Meltyn

Сегодня он сыграл пятую пьесу весьма сносно. Отодвинулся от пианино, закрыл глаза и замер в тишине, пытаясь преодолеть боль в пальцах. Сейчас он уже не мог ни игнорировать ее, ни списать на простую усталость. Кисти и пальцы болели так, будто их кто-то старался вырвать, выкрутить из руки. А что же будет дальше? При следующей игре?

Он открыл глаза и обернулся к неподвижно стоявшим.

-я не смогу больше играть, когда закончу последнюю пьесу?

Ответа не последовало. Тут, кроме него, никто не говорил. Но Слава понимал их. Правда, сейчас, они сами не знали ответа.

Парень вздохнул и поднялся со стула. Еще раз закрыл глаза, на минуту, а потом, когда открыл, оказался в привычно пустой комнате под крышей. Солнечный свет бил в окна, освещая каждый закоулок практически пустого чердака. На удивление чистого для помещения, в котором вот уже много десятилетий никто не жил.

Слава повернулся и пошел к выходу. Пальцы уже перестали болеть, но он боялся, что это лишь до следующего раза.

***

Слава появился на свет в хорошей, дружной семье. Его родители спорили редко, но если уж спорили, то так, что про их спор знали все соседи. Вот как в тот раз, когда решали, чем еще нагрузить сына помимо школы. Отец считал, что мальчика нужно отдать на единоборства, а мать – что мальчик должен играть и ходить в музыкальную школу. Сам Слава никуда не хотел. Еще обычное образовательное учреждение пришлось признать, как необходимое зло, от которого не отвертишься. Но еще куда-то ходить, это увольте. Правда, его никто не слушал

Родители, наконец, перестали спорить. Музыка победила. Но Славу не стали отдавать в музыкальную школу и в жизни семьи появилась учительница игры на фортепиано - Пульхерия Карловна – маленькая, пухленькая женщина лет пятидесяти с постоянной прической‒буклей на голове. Букля казалась всегда этаким большим пушистым клубком. Одевалась женщина всегда просто, но обязательно с каким-нибудь ярким акцентом в виде большой броши или красивой переливающейся заколки. Пульхерия Карловна казалась доброй бабушкой. Все в ней было мягким – руки, взгляд, улыбка, голос, движения. Даже очки с круглой оправой. Но как только она садилась за инструмент, менялась моментально. Казалось, что она выше и стройнее, все движение становились четкими, быстрыми, пальцы удлинялись как минимум на несколько сантиметров, а лицо словно сбрасывало маску и расцветало какой-то необычайной красотой. Даже непонятно было – а как раньше не замечали? Пульхерия Карловна была строга. Она не терпела неуважение к инструменту и к своей деятельности. Но и поиронизировать могла. Она рассказала Славе множество интереснейших историй про музыкантов прошлого. В том числе и про того, кто, не увидел в «самом полном музее пыток средневековья, содержащем все оружия пыток Европы» рояль. И сразу же спросил, где сей инструмент. Когда гид с удивлением объяснил, что у них нет ничего подобного, да и никогда и не было, то музыкант серьезно сказал

-В таком случае, вы не можете называть себя музеем с полной коллекцией орудий пыток. Не стоит обманывать посетителей. Ну, или поставьте тут рояль.

Все истории учительница рассказывала очень живо, в лицах. И, хотя Слава, как и любой нормальный ребенок, не очень-то и любил тренировать гаммы, и терзать клавиши, но сама Пульхерия Карловна смогла как-то примирить его с этой необходимостью. И даже начать получать удовольствие от игры. Возможно, что тут сыграла роль ее и методика учительницы. Она вовсе не стремилась заставить ученика по полгода зубрить одну и ту же пьесу. И к новому произведению они переходили сразу, как Слава обучался читать предыдущее.

К удивлению (и прежде всего самого Славы), он действительно сначала увлекся, а потом и начал добиваться настоящих успехов в игре. Даже уже сам начал придумывать мелодии.

Слава был мальчиком компанейским, и друзья у него имелись. Как и каждый мальчишка, он с удовольствием лазил там, где вроде бы и не очень можно.

Была у них на окраине города своя мистическая заброшка. Старый дом стоял тут еще до революции. Когда-то построен он был на деньги «общества попечительства», в которое входила верхушка местного дворянства. Обществом же дом и содержался, представляя из себя интернат для бедных девочек сироток. Тут они содержались до шестнадцати лет, обучаясь, питаясь, одеваясь за счет

Общества. В старших классах существовало разделение на педагогический и медицинский разделы. А во время выпуска девушка получала сертификат медсестры, либо учительницы. Воспитанницы Дома вполне могли рассчитывать на работу, приносящую кусок хлеба, так как учили их хорошо. Правда обучение было жестким, и за малейшую провинность девочек лишали обеда, ужина или прогулок. Также все ученицы были обязаны работать в саду и на огороде, и плоды их труда являлись неплохой добавкой к скромным блюдам.

Перед самой революцией члены общества разлетелись, а оставшихся смел уже шторм семнадцатого. После разбежались и воспитанницы с персоналом. Само помещение было занято представителями новой власти. Только просидели они тут недолго, очень скоро собрали вещички и выехали в другое, менее просторное здание. Причина? Слишком далеко от центра города. Но ходили устойчивые слухи о загадочных голосах, звуках, огоньках, и привидениях.

Как-то так получилось, что город стал расти в другом направлении, а дом так и остался на отшибе. Никто его не трогал много лет, и даже когда власти города пытались продать землю, или сдать, но все желающие, как рассказывали, быстро брали самоотвод, не смотря на то, что цена была гораздо ниже, чем должно стоить такое имущество. Конечно, это только укрепило слухи о сверхъестественном.

Да так и сохранились они до сего дня. И здание, и слухи. В Дом уже пробирались много раз – с камерами и без. Но новоявленных охотников за привидениями ждало разочарование. Никаких призраков, даже теней или неясных силуэтов. Разве что звуки странные, но их можно было бы объяснить, и совершено логически. Правда, это никого не останавливало и «Охотники» все шли и шли в странный дом.

Компания, в которой был Слава, состояла из пяти мальчишек одиннадцати-двенадцати лет. Стола осень, на календаре была суббота и не удивительно, что кто-то предложил пойти в странный Дом.

-а когда? – спросил Миха, самый младший. Ему едва едва исполнилось одиннадцать. Он был еще и мельче всех.

-А вот прямо сейчас можно, - сказал Юдж. По-настоящему Юджа звали Женя и он был признанным лидером их маленькой банды.

-Но сейчас же день! – возразил Слава. В свои двенадцать лет он выглядел как настоящий пай-мальчик – этакий ангелочек-блондин, худой, с тонкими правильными чертами и невероятной глубиной взгляда голубых глаз, длинными «музыкальными» пальцами. Что самое главное – относительно аккуратен. Но на самом деле первое впечатление было немного обманчиво. При всем своем внешнем спокойствии, Славу тянуло на «подвиги» чаще, чем остальных. Единственное, что доселе спасало его от крупных неприятностей это то, что он всегда инстинктивно пытался защитить кисти рук, и был достаточно умен, чтобы не вестись на слабо, когда «овчинка не стоит выделки».

-Потом могут прийти старшеклассники, - с сомнением сказал Генка. Этого плотно сбитого паренька с постоянно недовольной физиономией на почти круглом лице, можно было бы назвать «человек-нет». Потому что на каждое предложение он находил кучу отговорок.

