Почти полночь. Пора ложиться спать, чтобы успеть досмотреть сон до того, как будильник вновь потребует вставать и идти на работу. Но нет, вместо этого я достал блокнот и пишу всё, что сохранилось в памяти о ночных кошмарах, которые снились мне в детстве. Один запомнился особенно хорошо. С него и начну.
Это был повторяющийся сюжет с общими декорациями, действующими лицами, с общими страхами. Последний раз я был там лет двадцать назад. Столько времени прошло, но вот сейчас я пишу и понимаю, что помню почти всё.
Да, кстати, это мой первый в жизни блокнот, которому я доверил что-то большее, чем список покупок или план на день. Никогда раньше не вёл дневник — терпения не хватало. Зачем сейчас начал — не понятно. Почему бы сначала не посмотреть новый сон, а уже потом на свежую голову писать о старом?
Ну да, кого я обманываю. Не сейчас — это значит никогда. Что ж, в таком случае пора переходить ближе к делу, если я хочу отделить сегодняшний день от завтрашнего хотя бы символической паручасовой дремотой.
Бывают такие сны, когда с первых мгновении становится ясно, что это будет «фильм ужасов». Для этого не обязательно обнаружить себя в толпе кровожадных зомби или в логове ведьмы. Напротив, окружение может быть живописным и пасторальным. Только какое-то странное чувство, некий внутренний голос требует бежать без оглядки и прятаться.
В животе становится холодно, ноги будто разучились ходить. Тогда охватывает паника; что-то злое приближается, оно всё ближе и ближе, ещё чуть-чуть и в спину вопьются холодные крючья. Обернуться не хватает духа. Предчувствие неизбежного рвёт нервы, ещё одно мгновение, последняя секунда и…
И вот ты уже сидишь в своей постели, в холодном поту. Сердце колотится, а тот самый внутренний голос настоятельно рекомендует не спускать ногу с кровати: кто знает, что же там на самом деле, в темноте, вместо тапки?
Мой детский сон, о котором хочу рассказать, отличался от таких тем, что я не знал когда он превратится в кошмар. То есть я мог гулять по неизвестному городу, прыгать до пятого этажа, позабыв о гравитации, а потом вдруг замечал в парке на скамеечке свою прабабушку Нину. И всё: сердце резко прибавляло полсотни ударов в минуту, а из всех невиданных сказочных мест по-прежнему интересовали только те, где можно спрятаться.
Не подумайте ничего дурного. Моя прабабушка Нина была очень хорошая и добрая. Она часто оставалась со мной в няньках. Мы играли в дурака самодельными картами, которые она вырезала из большой коробки конфет, и в лото. Собственно, она и научила меня этим играм.
У нас в семье ходит одна история, вроде анекдота, о том, как я маленький боялся зайти в тёмную комнату. Тогда я позвал бабушку Нину, спрятался у неё за спиной и спросил: «Что, бабуфка, боися?». А потом со словами: «Нибо-о-ося» начал несильно, но настойчиво толкать бабулю во тьму неосвещённой спальни. Такой вот я был храбрый малый.
К сожалению, у меня осталось немного воспоминании о бабушке Нине, но из тех, что есть — ни одного, которое могло бы заставить меня вскочить посередь ночи с выпрыгивающим из груди сердцем. Тогда почему же, спросите вы, я называю кошмаром сон о любимой бабуле, которая тихонько сидит на лавочке?
Всё дело в том, что в мире сновидении у меня было две бабушки Нины. Одна — добрая, всегда улыбается и молчит; вторая — злая, с растрёпанными волосами, острыми зубами и крючковатыми пальцами на неестественно длинных руках.
Поэтому, если я видел миловидную старушку в красивом платке, это означало лишь одно — пара налитых кровью глаз уже ищут меня, и чёрные когти в нетерпении впиваются в сухие ладони.
Тогда я хватаю добрую бабушку за руку и пытаюсь убежать с ней, объясняю, что если нас найдёт та, другая, мы умрём. Она послушно идёт рядом, ничего не говорит и всё так же улыбается.
