gardemarin555

Посвящается Жоре Воротиленко — любимцу отряда, боевому водителю, настоящему товарищу. И всем братишкам.
Эх, война, война! Впереди толпа гудит. Площадь народом запружена. На подходе к ней тоже кучки людей стоят, ненавидящими взглядами нас обжигают. Митинг очередной.
Ну их к Аллаху. Через этот улей ехать — дураком надо быть. Либо пулю всадят исподтишка, либо на машину полезут, попробуют заваруху какую-нибудь учинить. Омоновцев, конечно, могут и побояться. У нас народ отчаянный, дойдет дело до драки — гранатами дорогу зачистим. Да только зачем зря грех на душу брать. Женщин полно.
Нормальные герои всегда идут в обход. Плохо, конечно, что улочки незнакомые. Правда, меньше шансов на засаду напороться, нас ждут на постоянных маршрутах. Зато можно с любой другой неожиданностью столкнуться. Есть районы, где боевики в открытую разгуливают.
А хочется побыстрей домой, на базу. В кабине “Урала”, на командирском сиденье, огромная длинная дыня лежит. Специально на рынок заезжали. По жаре такой на эту фруктину чудесную спокойно смотреть невозможно.

— Ничего, скоро мы до тебя доберемся, правда, Винни?
Водитель, добродушный крепыш, родной брат Винни-Пуха, согласно кивает головой и непроизвольно сглатывает слюну. Он целый день сегодня за рулем, еще и с обедом пролетел. Пока другие перекусывали в столовой ГУОШа, Пух где-то хлопотал с погрузкой вещевки для отряда.
— Змей, смотри!
— Вижу.
“Сферу” — на голову, дверцу приоткрыл, ей же и прикрываюсь: “броник” мой на дверке висит. Не вывалиться бы, когда Винни тормознет.
Молодец Пух, вроде от дороги глаз не отрывает, а суету непонятную впереди по курсу засек.
Слева, на краю пустыря большого, авторыночек. Киоски и просто столы на небольшой площадке стоят, запчасти разложены. Но люди не торгуются, у столов не трутся. Люди за киосками поприседали, под столы забились. Несколько человек на земле лежат. Кто неподвижно, руками голову закрыв, а кто бочком-бочком старается за кучу мусора заползти. Справа еще интересней. “Уазик”, а за ним двое в гражданке, с автоматами. Нас увидели, но смываться не торопятся. Наоборот, руками машут, останавливают. Один еще и в сторону рынка показывает, мол, туда поглядывайте.
Мы, дорогой, везде поглядывать будем. Здесь недогляд смертью пахнет. Тем более нехорошее место, открытое. Только справа панели бетонные свалены, да впереди — узкая улочка с домами частными. Но до них еще добраться надо. Если оттуда стрелять не начнут…
— К бою, слева — справа!
Хлопцы мои не зевают, уже как надо стоят: вдоль бортов, разом — на колено. Оружие – на изготовку. Борт железный, да скамейка деревянная — невелика защита, но от осколков прикроют. Шлемы и “броники” тоже не бумажные. Дальше — каждому своя судьба. А моя доля — командирская. Не зная обстановки, за секунды считанные принимай решение, как поступить. Может, спектакль все это, отвлечение для засады. И надо, пока не поздно, назад рвать, огнем прикрываясь. Может, и свои попали в переделку, помощь нужна. А цена ошибки — “груз 200”, а то и не один…
Вот и разгадка! Cлeвa, за пустырем, на крыше обгоревшего здания и в темных провалах окон огоньки замелькали. И по раме стальной “Урала” нашего, как горохом, тр-р-р-ру! Стрекот автоматный последним прилетел.
— К машине!
Да что с вами, орлы, не услышали за шумом, или от уставной команды в мозгах перемкнуло?!
— Прыгай, вашу мать!..
Другое дело! Стокилограммовый Бабадя в полном снаряжении (двадцать пять кило металла), с ручным пулеметом и двумя коробами патронов как птица над бортом взвился. На землю обрушился — пять баллов по шкале Рихтера. Лишь бы ноги не сломал! Остальные тоже в воздухе пятнистыми призраками мелькают и тают тут же. Секунда-две — и нет никого. Только из-за плит бетонных у обочины, в сторону здания коварного стволы настороженные посматривают. Но не все. Два автоматчика на мушке непонятных гражданских держат.
Мужики за “уазиком” совсем присели, автоматы на землю положили.
— Мы свои! ФСБ! У нас раненый!
Винни, как только ребята с машины слетели, по газам — и под прикрытие дома частного. Притер “Урал” под стенку, стоит, команды ждет. Комод Чавыча, он же снайпер по боевому расчету, редкого хладнокровия человек, уже в прицел своей СВД впаялся.
— Дистанция триста, командир.
Студент, хоть и молодой боец, первую командировку работает, тоже не зевнул:
— На пятиэтажке, сзади!
Точно: согнутая черная фигурка по краю крыши мелькнула, за бордюрчиком укрылась.
— Молодец, братишка!
— Промышленное здание, триста метров, крыша. Подствольники, огонь! Пятый этаж, третье окно слева — автоматчик. Чавыча, щелкни его. Сзади, правая пятиэтажка, крыша — Бабадя, отработай.
Первая серия подствольников по-разному пришлась. У кого-то недолет. Но пара разрывов точно легла. Как при залповом огне каждый свое попадание определяет, никто объяснить не может. Да только вторая серия всю крышу черными шапками накрыла.
Пару раз снайперка Чавычи хлестанула. Бабадин ПК ей вслед пророкотал. И — тишина. Лежат бойцы за укрытиями. Холодными глазами профессионалов все впереди себя щупают. Прошли те дни, когда с перепугу да в азарте на одиночный выстрел лупили в белый свет, пока патроны не кончатся. Боевики тоже молчат. Видно, поняли, с кем дело имеют. Может, ушли. А может, ждут, пока расслабимся и к машине в кучу соберемся…
Пока пауза, надо в отряд сообщить, что в переделку попали.
— База, Змею.
— На связи.
— Попали под обстрел в районе авторынка, на улице… А хрен его знает, что за улица. Впереди — частный сектор, за деревьями табличек не видать.


