не переступит порог этой квартиры вновь. Эта мысль взбудоражила его, понесла разум через реку пессимизма, заставила поднять весь дом на уши в столь поздний час.

Соседи стучали кастрюлями в стену, по батареям, звонили в домофон и кричали в дверь: «Уймите свою собаку!». Но он не унимался. Их паника только раздувала его пламя страха. От стресса пес начисто облысел.

Новым утром девушка отворила дверь, сделала шаг в коридоре и остановилась. Ее не пугало состояние квартиры, в которое привел ее Дружок. Мысли были заняты совсем другим.

– Дружок, идем ко мне.

Из-за угла вышел начисто голый пес. Девушка не удивилась, словно так и было положено. Она и сама этой ночью потеряла не один литр соли и воды, приобрела несколько седых волосков и морщин.

– Дружок, – девушка присела на колено перед ним. – Мне очень жаль, она умерла.

«Я знаю» – пронеслось в голове собаки, но он не издал и звука. Лишь прижался мокрой мордой к груди девушки, забирая часть ее боли на себя. Боль, которую он перенес за всех сегодня ночью. Его тело тряслось от холода, который вошел в квартиру. Он теперь не был защищен подшерстком и теплой шубой. Был чист, как родившийся сегодня утром.

Пса было решено отдать племяннице Тамары Емельяновны. Она жила в Москве и приехала сюда, чтобы забрать пса. Все соседи и друзья пенсионерки провожали их, надеясь, что дворняжка снова обретет уютный дом.

Через неделю девушка, которая ухаживала за псом все время пребывания старухи в больнице, ее бывшая студентка, посетила приют бездомных животных. Она была волонтеркой и первой вызвалась тогда ухаживать за псом. Теперь она прогуливалась вдоль тесных вольеров, подыскивая себе нового питомца на попечение. На многих клетках было написано «Скоро усыпление», и ей было больно оттого, что она не может спасти их всех. Маленькая съемная квартира позволяла взять только одного.

В одном из последних вольеров она увидела лысого пса. Его карие глаза были грустны, и в них она увидела Дружка. На табличке было «Скоро усыпление».

– Как? Почему усыпление?

– Нам принесла его женщина. Сказала, что пес измучен и болен, оттого лыс. Усыпим, если через три дня не заберут. Но кто же его заберет, страшный как черт. Кому нужна лысая дворняга? Ладно, если бы породистый, а лысый, лысый-то! И больной. Он никому не нужен. Усыпим, скорее всего, мест постоянно не хватает. Нужно отдавать их вновь прибывшим.

В тот же день студентка без колебаний забрала Дружка к себе.

– Знала бы, что эта москвичка сдаст тебя в приют, ни за что бы ни отдала. Я думала, она действительно хочет помочь. Прости меня.

Пес шагал рядом с ней. Его кожа покрылась пупырышками и колотилась, но он старался не подавать виду. А вдруг опять в приют? Нет, я буду лучшим псом, какой у нее был. Не хочу в приют, не хочу на усыпление.

– Господи, да ты же дрожишь весь. Холодно тебе? Мы что-нибудь придумаем.

Пес обжился в новой квартире.

Но ему все равно было страшно. Вот пришел незнакомый человек и меряет его грудь, шею, лапы и живот. Авось собачий гроб делать собрались? Ну-ка, кусь его! Поделом, не позволю убивать себя, не позволю усыплять.

Человек с мерной лентой больше не появлялся, и Дружок был доволен. Значит, победил гробовщика. Не дождетесь, изверги!

Девушка очередной раз пришла из института. На ее лице сияла улыбка. В руках коробка в красочной блестящей упаковке.

– Дружок, иди сюда!

Пес осторожно выглянул в коридор, но не решился подойти. Он все еще боялся подвоха. А вдруг в коробку посадят и в приют? Ан нет, не позволю.

Девушка не обратила внимания на его смущение. Она положила коробку на пол и открыла. Внутри лежало что-то яркое. Дружок подошел и понюхал.

– Это тебе.

Пес недоверчиво посмотрел ей в глаза. Мне? Мне уже давно никто не делал подарков. Правда что ли? Не врешь?

Девушка достала красный балахон и расправила его.

– Видишь? Тут твое имя. Д-Р-У-Ж-О-К. Дружок. Чтобы все знали. Знаешь, почему тебя «Дружком» назвали? Потому что ты дружелюбный был. Неужели ты не оправдаешь свое имя?

Пес ступил, вытянул лапу вперед. Девушка помогла ему протиснуть морду вовнутрь и расправила кафтан на теле, застегнула пуговицы на животе. Пес боялся, но решил довериться.

– Вот, теперь тебе тепло будет. Теперь мерзнуть не будешь.

