Meltyn

Итак, еще во времена Советского Союза, мой отец решил отправиться на заработки в Сибирь, где тогда платили действительно хорошие деньги. В тайге он познакомился с одним из местных парней – Павлом. Вместе валили лес, вместе проводили свободные вечера после работы. Казалось, что эта дружба будет вечной. Но потом жизнь их развела – отец вернулся в Москву, какое-то время еще переписывались, а затем, как это часто бывает, связь оборвалась. И вот уже в начале 2000-х годов отец неожиданно снова встретил Павла – тот по каким-то своим делам приехал в столицу. Ну, встретились, обнялись, похлопали друг друга по плечу, начались обычные разговоры: как жизнь, как дела и все такое.

И тут отец заметил, что у Павла на правой руке не хватает двух пальцев. Конечно, он спросил, что случилось. Тот немного замялся. А потом рассказал отцу следующую историю. Только предварительно попросил отнестись к рассказу серьезно и не принимать его за сумасшедшего. Оказывается, когда отец мой уехал из Сибири, через пару лет туда приехал какой-то, как сейчас говорят, олигарх. Он взялся за дело, организовал здесь хозяйство, купил технику, скотину, нанял работников. Местные шли к нему работать не то чтобы с радостью, но это обещало стабильный заработок, что было по тем временам очень и очень неплохо. Характер у нового хозяина был тяжелый, за малейшую провинность можно было лишиться работы, поэтому люди, хоть и поругивали его между собой, но терпели. Да вот незадача – вскоре коровы из хозяйства начали пропадать.

Подозрение пало на волков, потому что останки несчастных животных часто находили в лесу. Олигарх этот совсем взбесился, объявил в деревне, что готов платить большие деньги за голову каждого убитого хищника. Конечно, все мужики с радостью ухватились за эту возможность дополнительного заработка. Вот и Паша тоже в стороне не остался. В селе даже организовалось две команды, которые соревновались между собой – кто больше убьет волков.

Результаты подсчитывались ежедневно, а проигравшие должны были выставить победителям несколько бутылок водки. Команда, в которой был Павел, решила наверстать свой проигрыш, для чего договорились вечером, что с утра встанут пораньше и уйдут подальше в лес. Так и сделали – отправились на охоту буквально с рассветом. Уже в первые часы сумели подстрелить парочку волков, а затем словно отрезало – несколько часов бродили по тайге, но волки больше не попадались. Выбрали полянку, присели отдохнуть и перекусить тем, что запасли из дома. Только расположились, как из-за большого камня, что был на краю поляны, вышел довольно крупный волк и зарычал на людей.

Это было странно, потому что обычно волки при виде человека норовят скрыться с глаз. Павел схватился за ружье и уложил хищника метким выстрелом в голову. Закончили обед, а волка решили забрать на обратном пути – не тащить же с собой тяжелую тушу. К вечеру подстрелили еще двоих, и Павел решил вернуться за своей добычей. Вышел на знакомую поляну – и сердце у него замерло – вокруг мертвой волчицы копошилось трое маленьких волчат, искали соски с молоком, чтобы поесть. Павел-то остановился, а вот мужик, что шел за ним, не был особенно сентиментальным, выхватил дробовик и выстрелил в малышей. Да еще радовался – пусть и маленькие, но тоже вроде как головы. Лишние деньги никогда не помешают. Тут Павел опомнился, бросился к волчатам – один был жив еще.

Истекая кровью, он даже не скулил, умирал молча у него на руках, и только своими черными глазками не мигая смотрел в лицо человека. Затем закрыл глаза, лизнул Павлу руку, вытянулся и затих. Даже когда Паша рассказывал эту историю, он не смог удержаться от слез. А тогда он просто начал орать на мужика, словно бешеный, Кричал, что тот застрелил ребенка, невинного малыша, что даже звериные дети, это только дети, что нужно иметь сердце и все такое…

Накинулся на своего товарища по охоте с кулаками, начал бить его прикладом ружья, которое так и держал в руках… Тут другие мужики на шум подоспели, схватили Павла в охапку – тот продолжал еще некоторое время вырываться и кричать все, что он о них думает, вел себя словно бешеный. Потом успокоился немного, но так и не позволил бросить еще теплые трупики малышей в общую кучу. Пригрозил, что если только дотронутся до волчат, то перестреляет всех. Мужики, видят такое дело, что он не в себе, плюнули, повернулись и пошли – оставили его в лесу одного с мертвыми волками.

Павел только рад был этому. Он вырыл яму, вроде могилы, положил туда волчицу и ее убитых детенышей, закопал, сделал холмик, как полагается, а потом еще несколько часов, пока не стемнело, сидел там, плакал и просил прощения у матери с детьми. Вернулся домой только к полуночи и с этого дня завязал ходить на волчью охоту. Уж больно кровавыми оказались эти деньги, не смог Паша себя пересилить и на них позариться. Шли годы. В деревне совсем плохо стало с работой – а семью каким-то образом кормить нужно. И вот однажды зимой Павел отправился на охоту – думал птицу подстрелить, зайца или там – оленя, как уж повезет. Но вот незадача, хоть и бродил он по тайге с утра до вечера – так и не сумел найти какую-то живность. А к вечеру совсем худо стало – ветер поднялся, небо заволокло, снег повалил, началась снежная буря.

Плохо в такое время в лесу – нужно было быстрее на дорогу выбираться, да домой, вот только снег был таким густым, а ветер таким сильным, что даже глаза разлепить можно было с большим трудом. Определить же, где находишься – и вовсе не было никакой возможности. Тут Павел почувствовал, что начал замерзать, еще немного, он опустится в сугроб и останется в нем навсегда. Зимой с тайгой шутки плохи, такие случаи, когда охотники не возвращаются домой – совсем не редкость. Решил бороться за свою жизнь сколько хватит силы, понадеялся на свою интуицию, на то, что сумеет хотя бы правильно выбрать направление к дому. Шел так часа два или три – а может и меньше, в таком состоянии минута может часом показаться.

Но, в конце концов, силы покинули охотника, а еще до него дошло, что он все-таки заблудился. С этой мыслью ушла и последняя надежда. Павел опустился на снег, устроился на нем поудобнее и приготовился к смерти. Постепенно перестал чувствовать руки и ноги, и лишь только время от времени открывал глаза, чтобы еще раз посмотреть на окружающий мир на прощание. Когда открыл их в очередной раз, то увидел над собой волчью морду. Почему-то сразу вспомнил ту волчицу – он мог поклясться, что это была именно она, и Павел ничуть не удивился, когда увидел рядом с ней трех маленьких волчат. Не удивился, но и не испугался. Подумал: ну, если сейчас сожрут, то совершенно правильно, он это вполне заслужил. Волки, между тем, повернулись и пошли прочь, по направлению к ближайшему холму.

