ZavrinDaniil

Черный дождь

Она шла по улице, почти не разбирая дороги. Кровь, которая теперь капала уже только из носа, почти не доставляла неудобств. Лишь волосы, сбившись в темные пряди, то и дело налипали на лицо.

Вадим, Антон – они никак не могли выйти из её головы. Это ведь она убила их… Мерзкий священник был в этом прав. Она сломала их жизни, отправив в вечную тьму. А ведь они хотели лишь помочь. Они думали о ней, и вот – закономерный итог.

Нежели она этого заслуживает? Такой вот жизни, где любой, кто пытается ей помочь, в конце концов умирает? И вместо того, чтобы хоть как-то это изменить, она лишь подкидывает дополнительных дров. Таких как, например, Федот, вся вина которого – огромные кулаки и слабоумие. Она ведь не хотела, чтобы Мишаня убивал Федота, не хотела. И все же он мертв: еще одна жертва её существования.

Она остановилась и посмотрела направо. Там был мост. Огромный высокий мост, по краям которого красовалась набережная. Она повернулась и пошла к нему. Что-то влекло её к этой темной, мрачной воде, над которой он так лихо был раскинут.

Она посмотрела вниз. Вот он – счастливый финал её существования. Всплеск и все. Дерьмовая вода для дерьмовой жизни. Алиса заплакала и трясущимися руками оперлась о перила. Надо просто сделать шаг. Один маленький шажок, и всё закончится. Она посмотрела вниз. Как же страшно! Как же невыразимо страшно!

Только вот заслуженно ли? Она выдохнула. Наверное, да. В любом случае у нее будет возможность спросить об этом у Вадима, когда она встретится с ним, ведь он вряд ли попал на небеса.

Она наконец подобралась к самому краю. Наверное, так было проще: идти медленно, а не прыгать сразу. Ведь какая разница, сиганет она с небольшого выступа или с забора? Суть та же – смерть.

Алиса выдохнула. Надо просто разжать руку. Одно простое движение, потом несколько секунд полета, и уже ничего не будет волновать ее. Ни священник, ни Вадим, ни Антон. Ни все те убийства, что можно записать на ее счет.

Она сделала глубокий вдох. Надо постараться. Надо сосредоточиться. Теперь медлить не стоит. Хватит уже губить хороших людей! В кармане что-то хрустнуло. Алиса опустила руку вниз. Было очень неудобно, но она справилась. Это была записка Антона, что он передал, перед тем как покинул ее.

Алиса подняла глаза на небо. Странно, но дождь прекратился, словно плавно подстраиваясь под ее линию судьбы. Неужели Антон даже там пытается ей выбить жизненные скидки?

Алиса криво усмехнулась. С него станется. Только вот как он умер? Интересно было бы узнать. Ипполит хоть и мразь, но по нему не похоже, что он убил единокровного брата.

Она посмотрела на адрес. Это было совсем недалеко, и, в общем-то, исполнить последнюю волю покойного было не так сложно. Вряд ли этот человек пустит ее ночью в свой дом. Она вздохнула. Да, если не пустит, то вернуться сюда она ещё успеет. Она перелезла через скользкие перила.

Ступая по городу, она невольно удивлялась, что он будто вымер. Казалось, что, кроме неё и этого черного ночного дождя, никого и не было. Она посмотрела на небо, на окна. Кое-где горел свет. А ведь это центр – тут не должно быть так. Ведь они все вечно живые, эти центральные улицы. Она свернула в переулок и вошла в арку.

Ещё немного и она позовет этого заветного друга. Алиса перешла дорогу. Забавно, но она даже посмотрела по сторонам, словно боясь, что её собьет машина. Ох уж эти рефлекторные предрасположенности!

Наконец она добралась до нужного дома. Точнее до подвала, если правильно охарактеризовать место, где находился столь нужный человек. И тут даже сомневаться не стоило: он был именно там. Ведь синий неоновый крест лучше всего указывал на принадлежность к религии.

Подойдя к двери, она подняла массивную железную подкову и с силой ударила о черное старое дерево. Звук получился тяжелый. Алиса вздохнула. Кажется, всё же ей придется возвращаться. Что ж, ирония мечты.

– Входи, не заперто, – раздался голос. – Просто потяни двери на себя.

Она послушно потянула ручку двери. Та поддалась. Из помещения пахнуло каким-то едким запахом и паленой кожей, а ещё был привкус каких-то красок или акварели – точно разобрать не получилось. Запахов вообще оказалось слишком много. Она вошла внутрь.

– Я смотрю, эта ночь никак не может оставить меня в покое, – пробубнил вышедший ей навстречу здоровенный татуированный рыжий мужик в кожаной куртке. – Тебе что надо, ребенок? Я бью лишь, так сказать, созревшим чадам.

– Я от Антона. Он сказал, что вы можете помочь мне, – робко заметила Алиса, оглядывая подвал, который, судя по всему, был татуировочной мастерской или, как их принято называть, тату-салоном. Только вот очень уж странным, так как слишком много было религиозной символики.

– Антон. Это какой же? – нахмурившись, спросил рыжий.

– Священник, – ответила Алиса и почувствовала, как на глазах начали наворачиваться слезы.

– Эй, деточка, постой. Тише, – рыжий подошёл к ней поближе и обнял, – ну, успокойся. Не реви.

Но тут же отстранился, почувствовав, как и она, это странное ощущения жжения, которое возникало каждый раз, когда к ней прикасался истинный священник.

– Вы! – Алиса открыла было рот, но тут из-за спины рыжего показалась миловидная обнаженная девушка с татуировкой красного дракона, окончательно выбившая её из колеи.

– Да, есть немного, – сконфуженно почесал голову рыжий бородач, – только вот это было достаточно давно, и теперь я лишь бью татухи.

– Но как? Почему?

– Нет, уж. Давай ты сперва расскажешь свою историю, а, возможно, потом я расскажу свою, – заметил бородач и грозно махнул рукой своей подруге, которая ненадолго скрылась за углом, вернувшись уже с пледом.

– Держи. Это поможет согреться. Оль, принеси чаю. Пусть согреется, – сказал рыжий здоровяк. – Извини, я так и не представился: Мефодий.

– Алиса.

– Прям как в сказке!

– Да уж, в сказке… – робко улыбнулась она. – Только вот в грустной.

– Ну ты не спеши все в грустные тона мешать. У нас тут вон все черное, а мы веселые, – усмехнулся Мефодий, – лучше расскажи, где Антон? Почему он сам тебя не привел?

– Он мертв.

– С чего бы?

– Ипполит сказал, что он мёртв.

Глаза Мефодия тут же растеряли весь жизнерадостный огонь, на несколько секунд став абсолютно черными, непроницаемыми. Но потом в них понемногу снова вернулась жизнь. Он покачал головой и обернул вокруг неё плед. Потом принял чашку из рук своей красивой помощницы.

– На, погрейся. Сегодня тебе больше не надо ни о чем думать. Ложись спать. Тут есть комната. Так что проблем не будет. А я пока подумаю, что нам делать дальше.

– Я не могу. Они все умирают. Понимаете? Они все умирают. Вадим умер, Антон умер —они все умирают! – заплакала Алиса и медленно поднялась: – Они все умирают! Куда бы я не пришла – они умирают! Я не могу больше, правда… я лучше пойду.

– Тише, тише. Успокойся, – начал ласково Мефодий и снова прижал её к себе, ненадолго, но очень крепко, – успокойся. Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет. Все. Никто не умрет.

– Они все умирают! – снова затараторила Алиса. – Вы не понимаете! Они все умирают!

