Tozuzu

1 февраля 1709 года на острове Мас-а-Тьерра в Тихом океане произошло чудо. Моряки английского судна «Герцог» обнаружили грязного, воняющего козами дикаря в шкурах, который почти забыл человеческую речь, но помнил кое-что из Библии, жаргона моряков и матерного английского. Им был шотландец Александр Селкирк, реальный прототип Робинзона Крузо, который почти пять лет прожил на необитаемом острове, сумев наладить быт и сохранив рассудок. Как он очутился в этом Нигде посреди океана? Все началось с того, что у Александра был ужасный характер. Характер настоящего шотландца.

Как избавиться от подчиненного,

если он постоянно орет и пытается вас покалечить?

Александр Селкирк родился в 1676 году в деревушке на границе равнинных и горных шотландских кланов. Можно сказать, что с самого начала ему не повезло: отец, кожевенник и башмачник, крепко пил и часто бил сыновей. Те, в свою очередь, сами с малых лет были не дураки выпить и подраться. Александр недалеко упал от яблони и вырос настоящим дебоширом. По одной из версий, именно из-за драки с братьями и попытки насмерть прибить папашу, юноше пришлось покинуть отчий дом и стать матросом.

Его неуемный характер и готовность в любой момент влезть в драку соединялись с быстрым умом и умелостью в матросских делах. В общем-то, это делало его идеальным кандидатом в пираты, и Александр Селкирк быстро стал буканьером на службе Его Величества. В конце концов, он прибился в компанию авантюриста, путешественника и горячего любителя набивать испанцев свинцом по имени Уильям Дампер. Будущий Робинзон хорошо показал себя в роли буканьера: рьяно сражался во время абордажей, быстро работал головой, пивной кружкой и руками и продвинулся по службе.

Дампер доверял Александру, поэтому поставил его главным помощником на один из своих кораблей, «Синк Портс», которым управлял капитан Стрэдлинг. Идея, как оказалось, была не лишена смысла, потому что после одной из схваток с испанцами, Стрэдлинг решил кинуть Дампера с его авантюрными идеями и организовать собственное морское предприятие с грабежом и насилием.

Подбитое судно остановилось у архипелага Хуан-Фернандес, чтобы набрать провианта и двинуться дальше. Александр Селкирк, который всю дорогу яростно спорил с капитаном, ввязался в новый конфликт: Стрэдлинг предпочел немедленно плыть дальше, а его помощник убеждал, что судно утонет, если его не починить. Он, кстати, оказался прав, «Синк Портс» действительно пошел ко дну от первой же сильной волны, и только небольшая часть матросов выжила, но лишь затем, чтобы попасть в испанский плен.

Однако до крушения капитан предпочел оставить порядком доставшего его матроса на острове Мас-а-Тьерра. Крикливому шотландцу оставили лодку, мушкет, порох, Библию, котелок и немного одежды. В следующий раз живых людей он увидит только через 4 года и 4 месяца.

Остров с аномальным содержанием Робинзонов

Необитаемый остров Мас-а-Тьерра, на котором оказался Селкирк, — весьма своеобразный клочок суши. Это не просто какая-то скала, торчащая из моря, но место со своей уникальной историей. В 1574 году его открыл испанский мореплаватель, прохиндей и, как сейчас бы сказали, коррупционер и махинатор Хуан Фернандес. Собственно говоря, в честь него архипелаг и получил свое имя. Хуан обнаружил здесь настоящую золотую жилу: лежбище морских котиков, жир которых тогда стоил бешеных денег.

Фернандесу нужен был стартовый капитал и поэтому он выпросил у испанской короны финансы на колонизацию острова. Ему были выданы деньги, семена для посевов и инструменты, а также около полутысячи рабов-индейцев. Все это капитан привез сюда и тут же забросил, а большую часть денег использовал для развития своего предприятия по добыче жира котиков. Но создать прочную торговую империю не вышло: в одной из поездок Фернандес подхватил малярию и умер.

Что после этого стало с индейцами — совершенно неясно. Никаких следов их пребывания так и не было найдено, так что есть вариант, что он и не привозил сюда никого, а все эти записанные колонисты — просто «мертвые души». Теоретически Фернандес мог и вовсе сбросить их за борт по дороге как балласт. В истории такие случаи со слишком докучливыми рабами уже случались, и не раз.

Но главное: испанский пройдоха оставил здесь то, без чего жизнь Робинзона быстро пришла бы к концу. На остров были завезены козы и кошки (чтобы ловить крыс, которых тоже завезли европейцы).

Кроме того, Селкирк оказался не первым выброшенным здесь на произвол судьбы. До этого на острове уже пытались выжить трое голландских добровольцев, а позже испанцы «забыли» одного слугу-индейца, который умудрился прожить на Мас-а-Тьеррае три года. В 1687 году пиратский капитан Эдвард Дэвис высадил сюда на пару лет в наказание девятерых моряков, которых хотел проучить за пристрастие к азартным играм. В общем, история этого острова уже была переполнена Робинзонами как ни одно место в мире. Позже, в XIX веке, из Мас-а-Тьерра сделают тюрьму для политических преступников, которые будут жить здесь в пещерах в почти первобытных условиях. Причем, двое из них потом станут президентами Чили. Остров определенно притягивал интересные истории и небанальных личностей словно магнит.

Как жить на необитаемом острове

и соблюсти шотландские обычаи?

Первое, что захотел сделать Александр Селкирк — это совершить самоубийство. Но в какой-то момент он пришел к разумному выводу: зачем стрелять из мушкета в себя, если можно стрелять в местных животных или Стрэдлинга (если эта собака решит вернуться). Моряк знал, что корабли проплывают здесь довольно часто, а коллеги-буканьеры периодически заплывают сюда ради того, чтобы пополнить запасы воды. Казалось, нужно лишь продержаться несколько недель, чтобы англичане забрали его. Сколько на самом деле ему пришлось ждать «Юнион Джэка» на горизонте мы уже знаем. К несчастью для Робинзона, испанцы как раз начали активнее бороться с каперами и почти полностью вытеснили их из этого региона — плыть сюда было теперь особо и некому.

Селкирк вполне мог найти здесь следы человеческого пребывания, да и козы с котами явно говорили о том, что когда-то остров был заселен людьми. Поначалу ему пришлось тяжело, и он не отходил от побережья, питаясь моллюсками, черепашьими яйцами и пытаясь охотиться на морских львов. Те оказались слишком агрессивными и многочисленными — Александр словно попал на земли, принадлежащие злым ластоногим аборигенам. Ему пришлось спасаться от их гнева и идти вглубь острова. Там он обнаружил, что эти места полны непугаными полудомашними козами. За сотни лет они сильно измельчали и захирели, но на мясо годились.

Позже Селкирк сумел одомашнить некоторых из них, и в его распоряжении появилось молоко и шкуры. Из них он сумел сшить одежду — годы жизни с папашей-кожевником не прошли даром. Кроме этого, здесь удалось отыскать дикий турнепс, капусту и перец (скорее всего, тоже завезенные другими Робинзонами). В любом случае, одомашненных коз не хватало, и ему приходилось охотиться на диких. Однако запасы пороха закончились, и Селкирк гонялся за животными по всему острову на своих двоих с самодельным ножом в руках. Его он сделал, заточив металлический обруч одной из бочек, которые выбросило на берег. Оружие было паршивым, но непуганые козы, не знававшие хищников, легко давались в руки.

Шотландская натура показала себя даже на необитаемом острове с минимальными возможностями для цивилизованной жизни. Неизвестно, готовил ли Александр Селкирк хаггис из потрохов коз (вероятнее всего, да), но вот что он сделал по-шотландски, так это жилье. В 2008 году археологи смогли отыскать следы двух хижин, которые построил друг напротив друга Селкирк.

Сделано это было в традициях пастухов из Хайленда: там принято ставить вблизи не одну, а две хибары: для жилья и для готовки и хранения еды. Очевидно, это было необходимостью там, где из-за сильного ветра строения могли моментально сгореть дотла (у пастуха даже в этом случае оставался хотя бы кров над головой).

Одомашнить удалось даже одичавших котов — без них все запасы Селкирка пожрали бы жадные и озлобившиеся на человека крысы. Так что за годы он более или менее наладил быт и сделал жизнь здесь терпимой. Но одиночество мучило его и, чтобы не потерять рассудок окончательно, пират каждый день вслух читал псалмы своим козам и котам. Не то чтобы даже такое потрясение смогло сделать его религиозным человеком, но других хобби здесь не предвиделось.