Поднялись на него и скрылись за его вершиной. Смотрит Павел, а с холма к нему спускаются другие волки – много, целая стая. Он уж совсем смирился с тем, что сейчас его сожрут. Хоть ружье и было рядом, понимал, что сил нет до него дотянуться. Волки между тем подошли к нему, окружили со всех сторон. Один забрался сверху и лег на человека, другие с боков прилегли, к ногам, к голове. Павел оказался как бы внутри кучи из живых волков, которые согревали его своим теплом. Вот уже и боль в теле появилась – верный признак того, что кровообращение восстанавливается. А еще она была подтверждением того, что Павел не спит и не бредит.

Волки действительно спасали его – они пришли к человеку специально для этого. Но – как? Почему? За что? Неужели это разумные существа? Павел не сумел думать эту мысль – сон все-таки одолел его. Проснулся он, когда солнце уже светило вовсю – разбудили его крики мужиков, отправившихся на поиски. Павел приподнялся на локте и увидел, что весь снег вокруг него покрыт волчьими следами. Кое-как он смог подняться на ноги и пошел навстречу мужикам. Он был жив, и это было самым главным. Вот только два пальца на правой руке отморозил – их пришлось ампутировать. Указательный и средний – как раз те, что используются при охоте из ружья. Больше Павлу из него никогда не стрелять – но он об этом совсем не жалеет.

Сегодня казнили Сэма Тоушера. Точнее, должны были казнить, ведь никто не был уверен в успехе этого предприятия с тех пор, как лет пятнадцать назад такая попытка была принята впервые. В тот раз казнь вынуждены были отменить из-за страшной бури и ливня, угрожавших даже обрушением здания тюрьмы. Вскоре Тоушер был переведён вместе с другими заключенными из аварийного здания в новое в областном центре. Однако приговор снова не был приведен в исполнение: ГЭС, расположенная выше по течению, была разрушена чудовищными волнами неизвестного происхождения, факт появления которых до сих пор ставил в тупик все научное сообщество штата, а потому скрывался. Естественно, электрический стул оказался бесполезен, как, впрочем, и любые другие способы казни, что подтвердилось впоследствии: Сэма пытались расстрелять, вводили ему смертельные инъекции, травили газом - все без толку. Каждый раз Тоушер выживал вследствие странных, порой пугающих событий. Последний из палачей, как говорили, в процессе казни с дикими криками вдруг схватился за голову руками и не отрывал их от лица до тех пор, пока Тоушер не был снова возвращен в камеру. Когда же лицо несчастного открыли, присутствующим явилось жуткое зрелище: палач был бледен, как гипсовое изваяние, из носа и уголков рта сочилась тонкими ниточками кровь из разорвавшихся от внезапного чрезвычайно сильного сокращения сосудов, а глаза... Глаза бедняги были вдавлены вглубь черепа, вероятно, в попытках скрыть от взгляда этого, казалось бы, закаленного и ожесточенного службой человека что-то чудовищное, чего не в силах вынести человеческий рассудок. К сожалению, а может, и к счастью, увиденное палачом в тот день осталось навеки неизвестным общественности: несчастный скончался в больнице от внезапного кровоизлияния в мозг. Хирург клялся, что кровь пациента в какой-то момент будто вскипела в артериях и венах по всему телу, после чего почти сразу же наступила смерть, однако, под действием полиции эти разговоры скоро сошли на нет.

Итак, сегодня должны были казнить Сэма Тоушера. Убийцу среди убийц, лодочника с Сен-Айленда. Его боялись даже закоренелые головорезы, утверждавшие, что его взгляд заставляет их дрожать и порождает в мозгу ужасные видения. Таким образом, Тоушер был заключен в отдельную камеру, полностью предоставленную в его распоряжение. Его судили и приговорили к смертной казни через электрический стул, позднее приговор изменили, за убийство 18 человек, при этом общее число жертв так и осталось неизвестным, лишь те, чьи трупы, что были найдены на дне реки за чертой города на расстоянии в сто метров один от другого, официально считались жертвами убийцы-лодочника. Их могло бы быть больше, но, хотя Тоушер подтверждал сведения об ещё как минимум тридцати людях, убитых и расчлененных им в разное время в разных городах, их костей или же вещей найти не удалось.

***

Тюремный священник Эгидо Сандерс устало наблюдал за тем, как убийцу вели через пыльный двор к высокому, казавшемуся гротескно огромным помосту виселицы. Очевидно, ведомый впал в подобие транса, в процессе которого издавал хаотический поток фраз и отдельных слов, сливавшихся в нечто зловещее и необъяснимо цельное.

Эгидо не отошёл ещё от беседы, что по закону штата должна была быть проведена с приговоренным к смерти перед смертью. В случае с Тоушером никто не сомневался, что ничего путного из этого не выйдет, Сандерса даже отговаривали от исполнения этой обязанности, особенно напирая на его молодость и неопытность. Однако священник все же настоял на своем, и в назначенный час Тоушер был приведен в специальное здание, не до конца даже оштукатуренное и стоявшее на отшибе. В его крыше находилось круглое окно, свет из которого равно падал в обе половины разделенного перегородкой помещения.

Разговор упорно не начинался, Эгидо не мог почему-то издать и звука из-за сковавшего его странного холода, а убийца по ту сторону тонкой, в полкирпича стенки молчал, и его ровное, ритмичное дыхание не прерывалось ни на секунду. Затем, наконец, словно выждав некое установленное время, Тоушер начал говорить. Его речь была продолжительна, но продвигалась как бы рывками; ее содержание с уверенностью можно было бы назвать бредом, если бы только говоривший не был так уверен в истинности того, о чем рассказывал.

- Что вы, святой отец, знаете о мире, в котором живёте и проповедуете? - хрипло шептал голос убийцы через выемку в стене. - Какую часть этого мира можете вы увидеть, погрязнув в рамках своей обыденной реальности? Задумывались ли вы хоть раз о том, что скрывается в бездне океанов, в глухих лесах Сибири, в толще льдов Арктики и Антарктики? Представляете ли себе, какая древняя первородная тьма прячется в катакомбах египетских гробниц, кто обитает в истоках рек и под подошвой гор?