Пятиэтажки — разбитые, закопченные. Не могу сориентироваться. Приблизительно километр от вас, в сторону бывшего двадцатого блока. Будете на подходе, обозначимся ракетами.
— Держитесь, братишки! Сейчас будем!
Так, а теперь нашими добровольными пленниками займемся.
У этих двоих удостоверения в порядке. Но здесь бумагам веры нет. Другое важней. “Уазик” по левому борту пробоинами попятнан. В машине еще двое. У одного грудь в бинтах, пятно багровое расплывается на глазах. Второй его придерживает, новый пакет перевязочный зубами рвет. Не маскарад. Да и так видно — комитетчики. Когда все вокруг по-русски свободно говорят, учишься своих нюхом распознавать. На то тысячи нюансов есть, и не все объяснить можно. А от этих еще и новичками за версту тянет.
Судя по результатам у боевиков тоже обоняние в порядке. Еще легко ребятки отделались. Надо выводить их срочно. Плевать на мундиры и ведомства. Свои, и этим все сказано.
— Промедол ввели? В шок не уйдет?
— Все сделали. Скорей в госпиталь надо!
— Прыгай за руль, прикроем.
— Пух, Змею.
— На связи.
— Сдай назад, прикрой “уазик” бортом.
— Чавыча! Смотрите в оба, Винни сейчас мишенью будет.
В тишине напряженно взревел “Урал”. Одним рывком из-за укрытия выпрыгнул, точно слева от УАЗа по тормозам врезал. Ну, что вы телитесь?! Заурчал “уазик”, рванулись парой вперед. Идет Винни, собой братишек прикрывает. Именно собой. Он ведь слева сидит. Бок “броником” на дверке защищен. А голову куда денешь, под торпеду? Так ведь на дорогу смотреть надо. Глаза-то к голове привинчены. Не на стебельках, перископом не выставишь. Шлем на голове? Но это — от мелочи, от осколков и рикошетов. Если сейчас снайпер на спуск жмет, то через долю секунды шлем слетит, как котелок дырявый. С кашей желто-красной.
У “духов” и гранатометы есть. И стреляют они из них мастерски. Не дай Бог увидеть, как летит навстречу Винни звезда хвостатая…Все, проскочили. Теперь они домами прикрыты. “Уазик”, скорость не сбрасывая, дальше помчал. Удачи тебе, брат! Живи!
А Винни сейчас назад пойдет, своих ребят выводить.
— Внимание, выходим под “Уралом”.
Снова громадина железная задним ходом, как в автошоу, шпарит. В правом зеркале на миг Пуховы глаза высверкивают. Не влево смотрит, где смерть его пасет, а на ребят: как бы не сбить кого, если поторопится к машине рвануть.
Вот они, материализовались. Каждый левой рукой за борт зацепился, в правой — оружие, как учили. И пошел “Урал”, боком своим людей прикрывая. Чешут бойцы, еле земли касаются. Скорость машина задает, твое дело — ноги вовремя переставлять, не сбиться, под товарища не рухнуть.
Выскочили из тира. Теперь в машину — и ходу.

