Morovinger

Товарищи! Дамы и господа. Перед вам глава лингво-сериала (пока не буду освещать его название). Структура его очень проста: это роман, который с определённой периодичностью публикуется по главам. Что из себя представляет этот роман? А я сейчас объясню.

""Этот роман сочетает в себе грани драмы, провокации и фантастики.

Группа старых друзей попадает в серьёзные неприятности, сопряжённые с риском для жизни. В попытке спасти своего товарища, похищенного местным безумцем, герои становятся свидетелями жестоких экспериментов над людьми и раскрывают мировой заговор древнего тайного общества , не подозревая, что их действия, туго переплетённые сюжетом, повлекут масштабные мистические последствия, подобно каменьям, пробуждающим лавину. Коррумпированные полицейские и криминальный мир, любовные грёзы и фантастические сны, древняя эзотерика и безумство психбольницы ждут своего часа на страницах «***********».

Темы религии, социума, психологии и гомосексуализма приправлены драмой и глубиной персонажей в нахальной сатирической обработке, кидающей вызов читателю, проверяя скепсис его ума и широту воззрений на прочность. Нарочитая провокативность повествования ставит задачей сломать рамки мышления читателя, разрушив границы его восприятия и окунув в мир грязи, физиологии и других, на первый взгляд, отвратительных вещей, взрастив в человеке иммунитет от предрассудков и самоиронию. А вы сможете переступить через себя?"

Перед вами отрывок, глава №33. ИНТЕРЕСНО ЛИ ВАМ УЗНАТЬ, С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ И ЧЕМ ЗАКОНЧИТСЯ? Если да, то я начну публикацию сначала. НО предупреждаю: будьте готовы к мату, человеческим испражнениям, персонажам-гомосексуалистам, противостоянию религии и нигилизма и откровенному пародийному трешу. Посмотрим, каковы границы вашего чувства юмора и широта сознания. Жду ваши комментарии. С уважением. 

СТАРЫЙ ДРУГ (глава 33)

Сабиров мчался по загородной дороге на пределе позволенных скоростей. Мысли о делах занимали всё его внимание, отвлекая от движения, усыпляя бдительность. Черная кошка, так не вовремя выбежавшая на дорогу, будто пытаясь о чём-то предупредить следователя, чуть не угодила под колёса его приоры, несущейся за 100 км/ч. Старлей, в спешке вывернул руль, от чего машина на скорости сильно вильнула задом, но с дороги не съехала.

Его беспокоила связь Витвинова с мерзким гробовщиком, а точнее страх, что старый друг встрял в какую-то страшную историю, сулящую много проблем, а то и вовсе – смертельную опасность… а ещё этот сбежавший Шишкаревич… слухи о поместье Розберг, донесённые ему Немцем… Деталей конструктора было достаточно, вот только собираться в завершённую картину, затхлую от древности времён и прогнившую до мозга костей, они не спешили.

Скоро дорога свернёт в лес и темп придётся неизбежно сбавлять, медленно плетясь по извилистым буграм и глубокой колее просёлочного пути среди голых деревьев. Дима Витвинов прятался от мира, он его не любил, да и мир не питал к нему большой симпатии, прогоняя его на свои задворки, как неугодный архаизм. Этот талантливый музыкант всю жизнь был скитальцем, паломником странных идей и нестандартных взглядов, которых «нормальные» люди чурались. Он кочевал с места на место, жил в цыганском таборе, ездил по стране с труппой цирковых артистов, даже ютился с бомжами в канализации, абсолютно свободный и не от кого независимый. Словно странствующий голубь, такой же вездесущий и такой же вымирающий, как эта несчастная птица во времена своего заката. Он никогда не сетовал на свою судьбу, он был ей доволен и абсолютно умиротворён, пребывая в состоянии полного покоя, в котором он черпал личное счастье. Безумец для одних, святой для других, он был очередным феноменом своего времени, родившимся не в свойственную ему эпоху, чтобы выкинуть своё мудрое, но такое понятное слово в мир, который его так и не услышит.