– Да успокойся ты. Все, все хорошо. Говорю же: никто больше не умрет, – он оторвал её от себя и посмотрел в глаза: – Ты меня слышишь, деточка? Никто больше не умрет!

– Я вам не верю, – совсем по-детски шмыгнула она, – я вам не верю…

– Я тебе обещаю. Я точно не умру.

Алиса снова заплакала. Слезы так и лились. Она пыталась их остановить, пыталась разозлиться, но все как будто поломалось, даже жар священника не останавливал её. Она обняла его. Ей очень хотелось выплакаться.

Спустя несколько минут Мефодий отдал её в распоряжение Ольги, которая с помощью какого-то странного чая полностью лишила её сил, уложив ещё одетой в кровать. Алиса слабо покачала головой: в памяти все ещё играли темными красками мост, мутная вода и дождь. Она раскрыла было рот, но Ольга лишь сильнее натянула теплый плед.

– Спи. Теперь тебя никто не тронет, – она мило улыбнулась, – отец Мефодий более чем надежная защита.

Алиса хотела было возразить. Но тут сон окончательно сломал её сопротивление и уверенно увел в свои дальние просторы: подальше от черного городского дождя.

23:00 Четверг.

Ребенка отдали её родителям. Жена слишком сильно боится. А я не могу ничего с собой поделать. Теперь она вздрагивает каждый раз, когда я к ней поворачиваюсь. Говорит, что пару раз видела, как я открывал глаза и на неё смотрел. Паника в ней крепнет с каждым днем, скоро и вовсе переведет меня на кухню, лишь бы не глядел на неё. Что, как мне теперь кажется, лишнее, так как она меня должна поддерживать, а не бесить своим поведением. Я же не виноват, что со мной такое происходит.

Где помощь? Где выручка? Нет, с её стороны лишь давление и всё сводится к тому, чтобы я сам разобрался с собой, либо опять тащит меня к доктору, как будто он может что-то решить. Надо будет её немного урезонить, а не то совсем из себя выведет. Может, пара оплеух на крайний случай. Или я перегибаю? Она же не виновата. Это у меня психологические проблемы.

22:00 Понедельник.

Всё, хватит, сегодня не хочу ни о чем думать. Я уже и так каждый день на нервах. Постоянно одно и то же. Постоянно просыпаюсь от её тряски и встаю с утра разбитый. Она всё время твердит, что я встаю, молча обхожу кровать и иду на кухню. А там она уже меня будит, боится, что я могу схватить что-то не то. Да что я могу схватить-то? Вилку? Ложку? Может нож?

Я думаю, она просто хочет съехать к сыну, к своим родным. Там ей, видимо, лучше живется. А что? Готовить не надо, за ней всё убирают. Да и любви там вагон и маленькая тележка, все в руках преподносят, не то, что здесь муж сомнамбула. Конечно, там ей намного лучше. Но ничего, это, как мне кажется, только на время. Вообще, есть идея отправить её туда ненадолго, посмотреть, как один буду справляться, ну а что? Она там, я тут. Риск сведен к минимуму. В окно же не полезу, психолог сказал, что подсознание не позволит, мол, инстинкт выживания и всё такое, да я и сам читал про это. Жене тоже про это втирать начать. Сегодня не сдается, но я уже заметил, что идею обдумывает, ищет плюсы, которые должны перевесить минусы. Тут самое главное правильно подать, а дальше дело техники.

И ещё, странно, но я сам совершенно не боюсь своего состояния, я как-то уверен в себе. Уверен, что всё нормально. Плюс во сне приснилось, что Жанна меня полностью поддерживает, хотя она и виновница всех бед, но я всё равно поддержке рад.

23:00 Среда.

Приезжал её отец. Попытался мне объяснить, что мне делать. Какая дружная заботливая семья, все друг другу рады, все склеены общим делом взаимовыручки, так и хочется пролить слезу и пожать всем руки в знак благодарности. Только вот что-то не горит у меня идти к ним за хлебом и солью. Особенно раздражает, что он всё время говорил что-то о Боге. Неужели здоровому мужику больше не о чем со мной поговорить? Наверно, нет. И самое противное то, что я увидел страх в его глазах, он боится, уж не знаю за что именно, за дочь или за разлад в этом крае счастья, а может быть и за то, и за другое вместе взятое. Но самое главное - боится. Фу, нехорошо, так нельзя себя вести. Надо жестко и постепенно вычищать подобное настроение у себя. Вот как я. Взял да и настроил себя на победу. И поэтому сейчас меня беспокоит уже не столько моя Жанна, сколько то, что они теперь сюда дорогу паломничества проложили.

Ай, ай, ай. Это всё она им рассказала, жена моя любимая. Не выдержала той боли, которая на неё обрушилась, слила. Но что её за это винить? Она же нечаянно, просто села и открыла маме душу свою. Это нормально, это по-женски, не по-семейному, но по-женски. И за то спасибо, что в милицию не пошла.

Слезы, всхлипывание, снова слезы. Иногда крик. Семейная идиллия бушует как девятый вал, впрочем, я не удивлен - взять и вплести такое количество эмоций и ещё удивляться, почему у нас неспокойно?

Впрочем, как я уже говорил, я у меня полный штиль в душе. Я наметил свой план. Первым делом сплавить жену, потом войти получше в сны, так, чтобы никто не будил и не мешал. И там уже, на месте, самому разобраться с проблемой. Мне не нужны психологи и прочие идиоты, я сам справлюсь с этой штукой. Главное, чтобы поблизости не было помех. А то вытаскивают из сна и не дают разобраться толком. Так что надо спокойно следовать этому плану и всё должно получиться.

24:00 Пятница.

Странно, столкнулся с непониманием. Жена уперлась в своем желании быть со мной. Но ничего, я упертый. На моей стороне отличная сила. Тоска по ребенку. Она его слишком любит, чтобы постоянно быть со мной, рано или поздно она уйдет к нему и оставит меня одного. Главное, поднажать и возможно выйти немного за рамки. Как у хирурга, сначала больно, потом выздоравливаем. Так и с ней, потом же сама же благодарить будет.

22:00 Суббота

Довёл. Получилось, собрала вещи и ушла. Понятное дело, ребенок большой вклад внёс. Но и я постарался. Доволен. Такое дело сделал, теперь на пути к излечению всё меньше преград. Осталось лишь углубиться в сны. Заручиться поддержкой времени, так сказать. Правда несколько страшно одному, везде Жанна мерещиться, но ничего, не престало мужику бабы бояться, пусть и симпатичной.

Кстати, Жанна хорошеет ночь от ночи. В последний раз такой предстала, что просыпаться не хотелось. В розовом платье до пола, оголяющем спину и грудь. Я аж обомлел, как увидел. Мы тогда в парке гуляли, среди опавших кленовых листьев. Была осень, но тепло ещё сохранилось. Я чувствовал это. Видел, что погода словно застыла в том положении, каком нам нужно. И голос, снова её голос, такой мелодичный и такой знакомый. Она была уже спокойней, мягче со мной, порадовалась моему впечатлению. Знаете, у неё очень хорошо улыбки получаются, как будто огонек вспыхивает и тут же исчезает, озадачив нас своей красотой. Да, я заворожен ею, не скрою. Но это лишь придает сложности задаче предо мной стоящей. А я люблю сложности и никогда от них не отступаю. Вот и этой ночью не отступлю, намертво стисну её горло, чтобы навсегда запомнила, каким я бываю, если меня разозлить.

20:00 Воскресенье.