Винни шлем с головы сбросил, пот — ручьями по лицу. Вспотеешь тут!
Поднимаюсь на подножку, последний взгляд в кузов — все? Домой!
Да только сзади — крик умоляющий.
Что такое? Нанялись тут все руками махать? Двое стоят на коленях, жестами к себе зовут. А сами — в центре пятачка. Если вся площадка — тир, то это место — десятка на центральной мишени. Ага, щас! Если мы так вам нужны, гребите сюда сами.
— Помогите, тут раненый!
Точно, за ними третий лежит. Мне его поза еще в начале суеты всей этой не понравилась. Теперь вижу почему. Одна нога в голени пополам переломана и под немыслимым углом так торчит, что пятка почти коленки касается. Лужа черная из-под ноги ползет. Здорово его жахнуло. Если не помочь мужику, кончится через пять минут, от шока болевого и потери крови. А как помочь?
— Несите сюда!
— Нельзя нести, нога оторвется!
Вот, блин, история. Ну его, башку из-за него подставлять! Только высунься, пулю схлопочешь. Если боевики не ушли, точно сейчас на живца пасут. А бросить как? Человек ведь. Живой. Пока.
Эх, мамочка! Ангелы-хранители мои! Вывозите, родимые!
— Прикройте!
Вздохнул — и как в воду ледяную…
Теперь я знаю, что видит и что чувствует хирург во время рискованной операции. У меня процесс несложный, но обстановочка… Одни чеченцы подползли, помогают. А другие — очередью над головой свистанули. Слишком высоко. Своих отгоняют?
В ответ наша СВД ударила и “калашников” короткую очередь отсек. Это — Мак-Дак сработал: у него автомат с оптикой.
Раненый шепчет:
— Не надо, уезжай!
— Молчи, дыши ровно!
Один чеченец возле меня не выдержал, вскочил, кулаком машет, кричит что-то по-своему. Голос звонкий, воздух тихий, далеко слышно, наверное.
Все, не отвлекаюсь. Весь мир в узкий пятачок сжался, как ночью в луче прожектора. Перед глазами — ноги бедолаги этого. Та, что в голени перебита, на скрученных рваных мышцах и коже растянутой держится. Розовая кость из мяса сантиметров на пять торчит. Костный мозг сгустком свисает. Надо расправить, соединить. Боль ведь адская…
Первым делом – жгут под колено. Кровь хлещет, как из спринцовки. Хорошо рукава закатаны, а то стирать замучишься.
Теперь — промедол. Колпачок шприц-тюбика довернуть, мембрану пробить. В мышцу, прямо через брючину. Черт! Неудачно как! Бедро в судороге, словно каменное. Полтюбика ввел, и игла сломалась.
— Промедол мне!
Сбоку рука появляется. Белый тюбик в ней. Второй укол.
Перед глазами второй жгут выныривает. Его — выше колена.
— Так, терпи!
Ногу развернуть, кость в мясо уложить, концы свести. Нет, простой повязкой не закрепишь.
Шину бы!
Треск рядом. Под руку дощечки от пивного ящика подныривают. Отлично! Теперь на сквозную рваную рану — с двух сторон — бинты стерильные. На них — шины, сверху — еще бинты. Есть.
На второй ноге — пятка вдребезги. Сухожилия торчат, кость розовеет. Делаем все по новой. Только без промедола. Наркотик уже действует. Обмяк мужик.
Но силен! Лет сорок — сорок пять, крепкий как дуб. Другой бы на его месте либо отключился, либо криком изошел. А этот только зубами скрипит да тяжко так выговаривает:
— За что они меня искалечили? Я не воюю. Я приехал карбюратор купить.
А один — из помощников моих — рассказывает по ходу:
— По “уазику” с дома стрелять стали. А они не поняли. Выскочили. “Ложись”, — кричат. Все попадали, а Умар замешкался. Они ему — по ногам. А он-то ни при чем. С крыши стреляли!
Да, картина знакомая. И винить комитетчиков нельзя. Не один день надо под пулями полазить, чтобы научиться не молотить на каждый выстрел дуриком, а работать по цели конкретной. Но и самые опытные профессионалы порой срываются. Нервы на взводе. Хочешь жить — стреляй первым.
Результат потом увидишь. И всякое бывает. Порой в неразберихе и по своим пуляют. Почти каждый через это прошел. Ведь здесь из-за каждого угла бьют. Из “зеленки”, из домов, из руин. И из толпы на рынках не одного федерала расстреляли. Здесь ведь тоже кто-то засаде сигнал подал, на “уазик” нацелил…
А правители наши да чистюли-законодатели, войну полномасштабную развернув, даже чрезвычайное положение не ввели. Им начхать. Они деньги делают. А мы здесь нервы рвем да кровь льем. Свою и чужую. Так что не вини ты, дружище, тех, кто стрелял. Кляни тех, кто эту бойню развязал.
Все, вторую ногу спеленал. Можно дух перевести, глаза поднять. Давно чувствую, что прикрыли меня слева, с той стороны, откуда пули летели. Да все глянуть было некогда.
Щемануло сердце. Теплом умылось.
Братишки мои!