«Перчаточники» были спорным музыкальным коллективом. Они были одновременно похожи на всё и ни на что, настолько странно это звучало. Бессменный идеолог группы – Дима Витвинов – сколотил коллектив с нуля, осев в одном из помещений продовольственного склада, владельца которого никто кроме него никогда не видел. Саша Сабиров (20 лет) и Игорь Сурнин (22 года) – молодые курсанты школы милиции влились в компанию Витвинова по странному стечению обстоятельств. В том, что два молодых подвыпивших студента, укрываясь от дождя, однажды завалились в книжный магазин «Медуза» (ныне уже прекративший свою деятельность) не иначе как прослеживался рок. То, что простой обыватель принял бы за сборище фриков, на деле оказалось собранием подпольной элиты города N: профессора, художники, музыканты, поэты… и Дима Витвинов, которого все по неведомой причине уважительно называли Интеллигентом. Витвинов (ему на тот момент было 30 лет), что-то разглядел в ребятах и любезно принял незваных гостей сначала в свой элитарный кружок, а после и вовсе в семью – «Перчаточники» – Игоря на бас-гитару, а Сашку на ударную установку. Все годы их единства он был ментором для них, но при этом никогда не навязывал свою философию – скорее раскрывал потенциал их сознания и учил быть свободными.

Сабиров не видел своего странного учителя ровно 20 лет – с тех пор, как он молодым офицером поступил на службу. Игорь же непродолжительное время поддерживал с Интеллигентом редкое общение после окончания школы милиции, а потом Витвинов и вовсе пропал, чем никто не был удивлён – растворятся в мире, было его обычной практикой, и он исчез. Но теперь призраки прошлого возвращались, нужно было оглянуться назад, чтобы найти ответы, а катализатором поисков стал «Ночной Лис». Эта гитара была вечным спутником Димы, он редко с ней разлучался. По легенде, если верить Витвинову – а он никогда не врал – её оформление принадлежало кисти самого Энди Уорхола.

Сабиров помнил эту дорогу как вчера – удивительно, как порой казалось-бы мимолётные факты врезаются в твою память – он был здесь лишь дважды, причём один раз в изрядно подвыпившем состоянии, но сегодня его словно кто-то вёл проторенным путём, звериными тропами всё глубже в лес.

Оставив машину у высокорослой старой ёлки, следователь спешился: его ожидал поход в чащу, двадцать минут пешком по пресечённой местности отделяли от заветной цели. Шествуя между дерев, по весенним проталинам он всматривался в даль, силясь узреть островок прошлого, очертания которого уже стёрлись.

Это была, на первый взгляд, ветхая хижина с амбициями землянки. Устройство её было странное и скорее напоминало будку, нежели классическую жилую постройку. Наружность была обита досками, а крышу с торчащей небольшой трубой покрывал толстый слой мха. Это, с позволения сказать, здание в полтора этажа было своего рода подобием «лесного абстракционизма», неприглядным, сокрытым от чужих глаз, дабы уберечь покой своего таинственного обитателя – Димы Витвинова.

Внутри «дом» казался просторнее, чем могло показаться снаружи. Он был чист и обжит, тут было тепло, а через широкие окна нескончаемыми потоками вливался дневной свет. Его эргономика использовала всё доступное пространство, избавляясь от излишних непрактичных рудиментов, формируя маленькие компактные комнатки: уютную кухню со столом во всю стену, напоминающим барную стойку; спальное помещение с натянутым гамаком; даже своего рода гостиную, оснащённую маленьким диванчиком, а точнее его спинками и подушками, вставленными в самодельный деревянный каркас. С потолка повсеместно свисали пучки сушёных трав, источающих мягкий аромат, наполняющий пространство, но что действительно бросалось в глаза: неисчислимое количество полок. Они были повсюду: под столом, над столом, под потолком, у самого пола; не занятые чем-либо стены обрастали маленькими стеллажами и миниатюрными шкафчиками, наполненными консервами, разного рода бакалеей и, конечно же, книгами.