-Тогда мы уйдем. Тихонечько. Но это ведь не дело – днем идти, - возразил Ник, Никита. Прямая противоположность Генке – высокий и тонкий как шпала, с очень подвижной физиономией, выражения на которой способны были меняться каждую секунду.

-С другой стороны – а кто нас ночью туда отпустит. – начал канючить Генка.

Слава едва удержался от хихиканья. А потом сказал

-А давайте туда пойдем в сумерках. Мы же ненадолго. Если уж там что-то есть, то как раз в сумерках лучше всего увидим.

-Почему? – спросил Юдж

-Ну…знаешь. В сумерках как раз раскрываются двери между мирами и привидение увидеть легче. Я читал где-то

Все решение одобрили и скоро двинулись к дому. Нужно было ехать достаточно далеко, и от родителей, конечно, попадет. Но что поделать?

Скоро дом предстал перед ними в лучах заходящего солнца. Выглядело строение все еще монументальным и судя по всему вовсе не собиралось разваливаться еще в ближайшие сто лет.

Кстати, эта удивительная устойчивость здания тоже приписывалась городским фольклором, именно тому, что там обитают привидения.

-Куда пойдем? – спросил Юдж. Сейчас они стояли на первом этаже и осматривали помещение. Большой холл, куча мусора, расписанные предыдущими посетителями стены, в общем, ничего особенного

-А давайте на чердак? – сказал Слава, - никто из этих интернет гениев до чердака так и не добрался.

-Странно. А чердак точно есть?

-Ты не заметил? Там окна и большие. Может, чердак тоже сделали жилым? Но все только по четырем этажам бегали, что я смотрел. Наверное, дверь не могли найти. Или заколочена Или…

-Давайте просто поищем.

Пролеты сохранились на удивление хорошо, но поднявшись выше четвертого этажа мальчишки уперлись в голую стену.

-Но тут же должна быть дверь. – недоумевал Слава. Он простучал всю стену без какого бы то ни было результата, - должна.

-Но вот нет, - в голосе Юджа тоже слышалось разочарование. За все время блуждания по дому они не видели и не слышали ничего странного.

Разочарованные, мальчишки пошли домой. И дома, конечно же, досталось. Для Славы самое обидное было, что считай, ни за что.

Ночью же ему приснился странный сон. Он был в доме, но на этот раз везде, в том числе и в помещении, стоял туман. Слава бродил по дому, четко зная, что ходит по четвертому этажу. Классы, кабинеты. Один класс заинтересовал его тем, что около стены там находилась винтовая лестница, ведущая наверх. Слава прошел по лестнице, поднял дверку. И чуть ли не вскрикнул от удивления – вот но – чердак!

Выбравшись наверх, Слава осмотрелся. Достаточно большое светлое помещение. Только тут он заметил, что туман рассеялся, и сейчас в лишенные стекол окна вовсю светило солнце, озаряя на удивление чистую комнату, в которой стояло пару остовов железных кроватей, полусгнившие тумбочки и стулья. И…фортепиано. Старый инструмент благородного темного дерева возвышался на небольшом подиуме, словно главенствуя над окружающим. Он выглядел так, словно время было не властно над ним.

Слава подошел и открыл крышку, а потом взял пару аккордов. Инструмент был в прекрасном состоянии. Клавиши не запали, и звуки были чистыми.

Слава услышал шаги позади. Резко обернувшись, он был настолько ошарашен, что даже не испугался. Хотя было чего

На Славу смотрели мертвецы. Такие вполне себе уже скелеты, с пустыми глазницами, с кое-где сохранившейся плотью и даже остатками волос. Все они ( две девочки, женщина, мужчина) были одеты весьма старомодно, но опрятно и чисто. У скелета мужчины- высокого и осанистого, даже свисала цепь от часов из кармана жилета. Складывалось впечатление, что эти личности совсем недавно отоварились в каком-нибудь магазине ретро-платья, или костюма для реконструкции.

Одна из девочек держала прижатой к груди красную книгу в мягкой обложке. Подойдя к все еще не двигавшемуся Славе, девочка протянула ему. Слава взял не без страха. Нотная тетрадь.

Толстая книженция. Вот только всего лишь на девять произведений. Большая часть листов тетради пустовала. Слава хмыкнул, и сел на стул, который вдруг стал выше, и теперь руки доставали до клавиш точно так, как надо было. Раскрыв и поставив перед собой нотную тетрадь, Слава попытался сыграть первую пьесу. Но не смог. Очень трудно. Пальцы, чтобы те правильно ударяли по клавишам, наверное, заплести в узел надо – не иначе. Плюс пьеса должна была быть быстрой.

Мальчик повернулся, но никого не увидел в помещении. Удивиться этому он не успел, так как проснулся.

Некоторое время Слава лежал, силясь понять, что значит его сон – такой непонятный и яркий. Ну а потом все же пришлось вставать, конечно.

Как-то сегодня все приятели были заняты. И, позанимавшись немного, подготовив уроки, поиграв на компе, Слава все же не выдержал. Отпросившись у родителей, прямиком направился к Дому.

Его даже нисколько не удивило, что все было так, как он видел во сне. Класс, винтовая лестница, чердак, залиты солнечными светом и словно убранный прилежной горничной. Фортепиано, на лаковом покрытие которого играли солнечные зайчики.

А вот то, что крышка была открыта и на пюпитре стоит открытая нотная тетрадь именно с теми самыми нотами – это почему-то уже напугало. Слава подошел к инструменту, проверил, еще раз попробовал сыграть и сбился через десять секунд

Потом повернулся и вновь увидел ИХ. Да, теперь он видел, что окружают его призраки – ведь сквозь них он видел окружающее. Но вот страх почему-то прошел. А еще он вдруг начал их понимать. Не то, что это было какая-то мысленная речь или чтение мыслей. Просто ему пришло понимание того, что они хотят.

-Я должен сыграть? Все пьесы? Но зачем? – спросил Слава

Мужчина пошел к мальчику. Своей костлявой рукой он взялся за цепочку и вынул большие золотые часы. Открыв крышку, протянул часы на ладони Славе.

-что это? – мальчишка с любопытством посмотрел на циферблат. И скоро сам все понял. Потому что перед ним развернулась картина из прошлого. Слава видел и слышал все, словно незримо присутствуя при событиях.

***

-Ну душка, Мила, это совершеннейшим образом безопасно, - невысокая черноволосая девочка лет четырнадцати, в залатанном и бедненьком, но чистом коричневом платье и более темном фартуке поверх, держала за руки другую девочку. Та была ниже своей визави, тоньше, и обладала удлиненными, в современном мире бы могли сказать «какими-то эльфийскими» чертами лица. Взгляд то ли зеленых, то ли голубых глаз был если не испуганным, то очень настороженным

-Ты уверена, Тати? – спросила она еще раз.

-Ну конечно! – я же говорила, - вот и Варя с Тирой согласны.

-Ладно, я приду. Главное, от Селедки сбежать. А теперь пошли на урок. А то Митрофанчик сегодня говорят злой – ужас.

Слава не только видел девочек, но каким-то образом получал и информацию о них. Он знал, что все четверо – воспитанницы здешнего приюта. Все четверо учатся в педагогическом отделении, готовясь в будущем зарабатывать свой хлеб как учительницы или гувернантки. Варя и Тати жили здесь – комнат было мало, а воспитанниц как-то много образовалось, и их определили на чердак. Фортепиано вынесли туда же, когда приюту было пожаловано новое самим великим князем Константином Николаевичем. На удивление, хотя комната была маленькая и спускаться подниматься в нее нужно было через класс,другие воспитанницы завидовали. А Тати могла приглашать в эту комнатушку самых избранных, в число коих все стремились попасть.