Чем-то неосознанно испуганный и напряженный, Сандерс, торопливо вздохнув и выдохнув, отрицательно мотнул головой: от чего-то он был уверен, что этот его жест был очень хорошо заметен Тоушеру, чья половина помещения была по неизвестной причине погружена в кромешную и, кажется, осязаемую темноту.

Из этой темноты послышался зловещий смешок и шепот продолжился:

- Вот именно, святой отец! Вы слепы в своем неведении, слепы, ибо не видите, как Великие боги увядшего мира бродят по земле рядом с вами, как от их шагов меркнут огни на небе и на земле и содрогаются стены домов. Они касаются вас своими когтями, что чертили письмена на поверхности земли ещё в те времена, когда она была лишь раскаленным комком пыли. Но боги стары и не вполне уже могут менять этот мир - им нужна пища, много пищи... И для того, чтобы питать себя, они послали нас, убийц, потрошителей, мясников, чтобы насытить бездонные чрева богов свежей кровью и костями...

Так говорил в тесной кирпичной комнатушке маньяк Сэм Тоушер, говорил долго и до ужаса правдоподобно. Сандерс слушал его с неясной доверчивостью, и, чем больше слов слышал он, тем больший страх обволакивал его сердце. Из темноты за стеной слышались зловещие истории о том, как в безлунные ночи древние боги заглядывают в окна домов, о том, как шаманы на Чукотке и на островах Океании пробуждают из-под земли бесчисленных демонических тварей и приносят им жертвы, порой даже человеческие. Говорил Тоушер и о тех чудовищах, что существуют в самом сердце людской цивилизации, прячась в темных, потаенных уголках городов, притворяясь ветром, и камнями, и... людьми.

- Они тоже нужны, чтобы насыщать богов, - хрипел Сэм, - они воруют по ночам детей через незатворенные окна и скармливают их души тем божествам, что не могут подняться на поверхность из мрачных коридоров подземного Тартара.

Пока произносились эти слова, у священника создавалось четкое впечатление, что за стеной Тоушер был не один, и что в данный момент говорил с ним вовсе не человек, но нечто другое, куда как более древнее и жуткое.

В этот момент убийца за стеной перешёл в стадию завершения повествования и, очевидно, был близок к экстазу: с шипением, кашлем и хрипом он скорее лаял, чем говорил о том, как когда выйдет срок и придёт должное время, Великие боги станут достаточно сильны для того, чтобы явить себя миру, для того, чтобы подняться из своих катакомб и спуститься с заоблачных вершин к людям и пожрать их без числа, высосав всю жизнь из земли, как они сделали это с сотнями и тысячами миров прежде. Дыхание Тоушера стало прерывистым, он закричал вдруг пронзительно и протяжно, так, что даже окно в крыше задребезжало и чуть не раскололось. Этот крик привлек дежурных, находившихся снаружи, и, пока отпиралась дверь и преступника отстегивали от цепей, прикрепленных к полу, в отверстие в стене успела просунуться узкая костлявая, вся покрытая татуировками ладонь Тоушера и начала выцарапывать чудовищно удлинившимися ногтями что-то на кирпичах перегородки. В оцепенении Сандерс смотрел на это зрелище и ещё некоторое время после, пока слышался рев Сэма и треск электрошокеров охраны, не мог вникнуть в суть изображения.

Лишь через несколько минут священник наконец понял: на двух узких красных кирпичах был схематично изображен промежуток между основным корпусом тюрьмы и тем зданием, где только что находился убийца. Через этот промежуток двигалась фигура человека - очевидно, самого Тоушера. Но странной в рисунке была одна деталь: над фигурой человека шла, сгибаясь под неведомой тяжестью и касаясь длинными пальцами земли, огромная скелетообразная фигура, особенно тщательно прорисованная и снабженная подписью "бог". Каким образом преступник успел за столь короткий срок создать это изображение вслепую, Сандерс не знал и, признаться, не слишком хотел узнать.

***

Было ветрено, и солнце клонилось к закату. Западный угол неба алел, переливаясь багрянисто-черными полосами облаков, огненный шар солнца нехотя спускался в их круговерть, посылая прощальные волны жара на сухую, стоптанную землю. Бормотание ведомого конвоирами Тоушера становилось невыносимым, его пронзительные вопли уже довольно долго разносились по тюремному двору, и можно было заметить припавшие к черным решеткам раздраженные и злобно-любопытные лица заключенных, следивших за медленным продвижением приговоренного через двор к виселице. Было безветренно, хотя рыжая, как песок во дворе, роба Тоушера и колыхалась будто под порывами ветра, что-то переливалось под ней, и конвоиры с видимой неприязнью старались, насколько возможно, отстраниться от своего подопечного.

- Пора кончать с ним! - негромко сказал один из стоявших на возвышении рядом с Эгидо. Остальные согласно кивнули. - Вы бы шли в корпус, святой отец, - обратился тот же к священнику, - негоже вам смотреть на такое, да и видок у вас... Не очень, в общем.

Сандерс действительно был бледен, его пугало происходящее, однако, он с твёрдой уверенностью решил дождаться окончания казни, дабы убедиться, что человек, столь испугавший его, исчезнет. Эти мысли плохо укладывались в мораль той религии, что он проповедовал, однако, поделать с ними решительно ничего было нельзя.

К этому времени Тоушер оказался уже на помосте и палач надевал на него петлю, как вдруг произошло нечто странное. Бормотание и вой убийцы вдруг сменились чёткой и громкой речью, все окружающие звуки будто полностью исчезли, и в наступившей тишине зазвучали слова:

- О, Великие, крадущиеся во мраке и спящие под поверхностью вод, о, живущие в камнях и таящиеся в листве, услышьте мой зов!

Эти слова, по сути, не имевшие особого смысла, вдруг вселили в людей, окружавших преступника, странное смятение. Палач в ужасе отпрянул от него, конвоиры, окружавшие помост, зажимая уши руками, словно в эпилептическом припадке катались по земле. В воздухе нарастал тихий гул, словно огромные рои ос и пчел отчаянно кружили где-то за границей зрения. Оглядываясь, Тоушер с полуулыбкой продолжил говорить:

- Боги Райхлана и Цхендера, настало мое время, верёвка виселицы сжимает мое горло. Алой и черной кровью я заклинаю вас, боги, явите себя! Заберите меня в свои чертоги Тартара, где вечно текут кровь и жидкий огонь, и где вечно в безумном хаосе пляшут Древние! Услышьте меня, жестокие боги Земли!