Пишу рано, потому что надо заснуть пораньше, впереди очередной бой. Вчерашний я проиграл с треском, но там подготовились так, что пришлось продуть. Она изобразила несчастную замученную женщину, к тому же там на неё напала какая-то девушка, била её. Пришлось помочь, оттащить.

Вот и вышло, что утешать начал и что самое неприятное, она как почувствовала это, так сразу и голову положила на меня и на мою руку. Боже, как же это было чувственно, еле сдержался, чтобы не поцеловать, но сдержался же, справился с собой, сохранил самообладание.

Хотя, возможно, она сама не торопила события. Не знаю, чувствую лишь, что продул по всем фронтам. Но это же начало всего, лишь первый бой, завтра будет лучше.

21:00 Пятница

Приходила мать покойного, каким-то образом узнала, что у меня его дневник. Оказывается, она нашла недостающую страницу. Суть которой сводилась к тому, что смерть птицы, а он всё-таки её убил, произошла по вине его подруги из снов. Девушка не переносила эту живность на дух, вот и пришлось покойному отправить ее на тот свет.

Мутная тема, зачем мне вообще её принесли - так и не ясно, но вежливо принял, поблагодарил. Мне эти старческие, беспокойные глаза теперь только раздражение и помеха. Вон, на улице полно тех, кому помогать надо. Жена ещё, стерва, прочитала мельком, пока с матерью друга разговаривал, теперь всё ходит, клянчит у меня этот дневник, как будто он ей в чем-то поможет. Ей вообще такие вещи противопоказаны, уж больно религиозная у меня она. Во всякую ерунду верит. Раздражает.

22:00 Суббота.

Вывела всё-таки, ударил. Пришлось. Стащила дневник, прочитала. Начала истерику, тыкать пальцем в тетрадь, едва не порвала. Такого визга я давно не видел. После оплеухи жалобно забилась в угол, плакала. Но ничего, ей лишь на пользу, да и к родителям не побежала, видно, поняла свою неправоту. Наконец-то. Всё-таки старый простой способ обращения с женщиной никогда не перестанет быть актуальным.

К тому же, после этого стала ласковей, хитрее, как потом Жанна сказала, выпытывает просто, прячется за маской доброты, ищет подход ко мне. Что-то там поняла вот и решила сменить тактику. Но меня теперь не проведешь, я всё вижу, всё замечаю. Хотя, польза от такого поведения есть, не спорю, уже не дергает по ночам, пытается уговорами спать уложить. Мне это приятно, конечно, а вот жена стала нервничать. Особенно её вечерние молитвы стали раздражать. Жена в последнее время на них насела безмерно.

А жена, тем временем, начинает все больше и больше налегать. Не знаю, я уже не ассоциирую её со сном, в голове уже давно все перемешалось, я с ней вижусь каждую ночь, это как второй дом уже стал, постоянно общаемся, целуемся, дарим друг другу подарки. Я не могу отделаться от ощущения, что она постоянно со мной, к тому же она узнает обо всём, что происходило днем, она знает абсолютно все и крайне логично разговаривает, подставляя необходимые доводы.

Я не знаю. Кажется, мне уже нет обратной дороги. Я сошел с ума, все, что вижу - это полное отсутствие выхода. Точнее, благополучного выхода, я точно знаю, что жена не уймется, пока я не уничтожу жену и ребенка, пока, встав с постели, я не возьму нож и не воткну его жене в сердце, оставив её умирать на кровати, я знаю, что она хочет крови.

Но что я могу? Я всего лишь человек. Впрочем, есть один выход. Но он такой же, как и у моего покойного друга. Только это будет уже не сон, так как я знаю, что сны мы видим лишь, когда работает наш мозг, а когда он не функционирует, наступает обычная темнота и тишина. Я не хочу умирать, но я также не хочу ложиться в клинику, где надо мной начнут ставить опыты. К тому же у меня нет денег на хорошего врача или условия. Меня поместят в обычную дурку, где вся забота сведется к вечерней или утренней клизме и воздействию дешевых, но сильно действующих лекарств.

На этом, пожалуй, всё, будущее уже определено и я знаю, что надо делать. Игра в экзорциста не подходит для наших реалий, к тому же остатки разума у меня ещё остались. Рано или поздно Жанна возьмет вверх, и я убью свою жену, поэтому я просто обязан не допустить этого. Она хорошая, она хочет мне помочь, но я, то понимаю что всё это глупо. И я понимаю это именно сейчас, когда я вспомнил наше первое свидание, наш первый поцелуй, нашу прогулку. И за всё это я неизменно поплачусь при встрече с Жанной, она очень не любит подобные мысли. На этом, пожалуй, всё. Пусть эта странная история никогда уже не покинет этой тетради и догорит вместе с дневником моего друга, который, по всей видимости, всё-таки смог сделать нечто неординарное и вызвать что-то явно потустороннее, сумевшее не только завладеть им, но и даже почти подчинить меня. Во всяком случае, я так думаю. Потому других объяснений у меня нет.

Двое из ларца, одинаковых с лица

Беспрестанный, казалось бы, нескончаемый дождь. Он лился и лился, пока наконец лужи не оставили ни одного асфальтового куска. Алиса посмотрела на дверь: даже если бы он и задержался, то час ночи хороший повод, чтобы прийти домой.

А ведь она ждала его целый день. Нет, она и раньше думала, чтобы Антон поскорей вернулся, но сегодня это вышло особенно сильно. Может потому, что он так хорошо к ней отнесся? Может поэтому? Она обняла ноги и уткнулась головой в коленки.

Дни, недели, годы – все это проходит в кусках такого вот ожидания, которое, по сути, не более чем бесполезное времяпрепровождение. Ведь что она ждет, по сути? Любви? Ну так её нет. Все они сгорают, как спички в этом костре жизни. Это всё выдумки. Далекие детские сказки.

Она тихо вздохнула. Счастливая жизнь – это химера. Призрак. Далекая тень, которая так манит её. Ведь кто она? Сирота с извечными проблемами. Кому она вообще нужна? Но тут послышались шаги. Алиса быстро слезла с подоконника и побежала к дверям, только вот остановилась. Привычное, выработанное годами чутье подсказывало ей опасность.

Не размышляя, ни секунды, он побежала спальню и залезла под кровать, спрятавшись от незваных гостей. Послышался топот сапог, и буквально через минуту она увидела грубые мужские черные ботинки. Затем ещё одни, пока наконец в комнату не вошли трое.

– Она где-то здесь, – раздался знакомый голос, – прячется. Обыщите тут все.

Двое помощников рассредоточились, и у неё появился небольшой шанс, хотя это и шансом-то назвать было сложно, ведь что она может сделать против троих мужчин? Алиса медленно подтянулась к краю. Все что надо – это добежать до выхода.

– Ах, вот ты где! – раздался всё тот же командный голос, и сверху на её голову опустился тяжеленный удар, от которого она со всей силы стукнулась о пол. Пошла кровь. Но долго мучиться не дали и за волосы вытащили из её укрытия.

– Так и знал, что ты здесь, ведьма! – прорычал уже знакомый священник, сверкая глазами и рассматривая её лицо. – Что, не думала, что мы тебя найдем?

– Я не ведьма, – выдохнула она.

– Ведьма, прокаженная, колдунья – не все ли равно? – оборвал её Ипполит и кинул на кровать. – Привяжите её к стулу, хочу с ней немного поговорить.

– У нас не так много времени, – робко заметил один из его помощников.

– Я сам решу, сколько у нас времени, Федот. Привязывай.