Все эти дни Александр вел свой календарь, отмечая прожитые дни. Спустя четыре года выяснится, что он запутался и отметил себе пару лишних месяцев жизни на острове — видимо, иногда, запамятовав, отмечал один и тот же день по два раза. Когда все развлечения ограничены чтением Библии, тисканьем диких котов и охотой на коз, сделать такую ошибку — проще простого.

Александр Селкирк обретает спасение,

а Даниель Дефо — лучший сюжет своей жизни

Дважды мимо острова проплывали корабли и дважды это были треклятые испанцы. Даже в такой ситуации Робинзон предпочитал не связываться с ними и прятался от возможных взоров моряков. Учитывая, скольких из них он отправил на корм морским тварям, ждать чего-то кроме казни не стоило. Наконец, в 1709 году, спустя четыре с половиной года мытарств и тягот, он увидел британский флаг и услышал знакомую речь. Пожалуй, ни один шотландец в истории не радовался прибытию англичан так сильно.

Оказалось, что это не просто очередные моряки, а команда того самого авантюриста Уильяма Дампера, в которую когда-то входил сам Селкирк. Некоторые из пиратов даже могли узнать в этом человеке, покрытом грязью и козьими шкурами, своего старого товарища, которого помнили по буйному характеру и горскому акценту. За годы одиночества Робинзон едва не утратил навыки речи. Говорить он мог с трудом, но его брань и моряцкий говор лишний раз убеждали спасителей в том, что перед ними бывалый британский капер, а не какой-нибудь абориген.

«Дикаря» помыли, побрили, сделали своим героем, а капитан Вудс Роджерс, отвечавший за экспедицию, тут же на радостях объявил Селкирка губернатором «колонизированного» им за четыре года острова. Дальнейшая его жизнь была полна любопытных событий, но они и близко не стояли по яркости впечатлений с этим унылым адом, в котором он едва не утратил рассудок от скуки, блеяния коз и однообразия.

Александр Селкирк прибыл в Британию и на какое-то время стал звездой едва ли не национального масштаба: о нем писали газеты, им интересовалась праздная публика и даже высший свет. Он получил немалые по тем временам деньги — 800 фунтов стерлингов — и мог позволить себе жить безбедно. Тот самый капитан Вудс Роджерс, спасший Селкирка, уделил ему немалое место в своем бестселлере тех времен «Кругосветное путешествие: приключения английского корсара».

Александр часто рассказывал свою историю в пабах, но верили ему, естественно, не все, так что вспыльчивому Робинзону приходилось пускать в ход кулаки, чтобы доказать правдивость своих слов. Какое-то время он сожительствовал с некой дамой сомнительных моральных качеств, а позже женился, но уже на другой — веселой овдовевшей трактирщице по имени Франсис Кэндис.

Можно сказать, что горький опыт его ничему не научил, и однажды он снова стал моряком. Бывший пират примкнул к охотникам на корсаров, хотя в профессиональном смысле разницы было мало — плавай под парусом и бери на абордаж испанцев и французов. Но можно сказать и иначе: ему противела суша, а собутыльники в пабах казались не намного интереснее коз, которым он читал псалмы на острове Мас-а-Тьерра. В одном из таких походов вдоль западной Африки Александр Селкирк и погиб от желтой лихорадки, а его тело было захоронено в водах близ Гвинеи. Неспокойный и мятежный, он не хотел оставаться на слишком стабильной и скучной суше, и море забрало его навсегда.

Скорее всего, перед тем, как в 1719 году написать своего «Робинзона Крузо», Даниель Дефо виделся с Александром Селкирком и выслушал его историю. В конце концов, в романе было слишком много деталей, которые соответствовали жизни на острове. Чтобы избежать обвинений в плагиате, Дефо отправил своего героя на Карибы и поменял ему имя. К тому же, он объединил две истории о затерянных на острове Мас-а-Тьерра: историю Селкирка и того самого индейца, который жил там задолго до него. В «Робинзоне Крузо» индеец-слуга, забытый испанцами, превратился в Пятницу, так что с натяжкой можно сказать, что и у него был свой реальный прототип.

Кстати, в продолжении приключений Робинзона Крузо Дефо описал его скитания по Сибири, Китаю и Юго-Восточной Азии. Так, например, в книге герой проводит восемь месяцев в Тобольске, попутно изучая нравы и быт татар и казаков, которые британцу кажутся не менее экзотичными, чем племена каннибалов. Нетрудно догадаться, что эти истории не имеют ни малейшего отношения к Александру Селкирку и Даниеля Дефо, однажды вдохновленного историей шотландского моряка, просто понесло.

Автор Владимир Бровин.

http://disgustingmen.com/history/alexaner-selkirk-real-robin...

Цунаеси был пятым сегуном в истории клана Токугава. Но в историю этот властитель вошел как «Собачий сегун» — за то, что так любил бедных и несчастных бродячих собак, что дал им гораздо больше прав, чем собственным гражданам. За убийство бешеного пса можно было лишиться жизни, а обращаться к самой последней тявкающей суке требовалось как к придворной даме. На фоне того, что творили стаи лишайных фаворитов сегуна, его сомнительное правление и влечение к мальчикам казались подданным сущими пустяками.

Говоря по правде, Цунаеси вообще не должен был править Японией. У него уже были старшие братья, которых готовили к судьбе повелителей, а его отец, сегун Иэмицу, вообще сделал все, чтобы младший сын не пробился во власть. В наши дни такому ребенку, как Цунаеси, в детстве дали бы диагноз «синдром дефицита внимания». Он был гиперактивным и неуправляемым пацаненком, которому туго давались знания и элементарная усидчивость. Чтобы как-то сбалансировать характер принца, его обучали наукам, искусствам и проводили с ним занятия на душещипательные религиозные темы. Обучать его важным для правителя вещам, вроде военной стратегии или управления государством, никто и не думал.

Сначала умер отец Цунаеси, затем брат и вот встал вопрос о престолонаследии. В то время Японией формально правили императоры, но на деле их власть была символической, и они были просто заложниками сегунов. Однако когда возник династический кризис, возникла идея отдать власть императору уже по-настоящему. Тогда сторонники сегуната пошли на крайнюю меру и сделали сегуном младшего из наследников. Кажется, такой поворот стал неожиданностью для всех, даже для самого Цунаеси, которому на тот момент было уже за тридцать. Он привык жить жизнью кидалта и матушкиного пирожочка, вряд ли кто-то верил, что власть над империей ему по плечу.

Великий просветитель, реформатор, дурак и эксцентрик

После того, как Токугава Цунаеси становится сегуном, начинается самое интересное. Если бы его правление было просто идиотским — это было бы не так интересно. Быстро бы поднялось восстание или возник бы заговор, правителя отравили бы или сместили — и все снова стало бы как раньше. Но Собачий Сегун был вовсе не таков. Годы его правления запомнились как крайне противоречивые: он издавал неимоверно тупые указы и тут же делал что-то, что способствовало процветанию страны. И все это одновременно, словно у него было раздвоение личности.

Так, например, едва вступив на престол, Его Сегунское Величество озаботился проблемой, которая актуальна до сих пор. Выяснив, что в его стране наблюдается крайнее неравенство в доходах между бедными и богатыми, он пришел к самому простому и наивному из решений. Для того, чтобы нищие не страдали от самодовольного вида аристократов, он запретил тем выглядеть красиво и пользоваться шелками и драгоценностями. Кроме того, была запрещена проституция и работа официанток. Особенно последнее, почему-то, касалось чайных заведений — согласно мнению сегуна каждый должен был заваривать себе чай сам.

Не удивительно, что ни к каким результатам эти указы не привели, разве что в стране резко возросло благосостояние контрабандистов, нечистых на руку чиновников и держателей борделей.

И в то же самое время в стране Ниппон начался расцвет искусств и ремесел. Случился настоящий японский Ренессанс, Гэнроку. Денежная система и торговля стали более-менее стабильными, расцвели театры Но и Кабуки, а уровень образования был одним из самых высоких в мире. При этом Цунаеси умудрялся показывать себя как совершенно умалишенный и неадекватный правитель, вызывая недоумение не только у иностранных свидетелей, но и у всего народа.

Собачий Сегун получает свою кличку

Однако самым его эксцентричным поступком, который прославил правителя в веках, стал выпуск указов «О запрете лишения жизни живых существ». Цунаеси был воспитан крайне набожным человеком — он одновременно считал себя буддистом и проявлял усердие в неоконфуцианстве. Цунаеси любил лично читать занудные лекции и проповеди о конфуцианской морали своим подданным. Разумеется, отказаться от таких мероприятий было равносильно признанию в государственной измене.