Повисла зловещая пауза, убийца чего-то ждал, раскинув руки и запрокинув голову, люди в тюремном дворе замерли, словно в предвкушении какого-то чуда... И в этот миг небо вдруг задрожало, словно под волнами чудовищного жара, солнце стремительно почернело и перекочевало в зенит, а облака застыли, искривленными багровыми спиралями. А затем показались они - сотни, тысячи, миллиарды существ, от крохотных, не больше комара, до огромных, выше самых высоких домов. Все они двигались куда-то, полупрозрачные, колеблющиеся, но устремленные к неведомой цели. Иные напоминали рыб и моллюсков, их силуэты скользили высоко в небе, рассекая воздух с лёгким шелестом. Формы других были больше схожи с геометрическими фигурами, они перекатывались и переваливались всюду, целые стаи их покрывали стены, и окна тюремных корпусов, и даже землю, от них исходил неясный гул и шепот.

Но не они прежде других приковали к себе внимание Сандерса, нет... Где-то вдалеке, у линии горизонта, медленным шагом плелись громадные тени, схожие в контурах с людьми, но искаженные. Они были огромной высоты, чрезвычайно худощавые, словно истощенные продолжительным голодом. Их тела были матово-черные, и свет такого же черного солнца и блеклых звезд как бы проходил их насквозь. Огромными шагами, волоча длинные, с узловатыми пальцами руки по земле, эти чудовища двигались, как огромная волна, к белеющему тюремному корпусу. "Неужели это и есть боги Земли?" - с ужасом подумал Сандерс, глядя, как чудовища, оставляя за собой длинный угольный след, пожирая взглядом круглых, в пол-лица глаз все окружающее их, все приближались и приближались. Священник хотел кричать остальным, застывшим в оцепенении, чтобы они спасались, но голос не слушался его, и из пересохшего горла вырвался лишь жалкий хрип. Он хотел молиться, однако, слова не шли на ум, а пальцы не складывались для крестного знамения.

Фигуры богов приближались, можно было уже различить вкрапления чешуек на их пыльном буроватом теле. Однако контуры, очерчивавшие общие его очертания, оставались размытыми. Ребра, острые и гораздо более многочисленные, чем у человека, грозились прорвать тонкую кожу и с еле различимым скрипом колыхались в такт дыханию. Пасти - зубастые, черные, бездонные, щерились угловатым оскалом и испускали подобие чёрного дыма.

Тоушер явно тоже видел происходящее, причём явно не в первый раз. Он смеялся с жуткой ухмылкой, с пеной у рта, но абсолютно беззвучно. Его лицо лишь сильнее исказилось от смеха, когда один из богов направился быстрыми шагами прямо к нему. Рыжая роба начала прорываться на спине, и Сандерс с трепетом увидел, как между лопаток приговоренного прорезаются, брызжа кровью, два фактически рудиментарных, до ужаса костлявых и уродливых крыла. Смех Тоушера, наконец, прекратился, уступая место словам на странном наречии:

- Р'нах ацра ире ка цей! Сейма к'цоран аль кидрах! - завопил убийца, расправляя крылья и размахивая руками... Вопль его оборвался, когда длинная черная рука с узловатыми когтистыми пальцами подхватила его с земли, смяла, изломала и изорвала его тело легким колебанием и отправила в бездонную пасть, полную непрерывно движущихся зубов. Тонкая струя крови неровно потекла по плоскому лицу и выпирающим ребрам жующего божества, капая на рыжий песок тюремного двора.

- Надоел..., - прошелестело в воздухе с почти материальной злобой.

Ещё несколько секунд продолжалось это жуткое действо, и Сандерс бездумно смотрел в огромные, пусто желтеющие глаза чудовища, пожирающего своего подданного, затем все подернулось стеклянистой плёнкой, почернело, ссохлось и вдруг взорвалось мириадами радужно-серых лент, переливающихся и змеящихся в пространстве...

***

- Святой отец, очнитесь, святой отец..., - безуспешно трясли и звали Сандерса надзиратели и прочий персонал тюрьмы. Позвали врача, но тот лишь засвидетельствовал полуобморочное бессознательное состояние священника. С закатившимися глазами, бледный, как мел, седой и весь трясущийся, Эгидо Сандерс указывал своим тонким пальцем куда-то в воздух и бормотал нечто невразумительное. Позднее из его болтовни разобрали лишь что-то об огромных чудищах, пришедших из-за горизонта, которые якобы сожрали маньяка Тоушера, однако, это никак не объяснило прибывшим экспертам ни исчезновения приговоренного с эшафота, ни внезапной потери сознания у большинства присутствовавших на казни, ни огромных следов и лужи крови, оставшихся посреди тюремного двора. Тайна эта, как впрочем, и многие ей подобные, появляющиеся каждый день по всему миру, осталась навеки таковой, и до сих пор никому из живущих людей неизвестно доподлинно и до конца о существовании древних богов Земли.

Когда я была ребенком, мы с семьей каждый год ездили в гости к бабушке в село. Бабушка часто рассказывала мистические истории, которые с ней случались за всю жизнь в сельской местности. Я решила поделиться некоторыми из них. Сегодня я расскажу, наверное, самую жуткую и запоминающуюся.

События, о которых идет речь, происходили в 60-х годах 20-го века с моей бабушкой и ее семьей. Далее буду рассказывать от лица бабушки.

Начну с предыстории. Закончив 7 классов и педучилище, я приехала в село, учить детей физкультуре. Я была совсем молодой девчонкой. Вспоминаю, что ребята, у которых я вела уроки, были мне ровесниками, глазки строили подмигивали, звали на свидания, но я понимала свою ответственность, как педагога, и со школьниками не флиртовала. В первый год своей жизни в селе, я познакомилась с Мишей - своим будущим мужем. Он был почти на 10 лет старше, тракторист, весельчак, первый парень на селе, сын председателя. Он сразу положил на меня глаз. Все мои подружки и семья были в восторге. "Выходи замуж за Мишку! Будет тебе счастье!" - говорили они. Счастья в итоге не случилось, но сейчас не об этом. Миша отвадил от меня всех ухажеров, угрожал им ножами и ружьем, никого не подпускал, было дело, на мой очередной отказ он и в меня стрелял... промахнулся. Так уж сложилось, что вышла я, в итоге, за него замуж. Не по любви, а потому что так велели родители. Я переехала домой к его родителям, он продолжал работать трактористом, у нас родился сын Юра.