Алиса почувствовала, как сильные руки подняли её с кровати и усадили на стул. Она посмотрела на охранника: это был огромного роста увалень с очень простодушным, казалось бы, детским лицом. Виновато опустив глаза, он завел её руки за спину и недетским умением завязал узел.

– Готово, – тихо ответил он.

– Ноги привяжи.

– Извольте, барышня-ведьма, – сказал Федот, опускаясь на колени. – Тут немного осталось.

Алиса посмотрела на второго охранника: он был в точности, как и первый, вплоть до родинки у левого глаза. Сходство было просто колоссальным. А ещё, помимо внешности, у обоих была одна и та же детская мимика, никак не сочетающаяся с их работой.

– Что осталось – то досталось, – улыбнулся Ипполит, видя, как она рассматривает его свиту. – Но работники они хорошие. Много не болтают, а это, по сути, главное в таких вот делах.

Он аккуратно убрал слипшиеся от крови волосы с её лица.

– Знаешь, а ведь ты на удивление красива. Я, представь, избавил мир от многих, таких как ты, и все они были физически прекрасны. Но ты —ты, пожалуй, лучшая.

– Где Антон?

– Антон, – Ипполит отстранился от неё, – Антон мертв. Но ты не переживай: скоро тебе будет не до этих мыслей.

– Какая же ты тварь! Он ведь твой брат!

– Ого, как мы заговорили. Только вот тебе ли об этом размышлять, это ведь такие как ты сбили его с пути. Думаешь, я не догадался, что ты жила у него? Думаешь, я не вижу твоих крамольных мыслей, ведьма? Но только вот ты не любила его. Ты никогда и никого не любила. Вся твоя суть – это добиваться своих целей.

– Придурок. Ты сумасшедший!

– Разве? В чем же я сумасшедший? Что считаю вас злом? Так ты оглянись и посмотри на свою жизнь: везде, где ты появляешься, сеется зло. У тебя нет ни прошлого, ни настоящего. Ты всю свою жизнь только и делаешь что создаешь проблемы другим.

– Антон так не считал.

– Да, он думал иначе. Только вот, в отличие от тебя, он вырос в хорошей семье, где его все любили. У него был брат, отец, мать, у него было будущее – было всё, что так необходимо для хорошей жизни. А потом прокаженные стали медленно отравлять его разум. Смотри, до чего дошло: ты живешь с ним, ведьма.

– Я уже говорила: я не ведьма.

– Нет, ты именно она. И мне очень горестно от того, что вас больше не сжигают на кострах живьем. Чтобы ваши крики донеслись до каждой подобной твари, заставив её осознать свой конец. Но ничего, я ведь на то и здесь, чтобы эту несправедливость немного подправить. Вадим, будь так добр, принеси бензин.

– Но, Ваше святейшество, это же жилой дом, – смутился охранник, – может быть пожар.

– На то и надежда, – согласился с ним Ипполит, проведя пальцем по её щеке. – А знаешь, я ведь очень тебе хотел передать одну весточку, от твоего знакомого. Но вижу, ты совершенно о нём забыла, предаваясь покою в квартире моего младшего брата. А вот твой мальчик помнил о тебе до самого конца.

– Вадим?

– Да. Так уж вышло, что мы взяли его живым. И я так и не смог ему поверить, что он не знает где ты. Пришлось попробовать все, что у нас было. Я даже подумал, что он самый крепкий из всех. Это ведь вековая история дознания. А он всё молчит и молчит. Хотя нет – в конце он закричал.

– Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! – заговорила в какой-то неистовой поговорке Алиса, сжимая кулаки. – Тварь! Да, гори в аду, убийца! Будь ты проклят, чудище! Будь ты проклят, тварь! Я проклинаю тебя, ублюдок, гори в аду!

– Давай-давай, покажи себя, давай, – показал зубы Ипполит и вытащил тот самый кинжал, которым пырнул её в подвале. – Ну, где твое чертово нутро? Давай, очисти душу перед огненной агонией, покажи себя, чертова ведьма.

Алиса сделала вдох. Сила, которая бушевала внутри, стала вполне осязаемой, и впервые она смогла определить её вектор, обуздать её. Она буквально впилась в здоровое детское лицо второго охранника: что ж, если умирать, то с музыкой.

Но ей улыбнулась удача, и, опустив здоровенный кулак на голову священника, охранник наполнился неимоверным гневом. Слепая ненависть – она буквально снесла весь его простой спокойный нрав, сделав из довольно простого здоровяка слепое оружие мести.

– Мишаня, ты чего? – раздался голос вернувшегося с канистрой Федота. – Ах ты, ведьма!

Он побежал к ней, но брат-близнец повалил его вместе с канистрой на землю. Раздались мощные удары – близнецы покатились по полу. Алиса повалила стул: сейчас главное добраться до ножа.

Боль, огонь. Лезвие, казалось накалённое до красна, обжигало не только кожу, но и разум. Она закусила губу. Главное – это сделать первые шаги, обуздать злость, справиться с болью. Она схватила лезвие и стала тереть веревки. Ну же, ну.

Наконец что-то вышло. А потом бечевка и вовсе сползла с её кистей. Поднявшись, она посмотрела, как Мишаня бьет своего брата по голове. Федот уже не дышал, не сопротивлялся, но мощные удары все равно опускались на его разбитый нос.

– Стой, стой ведьма! – зашептал Ипполит, медленно приходя в себя.

Алиса уловила жжение, внутри заклокотало. Она выронила нож и прислонилась к стене. Это была молитва. Молитва, которую шептал священник, приходящий в себя. Она отошла на шаг, не более, так чтобы боль стала немного слабее. Ведь силу определяет расстояние, и если отойти на достаточное количество шагов, он не сможет её достать. Но сейчас ей хотелось другого. Убить! Убить эту мразь.

– Давай, иди, – сплюнув кровь, приглашал её Ипполит. – Давай, иди ко мне. Ты же хочешь победить? Так чего же мы ждем? Как видишь, мой мальчик занят – мы с тобой на равных.

Алиса посмотрела на дверь, затем на священника. Ежу понятно: он тянул время, восстанавливаясь все больше и больше. Она посмотрела на широкую спину Мишани. Увы, но его использовать она уже не могла – он просто замкнулся на своем бешенстве и горе, которое не может исправить, убив брат. Теперь только она и священник.

– Вадим так кричал, он даже плакал, представляешь. Невинный мальчик. Он так звал тебя, а ты – ты была здесь, с Антоном. Вам было хорошо, у вас было много еды, а что он? Он только плевался кровью и получал муки. Бедный. Бедный влюбчивый Вадим. Может он увидел в тебе маму?

Теперь Ипполит уже сидел, буравя её взглядом. Алиса сжала кулаки. Нет. Она не справится, уже не справится. Слишком много секунд упущено. Священник отошел и без труда победит её. А потому выход один – бежать. Бежать без оглядки, пока дождь будет смывать с неё кровь. Она повернулась к двери.

– Нет, стой! Стой, сука! – только и донеслось до неё, когда она привычно провалилась в ночную мглу.

Не такой как все

Стоя у окна, Антон молчал. С ним вообще происходило что-то очень странное. Впрочем, как вообще понять, что странное для истинного священника? Ведь он не совсем обычный. Алиса вздохнула. Эти молчанки были для неё в новинку.

– Знаешь, – не спеша начал Антон, – а ведь я совсем не хотел становиться священником. Более того, у меня веры как таковой не было. Так, мелкие зачатки.

– Что же подтолкнуло?

– Мама. Она очень хотела, чтоб я пошел по стопам отца. А я так и не смог сказать ей нет.

– Так любил?

– Да. Очень. Только вот она умерла слишком рано.