Как ярый буддист, Цунаеси ненавидел насилие и жестокость по отношению к живым тварям. Поэтому он провозгласил, что любой, кто причинит вред животным, будет жестоко побит палками и даже казнен. Как эта тяга к доброте связывалась с высшей мерой наказания — непонятно. Монархам по статусу периодически полагается чудить, так что поначалу подданные восприняли эти законы не слишком серьезно. А зря.

Если сначала законы о защите зверушек были просто пустым звуком, то со временем правительственные силы начали действительно карать за неуважение к животным. Торговля рыбой и ее улов были запрещены (и это на островном государстве!), убийство собак, куриц, змей, кошек и загнанных лошадей могли приравнять к убийству человека, а за такое полагалась казнь.

Сегун Цунаеси писал указы о защите животных ежедневно, так что вскоре накопился целый кодекс, соблюсти который ни один человек, кажется, был не в состоянии.

Особенно Цунаеси опекал псин всех мастей, за что и получил свое прозвище. Например, в те времена стаи бродячих собак часто разоряли деревни и посевы, но крестьянам строго запрещалось обижать напавших четвероногих. Согласно постановлению сегуна, крестьяне, которые подверглись нападению, должны были сначала поклясться в том, что ни за что не покалечат собак. Далее беднягам, которым можно только посочувствовать, требовалось уговорить бродячих псов уйти с помощью ласковых слов. Кидать в них камнями и даже кричать возбранялось — несчастные песики могли обидеться и получить психологическую травму.

Для того, чтобы заставить глупых крестьян полюбить живность, несколько деревень подвергли массовым казням. Сделано это было в назидание всем, кто не хочет соблюдать буддистские каноны доброты и гуманности. Другой случай рассказывает о крестьянах, которых казнили за ловлю рыбы на блесну — так животные дольше мучались, а значит, загрязняли карму рыбака. Казнь в таком случае, видимо расценивалась как очищение от греха рыбоубийства.

Горожанам, особенно в столице, было не лучше. По повелению Цунаеси, была создана служба ину-мэцуке, которая занималась доносами на тех, кто посмел непочтительно обойтись с собакой. К любой, даже самой вонючей и бешеной псине, необходимо было обращаться «о-ину сама», то есть «госпожа собака». Тех, кто не соблюдал это правило, ждало побивание палками, и это было не таким уж редким явлением в те годы. Неудивительно, что за убийство пса полагалась смертная казнь. А для того, чтобы народ не начал делать это тайно, все собаки отлавливались, проходили регистрацию и выпускались обратно. Вскоре столица, Эдо, а с ней и другие крупные города, оказались заполнены стаями псов, которые распространяли болезни, грызли горожан насмерть и обнаглели настолько, что начался массовый отток жителей за город.

Чтобы решить проблему, сегун повелел создать на окраине Эдо гигантский собачий вольер, где для них создали что-то вроде рая. Псов кормили три раза в день и гораздо лучше, чем крестьян на полях. Когда оказалось, что собачки плохо едят рис, сегун повелел кормить их рыбой и мясом. При этом крестьян, которые позволяли себе есть животную пищу, осуждали. Еще чего, холопы решили питаться словно господа!

Разумеется, все расходы восполнялись из бюджетных средств. Получившиеся дыры в государственной казне Цунаеси прозорливо восполнял благодаря конфискации средств у крупных аристократов. Всего он изъял на благо страны полтора миллиона коку риса (который тогда был валютой) — сумма по тем временам просто гигантская.

Почему Цунаеси был так одержим собаками?

Одержимость сегуна жизнями собак объясняют одним весьма странным бзиком в его сознании. Цунаеси за все 29 лет правления так и не смог оставить наследника. То есть у него, на самом деле, родилось два сына, но первый умер от болезни в восемь, а второй, рожденный от наложницы, погиб в три года. Причем второго сына отравила законная супруга сегуна, завидовавшая тому, что какая-то дрянная служанка может стать матерью будущего правителя вместо нее.

Будучи ревностным буддистом, Цунаеси видел причины всех этих смертей в дурной карме. Некий придворный святоша объяснил сегуну, что все его беды идут от того, что в прошлой жизни он принес страдания какой-то собаке. Учитывая, что сам правитель родился в год собаки, с точки зрения астрологии картина выходила прескверная.

Впрочем, одержимость собаками у Цунаеси была скорее религиозно-политической. Ему нравилось ежедневно писать законы в их защиту, но сам он относился к псам, вроде как, прохладно. У него был единственный (да и то не факт, что любимый) белый пес по кличке Такемару, но дворец не был завален статуэтками или картинами собак, как это бывает у безумных фанатов животных. Очевидно, жить по тем идиотским законам, которые он принял для подданных, сам Цунаеси не особо-то и стремился.

Но все старания сегуна задобрить высшие силы пошли прахом: новый наследник не родился, а на Японию одна за другой свалились несчастья: пожар в Эдо уничтожил множество домов (а ведь город сгорал дотла совсем недавно!), по стране пронесся тайфун, а под конец правления проснулась и начала извергаться Фудзи.

Перед смертью Собачий Сегун завещал, чтобы его песьи законы соблюдались вечно. Но их отменили почти сразу же после объявления смерти правителя. Райская жизнь для лишайных и привыкших к безнаказанности собак закончилась. По понятным причинам японцы устроили блохастым приличный геноцид, так что все законы сегуна привели к обратным последствиям.

Бонус:

как получилось, что такой неадекват

привел страну к процветанию?

Так закончилась история Собачьего Сегуна. Но в ней осталась одна слишком приметная дыра: как получилось, что абсолютно неготовый к правлению Цунаеси сделал страну стабильной и процветающей? Как вышло, что человек, который не понимал, что превратил столицу в рассадник болезней и бешеных стай, стимулировал японское Возрождение?

Тут есть три важных причины. Во-первых, он, как правитель, стоял на плечах титанов. Его пра-прадед, Иэясу, объединил страну, а все последующие сегуны старались вести страну к стабильности. Его отец был тем еще самураем и уже в 16 лет прославился тем, что зарезал своего любовника, пока они резвились в ванной. Но зато он жестко подавил несколько восстаний и приструнил христианское подполье, после чего началась более или менее стабильная жизнь. Накопившуюся позитивную инерцию было не так-то просто погасить даже Собачьему Сегуну.

К тому же, в действительности, он особо и не лез в политику. Как сегун, он серьезно заботился лишь о религиозных указах и раздавал крупные посты своим любовницам и любовникам. Один из летописцев указывает, что только любовников-мужчин, которых Цунаеси одарил высокими чинами, насчиталось 130 человек. В Японии тех времен это не казалось чем-то экстраординарным, больше всего элиту возмущало, что сегун спал с кем попало. Хотя, согласно Бусидо, он должен был направлять свой нефритовый жезл исключительно на самураев и благородных дам.

Цунаеси крайне повезло с советниками, которые, по всей видимости, правили за него. Пока он издавал указы о том, как именно обращаться к собаке на улице, они правили страной на свое усмотрение. Сначала в наследство от отца молодому правителю достался умудренный Хотта Масатоши, а затем на его место встал фаворит (и, возможно, любовник Собачьего Сегуна) Янагисава Есиясу. Сейчас, спустя все эти века, кажется, что это именно им Япония обязана периодом Гэнроку и расцветом ремесел. Впрочем, лучшие годы театра случились все же благодаря сегуну. Он просто обожал театральные постановки и музыку, так что даже обязывал приезжих голландских дипломатов смотреть самые модные представления, чтобы эти глупые варвары причащались искусством. Правда, сами приезжие больше всего запоминали не Кабуки, а невыносимый запах псины и лай, которые носились над столицей.

Автор статьи Владимир Бровин

http://disgustingmen.com/history/dog-shogun-tokugawa-tsunayo...

Проблема всей социальной рекламы, посвященной борьбе с пьянством, в том, что порядочный человек не поверит ей ни на секунду. Да и сами создатели, скорее всего, ни в грош не ставят свои потуги, а все полученные гонорары пропивают в ближайшем баре. Вместо тысячи слов и креативных проектов можно было обратиться к истории и достать оттуда настолько восхитительные ситуации, что многим они покажутся гораздо убедительнее любой пропаганды. И лучшая из таких историй — это рассказ о том, как «Белый корабль» унес в преисподнюю весь цвет английской нации. А все из-за моднейших французских вин!

Истинно пятничная история о том, что пьянство — это плохо, но, конечно, не так плохо, как быть тупым. Особенно, если ты — наследник великой династии.