Сразу после свадьбы купили наши родители нам земельный участок со старым деревянным домом, продавали родственники бабушки, которая раньше там жила. Домик в считанные дни снесли и приступили к строительству нового. Почти полностью дом строил мой отец, это был крепкий кирпичный дом с кухней, коридором, большой прихожей, которая была одновременно столовой, тремя комнатами, две из которых были проходными, и большим чердаком. Беда была только в том, что не было электричества, его мы провели намного позже. Двери в доме было две. Одна входная, запирающаяся на замок. Она впускала в коридор. Вторая дверь связывала коридор и остальные комнаты, и тоже закрывалась на замок.

Настал тот день, когда наша семья заселилась в свой собственный дом, мы, как положено, запустили кошечку и готовились провести там первую ночь. Спальня наша была за двумя дверями, в последней не проходной комнате, маленький Юра спал с нами.

Тогда начался кошмар. Мы с мужем проснулись одновременно. Входную дверь выбивали, кто-то ломился среди ночи. Мы слышали, как летели щепки, казалось, весь дом ходил ходуном, казалось, что еще один удар, и дверь слетит с петель, но она держалась. Как вы, возможно, уже поняли, мой муж человек резкий, и, наверное, он больше был зол, что его разбудили, чем испугался. Я же была в ужасе. Он схватил с кухни ножи, открыл дверь в коридор и начал кричать благим матом, что всех сейчас поубивает. Выглянув в окно, мы никого не увидели, стук прекратился. Муж решил, что кто-то балуется и, громко матерясь, пошел спать дальше.

Едва мы легли, стук возобновился опять. Мы снова слышали, как дверь вырывают с ее места, по звуку от нее уже ничего не должно было остаться. Кажется, тогда муж испугался. Он снова схватил ножи и начал кричать, выглянув в окно, мы вновь никого не увидели, стук прекратился.

Мы не спали всю ночь, ситуация повторялась раз за разом, выходить было страшно. Мы зажгли керосиновую лампу и сидели в коридоре до рассвета, когда бесовщина прекратилась. Утром мы осторожно вышли на крыльцо в поисках следов ночного посетителя, но не нашли ничего. Дверь, от которой должны были остаться только щепки, была невредима.

В тот день, благодаря бессонной ночи, оба засыпали на работе, но что делать, когда такие штуки творятся. Рассказывать никому не стали.

Следующую ночь мы ждали со страхом и надеждой, что беда минует, спать ложились спокойно, я поверила, что сегодня ничего страшного не будет.

Проснулись мы одновременно, кто-то снова ломал нашу дверь, я тряслась, было дико страшно, Миша снова взялся за ножи. Кажется, в этот раз он был очень уверен в своих силах. Распахнув первую дверь, он пошел ко второй, на ходу матеря незваного гостя, обещая прирезать его прямо у себя на крыльце. Распахнув вторую дверь, мы увидели только пустой порог и, без единого скола и царапинки, дверь.

Закрыв обе двери, мы вернулись в спальню. Не успели мы залезть под одеяло, стук начался снова, но теперь уже и во вторую дверь - ОНО ЗАШЛО, ОНО БЫЛО ВНУТРИ. Меня бил озноб, я плакала, Миша матерился на чем свет стоит, но понимал, что ножи ему не помогут. Площадь стука росла, вот оно стучало в одну дверь, вот оно стучит в обе, скоро стук перешел под пол, оно ломало половые доски, которые заботливо клал мой отец. Визуально ничего не было видно, все было цело, но это не успокаивало, а пугало только еще больше. Невозможность понять и разобраться с источником стука, сводила с ума.

Миша распахнул первую дверь, под звук разлетающегося на части дома, он открыл и вторую, выгнал меня на улицу с ребенком, велел идти к его матери, которая жила сосем близко, что я, не без спора, сделала. В тот дом возвращаться я отказалась.

Религия тогда была не особо в почете, детей крестили тайно, но некоторые церкви работали. Мать мужа посоветовала попросить батюшку освятить дом. Пока мы ждали его, жили у матери Миши.

Через неделю батюшка приехал и сделал все положенное. В дом мы заехали заново. Было страшно, но больше такого не повторялось ни разу.

Полуголый смуглый мужчина неспешно взошел на вершину гротескного пирамидоподобного алтаря, тем самым демонстрируя свою важность, и окинул соплеменников безумным взглядом полуслепых глаз. Все племя сгрудилось у алтаря в этот священный день.

- Племя Солнца, – размахивая руками, начал он, - я обращаюсь к тебе. Наступил великий день для всех нас. Согласно древним пророчествам предков, сегодня откроются Небесные Врата, и к нам снизойдут боги, дабы проверить силу воинов наших. – Он указал кривым пальцем на кучку молодых людей с копьями. – Вам, воины Солнца, выпала та редкая честь, которой мы удостаиваемся лишь один раз в пятьсот лет. Именно от вас зависит дальнейшая судьба племени. Вы должны доказать богам, что мы их лучшие сыны и дочери, иначе нас покарают подобно племени Луны. Но, прежде чем боги снизойдут к нам, вы должны окропить сей алтарь своей кровью. Идите же ко мне, о храбрые и отважные воины Солнца! Идите ко мне и пролейте кипящую в ваших жилах кровь, окропите сию святыню!

По каменным ступеням алтаря вверх к жертвеннику стали подниматься двенадцать воинов с разукрашенными лицами. В их длинных волосах было заплетено по нечетному количеству красных перьев, а в правой руке каждого находилось по копью.

Оказавшись на вершине алтаря, воины окружили жертвенную плиту. Губы жреца этим временем извивались в молениях.

Он приказал воинам протянуть к жертвеннику левую руку так, чтобы ладонь смотрела в небо, с которого за ними наблюдали боги.

Как только они выполнили приказ, жрец начал вырезать ножом из вулканического стекла на длани каждого знак солнца. Когда ладони всех двенадцати окрасились красным, они одновременно прижали их к жертвенной плите, так что на ней осталось двенадцать окровавленных отпечатков со знаком солнца в середине. В ответ из нее вверх ударил короткий луч света, словно некий сигнал для богов. Сигнал, который гласил, что их творения чтят традиции, верят в них и ждут их возвращения.

- Теперь, о, храбрые воины Солнца, покиньте алтарь и ждите своего часа внизу, и молитесь, молитесь богам. Ибо их приход уже близок. Об этом шепчет ветер, поют птицы, и шумит вода. – Жрец перевел взгляд вниз на соплеменников. – Но чтобы задобрить богов, нужно не просто окропить жертвенную плиту, нам нужно залить ее кровью, чистой и невинной кровью.