– Думаю, не раньше моей. Ведь все, что я помню – это мутный образ её лица, который вообще непонятно, как в голове задержался.

– Признаться, я не знаком с твоей биографией.

Да там ничего интересного. Сначала детдом, потом побег, а дальше от одной койки к другой, пока не прибилась к этим ребятам. И вот я здесь. Как видишь, довольно короткая история.

– А священники? Я же знаю, у тебя есть опыт встреч с ними.

– Не такой большой, как может показаться на первый взгляд. Мои способности очень слабы и проявляются лишь во время гнева. Да и судя по всему, я под патронажем темных сил, которым удалось меня всё это время благополучно скрывать.

– Но встречи были?

– Да. И первая закончилась изнасилованием, хорошо еще, что ваш товарищ говорливым был – рассказал немного. Это позволило избежать проблем в дальнейшем.

– Да. Везде хватает нехороших людей, – Антон покачала головой. – Только, наверное, лучше такие, чем как мой брат. Он искренне считает, что вы виноваты во всех грехах и что ваше убийство оправдано.

– А ты нет?

– Нет. Мне кажется, здесь не столько промысел божий, сколько наше надуманное восприятие. Просто всё совпало. Но вы явно не демоны.

– Разве? Ты же истинный. Твои молитвы на нас влияют. А наши раны лечатся алкоголем. К тому же у нас склонности к пагубным привычкам.

– Да я знаю. Даже более чем, – улыбнулся Антон, – но это не главное, хотя, признаюсь, иногда достает. Ведь Артур ни на секунду не дает мне этого забыть. И выпивка, и сигареты – с этим парнем невозможно не вспомнить о таких вещах, а точнее – забыть их. Он регулярно и пьет, и курит.

– Это тот прокаженный, который помогает вам?

– Да. Тот самый.

– И что? Это он так на тебя повлиял, что ты не стал видеть в нас зло?

– Немного. Но я бы сказал иначе: зло есть в каждом, и Артур вовсе его не прятал от меня, нет. Он просто показал в вас добро.

– Да ты издеваешься!

– Нет. И, что самое в данном случае неприятное, он не хочет видеть его сам. Он делает много хороших вещей, но не хочет в это верить. Думаю, именно поэтому, из-за отсутствия веры в собственное внутренне добро, его и надо, по-хорошему, поколотить. А вовсе не потому, что он курит. Он даже спас мне жизнь!

– Давно?

– Нет. Пару дней назад.

– Так вот почему ты спас меня!

– Отчасти. Во-первых, это был мой первый рейд, по сути, о котором я и представления не имел, как о процедуре, а во- вторых, ты немного напоминаешь мне одного человека. И ,в-третьих – Артур, со своим сопением, злобой и пыхтением благодаря которому я тут.

– Пыхтением?

– Да. Когда он тащит что- то тяжелое, он изрядно пыхтит.

– Ты сказал ему обо мне?

– Нет.

– Почему?

– Потому что он решит тебе помочь, а это очень сильно осложнит его и без того тяжелую жизнь. По сути, он пленник, которому немного разрешили разнообразить своё меню. Ведь изгнание и поиск – это невозможно для нас, священников.

– Странно, да? Я раньше думала, что изгонять именно вы должны.

– Я тоже.

– А почему ты не уйдешь? Я же вижу: тебе тут не нравится.

– Алис, – Артур покачал головой, – я не могу этого сделать. Ты даже не представляешь весь механизм этой огромной церковной машины, всех её тайн и сложностей. К тому же я очень хочу понять, зачем мы вообще занимаемся изгнанием и держим прокаженных. Ведь ваши способности, ваше присутствие – оно так малозначительно. Если бы мы пустили все те ресурсы, которые мы используем для борьбы с вами, на нужды для сирот или больных, это принесло бы куда больше пользы. А так мы с горящими палками бегаем за толпой несчастных, которые и сами не понимают, в чём именно виноваты.

Антон опустил голову. Казалось, ещё немного и он просто сорвет с себя крест и пойдет дальней дорогой в какой-нибудь лес, где, обустроив небольшую избушку, заточит свою бренную душу в извечное одиночество, страдая по всем людским несчастным душам.

Алиса улыбнулась. Теперь настала её очередь улыбаться, заставляя и обиду, и гнев, изящно испариться с загоревшихся глаз. Да, он был красив. Неизменно красив в этом желании им помочь. Да и не только им – он хотел помочь всем.

– Признаться, я давно не слышала таких слов. Вся жизнь проходила куда менее изящно, – аккуратно заметила она.

– Ничего, думаю, мы её изменим. Я между прочим купил билеты, и документы почти готовы. До конца этой недели ты уже уедешь отсюда.

– Ты так в этом уверен?

– У тебя нет выбора. Ипполит не даст нам и лишней недели. Он очень умен и фанатичен. К тому же он знает, что ты жива. Нужно как можно дальше увезти тебя.

– Но ты всё равно его перехитрил.

– Если бы перехитрил. Только вот мне просто повезло, Алис. Не более.

– Ты так рискуешь. Признаться, я все равно не до конца понимаю тебя. Я не могу взять в толк, зачем тебе это. Пусть и ты перечислил свои причины. Все равно они не стоят того. Ты же можешь спокойно жить!

– В том-то все и дело, что я не могу спокойно жить. Но это уже совсем далекая философия, а мы так припозднились. Пора спать. Завтра у меня очередной выезд с твоим побратимом. Вот точно —побратим. Уверен, это куда лучше, чем всё остальное. Артур твой побратим.

Алиса посмотрела на эту его радость и поняла, что, по сути, она куда старше, чем он. Может именно поэтому, он так её удивляет. Она вздохнула: слишком уж он был хороший, а такие никогда не выживают, даже если у них высокопоставленные отцы.

– Знаешь, – Антон, вдруг стал серьезным, – все же кое-что мы можем решить сейчас. Вот, возьми.

– Что это?

– Это на всякий случай, – Антон передал ей бумажку. – Контакт. Если вдруг со мной что-либо случится.

– У тебя же обычное задание, обычный выезд с твоим Артуром. Так ведь?

– Да. Но я хочу, чтобы это было у тебя, – он сжал её руки, и она почувствовала его тепло. – Это очень надежный человек, и он обязательно тебе поможет.

– Мне это не нравится. Я не хочу никаких контактов, – она попыталась отдать бумажку, но Антон не отпускал её рук.

– Это не оспаривается, Алиса.

Он поднялся со стула. Она вдруг поняла, почему он резко стал серьезным. Как странно, что она раньше этого не заметила. Может ей просто мешала её обида или то, что они заговорили о прошлом. Но вот сейчас она вдруг явственно почувствовала это. Это великое чувство. Только вот вряд ли это можно назвать любовью, нет. Скорее, сильная симпатия, вышедшая в этот дождливый вечер за свои скромные рамки. Но главное – она была взаимна.

– Спокойной ночи, Алис. И постарайся никуда не выходить. Это очень важно, – тихо сказал он, покидая кухню.

– И тебе спокойной ночи.

Проводив его взглядом, она улыбнулась. Все же не такие уж они и плохие, эти истинные священники.

23:00 Четверг.

Знаете, а ведь эта штука начинает меня все больше и больше удивлять, представляете, она снова мне приснилась. Ну не забавно ли? Второй день подряд. Смешно, ей богу, надо, видимо, сексом с женой заняться, иначе меня эти сновидения постоянно будут преследовать.

22:45 Пятница.