В печи потрескивал огонь – значит хозяин рядом. Но Димы Витвинова здесь не было…

Старая печатная машинка «Москва» покоилась на небольшом круглом столике и тоже ждала его возвращения. Сабиров взял в руку лежащий рядом с ней жёлтый лист. Блёклыми буквами на нём было напечатано:

«Второй вариант «смысла» – это развитие себя. Развитие собственной личности, причём всестороннее. Я верю, что человеческое сознание и организм в симбиозе способны на многое, каждому дано открыть в себе этот потенциал. Возможно мы просто не хотим? Самосовершенствование своей личности, духовное, интеллектуальное и физическое – есть то, что помогает трезво взглянуть на мир и отвлечься от всех его проблем и излишних поисков, в том числе поисков любви, так как, зачастую, фиктивное чувство, ошибочно принимаемое за любовь, тормозит развитие и наносит, в конечном итоге, ущерб индивидууму. Однако, любовь, как некая трансцендентальная сущность…»

Чтение прервал внезапный щёлкающий звук. Он раздавался с определённой периодичностью, выдерживая долгие паузы, будто отмеряя такт. Звук доносился из прихожей и приближался. В нём было нечто до боли знакомое и успокаивающее, вызывающее тёплые ассоциации и лёгкое волнение. Сабиров положил лист на стол и медленно вышел из комнаты.

Их встреча произошла на кухне. Витвинов, увидев следователя, щёлкнул пальцами последний раз и затих. Эта привычка – щелчки, которыми он задавал «ритм своей жизни», как он любил выражаться, – была с ним всегда, за что Игорь и Сабиров между собой прозвали его «Метрономом». Ему было уже за пятьдесят, но выглядел он много моложе своих лет, несмотря на наличие русой бороды с еле заметной проседью. Волосы его были длинные и густые, их кончики терялись за меховым воротником куртки, а глаза прятались за тёмными линзами широких солнцезащитных очков. Он был похож, скорее, на американского полярника, но никак не на глубокомысленного затворника российской глубинки.

Не проронив ни слова, он избавился от верхней одежды и жестом указал Сабирову на трёхногий табурет, предложив сесть.

– Я ждал тебя, – сказал Витвинов наконец, – всё думал, когда же ты придёшь…

Сабиров сел.

– Ждал? – неуверенно переспросил Сабиров. Слова старого друга его ошеломили.

Да, Дима всегда был странен. Он изучал Веды и древнюю эзотерику, интересовался африканским вуду и мифологией народов мира, он искал мудрость в древних сказаниях и религиях, выбрасывая ненужные факты, как кости, оставляя суть. Он и сам напоминал порой алтайского шамана… кто знает, сколько ещё граней сплотились в этом человеке в единую душу, стремящуюся на свет в лабиринте познаний… Сколько ещё было ему ведомо…

– Да, ждал. Тебя или Игоря, – Спокойно ответил Витвинов. Лицезрея недоумение следователя, он продолжал: – Что-то страшное надвигается… Я это чувствую.

– Ты… – робко вступил Сабиров. – Столько лет прошло…

– Время – это всего лишь течение событий. И оно точит нас, как вода камень, – он говорил четко, мягко и очень уверенно. – Наши судьбы тесно переплетаются, чтобы в один момент разойтись, но в будущем встретиться снова.

Он говорил загадками. Старый добрый Дима Витвинов.

– Я… я хотел спросить, – старлей чувствовал внезапно нахлынувшую несобранность, его мысли разбрелись, – Саджиотов… Ночной Лис…

Витвинов неспешно поставил чайник на однокомфорочную переносную плитку. Его спина была пряма, плечи расправлены. Он выглядел статно и величественно, но в то же время донельзя просто, даже элементарно.