А вот что девочки сейчас собирались делать – Слава не знал. Даже когда попытался подумать об этом, голову словно сдавило раскаленным обручем. Но тут же он увидел другую картинку. Вновь чердак, но кровати были отодвинуты к стене, вокруг пианино на полу и стене начерчена загогулина в которой с трудом угадывается пентаграмма, стоят свечи разных мастей, размеров и уровней использованности. Четырех девочек, которые тут сидели, он знал так, будто видел их уже и общался с ними не раз.

Мила – на самом деле Катерина Ставская – отличница, милая девочка, получившая прозвища Мила или Олененок от товарок за свою воздушность, всегда мягкий голос, который никогда не повышался ни на кого, готовность всегда выслушать и помочь, и некую пугливость.

Тати – Татьяна Тихая – вертлявая барышня, совершенно не соответствующая своей фамилии, В чертах лица этой девчонки читались цыганские черты дальних предков. Она всегда была впереди товарок в шалостях. Сама она рассказывала, что ее бабушка была ведьмой-колдуньей и ей, Тати, перешел по наследству этот дар.

Варя – Варвара Строгая или Поповна – дочь сельского священника оставшаяся сиротой после гибели в пожаре своей семьи. Она была немногословна, всегда поджимала толстые губы. Соблазнить эту девочку, обладавшую настоящей крестьянской практичностью, было сложно. Но перед Тати, которая являлась ее кумиром, она не могла устоять.

Тира – еще одна Татьяна, но уже по фамилии Сироткина, была тихой, малозаметной девочкой, которая была рада любому случаю, когда ее берут в компанию. Эту девочку когда-то подбросили на крыльцо приюта, и никто не знал ничего о ее родителях.

И опять Слава почувствовал, что нечто не так. Что-то совсем мерзкое и липкое было рядом. Словно наблюдало в окна, ожидало, скреблось в нетерпении. Он хотел крикнуть, сказать, что не надо этого всего, не надо того, что они сейчас хотят сделать, но его не слышали и не видели. Все равно что при

просмотре фильма герою кричать. Только вот жаль – это был отнюдь не фильм. А Тати продолжала вещать.

-Ну вот, я читала у некого профессора Залесского, что изначально вся музыка, поэзия, и живопись – изначально возникли не для того, чтобы просто читать, смотреть на это, а как магические действа. И использовались исключительно в магии.

-А ты уверена, что это безопасно?

-Разумеется! Моя бабушка бы никогда не пожелала вреда мне. И она говорила, что я способная ученица! Я точно знаю, как и что делать.

-Не знаешь! Ты не фига не знаешь, идиотка! – крикнул Слава, но как и в прошлый раз в пустоту. Ему сейчас, как на ладони были видны мысли и чаянья Тати. Девушка уже договорилась со своим верным рыцарем Варей, что та, после «магических действ». Упадет на пол и станет изображать из себя припадочную, а потом заговорит другим голосом. Варя это умела, но только Тати призналась в своем даре. И у шалуньи сразу же возникла идея. Они вместе с Варей приготовили даже бумажки, монетки, перья, рассовали их по разным местам, некоторые должна была «изрыгнуть» Варя, кога типа в нее бы вселился демон.

Заклинание придумала сама Тати. Ничего необычного. Просто набор слов. Но почему же именно этого набора слов ждала невидимая тьма за окнами? Почему она не могла войти просто так? Десятки почему роились в голове, когда Тати подошла к пианино и поставила на пюпитр уже знакомую Славе нотную тетрадь. Остальные трое начали зачитывать выданное им «заклинание». Сидя полукругом на полу. Девушка просто отлично играла, Слава даже обзавидовался бы, если бы только не видел, как сгущается за окнами тьма, обретая черты то какого—то зверя с кучей зубов, то странной, невероятно искаженной до нереальности человеческой физиономии, то просто словно некоего моллюска с кучей мерзких, присасывающихся к окну щупалец.

Тати сыграла только одну пьесу. Напряжение нарастало. И вовсе не из-за игры. Похоже, девчонки все же чувствовали, что что-то не так, как должно быть, но сама музыкантша не замечала ничего, слишком увлеченная игрой и своими мыслями.

И тут случилось. Слава закрыл глаза, но даже через закрытые веки он видел, как распахнулось под порывом ветра( как казалось девочкам). А на самом деле под напором тьмы окно, погасли все свечи, мигом. Девушки заверещали. Когда удалось восстановить спокойствие, Тати закрыла окно и девочки вновь зажгли свечи. Но тьма осталась, притаившись по углам.

-Что случилось? Так должно быть? – спросила Олененок

-Нет. Не должно, - Сказала Тати, - мне нужно разобраться.

-Ну ты же говорила…

-Я знаю, что я говорила, - отрезала Тати. Она была бледна и кусала губы. Девочки, не решились задавать ей больше вопросов. Просто ушли.

Картинка вновь сменилась. Теперь Слава видел здание, сверху. Тьма прекрасно себя тут чувствовала. Она выросла, и окутала весь дом. Очень похоже было на паутину. И Слава увидел, как эта паутина ловит души тех, кто жил здесь или хотя бы был сильно привязан к этому зданию. Не всех, некоторые души все же умудрялись выбраться или вообще не подходить близко, хотя здание и манило их – ох, как манило. Слава чувствовал это на своей шкурке. Всего он насчитал душ тридцать. Может, их было и больше.

Слава вновь был в комнате на чердаке. Вокруг него, молча столпились все пленники дома. Они смотрели и ждали его решения.

-Но я не понимаю, как… - начал было Слава. – вы-то сами уверены в этом?

Они были уверены. Возможно, у Тати действительно были способности, о которых она не знала. Но она пригласила тьму, чтобы спросить у нее. Вот только чтобы завершить ритуал и выгнать тьму, нужно было сыграть все пьесы. Призраки тоже не теряли времени, пытаясь выбраться из ловушки. Они смогли дать силу нотной тетради, но увы, инструмент был для них недоступен. Только живой мог прикоснуться к нему. И сыграть.

Слава помотал головой.

-Хорошо, я попробую. Но я не смогу так сразу. Мне нужно время.

Было непросто находить время, чтобы отправляться в Дом и тренироваться. Жизнь шла своим чередом и Слава все больше посвящал время музыке. Уже и серьезные седовласые профессора из консерватории прочили ему блестящую карьеру. Но чтобы попасть в консерваторию, нужно было упорно трудиться.

А каким-то образом принести ноты домой, пусть даже и в качестве фотографий, Слава боялся. А ноты, как оказалось, были не просто сложными.

Но вот, он смог сыграть первую пьесу, потом вторую

Боль в пальцах как раз появилась после второй. Слава решил сначала, что это от усталости, к тому же боль скоро прошла.

После четвертой, когда он не смог играть месяц – пальцы при попытках сводило от невыносимой боли, он начал что-то подозревать.

***

Пятая пьеса и все больше боли.

А подозрения уже были готовы оформиться в уверенность.

Выйдя на улицу, Слава улыбнулся солнцу. И задумался. А потом рассмеялся. Ну конечно же! Вот он лох! Он так спокойно играл все это время и тьма, сумевшая опутать паутиной все здание, не трогала его. А глупый музыкант даже не думал, почему. Тьма знала – за все нужно платить. И даже жертвовать. Разве не логично, что заплатить за свободу тридцати с чем-то душ нужно более существенным, чем просто трудом и временной болью?