Нет, не услышите вы от своего Змея ядовитого, вечно всем недовольного, слов любви и благодарности. Не принято у омоновцев лирику разводить. Но на всю жизнь запомню я ваши лица обреченно-сосредоточенные. Живым забором в “брониках”, стволами ощетинившись, уселись на площадке пыльной, загородили командира и чеченца раненого. Что ж вам пережить за эти минуты пришлось?
И Винни снова здесь. “Уралом” своим нам спину от пятиэтажек прикрыв, сидит под колесом, мой “броник” наготове держит.
Но теперь — точно все.
Подъехали милиционеры местные. Народ вокруг осмелел, поднялся, окружили, лопочут и по-русски, и по-своему. Раненого — в “Жигули” милицейские. Молодой чеченец, глаза пряча, руку жмет.
— Спасибо.
— Не стоит. Не забудь врачам сказать, что полтора тюбика промедола вкололи. И время, когда жгут наложили. Это очень важно! Полтора тюбика и жгут!
— Не забуду, я понимаю… Умар тоже голову поднял.
— Спасибо.
— Не стоит. Удачи тебе. Живи. И прости, если сможешь…
Навстречу, от комендатуры, колонна летит. Два БТРа с солдатиками — это тюменский БОН. Брат Толик на выручку собрался. Из “Уралов” затормозивших наши посыпались, а за ними — кемеровский ОМОН и челябинцы. По спинам хлопают, теребят. Серега, командир кемеровский, медведь здоровущий, ворчит:
— Ну ты даешь! Подмогу запросил, а адрес — на деревню дедушке!
Не ворчи, братишка. Вижу я тебя насквозь. Вижу радость твою, что все у друзей обошлось, вижу гордость, что все орлы твои как один на выручку братьям помчались.
И снова на сердце тепло.
Слышите, люди: есть еще настоящие мужики в России! Не всех еще за баксы скупили. Не всем еще души загадили.
Слышишь, Россия: еще есть кому тебя защищать!
Я не про эту войну говорю. Здесь кого от кого защищать, сам черт не разберет.
Вот ухлестался кровищей. Обе руки — по локоть. Коркой багровой кожу стянуло, чешется под ней все. А в умывальниках — Caxара. Ох и дам я сейчас дневальному прочухаться! Вон он стоит, на дыню загляделся, слюнки пускает.
— Командир, когда очередь занимать?
— Когда я руки вымою, а весь ваш наряд вторые сутки отбарабанит. Дыню сразу усекли, а что умывальники пустые, хрен заметите!
— Да только что выплескали, Змей! Патрули на обед подходили. И в бочке уже нет.
— Ну нашел оправдание, красавец! Неси ведро от соседей и передай старшине, что будете на пару с ведрами бегать, пока на весь отряд не завезете. Мухой давай!
Помчался дневальный, а навстречу парнишка из комендатуры вприпрыжку чешет. К нам никак?
— Змей, на девятом блоке у соседей проблемы. Вроде машину с чеченцами расстреляли, а что потом, непонятно. Только помощь по рации успели запросить, “духи” уселись на канал и кроют нас матом. Комендант приказал человек двадцать взять и на месте разобраться.
Ну елы-палы! Все-таки накрылось удовольствие.
— Баррик! Дыню в офицерский кубрик неси. Только, если кто раньше меня вернется, предупреди: сожрут — самих вместо нее на куски порежу.
Ага, напугал я их. Понятное дело, командиру кусок оставят. А Винни да остальные, с кем сегодня вместе кувыркались? Обидно будет мужикам. У Пионера, взводного, тоже сомнение в глазах.
— Змей, давай прикончим ее, пока группа грузится.
И в самом деле: черт его знает, чем этот вызов обернется. Может, вообще больше в жизни полакомиться не придется. А дынька — вот она, янтарем отсвечивает, запахом прохладным слюну нагоняет.
— Налетай братва! — и нож ей в бок.
Верхнюю половину — наверх, уже сидящим.
Нижнюю — только успевай кромсать.
Бойцы резервной группы из дверей выскакивают, каждый свой кусок на ходу, как автомат по тревоге, подхватывает — и на БТР. Сами-то автоматы у них давно в руках. Со своими “калашниковыми” они и спят в обнимку.
— Классная дынька, Змей!
— Ты скорее чавкай, на дорогу выскочим — будешь пыль глотать! И в самом деле хороша. Нежная, ароматная. Сладкий сок по рукам течет, кровавую корку розовыми дорожками размывает. О, блин! Бросило на колдобине, мазнул куском по другой руке, забагровел край куска по-арбузному. Но не пропадать же добру, надеюсь, крестник мой СПИДом не болеет. Привкус солоноватый…
***А ты помнишь, Змей, тот случай? Да, тогда, во дворе. Сколько тебе было, тринадцать или четырнадцать?
Помнишь, как долговязый придурок по кличке Фашист ни с того ни с сего шибанул камнем пробегавшую кошку и, ухватив ее за задние лапы, треснул головой о дерево? Как омерзительно липкая капля кошачьей крови прыгнула тебе на щеку и растеклась кипящей полоской… И как, растерев щеку до крови в тщетных попытках смыть тошнотворное клеймо, ты несколько дней блевал при одном воспоминании о случившемся?
Ах, война, война!
Интересно, что там, на “девятке”?…