– Люди слишком много ищут в книгах, а искать нужно – в себе, – начал он, насыпая чай в жестяную кружку. – Книги – всего лишь инструмент. Если ты не умеешь пользоваться инструментом – ты не получишь результат. Книги нужно уметь открывать. Я умел, а Саджиотов нет. Он использовал меня как посредника, и я доносил до него чужие мысли с ветхих страниц, расшифровывал их…

Дима задумался. Выдержав несколько секунд паузы, он продолжил умиротворённым тоном:

– Когда я понял, с чем имею дело, я отказался ему помогать. И он незамедлительно ответил: забрал Ночного Лиса – самое ценное, что у меня было…

Витвинов был человеком прямым и открытым. Он всегда был готов оказать помощь, проявить силу, где она была необходима, и поддержку, когда в ней нуждались, но при этом не был мягкотелым, превосходно балансируя между добротой и мощью. Его бескорыстие и широта души были сопоставимы, пожалуй, с конфуцианским мужем или буддийским монахом. Синтезируя гуманистические идеи разных философий и верований, Дима постигал себя. Даже жестокий мир порой нуждался в нём, а Витвинов откликался на этот зов, и Вселенная никогда не оставалась в долгу перед ним, щедро одаривая в ответ.

– Дима, что ты прочитал в этих книгах?

– Запретные знания. То, что не изучают из простого любопытства.

Чайник закипел, со свистом выбрасывая столб пара в тесную комнату.

– Дверь, которую он хочет открыть – лучше держать закрытой, – Витвинов налил кипяток в кружку с насыпанными сухими листьями и протянул Сабирову. – Пей, – скомандовал он.

– Что это? – следователь нерешительно взял кружку в руки.

– Тебе ингредиенты важны?

Зелье дымилось благовониями, ударяя приятным резким запахом в ноздри Сабирова. Продирающий дух необычного напитка наполнил лёгкие, затем разлился по всему телу, придавая странный прилив бодрости. Старлей снова почувствовал себя мальчишкой под чутким протекторатом своего учителя; он посмотрел на возвышающегося над ним гуру, как бы безмолвно спрашивая: «Мне действительно нужно это выпить?» Витвинов одобрительно кивнул, будто прочитав беспокойные мысли следователя, и Сабиров сделал первый глоток.

Половина кружки уже была выпита, когда мир вокруг начал пульсировать. Звуки стали удаляться, становиться глуше, а потом и вовсе померкли. Витвинов стоял над ним, склонившись, шевелил своими бородатыми губами, но звук растворялся где-то в пространстве, иссякая и сливаясь с вечностью. Гроздья пота покатились по лбу, мышцы обмякли, тело перестало слушаться; жестяная кружка выскользнула из руки, стремительно полетев на пол, который был так далеко внизу. В нескольких сантиметрах от поверхности она накренилась, выплёскивая остатки снадобья, и остановилась. Время и пространство замерли в своём четырёхмерном измерении, которому Сабиров уже не принадлежал. Дима Витвинов застыл, подобно бездушному творению таксидермиста, кружка повисла в воздухе, вышвыривая чай из нутра, пар которого прозрачной пеленой неподвижно держался в воздухе. Непреодолимая сила потянула следователя назад, сгустки мрака подступили со всех сторон, заключая в свои плотные объятия, и страх ушёл.

Сабиров парил в чёрной невесомости, не чувствуя своего тела. Он ощущал покой и лёгкий приятный трепет, который мягко обволакивал его, унося всё дальше по незримому течению.