Пересекая незнакомые дворы, ищу бабушкин дом, там должно быть безопасно. Внутренний голос указывает на безликую жёлтую хрущёвку. Я не узнаю это место, но времени на сомнения нет. Вот мы уже у подъезда, как вдруг холод из живота поднимается в самое сердце и колет его ледяными иголками. Она нас нашла, она идёт следом и хриплым голосом, пока ещё издалека кричит: «Са-а-а-ша! Ты где? Иди ко мне, поиграем!». И над двором эхом разносится булькающий смех.
Дикий страх уже с головой накрыл тяжёлой волной. На втором этаже толкаю одну из дверей, и мы с бабушкой Ниной оказываемся в её квартире. Она повесила свой платок и пошла на кухню ставить чайник, будто бы ничего и не происходит вовсе. Я же закрыл все замки, включил каждую лампочку, ушёл в дальнюю комнату и там вжался в спинку старого кресла.
Стало так тихо; на мгновение даже показалось, что оглох. Всезнающий внутренний голос и тот умолк, будто опасаясь, что услышит она.
А потом в один момент дневной свет за окном померк, и снаружи воцарилась тьма. Ни луны, ни звёзд, ни фонарей.
— Во-о-о-т вы где! — слышится голос с улицы.
Я плачу и боюсь даже посмотреть в сторону окна, не говоря уж о том, чтобы выглянуть в него. Хотя, это необязательно. Я сквозь стены чувствую, как в тусклом ореоле света, падающего из нашего окна, стоит сгорбленная фигура и буравит меня красными глазами.
Хрипы, кашель, хлопает дверь в подъезд. В наш подъезд. И снова тишина. Только бабушка на кухне негромко стучит чайной ложечкой о чашку. Минута, две, десять. Пуф — погас свет в квартире. Теперь глухой утробный кашель раздаётся из-под самых дверей. Звук похож на хлопки лопающихся болотных пузырей.
Ого. Хотите верьте, хотите нет, но прямо сейчас у меня дома по-настоящему «моргнуло» электричество. Хорошая попытка, Ночной Гость. Не то чтобы я испугался, но, пожалуй, буду писать быстрее. Детали и метафоры оставим Стивену нашему Кингу. А я всего лишь черкаю в дневнике. Итак.
Часто в моих кошмарах случалось, что дверь в итоге оказывалась открытой, а злая бабушка Нина похищала хорошую и утаскивала её в подвал. Мне же предстояло найти её и спасти, не попав в вечный плен самому. Страшно было — мне не передать как. Перебираю сейчас в памяти отрывочные эпизоды — мурашки бегают вдоль и поперёк.
С тех пор фильмы ужасов, в которых фигурируют старушки, пугают меня больше, чем Фрэдди Крюгер в своё время. Всё по Фрейду. А когда я посмотрел фильм Астрал, мне стало не по себе: такое ощущение, будто режиссёр тоже знаком с той бабушкой Ниной. Шальная мысль, что она существует не только в моих детских кошмарах, взволновала больше, чем сам фильм.
Да, кстати, я почему вдруг вспомнил всё это и блокнот мучаю? Вчера мне впервые за двадцать лет снова приснилась бабушка Нина, та, которая хорошая. Прошло много времени, но я напрягся так же сильно, как это бывало в детстве.
Она стояла в очереди у магазина, который уже много лет закрыт. Тот же фиолетовый платок, та же улыбка. Но было одно очень важное отличие — внутренний голос молчит: бабуля здесь только одна, той больше нет. Я походил вокруг, погулял по дворам и даже спустился в подвал одного из домов. Там было довольно чисто, и лампочки висели через каждые два метра. Я вернулся на улицу, ещё раз оглянулся и проснулся.
И так мне стало спокойно, так хорошо. Сейчас пишу и улыбаюсь. Определённо, хороший знак. Столь благополучный исход натолкнул меня на одну интересную мысль. Попробую изложить вкратце.
Вот только схожу посмотреть, кто там в пол второго ночи кашляет и хохочет на весь подъезд. Стоит кто-нибудь под самой дверью и по телефону говорит. Одну минуту, дорогой дневник, выйду поругаться и быстренько вернусь. Какой знакомый смех... Где я раньше его слышал?