Леонид Каверин после окончания высшего учебного заведения и получения «красного диплома», решил пойти работать в ФСБ. Эта организация прельстила его своей таинственностью и героизмом. Наличие «красного» диплома и получение кандидата в мастера спорта по рукопашному бою открыло для него зеленую улицу. Леонид был направлен на годичное обучение, а затем и в одно из подразделений ФСБ гор. Москвы. Некоторое время среди сотрудников, да и в прессе, ходили слухи о наличии некой лаборатории, занимающейся психологическим воздействием на человека и полностью подчиняющим его волю.

Но легенды, были легендами, пока не пришлось Леониду столкнуться с этой проблемой в действительности.

В один из отделов милиции гор. Москвы стали поступать заявления от граждан о том, что представители некой секты, под влиянием гипноза, отбирают у них квартиры и имущество. Проверку заявлений поручили отделу по борьбе с экономическими преступлениями, короче ОБЭП, и руководить всем стал заместитель начальника отдела Карпов Николай Петрович. В ходе первичной проверки было установлено, что действительно имеется такая секта и называет она себя «школой по развитию способностей человека». Были установлены руководителю секты, их адреса и Николай Петрович решил сам лично с ними встретиться. Но вместо того, чтобы их вызвать в отдел милиции, он решил поехать к ним, по месту их нахождения, там побеседовать и осмотреться, что и как.

Уехал Николай Петрович на встречу один и исчез. На работе он больше не появлялся и мало того, квартиру и имущество им было завещано неким людям, которые ничего конкретного объяснить не могли.

Учитывая необычность данного дела, было принято решение о передаче его для дальнейшего расследования в ФСБ. В ходе работы по данному делу установили, что все следы ведут в гор. Санкт-Петербург, где якобы проживает некий Верещагин Дмитрий Сергеевич. Данный гражданин работал в какой-то лаборатории, которая занималась вопросами воздействия гипноза на человека. Все попытки установить действительно ли имеется такая лаборатория и Верещагин Дмитрий Сергеевич, к положительному результату не привели.
Предприняты были меры к установлению места нахождения и задержания руководителей секты, но все они бесследно пропали. Люди, которые приобрели квартиры и имущество, ничего объяснить не могли, т.к. приобретали все через посредников. Потерпевшие от действий руководителей секты описать их толком не могли. Заявляли только, что после начала беседы, они полностью отключались и дальнейших событий совершено не помнят: где были, что делали и что подписывали. Заместитель начальника отдела Карпов Николай Петрович так и нигде не проявился, руководителей секты тоже не нашли и уголовное дело зависло, так называемый чистый «глухарь».

Хорошо известны яркие истории перебежчиков из советских и российских спецслужб, многие слышали о судьбе капитана КГБ Виктора Орехова, тайно предупреждавшего диссидентов о готовящихся арестах и обысках. Но перед нами случай исключительный: действующий офицер ФСБ обратился к Радио Свобода с предложением рассказать о том, как он следит за инакомыслящими. Наш отважный собеседник давно заподозрил, что работает в преступной организации («системе»), но окончательно ему раскрыла глаза знаменитая книга Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма». Мы публикуем первую из цикла бесед с офицером ФСБ, рассказывающим, как функционирует «система» Лубянки
– Почему вы пошли работать в ФСБ и когда начали понимать, что делаете что-то не так? Что именно вам открыла книга Арендт?

– Сначала эйфория была, все дико нравилось, был запал. Я долго не понимал, что и зачем мы делаем. Какая-то борьба с не системной оппозицией, иеговистами, фашистами и антифашистами… А позже понял, что единственная цель этой возни – сохранение власти и борьба с инакомыслием. Когда прозреваешь, начинает тошнить. Книга Арендт открыла мне, что я своей работой укрепляю тоталитарную тайную структуру в обществе, которая является фундаментом действующего и будущего режима. Можно провести параллели между режимами Гитлера, Сталина и Путина. Когда в России не останется свободно мыслящих людей и при этом открыто выражающих свое мнение, тогда и начнутся настоящие репрессии. Предполагаю, что этому будет предшествовать отключение интернета.

– Почему вы решили рассказать нам о своей работе?

– Потому что считаю, что страна катится в совок в худшем виде. И многие добросовестно заблуждаются, что все будет хорошо. Как вы думаете, сколько сейчас добровольных помощников-стукачей на патриотической основе? Знаю, что многие из них ездили в Крым в 2014–2015 годах «отдохнуть». Кто-то дважды. И эти же лица получали открепительные удостоверения для голосования. Когда я слушаю молодых людей, рассказывающих добровольно-инициативно о своих друзьях, меня тошнит. За какой-то пряник они стали рабами и заражают этим свое окружение. И с ними будут жить мои дети, и всё пойдет по кругу. Вот о чем должен задуматься каждый.