Немного издалека: в 1066 году нормандцы во главе с герцогом Вильгельмом приплыли в Англию, перебили самых буйных из англосаксов и захватили ее всю с потрохами. Вильгельма после этого закономерно стали называть «Завоевателем», а его династия правила долго и счастливо. На самом деле, нет. С последним пунктом у великого полководца и захватчика как-то не сложилось.

Через 54 года на престоле, плотно обхватив его ягодицами, восседал сын Вильгельма Завоевателя. Его звали Генрих I, и он получил прозвище «Школяр», потому что поражал соотечественников тем, что умел читать и писать. Король не посрамил дело папаши и не только не развалил страну, но и преуспел в строительстве государства и объединении двух народов, англосаксов и нормандцев. Больше всего в своей жизни Генрих любил гордиться подвигами отца, простую жирную пищу и женщин. В результате, он наплодил где-то с четверть сотни детей, из которых только один не был бастардом — малыш Вильгельм, которого назвали в честь деда. Наследника престола берегли как стеклянного, а Генрих постоянно стоял у него над душой и воспитывал в строгости.

Как это часто бывает, едва выйдя из-под опеки, паренек тут же решил закатить раскатистую вечеринку с бухлом и фрейлинами. Но это не комедия про американских подростков, а злое и неуютное Средневековье, так что в лучших традициях эпохи все кончилось тысячами смертей, смутой и разрухой.

В 1120 году Генрих, который был правителем и Англии и Нормандии, решил, что сынуля уже готов учиться королевской премудрости и повелевать своими баронами. Вильгельму исполнилось 18 лет, а значит, можно было покатать его по стране, показать что и как, и кого тут надо будет казнить в случае бунта. Нормандцы приняли наследника очень радушно и, как истинные французы (даром, что потомки викингов), научили Вильгельма пить, веселиться и хватать фрейлин за задницы.

Но все хорошее кончается, и Генрих вместе с сыном отправился обратно в путешествие к берегам Англии. На самом деле, «путешествием» это назвать трудно — им нужно было всего лишь пересечь Ла-Манш. Если кто не в курсе, хороший пловец способен переплыть этот пролив без всякой лодки. В общем, это скорее было приключение в духе «поплыли с батей на моторке в соседнюю деревню». Специально для Его величества подготовили новое и великолепное судно, роскошный и непотопляемый «Белый Корабль». Генрих, поразмыслив, решил поплыть на той же посудине, на которой до этого приплыл на метерик, а вот новомодную яхту с удобствами отдал сыну.

Белый Корабль был по тем временам шикарным транспортом: в нем спокойно размещалось триста с лишним человек. Кроме полусотни моряков, в путь отправились молодые дворяне — собутыльники Вильгельма, а также восемнадцать придворных дам разной степени важности для государства. Молодой Вильгельм сделал то же, что каждый из нас, получи он яхту от богатого папаши. Сначала он устроил вечеринку-барбекю на берегу, а затем она перетекла на корабль. Видимо, у наследника не было вообще никаких проблем с морской болезнью, потому что ему хотелось пить, есть и веселиться прямо во время круиза.

Очевидно, что все триста человек поднялись на борт уже основательно поддатыми. Единственное, что омрачало отдых золотой молодежи — это матросы. Паскудники ни в какую не хотели пить вместе с принцем, и тогда он вместе с товарищами заставил их силой. Ведь это же пьяное приключение! Все непременно должны быть в мясо — вот смеху-то будет! Кроме того, Вильгельм решил вспомнить предков и поиграть в неистовство викингов. Он приказал морякам грести изо всех сил и на полных парусах, чтобы выяснить, какова максимальная скорость судна и выносливость брюха у всех присутствующих.

Кончилось все неожиданно. Едва отплыв от порта, корабль с капитаном, у которого двоилось в глазах, с треском напоролся на скалу. Что характерно, раньше такого здесь не случалось, потому что видно ее отчетливо и далеко, и она предупреждает моряков о мелководье. Белый корабль раскололся на части и практически все утонули. Вильгельм даже забрался в лодку, но все равно не спасся. Морская пучина мигом поглотила всю «золотую молодежь» Нормандии, которая была так пьяна, что ни единая душа даже не попытаться уплыть.

Единственным оставшимся в живых свидетелем происшествия оказался мясник Берольд из Руана, который плыл вместе с принцем и, по всей видимости, разделывал туши на королевской вечеринке с барбекю. Мужчине удалось спастись ухватившись за мачту и провисев на ней всю ночь до прибытия подмоги.

История, конечно, жуткая, но кончилось все еще хуже. Вильгельм был единственным законнорожденным сыном, так что после его смерти страна оказалась без наследника. Говорят, что после этих событий Генрих, который и раньше-то был мрачноватым типом, ни разу за свою жизнь не улыбнулся. После кончины монарха государство осталось без легального короля, а династия Вильгельма Завоевателя, фактически основавшего Англию, прервалась едва начавшись. Страну захватили бунты и смута, а гражданская война продлилась два десятка лет.

Хотя, надо заметить, существует и альтернативная версия. Бенедектинский хроникер Гийом де Нанжи утверждал, что причина такой глупой смерти целого поколения нормандской знати в том, что все до единого они были содомитами. Господь-де, скрупулезно собрал их на своем «Белом Корабле», подождал, пока те напьются французских вин, да и потопил судно к чертовой матери.

Источник http://disgustingmen.com/history/white-ship-booze-orgy

Автор Владимир Бровин

Пока все муссируют тему ислама, цветущего и плодоносящего в современной Европе, мы вспоминаем далекие исторические события, которые сделали мир таким, каков он есть. 19 июля – годовщина битвы при Гвадалете, ошеломительного разгрома испанской армии арабами, после которого занять Иберийский полуостров им не составило особо труда. Джихад завершился всего за пять лет, а вот на отвоевание Испании европейцами ушло почти восемьсот. Почему так вышло? Как армия в 7000 воинов умудрилась захватить и удержать одну из самых больших стран средневекового мира? Это – невероятно любопытная история, в которой будут древние пророчества, злой гений, предательства с обеих сторон и даже «демоны-каннибалы».

Стороны и участники

Разбор того, кто и как воевал в этой хаотичной и неожиданной войне, занимает добрую половину рассказа и это неспроста. Узнав, кто был на стороне христиан, а кто – на стороне воинов ислама, можно без труда понять многие причины и последствия завоевания. Если бы речь шла о двух монолитных армиях, мы бы видели реки крови и десятилетия войн и осад. Но все было совершенно иначе. И гораздо интереснее.

Испанцы

Так бездарно слили, что отыгрались лишь спустя 800 лет

К началу исламского нашествия единоверие и единство на Иберийском полуострове были только номинальными. На самом деле, здешняя ситуация напоминала самый пестрый национально-религиозный винегрет, не было даже по-настоящему единого языка или культуры, что чертовски плохо для огромной державы.

Вестготы

Вестготы были правящим классом и попутно чем-то вроде обособленной касты воинов. Некогда варварское племя готов появилось на просторах Скандинавии, пустилось в великое странствие, дошло до Крыма и Дуная, захватило Рим, а затем с огнем и мечом прошло по всей южной Европе. Их восточная ветвь осела в Италии, а западная, то есть как раз вестготы, дошла до самого края мира, Иберийского полуострова и осела там. На правах захватчиков они вели себя весьма прескверно: грабили, жгли и относились к здешним жителям как к перегною. Они умудрились за три сотни лет правления не взрастить у них ни капли уважения или сочувствия к себе. Вестготы официально запрещали соплеменникам браки с местным населением и показательно говорили только на своем языке. Более того, у них даже религия была собственная – арианство, ветвь христианства, которая была не в почете ни у кого, кроме как у других варваров.

Романо-иберийцы

Романо-иберийцы – основное и «коренное» население полуострова. Как понятно из названия, они были потомками римлян и местного населения, которые переплелись еще во времена Римской империи. Романо-иберийцы были обычными христианами и по праву считали себя культурно выше захватчиков, что добавляло им страданий. Будучи униженными, они спали и видели, как Великий Рим вернется и прогонит варваров-вестготов. Взаимная нелюбовь была настолько сильна, что когда пришли арабы, иберийцы приняли их за освободителей. Что характерно, в каком-то смысле они оказались правы.

Баски

А вот это уже – по-настоящему коренное население. Баски жили на полуострове буквально тысячи лет и являются настоящим реликтом. Их предки пришли сюда еще до индоевропейцев и их можно назвать потомками протоцивилизации, которая существовала в Европе еще до всех этих Вавилонов и Древних Египтов. Достаточно сказать, что в их культуре до сих пор остались черты древнего язычества: они сохранили свой лунный календарь, наследование фамилии по матери и даже имена богов, древних, как само человечество. В общем, очень непростые парни, а главное, очень несговорчивые, буйные и неуживчивые – типичные горцы.