В следующий раз в дом Слава пошел через неделю. Молча поднялся на чердак, молча сел за инструмент и начал упорно пытаться проиграть шестую пьесу. Был бы он литературным персонажем, наверное, он бы долго мучился, раздумывал, принимал и отвергал решения. Но Слава был простым подростком. И ему просто стало стыдно. Перед собой. Прямо как маленький мальчик расхныкался. И перепугался так, что чуть в штаны не наложил.

Методично Слава стучал по клавишам, даже не отнимая взгляд от нот. Хотя знал точно – ОНИ пришли.

Шестая пьеса получилась практически сразу же. И пальцы после не болели. Наоборот, даже как-то легче играть стало.

Седьмая пьеса, восьмая.

Нельзя сказать, что перед девятой Слава не сомневался. Сомневался и опять вернулся страх. Но ненадолго. В конце концов, как говорила его бабушка «Бог не выдаст – свинья не съест». Все же был свойственен Славе дух авантюризма, что ему самому в себе, кстати, больше всего нравилось. Жил бы в другом веке – пошел бы в пираты. Или в исследователи Африки – сейчас там-то, по мнению Славы совсем нечего уже было исследовать.

Девятая пьеса оказалась на удивление сложной. Долго ее изучал. Хотя вроде и ноты легкие и уже пальцы приучены, но вот не давалась и все тут.

Слава пыхтел, злился, из-за злости делал глупейшие ошибки, но упорно не сдавался. А тут еще дома был напряг. Готовился к поступлению в колледж искусств, ибо даже такого талантливого мальчика нельзя принять в консерваторию без оного колледжа или музыкальной школы.

Но все равно, Слава находил время долбить несчастную пьесу. Пока, наконец, не сыграл ее всю весьма прилично.

Прозвучал последний аккорд и Слава отнял пальцы от клавиш. Потом осторожно взял тетрадь, закрыл крышку фортепиано, и обернулся. Да, они все стояли здесь. Но были это уже не скелеты. Вполне нормальные люди, которых можно было бы принять за участников какой-то реконструкции, или актеров исторического фильма, если бы не просвечивали все же немного. Статный скелет, что показывал Славе прошлое с помощью часов, превратился в действительно представительного мужчину с гордым профилем, благородными чертами лица, пышной шевелюрой, и мечтательными темными глазами.

Были там и парочка учительниц – одна высокая с поджатыми губами на постной физиономии дама с редкими волосами, которые были аккуратно уложены в жесткий пучок, что, конечно, же способствовало наверное, еще большему их выпадению. Вторая – миловидная невысокая девушка лет двадцати, с чистой и свежей кожей, блестящими зелеными глазами, и изящной фигурой. Именно вокруг нее в основном собрались ученицы. Разные тут были девочки – худышки и плотненькие, высокие и низкие. Всем им было лет по шестнадцать -семнадцать. Была здесь и Тати, которая повзрослев, стала настоящей красавицей. Вместе с ней стояла и ее верным рыцарь – Варя.

Слава разглядывал их и думал – неужели они действительно все умерли в таком возрасте? Скорее всего, оказавшись в «паутине», они стали выглядеть так, как выглядели, живя и преподавая здесь.

Опять же никаких слов не последовало. Призраки упорно молчали. Или может, не могли ничего сказать? Но Слава чувствовал их благодарность. А потом они начали уходить. Просто растворялись в пространстве. А Слава почти физически слышал, как рвутся, лопаются нити паутины, сковавшей дом.

Парень не стал дожидаться ухода последнего призрака. Положил нотную тетрадь на остов одной из кроватей и, открыв люк в полу, начал спускаться вниз

Как и всегда, парень был очень осторожен на кажущейся хрупкой лестнице. Как он умудрился навернуться – вообще не мог сказать. Но полетев на пол, Слава инстинктивно выставил вперед руки и ноги - ну в конце концов, ведь не такая уж и большая высота. А потом заорал от боли.

Правая кисть подвернулась под тело и звук хруста, показался Славе громче барабанной дроби. С трудом вытащив руку он увидел, что не только кисть, но и пальцы сломаны, раскорячившись словно неживые отростки какого-то странного и страшного на вид осьминога. Боль была адской.

«Значит, это правда. И мне не показалось. И вот так теперь» - странно, но не смотря на боль, мысли были четкими и ясными. Слава не мог оторвать взгляд от покалеченной руки. Это был конец всем его мечтам и долгой упорной работе. Волна непонимания и обиды, за которой даже боль показалась не такой сильной, накрыла с головой. Но ненадолго. Потому что следом за ней, полностью вытесняя из сознания, пришла какая-то злость и еще что-то непонятное, но тоже злое и сладкое, заставившее Славу расхохотаться.

-Вот так, значит, да? – заорал он сквозь непонятно к кому обращаясь. – ну и пофиг, пошли вы! Пошли вы все, слышите?!!!!

Боль неожиданно отступила, сменившись чувством холода и покалывания в руке. Перед Славой на корточки присела Тати. Девушка накрыла покалеченную руку парня своими призрачными руками, даря приятную прохладу.

А потом все исчезло и Слава потерял сознание.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

-Но зачем, зачем тебя туда понесло. – мать не переставала сокрушаться. –а если бы в то время, когда там бомжи костер разожгли?

-Какие бомжи? - Слава все никак не мог оторваться от разглядывания того, как он шевелит пальцами совершенно здоровой правой руки. Завораживающее, надо сказать, было зрелище. Когда очнулся в больнице и впервые его увидел, сначала подумал, что все – шиза таки пришла. Но, потом решил, что наверное, нет. Еще без шизы поживем немножко.

-Обыкновенные. Залезли туда, три дня назад. Развели костер, видать, еду готовили или грелись. И сожгли все. Пожарные не успели. Да, я думаю, туда особо и не торопились. Дом пустой, на отшибе, рядом зданий нет

«Но там я никогда не видел бомжей» - чуть было не воскликнул Слава, но вовремя прикусил язык.

-А точно бомжи? – спросил лишь

-Да больше некому. Они, конечно убежали. Но как еще могло все загореться? В доме не электричества, ни газа.

-Ну да, конечно.

-А вот теперь, - продолжала причитать родительница, - Петровский – отличный врач. Но даже он говорит, что хромота, возможно , останется на всю жизнь. На всю жизнь, представляешь?

-Обидно, - пробормотал Слава

-Да ты вообще меня слушаешь?

-Да, хромота, на всю жизнь. Но я же не ногами играть буду

-Играть?

-На фортепиано. Не ногами же?

Мать вздохнула. С одной стороны она была рада, что сын не впал в истерику. Но с другой – это было странно, конечно. А с третьей – теперь он точно лазить, где ни попадя не будет. Просто физически не сможет. Еще немного повздыхав, мать попрощалась, поцеловала Славу в лоб и пошла к выходу – время посещения заканчивалось.

А Слава думал : «Это получается, что привидения или паутина держали дом? Забавно. И все же, Тати спасла его руку? Или он упал и все ему привиделось? Но ведь разве тогда даже в глюках не должна была бы болеть сломанная нога? Или…или девушка смогла не полностью спасти его от проклятия дома, а хотя бы немного его смягчить? Так, что оплата все равно последовала, но не такая суровая?»

Вопросов в голове роилось масса. Но, к своему собственному удивлению, самым животрепещущим в конце концов оказался «А сможет ли он найти в реальной жизни такую же девушку, как Тати?»

Он даже был бы нет против, если бы эта девушка оказалась ведьмой. Настоящей.