– Стукачей становится больше? Какого рода сигналы вы обычно получаете и часто ли берете их в разработку?

– Растет это племя. Сосед, участковый, старший по дому, на работе, в вузе и т. д. Точных цифр я не знаю, но по стране, думаю, несколько миллионов. Это отдаленно похоже на сетевой маркетинг, со своими особенностями. Например, кому-то создаются проблемы (в бизнесе, бандиты, коррупция, начальство, уголовная ответственность личная или близких, поступление в вуз и прочее), тот бежит к «надежному другу», и уже тот приводит его к нам, человек думает, ну это один раз, и всё… Для кого-то это благо, включается социальный лифт для него и близких, но при этом кто-то из его окружения обязательно едет вниз. Круговая порука, таков закон сохранения энергии. С иеговистами это не работает, система ломает зубы об них.
– Иеговистами вы стали заниматься недавно, после запрета, или и прежде интересовались? Понятно ли вам, зачем их преследует государство?
– Давно, задолго до запрета. Всех их давно посчитали, личности установлены. Официальная версия – это тоталитарная секта экстремистов. По факту – это люди, которые в силу веры не подвержены пропаганде, не идут на вербовку. Система видит в них угрозу, так как они организованы и независимы, когда-нибудь могут и за власть побороться, а руководство у них в США. Борются с ними только потому, что они потенциально угрожают власти, а вовсе не из-за того, что они отказываются от переливания крови.

– А за священниками РПЦ не следите?
– РПЦ – это почти наш филиал, они там сами с собой разбираются. Назначение на крупные посты согласуется.

– Вот эта история – о том, как спецслужбы сфабриковали, а потом «разоблачили»оппозиционную группу «Новое величие» – правдиво описана? Часто приходится заниматься такого рода фабрикациями?
– Судя по всему, описано правдиво, свидетели обвинения из нашей системы. Мне лично в таком участвовать не доводилось. А Центр «Э» – это филиал ФСБ, или, правильнее сказать, одно из щупалец.

– Есть ли среди ваших коллег убежденные путинисты, которые искренне борются с происками «врагов России», или все циники, работающие только ради денег?
– Убежденных не знаю, цинизм и лицемерие – это про нас. В случае критики Путина все сделают удивленные лица, воспримут как проверку и доложат начальству.
– Легко ли удается внедрить агентов в оппозиционные группировки? Можете дать совет: как вычислить вашего человека?

– Проблемы только временные: подобрать нужную кандидатуру, соответствующую требованиям. Нет одного признака, чтобы выявить нашего человека. Но если кто-то, вам не знакомый, располагает личной информацией о вас (хобби, знание языков, дача и т. п.) – это повод задуматься.

– Вы прослушиваете телефоны, читаете почту, следите за постами и перепиской в соцсетях… Что посоветуете делать тем, за кем вы следите?
– Слушаем, смотрим, читаем, документируем. Техника и возможности сейчас хорошие. Ограничений нет практически, что касается территории России. Рекомендую всем не пользоваться ВК, не регистрироваться на оппозиционных сайтах, использовать Tor.
– Насколько серьезен контроль за тем, что человек, попавший в вашу разработку, делает, говорит и пишет?

– Зависит от человека, что от него нужно. Кого-то просто уволят, он и знать не будет за что и не узнает никогда, или на работу не возьмут. А с кем-то будут работать долго до нужного результата.

– По всей стране репрессируют молодых волонтеров Навального – школьников и студентов. Какие инструкции у вас на их счет?

– Официальная версия – предупреждение массовых беспорядков и профилактика административных правонарушений. С протестной молодежью работаем через МВД и родителей: уголовную ответственность за побои в семье отменили не просто так.
– Меняются ли установки? Скажем, сегодня объявляют главной целью иеговистов, а завтра – навальнистов?

– У системы всегда есть враг. Сегодня один, позже другой или оба одновременно. Каждый отдел борется со своим врагом и преувеличивает угрозу. Обстановка всегда остается сложной, но контролируемой. Слышал от коллег, что под Ройзмана крепко копали, и бабулю, что убили в 2014 году, ему специально направили. Думали только 159-ю статью УК сделать, а вот какая удача улыбнулась.

– Такая история: сотрудники ФСБ на Кубани используют отделы полиции в качестве «секретных тюрем». Правда?
– Административный арест и продление – обычная практика. Про пытки током, наверное, не врут.

– Вы противодействуете оппозиции или выявляете потенциально нелояльных?
– Я работаю с людьми, по которым поступают сигналы. Нелояльные – открытые оппозиционеры. Проблема с выявлением потенциальных. Вот скоро придет выборка по итогам голосования по ТИКам, где были нехорошие результаты, и начнется неспешная работа. Конечно, не с каждым человеком. Главное найти связь, если она есть: работа, секта и прочее. Не верится? Сам бы не поверил, если бы не знал.