Третий день подряд. Странно. Это все перестает быть смешным и начинает уже немного напрягать. К тому же во сне эти «наши» отношения начинают понемногу развиваться. К примеру, вчера она уже не просто стояла, а села на скамейку и с любопытством разглядывала то меня, то свой маникюр, а то и природу, окружавшую нас.

А сегодня она уже заговорила, причем её голос такой мелодичный, мягкий и до боли знакомый. Говорила о природе, о погоде. Рассказала мне о своих мечтах, о том, что любит море, что ей нравятся закаты. И по странному стечению обстоятельств, все, что ей нравиться - также нашло отклик и у меня, ведь я тоже люблю море и закаты, песок и чистую воду. А под конец спросила, как зовут, сколько лет, где живу, и есть ли жена и дети. Я сказал, что и жена и ребенок есть. Она при этом улыбнулась, видимо, в знак доброжелательности, хотя я ясно заметил, что глаза нехорошо блеснули, то ли голодом отдали, то ли злостью.

Да, возможно, вы скажете, что всё это фальшь, и мое подсознание бушует и подстраивает всё под меня, но мне от этого нелегче, подсознание подсознанием, а с такими снами пора завязывать.

22:00 Четверг.

Простите, что я не писал уже неделю. Всё как-то руки не доходили. Но пока всё более или менее нормально. Хотя она и продолжает мне сниться каждую ночь. Говорит о себе, о том, как ей одиноко и что она хочет быть со мной. Какой-то бред, но я не знаю, что мне с этим делать. Но что ещё хуже, ей очень не нравятся моя жена и сын, она всё время говорит, что они ей мешают, что жена лежит рядом и от неё ужасно воняет, что лучше бы их не было.

Я очень устал, из-за этих снов я стал плохо спать, и всё время чувствую себя разбитым. Жена постоянно спрашивает, что со мной, но я прикрываюсь смертью друга. Не хватало еще, чтобы она узнала о моем несчастье. Она просто не поверит мне, не поймет. Да и что мне ей сказать? «Дорогая, видишь ли, мне постоянно снится какая-то женщина, к тому же симпатичная и вечно ноющая о том, что я женат!».

Нет, ей об этом никак не скажешь, остается только полагаться на себя и искать выход. Можно, конечно, положиться на психолога, но судя по отзывам в Интернете, они только деньги берут. Да и не слышал я, чтобы от такого лечили. Остается только пытаться избавиться самому, а не то накроет меня, как моего погибшего друга и останется лишь пара заветных листков в дневнике.

Кстати, о листках. Мой друг наверняка тоже пытался избавиться от этой проказы, надо только посмотреть, где он об этом писал. Хотя, что лукавить, скорее всего, мой товарищ просто не хотел с ней бороться. Ведь у него всё равно нормальной жизни не было, так, одно лишь мучение. Не то, что у меня. Сын, жена, полноценная семья, так сказать. Что-то я уже заговариваться начинаю, второй раз себе об этом твержу, как постулат какой-то.

Боже, как же всё это похоже на бред, иной раз кажется, что я схожу с ума, что всё это лишь моя больная фантазия. Что скоро всё само прекратится. Нужно только подождать и всё. Но это не так, я прождал уже неделю, Жанна снится мне снова и снова, и каждый раз я всё больше и больше провожу с ней времени.

23:00 Понедельник.

Кажется, я начал ходить во сне. Жена рассказала, что ночью я встал и подошел к детской кроватке и долго смотрел на спящего ребенка. Ей сначала показалось, что я наслаждаюсь тем, как он спит, но потом, когда она меня не дозвалась, она подошла поближе и увидела, что мои глаза закрыты, поняла, что я хожу во сне. Она здорово испугалась, ведь раньше такого не было. Честно говоря, я бы и сам испугался, увидев такое ночью.

Но это плохие новости, есть и хорошие. Тщательный осмотр дневника показал, что мой друг не совсем рвался на тот свет, определённые сомнения всё же были. Правда, это больше в начале, потом уже ничего не могло его остановить от великого полёта в никуда.

Но лучше так, чем совсем без адекватности. К тому же, как я понял, девушка не совсем воля фантазии. Он пишет, что это его личная заслуга, а затем вырванный лист, после которого сплошная лирика, с многочисленными обожаниями да восхвалениями.

Но ничего, это, конечно, понятно - парня от радости совсем расплющило, но я-то другой. Мне уже неделю она снится и хоть бы хны. Правда, сомнамбула напрягает, но ничего, вроде в детстве я тоже один раз во сне прогулялся. Вот жена - трусиха у меня, нервничает, начала тут истерику, мол, покажись врачу, покажись врачу, как будто я специально его избегаю. Надо будет сходить для её успокоения.

И всё же, я пока не знаю, что предпринять для победы. Я не маг, не психолог, особой науки не проходил по борьбе с чем-то подобным. Могу пока лишь не поддаваться на провокации, да и постараться во сне каким-то образом, сам не понимаю каким, то ли нагрубить ей, то ли просто ударить, то ли ещё что. Короче, сделать ей больно. Чтобы отстала. Понимаю, звучит глупо, ну а что я ещё предприму? Точно также начну рисовать дома круги на полу?

22:00 Среда.

Поход к врачу ничего не дал. Добрый доктор сказал, что всё из-за переутомления и выписал мне какие-то таблетки. Но, как оказалось, они ни черта не помогают. К тому же на вкус полная гадость. И дорогие. А у нас с деньгами не очень, так что инициатива доктора покупать отличные шведские таблетки прошла с превеликим трудом.

А тем временем Жанна преподнесла мне сюрприз - попросила, чтобы я взял на руки щенка, который тявкал на нас с ней. Я взял его, а он, кстати, такой милый, мягкий, и то ли урчит, то ли дышит, не успел различить. Запомнил лишь его сладкое выражение лица, потому что в ту же минуту проснулся от того, что жена вырывает у меня нашего ребенка. Представляете, это я с ребенком стоял. Мне, если честно, совсем тогда плохо стало. Аж мурашки прошли, жена-то не в курсе, что со мной, знает лишь, что я по ночам хожу, да сплю неспокойно, ну а всю картину не видит. Эх, теперь ей рассказывать действительно поздно.

Да и нормального сна нет ни у меня, ни у неё. Я, конечно, пытаюсь её успокаивать, но не получается. Одно лишь её удивляет - как я исхитряюсь брать ребенка так бесшумно, чтоон этого даже не чувствует и не просыпается, ведь я такой неуклюжий был с ним. По крайней мере, раньше.

«Из архива полиции, Одинцовского района, по делу №456.

Вещественное доказательство – №2.

Приобщено к делу 05.06.2006г. Самоубийство.

Листы пронумерованы и подшиты.

Следователь Герасимов В.И.

Обрывки дневника

Вторник. 13 00.

Добрый день. Вот уже три дня как я ничего не писал в своем дневнике. Причина проста. Умер мой друг. Хотя, сказать честно, я был мало удивлен. Он давно себя стал крайне неадекватно вести, проявляя отчужденность и агрессию. Может быть, тому виной его одинокое проживание, а может и склонность к творческим порывам. Не знаю точно, ведь в последнее время я мало общался с ним, больше проводя времени с женой и ребенком.

Но мне его жаль. Он был, в общем-то, неплохим человеком и возле гроба я уронил пару настоящих слез. Да, мы с ним часто играли в детстве, гоняли в футбол и ходили с девчонками в кино. Но, то время ушло, я нашел работу, завел семью, а он стал отшельником в оставленной ему квартире. Где постоянно мешал свое одиночество с плохо проваренными макаронами или густой кисельной кашей.

