Человеческий подход
Ехал я в купе с большим начальником – подполковником полиции и услышал трогательную историю о том, о чём он даже своей жене никогда не расскажет. А если расскажет, то рискует заработать репутацию идиота и не избавиться от неё до конца дней. Но дело было в поезде, мы пили крепкий чай, и я выслушал подполковника.
– Это случилось в самом начале девяностых, – начал мой попутчик. – Я был зелёным лейтенантиком, только-только окончившим Школу милиции. Пришёл на работу в РОВД и заступил на своё первое дежурство.
Майор, наш начальник, перед уходом домой сказал мне пару напутственных слов.
– Запомни: ты в отделе дежурный, а значит, главный, – на всякий случай предупредил он меня. – Думай своей головой и действуй по обстоятельствам. А если ты, не приведи господь, позвонишь мне в три часа ночи, чтобы спросить, какой печатью опечатывать четвёртый кабинет или что делать, если задержанные опять просятся в туалет, то уже утром мы с тобой расстанемся. Всё ясно, товарищ лейтенант?
– Ясно, товарищ майор. Постараюсь!
– Вот и отлично. Удачного дежурства! Будь здоров.
Как на грех, именно в моё дежурство эта история и приключилась. В час ночи к нам привезли троих задержанных: двоих ранее судимых – они плевались кровью – и мужика лет сорока, трезвого и прилично одетого.
У мужика оказалась корочка офицера «Конторы глубокого бурения», а в ситуацию он попал самую незамысловатую. Шёл домой, никого не трогал, к нему пристали трое архаровцев. Сначала классическое: «Мужик, есть закурить?» – потом: «Куда идёшь? Подбрось на пиво! А чё такой дерзкий?» Ну и понеслось.
Только эти гопники не знали, с кем имеют дело. В результате одного увезла «скорая»: жить будет, но до свадьбы не заживёт – переломы, сотрясения. У других двоих банально разбиты морды. А у офицера только дыхание сбилось с непривычки. Отбуцкал он этих кренделей, не жалея. Как раз мимо проезжал наш патруль, он всех и принял.
И тут я начал соображать. Краешком ума, конечно, понимал, что офицер – сторона потерпевшая, с него нужно взять показания да и отпустить домой. Тем более что и агрессоры свою вину полностью признали, сидели в обезьяннике, стонали и громко раскаивались. А с другой стороны, меня останавливала одна мысль: всё-таки человек причинил гражданам серьёзные телесные повреждения, мало ли что? И чёрт его знает, что мне делать. Ситуация-то, учитывая корочку офицера, не совсем однозначная.
Мне очень хотелось позвонить майору, но я сдержался. И твёрдо решил: до утра задержу всех троих. Посидят пока в обезьяннике, а там придёт мой начальник – вот пусть сам и разбирается.
Сначала офицер долго доказывал, что я, мягко говоря, не прав. Но когда окончательно понял, что я совсем молодой и «деревянный», махнул рукой и попросил телефон. Я дал. Вначале он наговорил кому-то что-то на автоответчик, потом позвонил жене и сказал, что много работы, чтобы не ждала и ложилась спать. Вот так они у меня и просидели до шести утра: кенты с разбитыми физиями – в одной клетке, а дядя из конторы – в другой.
Вдруг в шесть часов утра начали разрываться все наши телефоны, и вскоре понаехали конторские машины с суровыми людьми, а с ними и наш перепуганный майор.
Начальник, как и следовало ожидать, вставил мне огромный пистон, даже от работы отстранил. Я вообще думал, что и из милиции попрут, но на следующий день он вызвал меня к себе и уже более миролюбивым тоном начал разговор.
– По-хорошему нужно бы тебя гнать из органов, раз не можешь отличить преступника от жертвы. Гнать за то, что почём зря задерживаешь и сажаешь в обезьянник людей, да ещё каких! Лейтенант, ну ты же видел, что перед тобой сотрудник КГБ? Позор-то какой! Но тебе повезло: офицер твой позвонил мне и очень просил тебя не наказывать, а даже поблагодарить за человеческий подход к задержанным. Так что у них нет к нам претензий.
Майор немного помолчал, а потом подмигнул:
– Что же ты такого человеческого ему сделал, а?
Я соврал начальнику, что точно не знаю – мол, ничего особенного, просто вёл себя грамотно и корректно. Майор ещё немного помурыжил меня, а потом махнул рукой и отпустил. Хотя я прекрасно знал, почему офицер замолвил за меня словечко – видимо, не поганый был мужик.
– И чем же? – спросил я подполковника, совсем заинтригованный.
– Полчаса офицер меня убалтывал проявить к нему человеческий подход: ведь в его голове находится куча государственных тайн и он в любом случае обязан их охранять. До сих пор не знаю, что за гипноз тогда со мной случился, но я согласился. В результате офицер сидел в обезьяннике, как и полагается по нашему распорядку, без шнурков, без галстука, без брючного ремня. Но со своим табельным пистолетом.