– Какие у вас впечатления о потенциале недовольства режимом?
– По-моему, потенциала нет.

– Какое мнение у вас о деле Скрипаля? И что говорят ваши коллеги?
– Вся история системы – это борьба с врагами, внутри и снаружи: от Михоэлса до Литвиненко. Я думаю, что Скрипалей отравили именно сейчас, потому что кончились деньги, выборы почти прошли, спровоцировав санкции, а все беды и затягивание поясов будут свалены на Запад. Нагнетание продолжится. А коллеги говорят: «Это не мы, но так будет с каждым предателем».
– Вы говорили про грядущее отключение интернета. Это ваша гипотеза или у вас на службе считают, что это неизбежность?

– Это догадка. Вот Клименко это недавно озвучил, и в Китае свой интернет. Я не технический специалист.

– Сколько вы зарабатываете? За какие достижения дают премии? Легко ли сделать карьеру?
– На зарплату не жалуюсь, хотя до Сечина далеко. С нуля лейтенант будет получать от 60 тысяч рублей, старший – от 90, начальники выше. Есть надбавки за выслугу лет, звание и т. п. Премию вот за подобное «Новое величие» в конце года могут дать. Карьерный рост возможен со временем; главное, чтобы начальнику не показалось, что его подсиживают, и не прыгать через голову. Многие просто ждут: кто-то уходит на пенсию, и вот повышение.
– Какие отделы считаются самыми перспективными для служебного роста?
– Считается, что хорошо работать по линии контрольной службы, там более широкие возможности и знакомства по линии экономики.
– Разрешают ли вам выезжать за границу?

– Нет, но служебные командировки в исключительных случаях возможны.
– Скажем, если жена или кто-то из близких родственников захочет поехать в отпуск в Египет или Таиланд, это нужно согласовывать?
– Конечно.

– Наверное, начальство рекомендует или принуждает отдыхать в Крыму?
– Прямо нет, лишь бы на территории РФ.
– Встречали ли вы среди своих коллег таких же диссидентов? Бывает ли, что на службе или в неформальной обстановке кто-то высказывает сомнения в правильности того, что вы делаете?
– Не встречал. Если такое случается, это проверка. Оба пойдут и доложат.
– Слышали историю майора ФСБ Александра Игнатьева, который зверски убил свою жену, вырезал ей глаза, а потом зарезал четырехмесячную дочь? Говорят, он сошел с ума из-за неприятностей на работе. Действительно у вас в «системе» такой стресс?
– Конечно, слышал. Он сгорел на работе, слишком много читал доносов, в своей раковине замкнулся, и вот печальный результат. Видно, совсем поговорить не с кем было. От этой работы у нас всех темные и хмурые лица, помогает лицемерие и своего рода двоемыслие. Я бы хотел, чтобы все наши «разведчики» поняли, что они обыкновенные стукачи, а наша страна без пяти минут Северная Корея. Единственный истинный враг России – это система спецслужб, ставшая государством.

источник: http://yuriblog.ru/?p=8620

Прежде чем вы, уважаемые сограждане, начнете читать эту статью, как честный человек предупреждаю: эта история не для слабонервных. Потому что после даже беглого ознакомления повергает в состояние подлинного шока. Ибо ясно одно: мы живем не просто в полицейском государстве, где спецслужбы могут безнаказанно шпионить за любым гражданином. Мы вообще живем не в государстве. Мы живем в банде.

Стало известно, что при ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний – ГУЛАГ по-старому) действует некое управление, которое прослушивает все разговоры между адвокатами и их подзащитными. Причем, поражает тот факт, что деятельность данного подразделения – это вовсе не произвол неких распоясавшихся беспредельщиков: нет, сие подразделение создано по Постановлению Правительства Российской Федерации.

Эта информация стала достоянием гласности благодаря магаданскому адвокату Алексею Суханову. Причем, поводом для обращения стал другой шокирующий факт: сведения, полученные данным подразделением, используются для сокрытия преступлений, совершенных с участием сотрудников спецслужб.

Ниже приводится рассказ Алексея Суханова :

Рассказ о деятельности ФСБ Адвокат Алексей Суханов

Я — адвокат. Моя позащитная Кулик рассказала мне в СИЗО Магадана: сотрудники УФСБ ингушской национальности Увижевы вывозят из Магадана золото в Чечню; инкриминированное ей убийство Тоболова, за которое она арестована, совершил этот же сотрудник, чьи отпечатки пальцев изъяты с места убийства в занимаемой ими пустующей квартире, которую члены ОПГ «черных риэлторов» пытались захватить. Работающие в УФСБ ингуши руководят преступной группировкой «черных риэлторов» в составе адвокатов, нотариусов, сотрудников УБОП — после их осуждения я обратился с заявлением к директору ФСБ Бортникову с просьбой провести проверку сведений моей подзащитной: действительно ли не она убивала Тоболова, а члены ОПГ в составе сотрудников УФСБ ингушской национальности , и действительно ли те вывозят золото из Магадана для финансирования войны на Кавказе.