И сразу после его слов по каменным ступеням под сопровождением из трех мужчин, с трудом переставляя огромные ноги, стал подниматься Избранный. Избранными у племени Солнца назывались рожденные с «поцелуем богов» - родимым пятном на спине. Избранные не работали в полях и не участвовали в набегах на другие племена. Никто не мог приказать им работать, даже вождь. Они были неприкосновенны. Их всегда кормили самой лучшей пищей, поэтому зачастую, они становились настолько толстыми, что не могли самостоятельно передвигаться. В таких случаях за Избранными закрепляли слуг.

Единственное, что запрещалось Избранным – интимная близость. Однако у них и без того хватало забав, до момента, когда их нужно было принести в жертву. И не только в такие великие дни как этот, а даже в те, когда племя просто нуждалось в дожде.

В сопровождении из крепких мужчин Избранный с трудом взобрался на вершину алтаря. Его сердце в бешеной пляске колотилось об поросшие жиром ребра. Но вот он лег на жертвенную плиту – его бока свисли по краям, - и ему стало легче.

- О, всемогущие боги Солнца, – начал жрец, протягивая руки к солнцу. – Мы благодарим вас за вашу доброту и ваше милосердие, которыми вы одариваете каждое мгновение нашей жизни. За хорошие урожаи на наших полях и дичь в лесах. За легкие победы в боях. За силу воинов наших. За здоровых детей и родителей. За воду, которая падает с неба и увлажняет землю. За тепло и свет, что ниспадают сверху. Так примите же в свою честь нашу жертву.

Жрец сжал обеими руками нож, занес его над грудью Избранного и с силой вонзил в дрожащую плоть. Острые грани камня с легкостью пронзили взмокшую от пота кожу и жир под ней. Из раны ударила струя крови. Жрец нанес еще два удар. Он знал, куда бить, чтобы жертва оставалась живой как можно дольше и продолжала истекать кровью.

Избранный кричал от боли. Пытался встать, но это оказалось свыше его сил, да и к тому же, двое мужчин из сопровождения держали ему руки и давили вниз.

Жрец аккуратно воткнул острый угол камня в солнечное сплетение и, скользя к ногам, медленно вспорол живот. Избранный по-прежнему был жив, его кровь заливала вершину алтаря. Багряные ручейки вели себя как живые или заколдованные. Они извивались и ползли вперед до ближайшей щели, в которую потом заползали словно черви.

Сквозь тело Избранного из жертвенника в небо стали бить разноцветные лучи. Жрец тут же прогнал с алтаря лишних соплеменников и зашелся в обрядном танце вокруг жертвенника, черпая при этом кровь из живота Избранного и окропляя алтарь. Каждая капля впитывалась в камень, не оставляя после себя ни единого следа. Где-то глубоко внутри алтаря что-то защелкало, заскрипело, а затем оттуда послышалось гудение, словно заработал огромный механизм.

Стоящие у подножия алтаря люди завороженными глазами смотрели на прыгающего жреца. Каждому из них было страшно. Они еще ни разу не встречались с богами. Эта неизвестность подкашивала их колени и щекотала спины неприятным холодком. Все знали еще с детства, что помимо добрых богов Солнца, существует множество злых, которые иногда выдают себя за добрых. А что если сейчас к ним спустятся эти злые боги?

Воздух изменился, загустел, сделался тяжелым. При каждом вдохе у людей начинало першить в горле. Деревья закачались из стороны в сторону, роняя листву. Листья, как показалось некоторым из воинов племени (они были единственными, кто не смотрел на жреца), стали постепенно менять цвет. У них появились новые оттенки. Один такой лист рассыпался на мелкие кусочки прямо в воздухе перед носом одного из воинов.

Звери бежали прочь из этих мест. Улетали птицы, крича что-то на своем наречии.

Небо разразилось раскатами грома. Десятки молний рассекли его подобно трещинам, которые рассекают по весне лед. Яркие белые шарики размером с воробьев засверкали над алтарем, приводя людей в страх и смятение. Они мгновенно изменяли траекторию полета, вплотную подлетали к жрецу, а потом снова устремлялись вверх или в сторону.

При каждом таком приближении жрец чувствовал исходящий от них жар. Воздух все сильнее колол легкие, но он пытался не обращать на это внимания. На лбу выступили крупные капли пота, а глаза заслезились от яркого света.

Он застыл как вкопанный. Его ослепил свет божества спускавшегося с неба.

Несколько шариков нырнули в толпу людей у подножия алтаря. Один из них коснулся ноги мужчины с прядью седых волос на голове. Мужчина ничего не почувствовал, но на его ноге остался след лучевого ожога. Другой шарик на несколько секунд застыл у лица грудного младенца, после чего взлетели вверх. Мать подумала, что это благой знак, и ее ребенку выпадет честь прославиться в военных походах. Но повернув его головку к себе, она поняла, что ошиблась. Младенец был мертв, а его лицо усеяли язвы…

Раздался еще один ужасающий своей мощностью раскат грома, и на землю опустилось эллипсовидное облако слепящего до боли в глазах света.

- О, боги! – Жрец пулей спустился с вершины алтаря, перепрыгивая разом по пять ступеней.

Оказавшись на земле, он рухнул на колени и пополз к приземлившемуся облаку. Двенадцать воинов племени Солнца последовали его примеру.

- О, боги. О, боги племени Солнца, - кричал он изо всех сил. – Мы ждали этого дня, когда вы спуститесь к своим творениям.

Жрец уже почти вплотную добрался до облака,когда очередной порыв ветра сорвал с его головы две черные пряди волос и швырнул их назад. Но он этого не заметил.

Ему удалось пробраться еще на метр, прежде чем с указательного пальца отвалился ноготь. Увидев это, жрец закричал, а через мгновение все его тело пронзила острая боль. Он упал на бок и свернулся «калачиком». Со следующим криком из его рта посыпались зубы.

Двенадцать храбрых воинов Солнца начали безудержно кашлять, выплевывая сгустки крови и фрагменты легких. Все они извивались как черви, когда их тела сковывали невыносимые мышечные спазмы, точно их мышцы выворачивались наизнанку. Как будто каждая клеточка тела решила жить независимо от остальных и сейчас отделялась, готовясь к бегству. От боли и зуда двенадцать воинов начали срывать с себя покрывающуюся язвами кожу.