Холодно. Сыро. Страшно. Но сильные руки поднимают с земли, чтобы унести непонятно куда и зачем. Руки высокого мужчины с грустными глазами. Глупый человек, он не знает, с чем связывается, лучше бы оставил всё как есть. Но кукла не может сказать ему об этом, пока не может…

Темнеет. Призрачный город окутывает мгла. Мгла стара как мир, и ей всё равно, нравится она кому-то или нет. На улицах хозяйничает депрессивная осень. Срывает с деревьев листья, кружит их в вальсе вихря, мочит землю дождями, скорбно шепчет о скором приближении зимы.

Мужчина дрожит от холода в тонкой куртке. Идёт против ледяного ветра, прижимая к груди куклу. Подбадривает себя мыслью о том, что ещё немного и он будет в тёплом доме.

Через полчаса он переступает порог своей квартиры в одном из многоэтажных хмурых домов. Включает свет в прихожей. Снимает обувь и мокрую куртку. О его ноги трётся серый кот. Мурлычет, приветствуя хозяина.

- Смотри, Васька, кого я нашёл, - мужчина показывает коту куклу.

Васька шипит, его глаза сверкают зелёным огнём. Ему не нравится вываленный в осенней грязи незнакомец. От него плохо пахнет - этакий мерзкий запах чего-то тёмного. Человек, в отличии от кота, не чувствует ничего дурного, а то бы ни за что не принёс бы это в дом.

- Надо вымыть, - мужчина пожимает плечами, не понимая недовольство кота, и направляется в ванную комнату, прихватив с собой находку.

Вода смывает грязь, и он видит вполне симпатичную куклу.

- Надо же, ты похож на моего сына, - с удивлением обнаруживает мужчина и грустно улыбается, глядя в тёмно-голубые глаза игрушки.

- Но мой мальчик умер, - шепчет он, и на глаза наворачиваются горькие слёзы, ведь его родительское сердце никогда не перестанет страдать.

Перед глазами заезженный ролик памяти: Маленький гроб опускают в тёмную могилу (а его мальчик так боится темноты!) Жена с безумным взглядом вцепилась в руку, её кожа холоднее льда (она еле держится на ногах). Он сам стоит безмолвный, отказывающийся верить, что всё это реальность (смерть-шаманка, почему она выбрала именно их семью?). А снег падает с неба, покрывая землю первым белым слоем (а его сынишка не видит этого) ... Жена покончила с собой через месяц, не выдержав боль потери. Он нашёл её в ванне со вскрытыми венами.

Скупые мужские слёзы капают на игрушечного мальчика, на его пластмассовое личико, и кажется, что он ожил и сам плачет…

На ночь мужчина оставляет куклу на диване в гостиной. Кот демонстративно усаживается в кресло напротив и буравит взглядом игрушечного мальчишку, не скрывая неприязни. Хозяин гладит своего четвероногого друга, но Васька всё равно не отводит глаз от игрушки.

- Эй, дружище, ты чего? Это просто кукла, - мужчина берёт кота на руки, относит в спальню, и задумчиво добавляет, - правда, есть в ней что-то странное, я и сам не знаю, что…

Сон приходит не сразу. Мужчина долго ворочается в постели. В голову лезут дурные мысли. Но усталость всё же одолевает, и он медленно погружается в страну сновидений, далёкую от реальности. Там он играет с сыном в гостиной. Играет оловянными солдатиками (когда же он успел купить их?!). Они с сынишкой устраивают целое сражение. Жена наблюдает за ними, в её глазах светится любовь. И всё хорошо и все живы. В окна светит яркое солнце. Но что-то напрягает, и он не может понять, что именно. Это их квартира, их гостиная, на окнах всё те же занавески, всё тот же пол… А на полу оловянные солдатики двигаются сами по себе… Туча перекрывает солнце, комната погружается во мрак. Страх вонзает свои острые когти в его сердце, суеверный страх…Раздаётся рёв, жуткий, пронзительный рёв…

Мужчина просыпается в холодном поту. На груди Васька, глаза которого мерцают в темноте, как огни сонного города, и он вопит громче, чем в период своих мартовских гуляний. Человек скидывает кота на пол.

- Да, что с тобой сегодня?!

Он уже собирается закрыть глаза и вернуться в сон, но видит, что в гостиной горит свет. Неужели забыл выключить? Мужчина встает, чтобы исправить свою оплошность.

Его пальцы на выключателе, и он обводит гостиную взглядом, но вдруг столбенеет от увиденного. На полу, на мягком ковре

лежит на животе мальчик, маленький мальчик лет трёх-четырёх, и играет оловянными солдатиками. У ребёнка светлые волосы и большие тёмно-голубые глаза с длинными ресницами. На какое-то мгновение мужчине кажется, что это его сын. Он опускается на колени рядом.

- Боже… - на его глаза наворачиваются слёзы.

Мальчик вздрагивает и испуганно отодвигается.

- Не бойся, иди сюда, - мужчина поднимает ребёнка с пола и ставит на ноги.

- Этого не может быть, - он рассматривает малыша с головы до ног, и видит, что это не его мальчик, это другой ребёнок. Он просто похож…

- Кто ты? - спрашивает мужчина, полный недоумения, - как попал в мой дом?

Мальчик начинает хохотать, громко и звонко, как будто услышал очень смешную шутку. Но мужчине не до смеха, ему не по себе. И до уставшего разума начинает доходить, кто этот странный незнакомец, появившийся в его доме.

- Ты сам принёс меня, - улыбается мальчишка, подтверждая его догадку.

- Не может быть, - у мужчины подкашиваются ноги, и он оседает на пол.

Мальчик подходит ближе, прикасается руками к лицу хозяина дома. Руки холодны как лёд. Неудивительно, ведь он всего лишь кукла, ожившая этой ночью. Его тёмно-голубые глаза чернеют, и мужчина, как заворожённый смотрит в них. А в них…он видит целую историю, мелькающую, как при быстрой перемотке видеоленты.

Двое у детской кровати. Двое с потемневшими от горя лицами. Они готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы спасти своего ребёнка. Даже собственными душами. Они прибегают к чёрной магии, идут на сделку с дьяволом…Но что-то идёт не так… Дом горит в огне. Крики, мольбы погибающих людей… К рассвету от поместья остаётся только пепелище и кукла, похожая на умершего сына хозяев…

Мальчик плачет, размазывая по щекам слёзы.

- Мне так плохо и одиноко…

- Господи, - шепчет мужчина, несмотря на страх, ему становится жаль этого мальчишку, и он протягивает ему руку, - можешь остаться здесь, в моём доме и тебе не будет так одиноко.

Мальчик всхлипывает, обнимает ручонками шею мужчины и шепчет на ухо:

- Они не позволят.

- Кто они?

- Они близко… они рядом…

- О чём ты говоришь? - мужчина отстраняется от мальчика.

Лицо ребёнка-куклы искажается, он запрокидывает голову вверх и что-то шепчет на непонятном языке. Мужчина напрягает слух, но ничего не может разобрать, смысл ускользает от него.

Резкая боль пронзает всё тело, становится трудно дышать и он падает на пол. Слышит, как сердце отбивает ритм, хочет встать, но не может пошевелить и пальцем, мышцы сводят судороги.

Последнее, что он видит перед наступлением тьмы, это оловянные солдатики, окружившие его со всех сторон. Их глаза, как крошечные красные угольки, от их взгляда горит его сердце.