Рассказы Кулик о преступной деятельности сотрудников УФСБ зафиксировал на встроенные в столы микрофоны отдел оперативно-технических и поисковых мероприятий «Л» УФСИН и сводки оперативно-технических мероприятий «негласная аудиозапись» направил в УФСБ Магаданской обл. Из УФСБ ко мне отправили оперуполномоченную Бацаеву. Та пришла в кабинет СИЗО, где я работал с Кулик. Представилась ее одноклассницей, сказала. что хочет помочь ей добиться оправдательного приговора. А затем в процессе общения стала выпытывать у меня, как я намереваюсь распорядиться полученной от Кулик информацией о сотрудниках ФСБ.

Директор ФСБ Бортников отправил мое заявление без проведения проверки в Магадан. Заместитель начальника УФСБ отдал заявление пенсионеру ФСБ Увижеву.
Заместитель прокурора области Борисенко написал мне,что заявление не регистрировалось, проверка по нему не проводилась, но он считает, что сведения о вероятной причастности сотрудника УФСБ к преступной деятельности не подтвердились потому что я высказал лишь предположение.

Увижев обратлися в Магаданский городской суд с абсурдным исковым требованием — признать мое заявление в ФСБ с просьбой провести проверку о непричастности моей подзащитной к убийству Тоболова — распространением директору ФСБ порочащих его сведений.
Я объяснил судье Ворочевской, что обратился в уполномоченный госорган с просьбой проверить, соответствуют ли действительности сообщенные мне подзащитной сведения, что я не ходил по городу с транспарантами, не писал статей в газетах, не выступал на радио и по телевидению и даже никому не говорил, что убежден в достоверности сообщенных мне сведений, а лишь просил их ПРОВЕРИТЬ.
Судья написала в решении, что я РАСПРОСТРАНИЛ ДИРЕКТОРУ ФСБ порочащие почетного гражданина Магадана сведения, взыскала с меня 55 000 рублей, обязала подписать директору ФСБ признание в том, что я распространил ему (директору ФСБ) порочащие этого Увижева сведения.

Приставы на основании решения Ворочевской наложили на мою сберкнижку арест. После возвращения из санатория ФСИН я обнаружил, что не могу снять деньги. 2 месяца моя сберкнижка была под арестом (такие меры были предприняты для того, чтобы укрыть сведения моей подзащитной о вероятной причастности сотрудников УФСБ ингушской национальности к финансированию войны на Кавказе и к деятельности преступной группировки).
Поскольку я отказываюсь подписывать признание директору ФСБ (поскольку, если бы сведения Кулик были бы ложными, со мной не стали бы расправляться, потому я убежден в достоверности ее данных) — я не отказываюсь от своих убеждения и продолжаю писать в госорганы заявления о проведении проверки, надо мной творят расправу: судья Ворочевская 5 сентября рассмотрела административное дело за мой отказ выполнить ее решение — подписать признание директору ФСБ. В ближайшие месяцы меня планируют посадить в камеру спецприемника, куда ввести агентуру ФСБ и обколоть меня психотропными веществами для получения требуемого от меня признания директору ФСБ.

К гражданско-правовой и административной ответственности я привлечен в нарушение положений ч. 2 ст. 18 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», установившей запрет на привлечение адвоката к ответственности за выраженное при осуществлении адвокатской деятельности мнение (о необходимости проверки сведений о непричастности подзащитной к убийству Тоболова)и ст. 33 Конституции России, закрепившей право направлять обращения в государственные органы.
Об этом беззаконии опубликована статья в газете «Московский комсомолец» под названием «Дела идут — контора пишет» — прилагаю ссылку публикации о создании Правительством России Управления «Л» по подслушиванию бесед адвокатов с подзащитными в кабинетах СИЗО. Гостайна стало достоянием общественности благодаря принципиальности судьи Мосгорсуда Мухортых Е.Н. Все события, происходившие в Магадане, реальны. Читайте статью в Московском Комсомольце.

в интернете размещен ролик в Ютубе под названием «Бандитизм как государственная тайна».
ФСБ и правительство России озлоблены на меня также вследствие вынесения Московским городским судом определения от 14 мая т.г., в котором указано, что создание постановлением правительства России № 1331-с(секретно) Управления оперативно-технических и поисковых мероприятий «Л» *(переименовано в УОДОП) для подслушивания бесед адвокатов с подзащитными — нарушение прав и свобод человека, а потому к государственной тайне не относится и засекречиванию не подлежит.

Я понимаю, что в камере спецприемника со мной расправятся. Поэтому, чтобы сделанное мною не было напрасным, прошу максимально огласить происходящее в России беззаконие.
Адвокат, майор в отставке А.А. Суханов

А это репортаж «Политвестника», в котором Алексей Суханов подробно рассказывает об этом ужасе.