Астурийцы

И словно для того, чтобы накалить национальную ситуацию еще больше, здесь же жили еще и астурийцы, потомки кельтов, которые некогда, тысячи лет назад, вторглись в многострадальный иберийский полуостров и смешались с местным населением.

Евреи-сефарды

у и в качестве особого ингредиента в этом этническом салате присутствовали вкрапления евреев-сефардов, точнее, их предков. Эти господа не только исповедовали иудаизм, но и разговаривали на романо-иберийских языках, что делало их ближе к местным жителям и одновременно тем евреям, которые жили на Востоке, в тех странах, которые уже были захвачены арабами. Считается, что они ждали исламских захватчиков больше всех остальных, но никаких достоверных сведений о реальной помощи вторжению найти так и не удалось.

Командование христиан

Король Родерих

Человек, который открыл ящик Пандоры

Короля Родериха тяжело записать в ту же когорту, что и низменного герцога Пандульфа или Ибрагима Безумного, но этот монарх для своего народа был тоже совсем не подарок. Во-первых, вообще неясно, как ему удалось взойти на престол. Он называл себя сыном Витицы, законного и уважаемого короля, проблема в том, что Родерих все равно не должен был наследовать трон, да и настоящее отцовство Витицы ставилось под сомнение. Проще говоря, все вокруг считали его бастардом, несправедливо получившим власть.

рабский историк Ахмед ибн Мохаммед аль-Маккари приводит слова родственников Родериха, других сыновей Витицы:

«Этот несчастный силой захватил трон, который не принадлежал ему по закону, ибо он не только не принадлежит к королевской семье, но некогда был одним из известнейших лакеев; мы не ведаем, сколь далеко он способен зайти в дурном отношении к нам».

Когда началась война с арабами, Родерих умудрился проиграть первую же битву самым трагическим образом. Небольшой отряд мусульман сумел убить короля и пустить в бегство всю вестготскую армию – очевидно, потому, что никто не горел желанием защищать монарха. Дворяне покинули его прямо на поле битвы, народ бунтовал, собственные родственники скорее предпочли бы видеть правителем мусульманина, чем такого христианина. А, кроме того, Родерих нарушил магическое заклятие, которому были сотни лет. Сами понимаете, тогда подобным вещам уделяли невероятное внимание. Но об этом ниже.

Силы исламского вторжения

Пришли пограбить, по инерции дошли до Парижа

Войска мусульман тоже нельзя было назвать однородными. Основную массу поначалу составили воины берберов, к которым впоследствии подключились арабы. Полного согласия между ними не было — сказывались национальные трения и тот факт, что берберы принял ислам совсем недавно, на бытовом уровне еще соблюдая обычаи языческих предков. Но Испания была велика — места для грабежа хватило всем с лихвой.

Берберы

На самом деле, основная заслуга в захвате Испании принадлежит именно им, а не арабам. Берберы – это кочевники северной Африки, которые на момент событий едва-едва приняли ислам. Пришедшие арабы захватили их, подавили восстания, но взамен дали нечто невероятно ценное. Они предоставили берберам выбор: либо те навсегда остаются вторым сортом, или принимают новую веру и вливаются в армию победителей. К тому же, один кочевник всегда найдет способ договориться с другим кочевником. Берберы выбрали путь ислама и, к тому же, были невероятно воодушевлены сладкими речами: им обещали великие победы и немыслимые награбленные сокровища.

Арабы

Арабы были одновременно ядром и высшим руководством кампании. Они правили довольно умно: где-то за счет грубой силы, где-то за счет лести, налоговых послаблений и дарования автономии. В первых высадках и решающей битве предусмотрительно почти не участвовали, зато затем пришли с мощными подкреплениями – без этого было невозможно закрепить результат и удержать захваченные территории

Таинственный Юлий, злой византийский гений

В каждой драматичной истории обязательно должен быть злой гений и предатель. В нашем случае, хроники сохранили имя некоего Юлия, графа и губернатора Сеуты. Этот город находился прямо у Гибралтара на африканском побережье и был единственным оставшимся оплотом христианства в этих местах. Арабы захватили все вокруг, но сохранили Сеуту, очевидно, из-за того, что она принадлежала Византии. Кроме того, Юлий храбро защищал свою вотчину и рьяно сражался. Но однажды он встал на сторону бывших противников и даже помог им во вторжении в Испанию. Случилось это из-за того, что король вестготов, тот самый Родерих, которого он считал союзником, изнасиловал его дочь, прекрасную Ла Каву. После такого Юлий не просто смирился с арабским нашествием, он убедил мусульман атаковать Иберию и даже предоставил им свой флот для переправы через пролив. Позднее этот граф активно участвовал в битвах на стороне арабов и даже давал дельные стратегические советы.

Командование мусульман

Тарик ибн Зияд

Тарик ибн Зияд был именно тем камнем, который начал лавину и череду воин, затянувшуюся на 800 лет. Он был бербером и подчиненным местного губернатора, Мусы ибн Нусайра. Именно он повел через пролив первый, ключевой отряд из 7000 берберов, который опрокинул королевство вестготов. Считается, что именно ему выпала честь лично зарубить в бою короля Родериха. После этого Тарик ибн Зияд просто обязан был стать любимцем правителя и народным героем. Однако все кончилось совсем иначе: халиф был недоволен самоуправством военачальника и предал его опале и Тарик умер в безвестности и нищете. Но его имя осталось в веках и на географических картах: само название «Гибралтар» — это ничто иное, как исковерканное имя Тарика ибн Зияда. Сохранилось лишь одно описание внешности этого человека: судя по рассказам, у него была волосатая родинка не плече и выпирающий лоб – именно эти черты присутствовали в предсказании о захвате Иберии арабами.

Муса ибн Нусайр

Муса ибн Нусайр был непосредственным начальником Тарика и своего рода генерал-губернатором Северной Африки. Что удивительно, при этом он происходил из семьи раба-вольноотпущенника. До завоевания Испании Муса уже подчинил для своего халифа огромные территории, населенные берберами. Как и в случае с ибн Зиядом, удача улыбнулась ибн Нусайру на военном поприще, но он был низвергнут своим же повелителем. Правитель огромной исламской империи, Омейядского халифата, аль-Валид I, был недоволен действиями военачальника. Скорее всего, он опасался мощной силы, которая сконцентрировалась на самой окраине его государства. Муса ибн Нусайр был вызван в столицу, подвергся опале и наказаниям и вскоре умер (предположительно, убит по приказу халифа).

Как арабы смогли захватить Испанию

емного о том, как выглядел театр боевых действий. Все начинается в 711 году от Рождества Христова, или в 92 году исламского летоисчисления. На тот момент Европа и христианская цивилизация, раскинувшаяся к северу от Средиземного моря, переживает не лучшие, но и не самые паршивые времена. Люди еще помнят и тяжело переживают крушение Рима, на местах правят потомки германоязычных варваров, некогда двинувшихся в Великое переселение, а католическая церковь и Папа Римский – всего лишь шайка священников, у которых нет реальной власти. Карла Великого, а с ним и империи франков, еще даже нет в проекте.

В это же самое время, ислам на подъеме и как религия и как политическая сила. Огромная империя Омейядов раскинулась от Индостана до самых границ Испании. Пожалуй, никто в мире не мог поспорить с халифатом по мощи и неуемной жажде действия. И при этом, империя невероятно молода: не прошло и ста лет со дня смерти Мухаммеда, так что еще могли остаться люди, которые видели его вживую. Ислам объединяет народы, ведет немыслимые воины, ассимилирует все попавшиеся культуры и переваривает их. Еще вчера кочевники из пустынь, уже к этому моменту арабы полюбили городскую жизнь, оценили силу морского флота и научились не только воевать, но и строить, торговать, договариваться и плести интриги. В общем, на этом фоне Испания вестготов выглядела жидковато, как ни посмотри.

«Немного пограбим и пойдем домой» – с чего все началось

Муса ибн Нусайр, бывший на тот момент губернатором гигантской и довольно богатой провинции Ифрика (т.е. Северной Африки), стоял перед нелегким выбором. Как это часто бывает, проблемы начались с того, что сбылись все его мечты: Муса хотел покорить берберов и сделать их мусульманами, Аллах ниспослал ему удачу, и все получилось. Но теперь в его владениях оказалась прорва буйных и скорых на расправу берберов, которые, к тому же, стали новыми гражданами. В свое время он пообещал им, что приняв ислам африканские кочевники обретут славу, богатства и новые земли. Само собой, на самом деле дать все это он им попросту не мог. Вскоре дела пошли еще хуже: в Северной Африке начался страшный голод, и дело запахло жареным.