Из светящегося белым светом космического корабля выползло маленькое существо. У него не было ног, и оно передвигалось как змея при помощи нижней части своего тела. Он оставлял за собой след из почерневшей травы.

Пришелец направил семипалую конечность, в которой держал небольшую черную трубку, в толпу. Люди стояли завороженные его внешностью и не смели сдвинуться с места. Они даже не замечали, как ветер сдувал с них волосы, а новые язвы расцветали на облученных телах.

Бог. Перед ними стоял один из богов Солнца.

Пришелец стукнул по трубке двумя свободными пальцами, и на людей обрушился луч испепеляющего лазера. По округе стали разлетаться крики, стоны, плач и радиоактивные кости.

Турбины космического корабля продолжали издавать раскаты грома и выбрасывать в атмосферу все новые и новые порции губительной радиации, которая в ближайшие часы должна была уничтожить все живое в радиусе пятидесяти километров.

**

Из протокола:

После серии неудачных экспериментов советом по выведению людей было решено, свернуть всю научно-исследовательскую деятельность на испытательной планете «43СС4», в силу того, что выведенные люди не выдерживают выделяемых нашими телами ионизирующих излучений. Что делает невозможным их использование в качестве доноров внутренних органов для нашего вида.

Вместе с этим на планете «43СС3» сложились благоприятные условия для начала проведения аналогичной научно-исследовательской деятельности. Просим разрешения для ее начала.

Сноска:

«43СС3» третья планета от Солнца в Солнечной системе Млечного Пути.

Автор истории Андрей Миля: https://vk.com/pgt_chumovka

Во время учебы в универе я нашёл себе подработку сторожем. Ночной график и свобода действий. Делай, что хочешь, только не спи. Сторожил я офисное здание на окраине города.

В мои обязанности входило следить, дабы никто не залез ночью и ничего не украл. Если с первым я мог справиться, то со вторым, в силу своего телосложения, я бы справился навряд ли и не хотел даже думать об этом. Утром я должен встречать начальство, которое приходило довольно рано. Должен следить, чтобы не заливало, т.к. очень много компьютерной техники и бумаг. Поначалу я думал, что это бессмысленное указание, но после двух случаев, когда сильно залило, я стал относиться к этому более ответственно. По субботам я должен был помогать уборщице мыть окна. В общем, работа как раз для меня. Мне даже выделили компьютер, чтобы я не скучал по ночам. Видимо, от предыдущего сторожа, так как на нём было установлено несколько игр и накачена целая куча фильмов. Мне этого очень даже хватало.

Моё рабочее место находилось почти сразу около входной двери. В очередную субботу, когда я был на работе и смотрел очередной фильм, краем уха услышал, что кто-то копошится у входной двери с той стороны. Я поставил фильм на паузу. Звук повторился ещё раз. Я подошёл к двери и стал смотреть в глазок. За дверью было пусто. Решил, что это просто мне почудилось, и хотел вернуться обратно за компьютер. Как только я сел, звук повторился еще раз. Я снова подошёл к двери. Вдруг за дверью я услышал, как кто-то говорит. Мужской бас. Очень неразборчиво. В дверь настойчиво постучали. От неожиданности я даже отскочил от двери. Я подумал, что, возможно, это директор. Был готов открыть дверь. Посмотрел еще раз в глазок - никого. Тогда я спросил:

— Василий Петрович, это вы?

Ответом стала тишина. Я стоял и вслушивался в тишину. Буквально сразу за дверью послышался новый голос. Теперь уже что-то говорила женщина. Какое-то бормотание - тянущее и нечленораздельное. Я не понял ни слова. Я подумал, что кто-то ошибся адресом, и громко крикнул, что вызову полицию. К слову говоря, мне на этой работе не показали никакой "тревожной" кнопки. Поэтому я машинально потянулся за мобильником. Через несколько секунд постучали. Теперь стучали в окно. Я чуть не выронил мобильник. Сердце медленно стало уходить в пятки. Я подошёл к окну, приподнял жалюзи и офигел. Хотя нет. Я стоял в буквальном оцепенение. Мне стало очень страшно.

Меня перестали держать ноги, и я упал на пол. А испугался я от того, что на решётках с той стороны висел человек. По крайней мере, мне хотелось так думать, что это был человек. Но абсолютно все в нём было лишено человеческого. Казалось, что это кто-то лишь надел на себя костюм человека. Я даже не понял, был это мужчина или это была женщина. Глаза светились ярко-желтым цветом. Мышцы лица сокращались с безумной скоростью. Как только оно увидело меня - из него стали исходить звуки. Как у чревовещателя. Откуда-то изнутри. Не открывая рта. Говорил то мужским, то женским голосом. Чередовал голос не от слова к слову, а от слога к слогу. Я потом долго пытался вспомнить, что говорило это существо, но я так и не смог. Одновременно с этим он стал бить руками и ногами по решётке. Мой мир внутри рушился. Я сидел и не знал, что делать. А существо по ту сторону окна махало всеми конечностями и издавало ужасные звуки. Если бы нас не разделяли решетки на окнах, я не знаю, что со мной стало бы сейчас. Все это происходило примерно с минуту, но мне казалось, что прошла целая вечность. Я сумел рассмотреть его во всех подробностях. Я так и не понял, как он висел. Может, он зацепился ногой за прутья и повис, но стучал он обеими руками. А я просто сидел и смотрел.

Примерно через минуту я услышал очень громкий звук, похожий на футбольную дуделку. Существо застыло. Не изменив своего положения, повернуло голову на 180 градусов. В таком состоянии оно держалось секунд пять. После чего спрыгнуло. Говоря что-то совершенно новым, высоким, но снова неразборчивым голосом, существо скрылось. Я не видел, куда. Я все ещё сидел на полу. Внезапно все прекратилось. Ни звука. Я сидел на полу в абсолютной тишине и слышал, как гудят лампы на потолке, или это гудела голова. Потом пришло осознание того, что случилось, и я стал дрожать. Я попытался позвонить в полицию, но не смог выдавить из себя и слова. Там просто повесили трубку. После чего я разрыдался, как девочка. Я не помню, сколько я ревел. В таком состоянии я просидел на полу до 6 утра, пугаясь каждого случайного звука и ожидая повторения этой встречи, пока не пришёл Гена, второй сторож. Я смотрел на него в глазок, просил вначале отойти, потом подойти ближе и сказать что-нибудь.