- Берегись моих оловянных солдатиков, - печально произносит мальчик…

На подоконник тихо ложились снежинки. Высокий сосновый лес, молча, стоял вокруг маленького деревянного домика. Предрассветная картина казалась спокойной и мирной. Дом был занесён со всех сторон, кристально чистым, нетронутым снегом. Недвижимым сугробом дремал заледеневший автомобиль. В окнах царила темнота, ни один фонарик не горел, не выдавал присутствия человека. Но внутри, на плетёном ковре, свернувшись от боли и страха, лежал мужчина. Он почти обезумел, боялся пошевелиться и подняться. Не хотел больше верить в то, что происходит. Он устал вслушиваться в каждый шорох, и ждать, когда тот, кто его так пугает, раскроет дверь хижины, или разобьет хрупкое оконное стекло разделяющее, его с неизведанным, ночным кошмаром.

Еще несколько дней назад, он не мог вообразить, что нечто подобное может существовать в привычном для нас мире. Ужасающая ледяная ловушка сомкнулась над одиноким и раненным молодым человеком.

...

Внедорожник мчался по зимней лесной дороге. Хмурое небо сдавливало, казалось, его подпирают лишь бесконечные темные сосны. Безумно хотелось спать, усталость брала свое, виски давили все сильнее. Наконец-то после выматывающего пути среди однообразного леса, показалась крохотная свободная полянка, и знакомый деревянный домик. Этот уставший водитель бывал в этих местах четыре раза в год. Такова была часть его работы, домик представлял собой маленькую научную лабораторию. Небольшая метеостанция, с которой регулярно нужно было снимать показания, и несколько камер разбросанных по периметру. Никогда ничего примечательного они не снимали. Если на запись, за долгие месяцы попадала заблудшая лисица, то это уже было большое событие.

Ночная мгла сгущалась, снегопад усиливался. Автомобиль остановился возле дома, погасли фары, и все погрузилось в бесконечную снежную ночь. Путник, звеня ключами, подошёл к двери. Голова болела все сильнее, безумно клонило в сон. Зайдя в хижину, парень запер дверь, нашел в шкафчике аптечку, и, приняв лекарство, занялся отоплением. Его в доме не было, но с лета было запасено много сухих дров для камина, хранившихся в тесной прихожей. Но парень настолько обессилел, что обратился к самому легкому способу, стряхнул пыль со старенького обогревателя, включил его, и закутался в старый плед. Через час в комнате было уже тепло, а мужчина, уснувший под серым пледом, смотрел беспокойные сны.

Декабрьское солнце взошло поздно. Над домиком курился дым. Гость уже проснулся и развел в камине огонь. Осталось только вкусно позавтракать, выполнить несложную работу, и отправиться в обратный путь.

Выйдя из дома, парень размялся и улыбнулся. От вчерашнего недомогания не осталось и следа. Почувствовав прилив сил и бодрости, он направился к машине, за продуктами для своего завтрака. Внутри дома всегда был чай кофе, запасы макарон и возможно кое-какая крупа, на всякий случай, но основную еду все брали с собой. Достав из багажника сумку, он заметил что-то неладное. Двери в машине оказались незапертым. Вероятно, вчера из-за плохого самочувствия он просто забыл это сделать. Парень сел на место водителя и осмотрел салон. На сиденьях лежал снег, точнее не лежал, а был разбросан, как будто некто, очень неаккуратный и покрывшийся снегом, накануне ночью метался по салону. Недоброе чувство подобралось сзади, и схватило за горло.

Он заметил ещё кое-что. Судя по переключателю, всю ночь были зажжены фары, но сейчас они не горели...

Значит, случилась катастрофа, сел аккумулятор. Мужчина в ужасе схватил ключ и попытался завести машину. Но все было тщетно. Им начал овладевать ужас. Он прекрасно знал, он мог поклясться, что вчера погасил фары, не мог их забыть. Ведь отчётливо помнил, как добирался до дверей хижины в холодной снежной, ничем не освещенной мгле. Да, возможно, что дверь забыл закрыть именно он, но кто приходил ночью, включил фары, оставил весь этот снег?

Для того что бы развеять последние сомнения в визите незнакомца, осталось проверить наличие денег и телефона. Дверка бардачка упала с неприятным звуком, он нервного касания. Что это? Телефона не было, но то, что произошло с деньгами и мелкими бумагами заставило задуматься. Деньги, пара квитанций и несколько визиток были разорваны на бесконечно мелкие кусочки. Парень с отвращением отдернул руку от этого месива. Оно было влажным, как будто, его разжевали.

Какой человек станет рвать на мелкие куски деньги? Но какой зверь способен зайти в машину включить фары, открыть бардачок и забрать телефон?

Молодой человек тяжело дышал, но ещё не осознал всей сложности своего положения.

Он остался без транспорта, лишенным связи, один на один с неким безумным человеком или разумным зверем.

Он зашел в дом и сел у камина. Можно ли теперь есть эти продукты из багажника? Мнительность взяла свое, и он суеверно оставил сумку в прихожей. Да и есть не больно-то и хотелось. Что делать?

Выход был один, уходить отсюда пешком. Снять показания, взять что-нибудь

из запасов тёплой одежды, закрыть дом и бежать. Дорога очень длинная, на нее нужен световой день, а он так долго спал! Время на его наручных часах, единственном источнике информации, близилось к трем. В декабре темнеет рано, ночь неизбежно застигнет его в пути. Парень опустил голову на руки и задумался.

...

На пешую дорогу понадобится около 7-8 часов. Это в нормальных условиях. Вчера ночью выпал глубокий снег. Идти будет тяжело, ноги станут проваливаться в целину, это сильно отразится на скорости. Получается, что придется идти всю ночь.

Этот таинственный зверь, не залез ночью в хижину, возможно, что-то его остановило. Но в ночном лесу станет ли он избегать встречи с человеком?

Парень погрузился в долгие раздумья. Оставаться в доме было, крайне неприятно. При мысли о ночной дороге, появлялось нехорошее предчувствие.

После долгих сомнений созрел отчётливый план. Остаться в хижине до самого рассвета, и с первыми лучами солнца двинуться в путь. Он стал собирать рюкзак. Нашел в шкафу старую куртку, и большие зимние сапоги. Сварил крупы, и хорошо натопил дом, потому что этой ночью нельзя будет включать генератор, и, следовательно, обогревателя тоже не будет. Он не собирался подавать признаки жизни, планировал сидеть в тишине и темноте. Незнакомец не должен знать, что он остался тут. Снял показания, и внезапно вспомнил о камерах. Но просмотреть с них запись было просто не на чем.

Две из них просто вышли из строя, потому что у них село питание. Обьектив другой был наполловину занесен снегом. Он аккуратно очистил его. И только одна была в идеальном состоянии. Парень заменил карту памяти на новую. Старую карту памяти бережно запрятал во внутренний карман куртки. Возможно, на ней была истина.

Солнце село, все вокруг погрузилось в холодную тень. Мужчина выключил генератор. Нависла тишина, такая, какая была нужна, чтобы не привлекать внимания. На окнах были задернуты старые выгоревшие шторы. В камине тлели красные угольки. Молодой человек сидел на полу возле последнего источника света, и нервно ел крупу.

Ему безумно хотелось продуктов из своего пакета, но после увиденых разжеванных денег, он твердо решил, что есть их не будет. В термосе был крепкий кофе, предназначенный для бессонной ночи. Наудачу небо совсем очистилось, и снегопада сегодня не было. Огромные холодные звёзды, мерцали между верхушек чёрных сосен.

Угли давно погасли, но тепло сохранялось. Страх начал ослабевать, усиливалась сонливость. Время близилось к четырем утра. Парень был уверен, что незнакомец больше не явится. События дня казались более далекими и упрощенными, сонный мозг придумывал разнообразные решения загадки. В вялом воображении по салону его автомобиля скакали лисицы, зайцы разжевывали деньги в его бардачке, а его собственные руки забывали выключить фары. Спокойствие окутывало молодого человека, и он сам не заметил, как задремал.