Вторжение

Взвесив все «за» и «против», Муса ибн Нусайр принял единственно верное решение. Он решил отправить берберов грабить неверных. Это было довольно мудрым ходом – самые буйные по дороге перемрут, а остальные вернутся с добычей – двойная польза. Как нетрудно догадаться, единственным подходящим местом для грабежа оказалась Аль-Андалус, она же Иберия, она же Испания. Муса спрашивает разрешения у халифа и тот дает добро. Согласно приказу правителя, губернатор не смел рисковать слишком сильно и должен был начать с разведки. Ибн Нусайр внимает приказу и в 710 году высылает за пролив отряд из четырех сотен человек. Операция проходит как нельзя лучше – ошалевшие от удачи берберы привозят с собой богатства и рабов.

В этом месте история приобретает по-настоящему авантюрный оборот. На сцену выходит тот самый Юлиан, византийский граф Сеуты и снова лучше всего будет дать описание от Ахмеда ибн Мохаммеда аль-Маккари:

«Как только Илиан, владыка Сеуты, благополучно вернулся в свои владения, так сразу увиделся с амиром Муссой Ибн Носейром и предложил ему завоевание Андалусии, которую описал как блистательную и благословенную страну; он сказал ему, что это земля изобильная всеми видами товаров, богатая зерном всех сортов, обильная водами, известными своей сладостью и чистотой; далее он обрисовал ее обитателей, которых считал ослабленными долгим миром и недостатком оружия.

Этот рассказ возбудил амбиции амира, который после серьезных размышлений над сделанным предложением, пришел к следующему соглашению с Илианом: он должен был оставить сторону, которую до сих пор держал и перейти к мусульманам и чтобы доказать свою враждебность к соотечественникам, исповедовавшим ту же религию, что и он, он должен был прежде всего предпринять вторжение в их страну. Илиан немедленно приступил к исполнению договоренности, и, собрав войска из местностей, подчиненных его власти, погрузил их на два судна и высадился на побережье Альхесираса, он опустошил страну и на следующий день, после убийств и захвата пленников, вместе со своими соратниками благополучно вернулся в Африку, нагруженный добычей.

Как только новости об этой первой экспедиции, которая произошла около девяностого года, стали известны в Африке, так сразу огромное число мусульман собралось под знаменами Илиана и доверилось ему».

Итак, Муса убедился в нескольких важных вещах: с напряженными берберами надо срочно что-то делать, сам император не против грабительского похода, и при этом Юлий лоялен и готов предоставить помощь. Тогда губернатор собирает армию из 7000 берберийский воинов, недавно принявших ислам, и ставит во главе своего военачальника – того самого Тарика ибн Зияда, отправив всю эту банду грабить во славу халифата. Юлий, в свою очередь, предоставляет свои суда для переправы через Гибралтар.

И вот, первая яркая сцена этой войны. Отряд Тарика занимается тем, чем и предписано заниматься: шарахается по всему побережью, вступает в стычки с местными лордами и исступленно грабит. Ему удается захватить крупный порт Альхесирас и вот тогда его амбиции возрастают непомерно. Тарик ибн Зияд понимает, что слова Юлия о слабости местного населения и властей – не преувеличение. Он просит у Мусы подкрепление и тот дает ему еще 5000 воинов, плюс крепкий отряд Юлиана. С этими силами военачальник отправляется вглубь Иберии и теперь ему уже мало одного грабежа, речь идет уже о настоящей власти.

Сказать, что испанцы были не готовы к такому – это ничего не сказать. Вот как отреагировал один из первых столкнувшихся с берберами вестготских командиров, Теодомир, в своем послании к королю Родериху:

«В нашу землю вторгся народ, чьи имя, страна и происхождение неизвестны мне. Я не могу даже сказать тебе, когда они прибыли – пали ли они с небес, или вылезли из-под земли».

Военные действия и битва при Гвадалете

Тарик бросился сломя голову через всю Испанию, стремясь успеть захватить столицу, Толедо. Очевидно, он знал, что в это самое время армия Родериха находится далеко на севере страны, пытаясь задушить восстание басков. Но ибн Зияд не сумел опередить короля: правитель этих земель сумел добраться до Толедо и собрать там войска для отражения удара. Он был явно встревожен, но, как оказалось, недостаточно: в войске мусульман было 12 тысяч человек, испанцев же собралось ощутимо больше – 33 тысячи и они хорошо знали местность. По всем канонам военного ремесла, берберам не сулило здесь ничего хорошего.

Ситуация накалилась, армии обязаны были столкнуться в решающей кровавой бойне, и вот состоялась знаменитая битва при Гвадалете, изменившая судьбу Испании и всей Европы. О том, как именно шел бой, сохранились исключительно противоречивые сведения, даже неизвестно точное место событий. Достаточно сказать, что утверждается, будто мусульмане выиграли ее одним махом и при этом, указывается, что битва шла непрерывно восемь суток. Возможно, и то и другое – правда: стычки двух неповоротливых развертывающихся армий переросли в решающий бой, в котором африканские воины нанесли сокрушительное поражение испанцам.

Описывается снаряжение сторон: вестготы щеголяли сверкающими доспехами, тогда как берберы носили кольчугу и предпочитали луки и длинные копья, а за спинами несли арабские мечи. Исход битвы решила не столько доблесть или разница в боевых навыках или тактике, сколько предательство. Войска братьев Родериха стояли на левом и правом флангах армии, и когда начался самый ответственный этап боя, они просто развернулись и ушли, оставив своего братца как паршивую овцу на растерзание. Очевидно, что это было сделано намеренно: сыновья Витицы искренне считали, что чужеземцы пришли только для грабежа и вскоре уйдут с добычей. Смерть Родериха для них казалась настоящим подарком, и покинули битву они наверняка в мечтах о будущей власти.

Гибель монарха не заставила себе ждать. По легенде, Тарик прорвался вместе со своим отрядом к трону Родериха и убил его ударом меча в голову. После этого армия вестготов бросилась врассыпную, и берберам оставалось лишь безжалостно добивать их как несчастный бегущий в панике скот. Говорят, что даже спустя годы поле Гвадалетской битвы было усеяно белеющими костями поверженных. Война едва началась, но Испания уже была потеряна.

Муса ибн Нусайр понял, какой куш им удалось сорвать, но он не вчера родился и знал о подводных камнях ситуации. Во-первых, захватить столь богатые земли – не значит удержать их, во-вторых, он понял, что после такого триумфа Тарик ибн Зияд обрел опасное могущество и мог попытаться стать единоличным хозяином Иберии. Поэтому Муса срочно отправляет на место боевых действий собственный отряд. Причем, складывается ощущение, что он опасается Тарика и не доверяет ему ни на йоту. Войска губернатора сплошь состоят из арабов, очевидно, чтобы в случае чего противостоять берберам Тарика. Причем, его армия больше – 18 тысяч воинов, а набрать столько арабов вдали от родины для него явно было нетривиальной задачей.

Сами арабские историки говорят о том, что умелый военачальник Тарик вызвал у своих воинов настоящее боевое неистовство с помощью двух приемов. Сначала он заявил им, что намеренно сжег суда, на которых они приплыли: надежды на бегство не оставалось, все они были обречены или на смерть, или на победу. И тут же полководец обратил их ужас в надежду, воззвав к их алчности и даже похоти, рисуя картины грядущей сладкой жизни:

«Вы, должно быть, слышали многочисленные рассказы об этом острове, вы должны знать, что греческие девушки прекрасные, как Гурии, их шеи, искрящиеся несчетными жемчугами и драгоценностями, их тела, одетые в туники из дорогих шелков, вышитых золотом, ждут вашего прибытия, развалившись на мягких диванах во дворцах венценосных владык и принцев».

Кроме этого, Муса не соединяет армии и захватывает города отдельно. В этом есть смысл – две армии справятся в два раза быстрее, но это же было необходимо для того, чтобы сложилось две захваченных территории: Аль-Андалус Мусы и Аль-Андалус Тарика. Доверять подчиненным было явно не в правилах этого военачальника. Впрочем, то же самое касается их императора: мы уже помним, что халиф отплатит обоим недоверием и опалой, испугавшись того, как высоко оба сумели взлететь.