Пес осмотрел свой торс. На нем было багровое бархатное одеяние, с синтепоновой подкладкой, скрывавшее все его израненное и плешивое тело. На боку золочеными буквами было вышито «ДРУЖОК».

Огромная просьба при любой публикации указывать имя автора и его контакты.

Автор - Нелли Гарбузова, https://vk.com/nelligarbuzova

Связь с автором: nel.garbuzova@gmail.com

Я открыл глаза и посмотрел на часы. Три тридцать пять, а, значит, снова пора идти на обход.

Я встал со скамейки, застеленной пожелтевшими перестроеечными газетами, отряхнул от опилок синюю фуфайку и натянул на глаза шапку.

Был январь. Крещенские морозы. Снега не было уже неделю. А тот, что лежал на ледяной земле, превратился в белоснежный камень.

Лунный свет хорошо освещал всю строительную площадку. Не нужно было даже фонаря. Вдали, возле стен, светились огоньки газовых горелок. Они рассыпались по земле и устремлялись ввысь вдоль перекрытий многоэтажного здания.

Каждая такая горелка имела задачей сушить налепленную наскоро штукатурку. За ночь она должна была высохнуть, чтобы к новой смене повторить все снова. А на следующую ночь придет такой же рабочий вроде меня, будет следить, чтобы ночные огоньки не погасли и исправно продолжали свое дело.

У каждой горелки я грел руки, мечтал о вкусном завтраке и считал часы до окончания ночи. В пять тридцать придут рабочие, но нужно уйти пораньше. Ведь в это же время открывается магазин. Очередь будет неимоверная.

Я обошел стройку и вернулся к своему лежаку. Газеты утепляли промерзшее дерево, и спать было приятнее, ведь с каждой страницы Горбачев вещал о реформе системы в духе демократического социализма и прекрасном будущем.

«Прекрасное будущее» – подумал я и заснул в ледяной полутьме.

Без десяти минут пять я проснулся от жуткого холода, пробивающего до костей. На носу болталась замерзшая капля, а в горле неприятно першило. Заболел.

Я плотнее стянул полы засаленной фуфайки и направился на обход. Потушил каждую из горелок – штукатурка высохла. Нужно спешить в магазин.

Пар ранних молочных грузовиков пробивал путь по мостовым. Несколько широких, пустых улиц встречались вместе на круглой площади.

Рядом с площадью располагался мясной магазин. Снаружи уже была очередь в человек двадцать. Хорошо успел еще, двадцать – это мало. Среди столпившихся были пенсионерки, рабочие заводов и молодая мать с двумя малышами на руках. Никто не спросил ее, почему она вытащила их на такой мороз. Все и так было понятно: муж работает, а смотреть некому.

В пять двадцать пять продавец за исчерченным заморозками стеклом уперся в примерзшую дверь и показал знаками столпившимся, чтобы помогли. Несколько мужчин из начала очереди начали тянуть дверь на себя, а продавец внутри толкал. Ледяной порожек внизу треснул, и дверь откатилась, сбивая толстые сосули перед входом на головы мужчин.

Люди гуськом прошли внутрь, никто не лез без очереди.

Тут было сыро. Меня знобило. За прозрачными стеклянными витринами стояли белые подносы с расположенными рядом ценниками: говядина, свинина, суповой набор. Подносы были пусты.

Когда очередь дошла до меня, продавщица, не спрашивая, стала отвешивать 300 грамм мяса. На самом деле, мяса она положила на 180 грам, а остальное добавила, накидывая на весы ошметки кожи, жир и тонкие кости. Затем сняла это с весов и завернула в свежую, утреннюю газетку. Протянула сверток мне.

Сквозь морозный воздух я спешил домой. Там ждала жена, детские пеленки и маленькая Ира.

Первый этаж хрущевки в семь утра встретил знакомым запахом жареной яичницы и половинкой чайной ложки растворимого кофе – как награда за ночную работу.

Я поел наспех, к девяти нужно бежать в университет на экзамен. Быстро слопал яичницу и допил до дна разведенный кофе. Затем достал из мешка учебники, которые еще можно было почитать часа пол. На дне лежал газетный сверток.

– Марин.

– А? – откликнулась она, поворачиваясь от плиты.

– Смотри, что я принес, – я положил на застеленный клеенкой стол газетный сверток с масляными пятнами.

– Ух ты! – Марина подскочила к нему и стала разворачивать газетку. – Мясо, мясо! Я голубцов сделаю, и на суп еще хватит.

– Хватит, – повторил я.

Мы улыбнулись друг другу. Марина вынула мясо из обертки, открыла окно и сунула продукт в снежную выемку на подоконнике. Я сложил учебники в торбу и побежал в университет.

На столе с мятой газетной обертки «Известия» вещала: «23 января 1987 года. Перестройка идет полным ходом. Из прекрасного настоящего в прекрасное будущее!»