Но все мнгновенно рассеял звук удара. Удара об машину, настолько громкого, как будто кто-то массивный прыгнул на её капот или крышу. Парень в несколько секунд очнулся от сна, сердце колотилось, он забился в угол и стал прислушиваться.

Там за тонким стеклом, слышался хруст снега под тяжелыми шагами. Кто-то обошел дом кругом, и пошел на второй круг, но еще более близкий.

От снега в комнате было относительно светло, к тому же ночь выдалась лунная. Мужчина жадно вглядывался в задернутые занавески. Судя по шагам, сейчас кто-то должен был пройти мимо окна. Шаги становились всё ближе и ближе. И вот мимо окна неторопливо прошла неряшливая, как ему показалось, лохматая, немного сгорбившаяся фигура. Парень слышал ее тяжелое дыхание. По слабой тени на занавесках трудно было определить кто же это. Трудно даже было сказать какого роста этот незнакомец. Приблизительно человеческого.

«Медведь!»- пронеслось в голове у парня. Эта мысль отчего-то сильно успокаивала. Да, это опасный хищник, но это уже хоть какое-то обьяснение. Тихо, тихо, он стал пробираться по комнате, ближе к окну, желая хоть одним глазом взглянуть в зазор между занавесок на мохнатого пришельца. «Изголодался, вот и рыщет вблизи хижины, - успокаивал себя парень, - если по лесу рыщет голодный медведь, то я не стану завтра идти пешком. Это глупо. Он меня разорвет. Стану сидеть в хижине, пока меня не начнут искать. Здесь я в безопасности, зверь знает свои границы, разожгу в камине костер, он и близко не подойдет!»

В таких раздумьях, он быстро очутился на полу, под подоконником, и стал вслушиваться дальше, выбирая момент, когда можно будет выглянуть на улицу, не столкнувшись с хищником глазами. Медведь снова идет вокруг дома. Тяжелые шаги вновь приближаются к окну. Сейчас нужно замереть, и ни в коем случае не выдать своего присутствия. Еще ближе. Парню начало мерещится, что он слышит его тяжелое, прерывистое дыхание.

Но твою мать, что это?! Мужчину бросило в дрожь. Комфортная версия происходящего рухнула в один момент. Он почти начал зыдыхаться от ужаса. Незнакомец, проходя мимо окна, издавал звуки, переходящие из шепота, в какое-то бормотание. Это человек!

Ненормальный человек. От нечленораздельного зловещего шепота кровь стыла в жилах. Желание выглянуть наружу, исчезло. Теперь стало непонятно, откуда тут взялся человек, и чего ждать от него дальше.

Существо совершало четвертый круг, обходя одинокую хижину. Раздался громкий удар об машину. Что он с ней там делал, понятно не было. Парень вздрогнул. Некто вновь напрвилсся к хлипкому окошку.

«Уходи, отсюда, уходи!» - неслось в голове у парня. Его страшил именно этот момент, когда между ним, и не пойми кем, оставалось лишь тонкое, заледеневшее стекло. Он чувствовал всю тяжясть нависшей над ним неизвестной фигуры. Она там, за его плечами. Их практически ничего не разделяет. Его хранит лишь то, что этот ненормальный не знает о том, что всего в метре от него, находится совершенно беззащитный человек. Отчего же фигура не уходит от окна. Некто пытается рассмотреть внутренность комнаты за полупрозрачными занавесками. Этот шепот стал слишком отчетливым. Такие звуки не может воспроизвести ни один зверь, кроме человека. Вот только говорит он нечто нечленораздельное. От этого становится невыносимо жутко. Парень начал впадать в неконтролируюмую панику. Эти непонятные слова, это отвратительное низкое, неадекватное бормотание, проникало в самое сердце, и сеяло там ужас. Он боялся, и не хотел больше слушать. Обезумев, он вскочил с места, схватил из рюкзака нож и резко развернулся в сторону окна. Минутная безголовая смелость пропала. Там за занавеской стоит нечто. Незнакомец выше окна. Виден намек на плечи, но голова там, за откосом. Значит немного выше двух метров.

И гораздо шире обычного человека. Его сила наверняка велика. Шансов на спасение, вздумай он ворваться, просто нет. Этот кухонный нож в руке, для него лишь жалкая булавка. Парень забился в самый дальний угол, и приготовился умереть. Всё, что ему осталось, это притихнуть и наблюдать. Он сильно зажал себе уши, чтобы не слышать отвратительных, непонятных слов пришельца. Глаза, впрочем, можно тоже закрыть. Будь что будет.

...

Утреннее солнце сегодня светило из туманного молока непогоды, которое наползло на лес ближе к рассвету. Погода вновь портилась, и, подарив один солнечный зимний день, возвращалась в привычное русло. Сосны стояли безмолвно и опечаленно. Дверь хижины трусливо отворилась. На порог беззвучно вышел растрепанный парень. За эту ночь он, казалось, постарел на год. Он запер дверь и с наигранной уверенностью направился в лес. Мужчина не стал разглядывать следы, и не обернулся уходя. Никогда больше он не хотел возвращаться в эти места.

Путник медленно шел по угрюмому зимнему лесу. Каких-то семь часов ходьбы и он выйдет к людям. Это куда лучше, чем остаться там еще на ночь. Все на свете лучше, чем остаться там на ночь. С этим существом. Что это вообще было. Он прижал руку в теплой варежке к своей груди. Там, во внутреннем кармане, он нес запись с камер. Там ответ.

Ноги тонули в глубоком снегу. Идти было тяжело. Можно было срезать путь по лесу, но там можно заблудиться, да и идти станет еще тяжелее. Казалось странным, что не слышно птиц. Лес по бокам дороги выглядел неприветливым и однообразным. Сейчас он в гостях у того существа. Оно ведь живет где-то тут. Оно не зашло ночью к нему в хижину, а он вторгся к нему в лес. И если они встретяся, то оно обязательно набросится. Может это ночной хищник, и сейчас он спит где-нибудь в своей пещере. А может, наблюдает за ним из-за соседнего дерева, и решает, что с ним делать. От таких мыслей, парень потихоньку терял самообладание. Хоть какое-то равновесие и решимость, которые сейчас так были нужны, удалились. Он ускорил шаг. Шум снега под нервными шагами казался ему оглушительным. Да вот же он, шумит на весь лес, его видно издалека, какая легкая добыча. Шел, казалось, уже несколько часов, но часы показывали, что всего сорок минут.

Там между сосен что-то мелькнуло. Нет, он до последнего надеялся, что это плод его воображения, которое играет с ним. Но нечто вновь мелькнуло между сосен, только ближе. Он впал в невообразимый ужас и перестал контролировать ситуацию. Парень бежал на огромной скорости обратно к хижине. Ноги сами несли его. В очередной раз обернувшись, он зацепился за какой-то камень под снегом и упал. Резкая боль пронзила ногу. Он лежал лицом в снег и ждал, когда на его беззащитную спину вскочит чудовище и растерзает его.

...

Долго лежал он, уткнувшись в снег. Руки начали замерзать. Он услышал звуки птиц. Никто за ним не пришел. Он трусливо сел и начал озираться. На ветке сосны сидела сойка и с интересом поглядывала на него. Если птица здесь, значит, то существо снова далеко. Это не совпадение. Птицы боятся этого монстра.