Мгновенная красная вспышка больно порезала глаза. Потом ещё и ещё. Следователь попытался зажмуриться, но это не помогло: внезапные алые всполохи продирались сквозь его сознание, с каждым новым приступом становясь всё четче, пока не приобрели форму кровавых картин. Красные астры и розы, нарисованные густой человеческой венозной жижей, стекающей каплями вниз, сливались в букеты, заполняя собой всё окружение. Очередная яркая вспышка поглотила старлея и выкинула в новую локацию… Зелёные просторы пригородных лугов, бескрайние приволья, высокие холмы. Сабиров увидел себя ребёнком лет пяти, беззаботным, не знающим, какое будущее ему уготовано. Он вместе с другими мальчишками резвится на лужайке возле старинной усадьбы с шестью колоннами фасада… Картинка рябит, словно дефект плёнки, серые тона переполняют кадр, обесцвечивая картину… Усадьба меняет свой цветущий вид на удручающее естество настоящего. Она запущена, порабощена бескультурной растительностью, оставлена без присмотра, словно вымерла… Наступает ночь, непроглядная и беспросветная... Пирамидальные костры вспыхивают единовременно, заливая поляну оранжевым светом… Тёмная фигура, как гриб вырастает на их фоне: в руке его – топор, на лице – косматая борода, клочьями окаймляющая лицо. Его оранжевые белки глаз сливаются с радужной оболочкой, светясь во тьме; острые кошачьи зрачки насмешливо смотрят в упор… Ещё мгновение: огонь охватывает злобного бородатого карлика, скрывая его из виду, и лишь жуткие глаза проглядывают сквозь пелену адского пламени, которое внезапно гаснет, оставляя после себя два еле заметных уголька где-то там, далеко… Искры начинают вырываться из них, они подрагивают и поднимаются над землёй, порождая новое нечто… Новый монстр обретает черты… Его глаза вспыхивают яркими факелами, освещая изуродованное тело антропоморфной летучей мыши с четырьмя рогами на голове… Он взмывает вверх, сорвавшись с места с немыслимой скоростью, и уже парит на фоне огромной красной луны, хлопая своими исполинскими перепончатыми крылами… Снова тишина. Старые кривые деревья вырастают вокруг, появившийся из ниоткуда чудовищно тучный человек стремительно приближается… Монстр продирается через лес, сокрушая молодые сосны тяжёлыми ударами кулаков, сотрясая землю поступью гиппопотама, его глаза горят ярким синим огнём, напоминая всполохи природного газа… Картинка вновь растворяется, как клякса в воде, приобретая смазанные знакомые черты Лёши Туманного, молодого беззаботного юриста из секс-шопа, но и он ускользает, оставляя Сабирова наедине со своими страхами… Снова ночь…Свет вечерней звезды лучом падает вниз, бликуя на чём-то круглом и гладком… Перед следователем человек – голова его лишена волос – лица не видно. Из-под полы плаща он медленно, словно в слоу-мо, вынимает дробовик и на вытянутой руке выставляет перед собой, намереваясь выстрелить. Сабиров видит чёрное зияющее дуло блестящего ствола, но вместо выстрела его озаряет свет, который плотным потоком врезается в него и отбрасывает в очередную бездну…

Он очнулся мокрый от пота, лёжа на плетёном коврике возле небольшой каменной печи. Тяжело дыша он приходил в себя, сердце бешено колотилось, глаза видели плохо. Мутный силуэт Витвинова поднёс к губам Сабирова кружку с водой.

– Что… это было… – задыхаясь прошептал следователь.

– Это твоя судьба. Часть твоей судьбы, дружище. Что было, что будет… Каждый видит свою судьбу, свои элементы мозаики.

– Но… почему я? – Сабиров жадно отхлебнул из чаши.

– Это твой рок. У каждого своё предназначение. Ты видел то, что важно для твоей судьбы…

– Я не понимаю, – беспомощно лепетал старлей.

Витвинов придвинул его к тёплой печке, усадил, как слепого котёнка.

– Важно то, что здесь, – он мягко дотронулся пальцами до своего солнечного сплетения, – прислушайся к себе, научись слушать, Саша. Только тогда ты начнёшь понимать.

– То, что я видел – это будущее? – Сабиров напряжённо моргал и щурился, привыкая к реальности.

– Будущее туманно, дружище… Будущее туманно…

постер к роману "***********"