После такого разгрома Иберийский полуостров был захвачен очень быстро, примерно за пять лет. Сейчас такой срок кажется огромным, в наше время за подобный промежуток времени можно перемолоть десятки миллионов жизней, но тогда все было несколько иначе. Основным способом ведения войны были не битвы, а продолжительные однообразные осады. Взятие одного города могло длиться месяцы; с учетом этого, тотальный захват столь большой страны за пять лет выглядит едва ли не как Блицкриг. Сам захват Иберии арабами проходил без особо интересных эксцессов: какие-то лорды сдавались сразу, какие-то запирались в своих крепостях, и их приходилось осаждать – типичная рутина успешного завоевателя.

Однако сохранилась поразительная история, из которой становится понятно, каким остроумным стратегом и тактиком был Тарик ибн Зияд. Согласно истории, рассказанной все тем же Ахмедом ибн Мохаммедом аль-Маккари, Тарик искал способы, с помощью которых можно было бы посеять ужас в стане врага. Тогда он приказал собрать несколько трупов, живописно разрубить их на куски и поставить вариться в огромных медных котлах. Сделано это все было с расчетом на пленных, которые пребывали здесь же, в военном лагере и были свидетелями этих действий. Потом сам же Тарик подстроил побег этих пленников, желая, чтобы они распространили жуткие слухи о том, что в армии берберов воюют демоны-каннибалы. Сработало.

Легенда о Толедском Свитке

А теперь вернемся к Родериху, с которого все началось, и вспомним обещанную историю о мистике и заклятиях. Существует легенда о некоем Толедском свитке – артефакте, которым пренебрег Родерих и поплатился за это своей страной. Согласно этой истории, византийцы, которых тогда считали заклинателями и алхимиками, покидая эти земли, оставили некий магический артефакт, запечатанный в тайной комнате дворца. Никто и никогда не должен был видеть его, а потому каждый из королей вестготов пришедших к власти, вешал на дверь новый замок и укреплял охрану.

Родерих был настолько безрассуден, что приказал нарушить обычай, впервые спустя столетия открыл замки и, обуреваемый жаждой несметных сокровищ, ворвался в тайное помещение. Внутри не было ничего, кроме ветхой урны, в которой лежал свиток с надписью:

«Когда это убежище будет нарушено и заклинание из урны разбито, нарисованные на урне люди вторгнутся в Андалусию, свергнут королей с трона и подчинят всю страну».

На картинках в свитке были доходчиво изображены арабы и берберы. Согласно легенде, когда Родерих увидел своих противников по Гвадалетской битве, он побелел лицом и прокричал, что это – «они», те самые злосчастные воины, которых он увидел в Толедском свитке.

К чему все привело

После таких блистательных успехов исламскую армию было трудно остановить. Испания стала настоящей землей возможностей для переселенцев-колонистов и для воинов, но инерция оказалась так велика, что им оказалось тесно в едва захваченной стране. Поэтому вскоре арабы начали совершать набеги на север, на территорию франков. В какой-то момент оказалось, что даже там никто не может ничего противопоставить новой силе, что позволило исламским воинам практически без проблем грабить юг Франции, доходя в походах до центральных областей и почти до Италии.

Вершиной противостояния арабов и франков стала битва при Пуатье в 732 году. Тогда силы Омейядского халифата дошли почти до Парижа, но были разгромлены Карлом Мартелом, дедом Карла Великого. Вторжение было пресечено, и с тех пор арабы старались не выходить за территорию Иберийского полуострова. Последствия этой битвы и захвата Испании просто колоссальны – не будь их, вся история Европы сложилась бы совершенно иначе. Папа Римский и католическая церковь не смогли бы возвыситься, без благословения Папы не появилась бы империя франков, а Карл Великий не сумел бы добиться статуса императора. Более того, после захвата Испании окончательно оформилась важнейшая тенденция: центр европейской цивилизации отчетливо смешается на север. Раньше власть была немыслима без близости к Средиземному морю, но с захватом всего юга региона арабами, начинают задавать тон именно северные страны. Мы до сих пор живем в мире, где экономическая и политическая власть принадлежит Северу, тогда как Южная Европа – это окраина, а не пуп Земли, как это было во времена Древнего Рима.

Итак, Европа осталась христианской, но как изменилась жизнь местного населения Испании с приходом арабов? Забавно, но в целом, она стала ощутимо лучше, чем при вестготах. И это притом, что эти земли были захвачены иноверцами, совершенно чуждыми здешним народам. По тем временам арабы были весьма прогрессивными парнями: они не только устраивали джихады неверным, но и довольно быстро поняли пользу зодчества и коммерции. Если для вестготских благородных мужей торговля была чем-то омерзительным, подлым и недостойным, то исламская администрация весьма ценила и старалась развивать ее. По этой же причине арабы довольно мирно и даже взаимовыгодно уживались с евреями, видя в них не зловредных аутсайдеров, а весьма полезный и прибыльный для государства класс.

Кроме того, арабы были достаточно мягки в плане религии и угнетения завоеванного населения – на том и стояла их империя. Представьте себе, спустя 800 лет, когда Реконкиста полностью вымела отсюда арабов, а испанцы вернули себе все территории, под игом мусульман до сих пор жили католики – потомки тех самых, завоеванных чуть ли не тысячу лет назад. Когда же пришли христиане, ни о каком плюрализме не было и речи: тех, кто не хотел креститься водой, немедленно крестили огнем и мечом – на том и стояла их империя.

А под конец, немного альтернативной истории от классиков. Размышляя о том, каким был бы мир, проиграй Карл Мартелл битву при Пуатье, английский историк Гиббон ударился в фантазирование и создал невероятно дерзкую для XVIII века картину:

«Иной исход сражения привел бы к тому, что нынешний мир выглядел бы совершенно иначе. Чтобы пройти победным маршем от Гибралтарской скалы до долины Луары, потребовалось немногим более 1000 миль. Еще один бросок на такое же расстояние вывел бы сарацин к границам Польши и горной Шотландии. Рейн так же судоходен, как Нил или Евфрат, и арабский флот мог бы, даже и не вступая в морской бой, войти в устье Темзы. Возможно, теперь в Оксфорде штудировали бы Коран, и его знатоки вещали бы обрезанным англичанам об истинности и святости откровений Магомета».

Взято  с http://disgustingmen.com/history/arabian-conquest-spain

Автор Владимир Бровин

ему спасибо

Однажды Геракл стал лучшим другом Будды и за это был назначен японским богом могущества. Однажды греки приняли буддизм и развалили его, а в ответ индусы уверовали в Зевса и Аполлона. И, знаете что? Все это – не альтернативная история или бредни академика-фрика, это – реальные хроники, которые никогда не перестанут удивлять. Речь идет о греко-буддизме, одной из самых странных вещей, которая произошла на осколках империи Александра Великого.

С чего все началось

Один из самых ярких моментов из учебника по истории за пятый класс: Александр Македонский захватил половину цивилизованного мира и благополучно умер, не дожив до 33 лет. После этого вся его империя немедленно развалилась, но дело было сделано: повсеместно, от Средиземноморья до Индии, была привита греческая культура, правила эллинская элита, строились храмы богам-олимпийцам, и по всей этой территории распространилась греческая речь, письменность и философия.

Как это часто бывает, самое интересное происходило в местах, которые считались окраиной, на самом дальнем востоке греческого мира. На стыке великой индийской и великой античной цивилизаций оказалась Бактрия – довольно крупное, но не слишком мощное государство на территории современного Пакистана и Афганистана.

Зажатое между двумя мирами, оно было диким плавильным котлом, в котором варилось то, что по идее никогда не могло смешаться. Правящая элита, посаженная сюда Александром, прививала греческую культуру, местные народы, иранцы и афганцы, впитывали ее и обогащали своей, а из соседней Индии проникло новое веяние, которое принесло восторг, надежды и восстания. Вот именно оно и стало тем клеем, который связал здешних жителей – и старых и пришлых. Им стал буддизм.

Сейчас это выглядит просто невероятно, но во многом буддизм сложился таким, какой он есть, благодаря Александру Македонскому. Во время своего похода он интересовался не только осадами, но и культурой тех мест, в которые приходил со своей армией. Узнав о «великих мудрецах», живущих в Индии, он пожелал устроить им встречу с лучшими философами Эллады, которых в принципе было возможно привести в такую даль.

Александр был воспитан не кем-нибудь, а лично Аристотелем, тем самым, на трудах которого выросла вся европейская наука. Поэтому для императора такой эксперимент был не пустым развлечением. Диалог состоялся, но мы не знаем, как именно он повлиял на индийскую философию, зато знаем о другой стороне. Греческие философы, Онесикрит и Пиррон в корне поменяли свое отношение к жизни – они были ошеломлены и вернувшись начали проповедовать идеи, во много близкие буддизму.