Когда же он зашёл, то сразу дал мне подзатыльник, а я истерично засмеялся. Он сказал, что это была плохая шутка. Когда пришёл домой, родители долго спрашивали, что случилось. Весь бледный, дерганный и круги под глазами. Из-за той ночи я очень плохо сплю. Мне кажется, что это существо снова придёт. Я никому ничего не рассказал, боялся, что упекут в психушку.

Рассказал мне эту историю отец. Далее с его слов.

Годы, где-то так, 90-е. Лето. Деревенька недалеко от Уфы, название точно не помню. Приехал я к другу, отдохнуть от городской суеты, порыбачить, да деревенской жизни немного хлебнуть.

Вдоль всей деревни текла небольшая узенькая речка, даже скорее перешеек, чем река, и в одном месте она размыла берега так, что получилось что-то наподобие небольшого круглого водохранилища, но с проточной водой.

Со временем в этой нише образовался омут, и люди рассказывали, что кто там купается, чувствуют, что когда ныряешь, тебя понемногу тянет на дно – «засасывает». Даже говорили, что пара овец там утонула, хотя, что они там делали - непонятно, берег там был довольно крутой. Да и пасли баранье стадо в основном чуть подальше.

Собрались мы на ночную рыбалку. Как мне друг объяснил, что рыба в этой реке хорошо идет с двух ночи до шести утра. Ну, я в рыбалке не спец, доверился ему, да и как бы местный он, лучше знает.

В общем, собрались, и двинули мы. Повел он меня по своим рыбным местам, да только рыбы особо мы не поймали, так, пару пескарей, над которыми даже кошка смеяться станет. Я тогда еще шутил, мол, вот это рыбалка! Тогда друг предложил сходить на омут, мол, там иногда мужики довольно крупных щук доставали. Пошли.

Вышли к омуту, был там небольшой полуостровок, на котором сразу видно было, что люди здесь обычно рыбачат: палки под удилища воткнуты, старое кострище рядом. Ну, и мы здесь же расположились. Расстелили плащ-палатку, водочку достали, консервы, наживку, удочки снарядили и закинули. Рыба тоже ловилась не ахти как, но все же, получше, чем на предыдущих местах.

Кругом темень была, луну то ли тучи закрыли, то ли деревья, которые росли вдоль берегов речки, не пропускали к нам лунный свет. Друг друга-то мы видели хорошо, так как рядом сидели, но вот, что творилось, к примеру, метров за пятьдесят, толком разглядеть было уже сложно. Единственное естественное свечение было от переливов воды.

Было уже около четырех утра, мы уже довольно продолжительное время сидели молча, друг обещал, что вот-вот начнется самый клев, и мы, наконец-то, нормально порыбачим.

Тут со стороны противоположного берега раздался плеск. Мы оживились. Друг прошептал: «О, щука пошла, сейчас начнется». И правда началось, да только не то, что мы ожидали.

С той стороны, где только что был плеск, снова послышалось несколько, как будто бы ударов по воде. Мы с другом все время смотрели на поплавки, лишь изредка кидая взгляды в сторону непонятных всплесков, и потому не сразу увидели то, из-за чего мы тогда едва не поседели за одну ночь.

Из воды появилась непонятная фигура, размером со среднюю собаку, и начала двигаться в сторону противоположного от нас берега. Она находилась спиной к нам, и нас то ли не замечала, то ли просто игнорировала. Друг тогда сказал: «Смотри, бобер что ли, гляди, какой крупный». И уже через минуту, когда тварь начала вылезать на берег: «Да ладно, не может быть, это же козленок, откуда он вообще здесь, у нас коз никто не держит».

Это и впрямь был козленок, хоть и было темно, отчетливо виделись небольшие козлиные рога, шерсть не длинная, как у молоденьких козлов, и был слышен цокот копыт о прибрежные камни. Что он делал все это время в воде, и как мы не заметили его до этого, мы так и не поняли.

Тем временем это животное встряхнулось, скидывая с себя лишнюю воду, и полезло вверх по склону. Берег, как я уже говорил, был довольно крут. Пока оно карабкалось, прыгая при этом с одного места на другое, мы с другом явственно слышали козлиное блеяние, но оно продолжалось довольно долго, как будто оно блеяло целыми предложениями. Жаловалось кому-то на свою нелегкую судьбу, наверное.

Мы и про удочки свои забыли, следили за диковинным зверем. Он, тем временем, долез до верха, еще раз что-то проблеял и повернулся к нам передом.

И вот тут меня охватил даже не страх, а настоящий животный ужас. Очертания морды было плохо различимы, но в тот момент я понял, что это никакой не козленок,

потому как его глаза ярко светились. И даже на таком расстоянии я почувствовал в них столько ненависти ко всему и ко мне в частности, что, как говорится, «сердце ушло в пятки». Все это смотрелось очень жутко в полной темноте.

Далее произошло совсем уже небывалое. «Козленок» медленно, как будто специально для нас, потянулся и, одним рывком, встал на задние ноги. Не опираясь ни на дерево, ни на что. Постоял так секунд, наверное, тридцать, глядя на нас, что-то громко проблеял на своем, ему одному понятном, языке и со всего размаху, без разбега сиганул в реку. Шлепнулся он аккурат в воду возле берега и довольно быстро поплыл в нашу сторону. Как он не разбился при ударе об воду с такой высоты, непонятно.

Тут, видимо, моего друга проняло. Потому как он крикнул мне во всю глотку: «Беги!» И первым ломанулся сквозь кусты, подальше от реки. Я, недолго думая, рванул за ним следом.

Бежали мы до самой деревни, и, не знаю, то ли от страха, то ли на самом деле так было, но сзади мы постоянно слышали громкое блеяние. Добравшись до дома, мы вбежали внутрь, переполошили всех домашних и до рассвета боялись вообще куда-то выйти.

Удочки и всю поклажу нашу рискнули идти забирать только через пару дней. И то в сопровождении родственников друга. Все оказалось на месте.

Мы рассказали эту историю всем местным, на что они нам сказали, ну да бывает, под водочку-то. Но водки была всего одна бутылка, и ту мы не допили, а видели-то мы с другом одно и то же, мы потом сверяли наши показания между собой.

Я не знаю, что мы тогда увидели с другом. Я не стану утверждать, что это был черт или еще какая другая погань, но я рассказал вам чистую правду. Что видел, то видел. Мы еще тогда обошли все соседние деревни и расспрашивали, может, у кого козленок сбежал, но, как и говорил до этого мой друг, коз здесь никто не держал, только овцы да коровы. Вот так, как-то.

Комментарии и обсуждения на: https://4stor.ru/histori-for-life/109696-kozlenok.html