И вот он умер. Заснул с умиротворенным выражением лица. Хотя, в последний раз, когда он мне звонил, а было это около недели назад, состояние у него было менее спокойное. Возбужденный, он все время говорил о какой-то девушке, которая начала сниться ему несколько ночей назад. Признаться честно, я не стал вслушиваться в этот сумбур и как можно быстрее решил попрощаться. Мы с женой как раз хотели пойти в кино, и она ждала меня возле двери. Запомнил лишь, что девушка из сна была брюнеткой с длинными черными волосами.

Такие девушки ему всегда они нравились, ещё в школе, когда он то и дело выделял прекрасных особ с длинными черными волосами. Смешно, но они так часто ему отказывали, лишь изредка позволяя проводить до подъезда.

На похоронах с его стороны почти никого не было. Я был единственным его другом, как во время учебы в школе, так и в университете. Не говоря уже о работе, с которой он чуть ли не сбегал домой.

Вы спросите, чем он занимался? Да всякой ерундой, мелким собирательством всякой мистической дребедени, оккультных книг и дешевой металлической то ли свастики, то ли просто значков. Причем со временем это его хобби раздражало меня все больше и больше, так как он все время старался навязать свои странные, понятные лишь ему идеи. К примеру, он считал, что написанные им мемуары имеют свою собственную жизнь. Мир, где точно также, как здесь существуют все его герои.

Но самое печальное то, что он занялся мистикой. Раздобыл некого «Папюса» и под его влиянием стал изучать так называемую «магию». Стал рисовать всякие козлиные головы, легко перечислять самые длинные имена давних еврейских или православных духов. В общем, сделал так, что у меня создалось твердое убеждение, что он уже никогда не сможет завести симпатичную, умную подружку.

Я помню один раз, когда я зашел к нему домой, он сидел на полу и на большом куске бумаги чертил звезду. Естественно, он объяснил это свое творчество, сказав, что собирается завладеть демоном, отобрав его свободу в честном поединке. Я тогда ещё помню его бедного попугая, которого он засадил в клетку и оставил себе в помощь. Бедная птица, сколько она всего пережила.

Точно, я забыл вам рассказать. Он убил эту свою птицу, точнее, как сам он говорил, просто отпустил. И лишь потом я выяснил, что она пала от его новых необузданных фобий. Эх, отличный был желтый попугай. Говорить умел.

Но, вернёмся к печальному концу моего друга. Дело в том, что перед тем, как покинуть наш мир, он принёс мне свой дневник, написанный от руки в старой коричневой тетради. Почерк у него превосходный и читать оказалось совсем нетрудно, поэтому я в один из воскресных вечеров решил полистать эти разукрашенные синими чернилами страницы.

Чтиво, скажу я вам, презанятное, немного отдает безумством, но в целом видно, что мой друг отдавался делу полностью. Жаль лишь, что логическая завершенность хромала так, что компоновать все в единое целое пришлось мне. Хорошо еще, что материала совсем немного.

Но одно дело вам так писать, другое дело преподнести один отрывок. Я напишу лишь несколько строк, но, думаю, вы поймете, с каким творчеством я столкнулся.

«Она, она опять приходила. Ночью, как обычно, во сне. Черная, изящная, красивая. Её глаза, они жгли, они горели. Она уже не та, что сидела со мной на краю обрыва, теперь она как валькирия, он безумна и в то же время прекрасна. Она хочет быть со мной чаще. Видеть, как я живу, наслаждаться моим обществом. Она лучшее, что было у меня. Она моя королева»

И вот всё примерно в этом роде. О этой женщине, если не соврать, около шести листов каллиграфического почерка, причем одна страница вырвана. Так что это ещё крепче рвет и без того хромую логическую суть. Но как я понял, эта девушка всё чаще и чаще стала появляться в его снах и за несколько дней буквально заразила его своими появлениями. Видимо, поэтому он и решил, наглотавшись таблеток, заснуть как можно крепче, что бы уже никогда не покидать свою любимую.

Я понимаю, покойник не заслужил такой категоричности, но ведь вы понимаете, что это бред, и что человек просто устал, как морально, так и физически от своего вынужденного безделья. Ему бы спортом заняться, пользы было бы намного больше. Да и птицу бы убивать не пришлось.

Кажется, сегодня я написал больше чем обычно, но вы уж простите, прорвало, три дня ходил как отрешенный. Как вы понимаете, произошло же самоубийство, не каждый день такое бывает. Конечно, повторюсь, я мог бы и забить на это. Но что-то мне подсказывает, что я обязан попытаться объяснить его природу. А то наша доблестная милиция как обычно не заметит ничего необычного, что ей эти смертники? Им бы поскорее домой уйти.

Кстати, тут вот вчера наши менты снова штуку отмочили. Взяли и перетащили труп со своего участка на другой. Да ещё своим коллегам позвонили - мол, у вас неизвестный с «огнестрелом», потрудитесь забрать. Перестраховались на тот случай, если коллеги захотят им также тело вернуть. В общем, на ментов надежды ноль, вот и выходит, что моя тетрадка раскрывает суть трагедии.

22:52 Среда.

Знаете, мне так и хочется вам сейчас написать - удивительно, но факт. Ведь мне вчера ночью всё же приснилась та самая высокая брюнетка с зелеными глазами. Казалось бы, и женатый, и влюблённый, и дитятко растет несмышленое, а вон нет, взяла да и приснилась.

И главное же сама подошла, познакомилась, сказала «здравствуй». Я даже от неожиданности остолбенел и поздороваться не удосужился. А она меня разглядывает. Впрочем, после первого оцепенения я всё же оправился и поздоровался. Только вот она уже не отвечала, просто стояла и смотрела своими огромными красивыми глазами.

Как кобра или ещё какое-нибудь сказочное существо. А потом вдруг ушла, оставив меня в одного. Разве что на кольцо обручальное посмотреть обернулась, с этакой усмешкой ироничной. Правда, чуть поморщилась, но это лишь прибавило пикантности потому, что кожа у неё гладкая прегладкая, ни одной морщинки нет. А когда поморщилась, так бац и штук пять сразу, но это на миг, пока гримасу скорчила. Это, знаете, как у нас в детстве, когда мы маленькие и кожа у нас послушная, эластичная. Только вот она, видимо, её да самого позднего возраста сохранила, потому что лет ей не меньше двадцати пяти. Взрослая барышня.

Знаете, я скажу честно, я понимаю, что всё от начитанного идет, ведь целый вечеря сидел и на записки друга смотрел. Вот и пришло - «оно», видение. На самом-то деле, я во всю эту чертовщину не верю и не верил никогда. Всё это плод нашего воображения, мы сами создаем подобные сны.

Хотя, что врать, понравился сон, ведь я давно уже ни с кем, кроме жены так близко не общался. И тут дело даже не в сексе, нет, дело просто в новом близком обществе, ведь она всего лишь рядом стояла, в глаза смотрела, ароматом своим опьяняла. И всё, больше не было ничего, но мне и этого с лихвой хватило. Так как на работе такого нет, ну а по клубам и прочим местам я не хожу, так что, нет, у меня такого давно не было с посторонней женщиной.

Сегодня весь день об этом думал. Начиная с самого утра, как ребенка в сад отвозил. Это ж надо, видимо мой мозг действительно давно без женского внимания жил. Только жена и всё. А она у меня хоть и красивая, да умная - но всё равно привычная. Результат - такой сон, начитался описаний женских и на - получай удовлетворение ночное. Но это так, на один раз, уверен, дальше все нормально будет. Просто давно о других женщинах не думал.

