SerafimaPoligraf

Начинаясь как классический хоррор о молодоженах в старом доме, «мама!» превращается в религиозное высказывание и охватывает широчайший круг тем — от взаимоотношений творца и музы до глобализации, перенаселения и феминизма.

По большому счету все предыдущие фильмы Аронофски можно назвать фильмами ужасов. В том смысле, что жизнь экранных героев Даррена всегда ужасна, они страдают и мучаются, у них серьезные проблемы. А чтобы доступно продемонстрировать психологический кошмар, в котором живут его герои, Аронофски наполняет кино их болезненной физиологией. Это такая фишка Аронофски, особенность его авторского почерка. Персонажи Даррена мастурбируют и испражняются, блюют и истекают кровью, у них наркозависимость, шизофрения и депрессия, и по ходу фильма их страдания только усиливаются, болезнь прогрессирует, больные теряют конечности, а самый первый, из дебютного фильма «Пи», вообще взял дрель и просверлил себе башку.

Но ужастиками все это никто не называл. Максимум — психологический триллер или сюрреалистический триллер, потому что там все активно галлюцинируют, и до конца не ясно, где реальность, а где фантазии. А еще «философская притча» иногда говорят, потому что там везде сплошные метафоры и гиперболы.

И этот старый, кровоточащий и издающий страшные звуки дом, из-за которого фильм сначала напоминает хоррор, — это тоже, конечно же, метафора. Довольно простая, как у Тарковского: не дом в смысле крепость, а дом в смысле целый мир, персональный рай, своя собственная вселенная. Но обо всем по порядку. Надо же все-таки понять, из-за чего фильм освистали в Каннах и что там за религиозный скандал, из-за чего сыр-бор.

В доме живет безымянный творец: то ли он писатель, то ли поэт, его играет божественный Хавьер Бардем, и это не совсем гипербола. Он, понятное дело, страдает и мучается от того, от чего страдают все творцы: ничего не получается, нет вдохновения. Когда-то он был очень крут, но это было давно.

Мы смотрим на него глазами его безымянной жены, Дженнифер Лоуренс, которая тоже страдает, но в основном физиологически: у нее боли в груди, от которых ей помогает странное желтое лекарство. Она отвечает в доме за созидание, и пока муж мучается – она готовит, убирает, стирает; а еще когда-то давно в доме случился пожар, и поэтому у них ремонт, и она время от времени меланхолично шпаклюет или красит что-нибудь.

Отношения супругов и правда непростые, она окружает его заботой, а он весь на нервах. Она вся в делах, а он валяется в кровати, часами бесполезно сидит в кабинете или бродит вокруг дома, а еще писает, не закрывая дверь в ванную. Ну понятно, думаешь, бытовуха, сейчас они два часа будут безмолвно, по-скандинавски бродить по дому, потом начнут скандалить, остается выяснить, кто из них кого пристукнет в итоге.

Но это было бы слишком просто. Такие фильмы снимал когда-то Бергман, а сейчас снимает Волобуев. Так что это все ловушка и обман, и метафора тут несколько серьезнее. В доме появляются незнакомцы, тоже безымянные. Сначала кашляющий старик в исполнении Эда Харриса, а потом его развязная пожилая жена, которую играет Мишель Пфайфер.

Ведут себя незваные гости нагло и бесцеремонно, все время похабно целуются и обжимаются по углам. Старик в первый же вечер нажирается в хлам и блюет в туалете, а еще постоянно норовит закурить. Развратная старуха тоже напивается и начинает давать хозяйке советы по интимной части гардероба, и вообще, говорит, какая-то ты не секси, вот посмотри на меня. Дженнифер Лоуренс сначала деликатно молчит и скорбно вытирает за ними грязь, готовит и моет посуду, но хватает ее ненадолго. Она устраивает истерику и пытается выгнать наглецов, но хозяин-Бардем возится с ними, весь из себя радушный и гостеприимный, и они не уходят.

Дальше начинается кошмар социопата. Как у Бильбо Бэггинса, если бы Аронофски снимал не «Ноя», а «Хоббит, или Туда и обратно». Вслед за стариком и старухой в дом являются дети, они злые, агрессивные и наглые, орут, дерутся, бьют посуду и ломают мебель, потом один брат убивает другого, поминки превращаются в пьяную оргию, десятки незнакомцев заполоняют все комнаты, жрут, срут, ломают и мусорят, лезут во все комнаты, кто-то кого-то трахает в хозяйской спальне, да и саму Дженнифер несколько раз пытаются снять какие-то незнакомые мужики.

Хозяйка в ужасе мечется по коридорам и пытается всех как-то образумить, но ее никто не слушает, все спрашивают: «А вы вообще кто такая? Вот он — писатель, творец, а вы что здесь делаете?» Она в ответ орет: «Убирайтесь из моего дома, уроды!» Но гости продолжают вакханалию, пока кто-то из них не сворачивает незакрепленную раковину на кухне — и тогда всех смывает потопом.

Оставшись одни в разрушенном доме, Бардем с Лоуренс наконец занимаются сексом, а наутро она говорит ему, что беременна. Все плачут от счастья, будущий отец бросается за письменный стол. Вот оно, вдохновение! И так бы это могло ведь и закончиться, но нет. Не таков наш Даррен Аронофски.

Поэма получается блестящей, к дому начинают стекаться толпы восторженных читателей. Влюбленные поклонники быстро превращаются в безумных фанатиков, и вот когда они все начинают молиться на Хавьера Бардема — все туманные намеки окончательно проясняются.

Это все Библия, в буквальном смысле. Сотворение мира, смертные и поэтому старые и больные Адам и Ева, их дети Каин и Авель, первое убийство, след от которого никогда не исчезнет из дома, ну и так далее до всемирного потопа. Только вот матери в Ветхом Завете не было. Отец всегда был, а мать — нет. Куда они ее подевали? Поэтому, наверное, она с маленькой буквы, и это такое феминистское высказывание: «Вернем человечеству его маму!»

А потом будет Новый Завет, в котором всё, что было, повторится вновь, только в тысячекратном размере. Потом будет рождение и богоявление, придут волхвы, принесут дары, а потом — причастие и огромная толпа тяжело больных и окончательно сошедших с ума религиозных фанатиков сожрет младенца Иисуса.

В общем, не очень понятно, почему эти психи из «Христианского государства» не смотрят крутой американский артхаус. Отвлеклись бы они уже от своей дорогой «Матильды»…