Как возник греко-буддизм

Дальше дело было только за временем. Проходили десятилетия и весь этот винегрет культур, который сложился в Бактрии, постепенно превращался в более или менее однородную массу. Греки стойко и отчаянно держались за свою религию, но по своей сути она изначально была очень гибкой и восприимчивой, поэтому, когда в их царстве начал быстро распространяться буддизм, они отнеслись к нему с интересом. Более того, началось дикое смешение разных стилей, идей и искусства. Со временем новое учение, античность и местный колорит смешались так, что получилось нечто совершенно цельное и уникальное.

На этой территории царства сменяли друг друга, но греко-буддизм просуществовал почти тысячу лет. Сначала была Бактрия, потом — ее преемник, Индо-греческое царство, затем – огромная Кушанская империя и во всех буддизм был главной религией, а главным культурным компасом – далекая Греция. Здесь писали на древнегреческом и строили храмы с явным греческим влиянием, здесь верили в Будду и карму, при этом считая себя наследниками Александра Македонского.

То, что мы видим сейчас просто поразительно и очень странно на современный взгляд. Смешение было самым невероятным. Храм, посвященный Будде, мог выглядеть так, словно создан для Аполлона. Герои и боги из греческих мифов неожиданно удачно влились в буддистский пантеон. Местные мыслители мучительно искали схожие черты между Буддой и Зевсом, а на многих изображениях Геракл, внезапно принявший буддизм, лично защищает Гаутаму от опасностей. Более того, они здесь выглядят как настоящие друзья, которые ходят по миру и проповедуют учение. А изображенные на монетах Зевс Громовержец и греческие правители, бородатые, в туниках и с лавровыми венками на головах, держат пальцы в витарка-мудре – жесте, который изображает просветление и Нирвану.

Греки массово приняли буддизм, в котором нашлось неожиданно мало противоречий с традиционной верой в олимпийских богов. Монахи-эллины ходили по всему Востоку и на греческом проповедовали учение Гаутамы. Часто они доходили даже до своей старой родины и наверняка испытывали культурный шок от увиденного. На фресках тех лет можно встретить рыжебородых голубоглазых здоровяков в оранжевых одеяниях буддистских проповедников. Однажды во время паломничества через всю Индию на Шри-Ланку собралось около 30 тысяч монахов-греков и поставленная ими ступа стоит на этом острове до сих пор.

Как греки изменили буддизм навсегда

Геракл, сын Зевса, защищает Будду от опасностей

Может показаться, что весь греко-буддизм – это такой незначительный курьез, который произошел на задворках западной цивилизации. На самом деле, эллины не просто приняли новую веру, они изменили ее до неузнаваемости и были одними из главных подвижников. Более того, они инициировали ее самый главный раскол, который по иронии получился похож на раскол в христианстве, произошедший на тысячу лет позже.

Еще во времена дикого смешения случилась одна из самых странных вещей, которые есть в современном буддизме. Тот самый Геракл, привычный нам по двенадцати подвигам, не просто очутился в мифологии буддизма – со временем он трансформировался в Ваджрапани, личного защитника Гаутамы и символ могущества учения. Даже в буддистском каноне Геракл остался все тем же могучим и довольно агрессивным полубогом из греческих мифов:«Молодой брамин по имени Амбаттха посетил Будду и оскорбил его, говоря, что клан Шакья, из которого был родом Будда, является жалким и низким и должен преклоняться перед браминами. В ответ Будда спросил брамина, не ведет ли его семья происхождение от рабыни Шакья. Амбата продолжил оскорблять Будду, не отвечая на его вопрос. Когда Будда не получил ответа и во второй раз, он предупредил Амбату, что его голова будет разбита на кусочки, если он не ответит и в третий раз. Амбата испугался, увидев Ваджрапани, проявляющегося над головой Будды и готового ударить брамина своей ваджрой, и быстро объяснился».

Кроме того, до греков вообще никто в принципе не изображал Будду во плоти. Как и в современном исламе, существовал запрет на материальные воплощения основателя религии. Иными словами, то, как именно выглядит Гаутама, придумали эллины. Именно они с их тягой к форме и эстетике решились на создание статуй и фресок с Буддой. До них его в искусстве изображали исключительно с помощью символов и намеков.

Кроме того, греко-буддизм обогатил учение некоторыми святыми. Так, к примеру, архатом был провозглашен царь Менандр, создавший важный для веры трактат «Милинда-панха», в котором правитель обсуждает учение с монахом Нагасеной. Особенно примечательно, что все сделано по принципу диалогов Платона и несет в себе явную печать древнегреческой философии.

Кроме того, буддистким святым провозглашен Канишка I – повелитель Кушанской империи. Кушаны были ираноязычным племенем кочевников, которые захватили земли Индо-греческого царства. Дикари были настолько впечатлены культурой страны, что полностью ассимилировались. Именно при Канишке греко-буддистская традиция обретает свой рассвет. Кушаны не просто подхватили идеи, они настолько прониклись ими, что захватили множество стран, весьма настойчиво неся им буддизм на острие меча.

Канишка не мог мириться с тем, что в столь любимой им религии начался раскол между двумя течениями – Махаяной и Хинаяной. Сам он придерживался демократичной Махаяны, согласно которой просветленным мог стать любой верующий, приложивший достаточно рвения. Был созван Великий собор, на котором монахи-греки имели едва ли не решающее слово, но вышло только хуже. Спор перерос в настоящую распрю, так что с тех пор оба течения окончательно и бесповоротно разошлись.

Еще одна очень важная деталь. Изначально буддизм бытовал в относительно небольшом ареале и, к примеру, Китай не входил в него. Но со временем проповедники обратили внимание на эти благодатные земли, и их старания увенчались успехом. Причем, в Китае распространилось именно учение Махаяны и во многом это случилось благодаря активной работе монахов из Кушана. Странные рыжебородые бородачи уходили рассказывать о Будде в Поднебесную и китайцы обращались в новую веру.

В общем, нет ничего удивительного в том, что существует довольно дикая теория о том, что Бодхидхарма, основатель и первый патриарх чань-буддизма, был греком по происхождению. Сейчас мы знаем это течение как «дзен», а описания Бодхидхармы как бородатого варвара с огромными пылающими глазами делают гипотезу не такой уж глупой. Сейчас все это ни доказать, ни опровергнуть уже не возможно – но идея действительно забавная.

Монета Канишки I — на одной стороне изображен сам император, на другой — Будда с надписью BODDO на греческом.

Чем все закончилось

К сожалению, однажды один из интереснейших социальных экспериментов в истории закончился. Кушанскую империю разрушили гунны, а вскоре на эти земли пришла новая сильная и увлекшая местное население религия – ислам.

Что характерно, многие из памятников, которые оставил после себя греко-буддизм, благополучно дожили до наших дней и погибли на нашей памяти. Именно под его влиянием были созданы знаменитые бамианские статуи Будды в Афганистане, разрушенные талибами в 2001 году. Сам Греко-буддизм исчез, но изменил мир и историю Востока.

Материал взят с сайта http://disgustingmen.com/history/greek-buddhism

Автор Владимир Бровин

Последнюю серию шестого сезона «Игры престолов» покажут в сети московских кинотеатров «Каро» и институте «Стрелка» 27 июня. Об этом «Ленте.ру» сообщили в пресс-службе онлайн-сервиса «Амедиатека», который устраивает сеансы. Финал сериала станет самым продолжительным в его истории — эпизод продлится час и девять минут.

Чтобы посмотреть серию в институте «Стрелка», необходимо зарегистрироваться. Гостям предложат купить мороженое в форме головы Джона Сноу.

Все сеансы пройдут на английском языке с русскими субтитрами. В нескольких кинотеатрах США и на потоковых сервисах последний эпизод «Игры престолов» покажут 26 июня.

Финал получил название «Ветра зимы», как и еще не дописанная книга Джорджа Мартина. Роман станет предпоследним в цикле «Песнь льда и пламени», на основе которого снимается «Игра престолов».

Новый сезон «Игры престолов» вышел на телеканале HBO 24 апреля. Впервые сериал оказался в эфире весной 2011 года. Основой для него послужил цикл романов Мартина «Песнь льда и пламени». Проект прославил многих начинающих и малоизвестных актеров, к примеру, Эмилию Кларк, Кита Харингтона, Софи Тернер и Мэйси Уильямс.

Может кто захочет скрасить свой досуг,оставлю это здесь:)

https://lenta.ru/news/2016/06/21/game/