Кстати, вечером непроизвольно из толпы пару брюнеток выделил, чисто автоматически, видимо, мозг продолжал поиск той самой, что во сне приходила. Иногда, знаете ли, мозг срабатывает вне моего желания. Но, я решил проблему, я купил любимой жене цветы, она как раз печальная была – какие-то отчеты по работе не сходились.

Кстати о жене, я ведь вам ее совсем не описал, а стоит ведь. Высокая, с хорошей фигурой. Она у меня сплошное загляденье и гордость, причем берет не только внешностью, но и прекрасным развитым интеллектом, от которого иной раз становится страшно, настолько ловко она просчитывает мои ходы и мысли. Но это так, небольшое раздражение, в остальном же мы как единое целое, то есть хорошая крепкая семья.

Два. Почти три

Когда он вернулся, то был уже вечер и, казалось, что его просто выжали досуха – так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Алиса, словно заправская жена, заварила кофе. Антон его любил, и она без особого труда распознавала тот момент, когда оно ему особенно нужно. И этот вечер был как раз таким.

Он устало повесил верхнюю одежду, улыбнулся и, поблагодарив, сел за кухонный стол. Алиса поставила чашку перед ним. Это были те мгновения тишины, когда можно было обойтись без слов, и лишь постукивание дождя за окном дополняло их странный домашний симбиоз.

– Всё хорошо? – аккуратно спросила она.

– Не совсем, – привычно не соврал он. – Ипполит отошёл от травмы и рвет и мечет в поисках тебя.

– Неужели так настойчиво?

– Очень, – сказал Антон и как-то по-странному на неё посмотрел.

– Если надо, я могу съехать. Это не проблема. Ты и так много сделал для меня.

Антон улыбнулся и поднял чашку с кофе. Казалось, он совершенно не слышит её, находясь где-то далеко в своих мыслях. За последнее время она видела его таким впервые. И, можно сказать, это добавляло ему очарования.

– Нет. Не надо. Это было вполне ожидаемо, – сказал он и посмотрел на загоревшийся экран телефона.

Секунда, две – снова что-то вроде оцепенения. Потом он посмотрел на неё. Алиса в очередной раз уловила этот странный взгляд, только теперь было куда больше тревоги. Антон резко встал и выплеснул кофе в раковину.

– Так. Надо сделать так, чтобы в квартире не было никаких признаков твоего присутствия – и быстро!

– Что?

– Вещи. Надо убрать твои вещи.

– Какие?

Антон быстро пробежался глазами по кухне, потом вышел в комнату, потом во вторую. Но тщетно, ведь всё, что у неё было – это трусы и лифчик. Даже рубашка, в которой она стояла перед ним, была мужская.

– Тебе надо спрятаться, – Антон посмотрел на шкаф.

– В смысле? Ты что женат?

Антон покачал головой и, открыв шкаф, сдвинул свои вещи: – Сядь тут, за вещами. И чтобы ни звука!

– Ты можешь сказать, что мы просто друзья, – улыбнулась Алиса, но Антон лишь с силой дернул ее к себе и запихнул внутрь своего гардероба. – И чтобы даже не дышала.

– Здесь это не трудно, – сказала Алиса, пытаясь освободить хоть сколько-нибудь пространства. – Кто едет-то? Епископ?

– Хуже! – отрезал Антон и закрыл дверь.

Алиса потерла локоть. Хоть прикосновение было недолгим, но кожа немного горела. Она прислушалась. Любопытство ведь главный женский порок.

Наконец в дверь позвонили. Только вот Антон открыл не сразу, судя по всему, продолжая искать ее вещи, которые, между прочим, сам же и выкинул. Алиса сорвала один из костюмов и подстелила под попу: паркет тут был более чем холодный.

Антон вежливо пригласил гостя внутрь. Алиса приложила ухо к дверной щели. Сейчас главное внимание. Она напряглась. Гость оказался на редкость тихим, и что-то расслышать получилось, лишь когда они прошли на кухню. И лишь тогда она округлила глаза.

– Какой странный запах,– сказал Ипполит. – Ты что варил кофе?

– Немного.

– Вот уж не думал, что ты такой гурман.

– Да, есть немного. Как ты?

– Хожу, как видишь. Кто бы не был тот ублюдок, он поплатится за это. Но это все равно расстраивает меня куда меньше, чем ее побег.

– Кто же знал, что их чуть больше.

– Да. Кто знал – мы знали. Мы знали и пропустили. Надо лучше работать с данными, и тогда таких промахов не будет, – зло заметил Ипполит.

– Только Бог может все предусмотреть.

– Вечно ты на Бога все списываешь, брат.

– Лишь когда я исполняю его волю.

– Ну, ну. Но я не за этим пришел. Отец интересуется насчет твоего решения. Он просит ответ.

– Теперь через тебя?

– А как еще? Ты ведь проявил свой характер, вот мне и приходится быть вашим посредником.

– Тогда скажи, что я против. Мое мнение не поменялось.

– Ты уверен? Это ведь второй шанс. Вряд ли он предоставит третий.

– Я уверен.

– Что ж. Уверен, все же тебе еще стоит подумать. Ведь мы неплохо сработали, пусть мне и дали по голове.

– Мы убили четверых ни в чем не повинных детей.

– С этим я поспорю. Ты плохо знал этих детишек: на них клейма ставить негде.

– Это ты про того, кто прибился? Насколько мне известно, он недавно сбежал из дома.

– Этот да, – вздохнул Ипполит, – но такова воля божья.

– Разве?

– А ты разве еще не понял? Мы вершим главную миссию, очищаем мир от скверны, поразившей нас. И только мы можем это. Несмотря на все преграды.

– Это твое мнение.

– Об этом говорится в писании, которому сотни лет.

– Но не тысячи. Библия молчит о прокаженных.

– Ох уж эти твои споры. Когда, наконец, прозреешь, брат. Ведь ты куда умнее меня. И я даже люблю тебя за это, уняв свою гордыню и зависть. Прошу: помирись с отцом и мы наконец сможем воссоединиться. Он очень скучает по тебе. Побори свою гордыню, ведь ты любишь его.

– Он не прав. Нельзя убивать людей. Нельзя плодить эти карательные отряды. Это мерзость.

– Которая, тем не менее, необходима. Ты можешь налить мне кофе? Я вижу у тебя немного осталось. Признаться, я очарован его вкусом.

Алиса отстранилась от двери. Теперь ей уже не хотелось больше слушать этот разговор. Как и вообще находиться здесь. Она облокотилась о стенку. Как же она могла так поступить? Как могла это не заметить? Она закрыла глаза. А ведь он пьет ее кофе!

Через минут пятнадцать двери бесшумно открылись, и Антон дал ей выйти. Алиса медленно поднялась и молча села на кровать. Теперь она уже не чувствовала себя в безопасности. Все вернулось на круги своя.

– И когда ты хотел об этом рассказать? – тихо спросила она.

– Никогда. Это должно было остаться тайной.

– Но он убил моих друзей. Антон, он их убил!

– Он много кого убил. Да и убьет, судя по всему. Как я говорил, мой отец занимает высокий пост. Так что рост по карьере ему обеспечен.

– Гадство. Какое же гадство.

– Нет, – заметил Антон и, судя по всему, улыбнулся: – Просто Бог чуть более ироничен, чем мы думаем, Алис. И именно поэтому ты жива и в этой квартире. Бог дал нам шанс.

– Нам?

– Да. Нам.

Она подняла глаза. Антон все так же хранил полуулыбку на своем лице. Еще одна тайна? Или просто настало время для причины, по которой он ее спас? Алиса посмотрела в окно. Что ж, если это так, то время священник выбрал подходящее, ведь она очень любила дождь.