– Это случилось в самом начале девяностых, – начал мой попутчик. – Я был зелёным лейтенантиком, только-только окончившим Школу милиции. Пришёл на работу в РОВД и заступил на своё первое дежурство.
Майор, наш начальник, перед уходом домой сказал мне пару напутственных слов.
– Запомни: ты в отделе дежурный, а значит, главный, – на всякий случай предупредил он меня. – Думай своей головой и действуй по обстоятельствам. А если ты, не приведи господь, позвонишь мне в три часа ночи, чтобы спросить, какой печатью опечатывать четвёртый кабинет или что делать, если задержанные опять просятся в туалет, то уже утром мы с тобой расстанемся. Всё ясно, товарищ лейтенант?
– Ясно, товарищ майор. Постараюсь!
– Вот и отлично. Удачного дежурства! Будь здоров.
Как на грех, именно в моё дежурство эта история и приключилась. В час ночи к нам привезли троих задержанных: двоих ранее судимых – они плевались кровью – и мужика лет сорока, трезвого и прилично одетого.
У мужика оказалась корочка офицера «Конторы глубокого бурения», а в ситуацию он попал самую незамысловатую. Шёл домой, никого не трогал, к нему пристали трое архаровцев. Сначала классическое: «Мужик, есть закурить?» – потом: «Куда идёшь? Подбрось на пиво! А чё такой дерзкий?» Ну и понеслось.
Только эти гопники не знали, с кем имеют дело. В результате одного увезла «скорая»: жить будет, но до свадьбы не заживёт – переломы, сотрясения. У других двоих банально разбиты морды. А у офицера только дыхание сбилось с непривычки. Отбуцкал он этих кренделей, не жалея. Как раз мимо проезжал наш патруль, он всех и принял.
И тут я начал соображать. Краешком ума, конечно, понимал, что офицер – сторона потерпевшая, с него нужно взять показания да и отпустить домой. Тем более что и агрессоры свою вину полностью признали, сидели в обезьяннике, стонали и громко раскаивались. А с другой стороны, меня останавливала одна мысль: всё-таки человек причинил гражданам серьёзные телесные повреждения, мало ли что? И чёрт его знает, что мне делать. Ситуация-то, учитывая корочку офицера, не совсем однозначная.
Мне очень хотелось позвонить майору, но я сдержался. И твёрдо решил: до утра задержу всех троих. Посидят пока в обезьяннике, а там придёт мой начальник – вот пусть сам и разбирается.
Сначала офицер долго доказывал, что я, мягко говоря, не прав. Но когда окончательно понял, что я совсем молодой и «деревянный», махнул рукой и попросил телефон. Я дал. Вначале он наговорил кому-то что-то на автоответчик, потом позвонил жене и сказал, что много работы, чтобы не ждала и ложилась спать. Вот так они у меня и просидели до шести утра: кенты с разбитыми физиями – в одной клетке, а дядя из конторы – в другой.
Вдруг в шесть часов утра начали разрываться все наши телефоны, и вскоре понаехали конторские машины с суровыми людьми, а с ними и наш перепуганный майор.
Начальник, как и следовало ожидать, вставил мне огромный пистон, даже от работы отстранил. Я вообще думал, что и из милиции попрут, но на следующий день он вызвал меня к себе и уже более миролюбивым тоном начал разговор.
– По-хорошему нужно бы тебя гнать из органов, раз не можешь отличить преступника от жертвы. Гнать за то, что почём зря задерживаешь и сажаешь в обезьянник людей, да ещё каких! Лейтенант, ну ты же видел, что перед тобой сотрудник КГБ? Позор-то какой! Но тебе повезло: офицер твой позвонил мне и очень просил тебя не наказывать, а даже поблагодарить за человеческий подход к задержанным. Так что у них нет к нам претензий.
Майор немного помолчал, а потом подмигнул:
– Что же ты такого человеческого ему сделал, а?
Я соврал начальнику, что точно не знаю – мол, ничего особенного, просто вёл себя грамотно и корректно. Майор ещё немного помурыжил меня, а потом махнул рукой и отпустил. Хотя я прекрасно знал, почему офицер замолвил за меня словечко – видимо, не поганый был мужик.
– И чем же? – спросил я подполковника, совсем заинтригованный.
– Полчаса офицер меня убалтывал проявить к нему человеческий подход: ведь в его голове находится куча государственных тайн и он в любом случае обязан их охранять. До сих пор не знаю, что за гипноз тогда со мной случился, но я согласился. В результате офицер сидел в обезьяннике, как и полагается по нашему распорядку, без шнурков, без галстука, без брючного ремня. Но со своим табельным пистолетом.