Ногу пронзила боль. Он не понимал что с ней, но идти дальше не мог. Никак. Долго пытался он заставить себя, но продвинулся на жалкое расстояние. С отчаянием смотрел он на время. День близился к концу. Там, в получасе ходьбы осталась хижина, единственный приют в этом лесу. Полностью перекосившись и опершись на толстые ветки-костыли, он еле-еле пошел в сторону домика.

«С чего бы ему наведываться еще раз, он ведь тут уже все осмотрел, – Успокаивал себя парень, - не буду зажигать огня, забьюсь вон в тот шалаш, что соорудил себе из одеял в углу, стану сидеть как мышь, и он не тронет меня. Если в прошлый раз не вломился, так и сейчас побоится. Наверное. Надеюсь».

Расположившись на полу в полутьме, он стал осматривать свою ногу. Она сильно распухла и болела, но никаких ран не было. Он стучал по ней, общупывал, пытался встать, все это вызывало боль. И боль усиливалась. Это была ловушка. Ситуация которая и так была сложной, стала неразрешимой.

Последние капли света иссякли. Снова наступила злополучная ночь. Нога начинала болеть все сильнее, пришлось воспользоваться скудными запасами аптечки и принять обезболивоющее. Парень чувствовал себя полностью раздавленным и загнаным в угол, и в прямом и переносном смысле. Он залез в своё гнездо из всех старых тряпок, что нашел в хижине, пригрелся, и стал ждать.

Время тянулось отвратительно долго, самочувствие ухудшалось. От изнемождения и страха парня бил озноб. Как умолишенный он не отрывал взгляда от маленького хлипкого окна. Всю ночь он провел, не меняя положения тела и не смыкая глаз. Утро застало его в недоумении. В недоумении, почему ничего не произошло, и никто не пришел.

«Он оставил меня, потерял интерес, - думал он про себя, зажигая огонь в печи, -

это животное больше не явится, это точно».

Тепло начало заполнять хижину. По телу разливалось спокойствие. Окончательно осмелев, парень решил сьесть свои запасы из сумки. Нога болела по прежнему, но жарящиеся на огне сосиски, радовали глаз и грели душу. Наевшись вдоволь, он зарылся в теплые вещи и уснул, после тяжелой бессоной ночи. Впервые за много дней, он обрел какую-то уверенность и надежду. Сон был крепким и лечебным. Парень провалился в него полностью и позабыл обо всех ужасах, которые, как показалось, отступили от его маленького, одинокого хилого домика.

Было около шести вечера. Огонь в печи давно погас, и приветливое тепло выветрилось. Парень открыл глаза. Уют и спокойствие испарились. Он проспал до вечера, и впереди его снова ждала непроглядная ночь. Голова гудела от глубокого дневного сна. Долго смотрел он в стену пустым взглядом, пока тьма окончательно не пролезла во все углы комнаты. Уснуть бы до утра, но спать больше не хотелось.

Сидя в своём гнезде в углу комнаты, он общупывал ногу, и пытался понять, что же все-таки с ней произошло. Начал обматывать ее тугим бинтом из аптечки. Как ему казалось, так она болит меньше. За этим занятием он отвлекся от страха, и перестал посматривать на окно, которое все время было аккуратно занавешенно. Невзначай бросил он взгляд в его сторону, и оцепенел. Тяжелая высокая тень вновь падала на выгоревшую ткань. Существо снова стояло у окна. Парень чуть было не закричал на всю комнату, но последние остатки разума не позволили ему это сделать. Сейчас бормотать начнёт своим отвратительным голосом, а потом ворвется и прикончит меня, решил измученный человек. Все надежды рухнули. По шекам полились слезы. Он, молча, сидел, и безучастно смотрел, что будет происходить дальше. Парень решил, что до следующего утра ему не дожить, да и какая разница не согодня ночью, так завтра, существо все равно ворвется в хижину. Он решил, что это конец, и понимал, что, скорее всего, скоро увидит эту тварь лицом к лицу. Это собственно, и будет последнее, что он увидит. Но даже самые отчянные его представления, были далеки от того, что стало происходить дальше.

Тень начала гладить стекло. С той стороны чья-то большая, и как казалось, липкая рука медленно, то опускалась, то поднималась по стеклу. Сегодня без бормотания и лишних звуков. Это продолжалось невыносимо долго.

В хижине заметно потеплело. Это невозможно. За окном мороз, а печь давно погасла. Становилось все теплее, от окна, казалось, идет жар. Парень вдавился спиной в стену и продолжал смотреть. Темноту ничего не нарушало. Как вдруг, внезаптно, глаза его, привыкшие к темноте, ослепило пламя огня. Занавеска вспыхнула.

Парень потерял самообладание и закричал. Огонь охватил всю занавеску и перекинулся на потолок оббитый вагонкой. В ужасе выскочил пленник из дома и упал на снег. Огонь, бушевавший внутри хижины, через окно озарял целину нетронутого снега. Никого вокруг не было. Не было даже следов чьего-нибудь присутствия. Долго сидел он полураздетый в глубоком снегу, наблюдая, как огонь пожирает хижину. Густой снегопад таял, недолетая до пожарища. Согретый теплом огня парень до утра просидел возле дома. Идти ему было некуда.

Снегопад все усиливался, и каким-то чудом хижина не выгорела полностью. Уцелела крыша и стены. В утренем воздухе еще витал пепел. Не обращая внимания, ни на холод, ни на боль, парень, молча, бродил вокруг домика. Он остановился напротив окна, там, где каждую ночь останавливалось чудовище. Он протянул руку, так как вчера это делало это существо. На уровне его руки стекло было опплавленно, и зияла дыра. Существо накануне ночью, своим касанием расплавило стекло.

Молча, зашел он в комнату. Он окончательно потерял рассудок, и ходил кругами. Останавливался и смотрел на предметы часами. Все сгорело, обезболивающего больше не было. К вечеру начала подниматься температура. Наковыряв остатки невыгоревших досок, он развел костер в опаленой печи. Сел на пол и безучастно грелся у огня ожидая развязки. Он посчитал, что сегодня уже пятая ночь. Пятой ночи и сужденно было стать последней. Огонь угасал, но он подкидывал все новые и новые куски древисины, которыми когда-то изнутри была оббита комната. Обломки привычной человеческой жизни.

Зрелище было устращающее, измазанный сажей человек сидел у огня, и ошалело покачивался. Изредка он вставал и отламывал от стен куски досок. Комната вокруг была черна от пожара, а в голом окне сияла дыра от чьего-то раскаленного прикосновения.

Сквозь теппературу и помутнённый рассудок парню казалось, что существо снова здесь. Снова там, бродит вокруг дома. Их тут, в радиусе многих киломметров только два разумных существа. И они сейчас совсем рядом, наедине друг с другом. Казалось что это уже бесконесность, и они тут вместе не пять дней, а всю жизнь, но сегодня это все закончится. У парня начинался сильный жар. Он бредил. Иногда нервно смеялся. В голове его засело слово наедине. Иронично, ведь такое слово больше подходит для чего-то другого, скорее применимо к свиданию с девушкой. Но у него тут свое свидание. Сначала он шептал это слово, а потом и вовсе схватил какой-то истерический припадок и стал кричать его на всю комнату.

Но вскоре, он услышал то, что заставило его замолчать. Вместе с ним кто-то кричал его там за окном. Существо своим отвратительным глубоким голосом кричало с ним в унисон. Повторяло подобно попугаю. Он замолчал. Тихо стало совсем ненадолго. В окне было темно, но парня освещенного костром было прекрасно видно, как на экране, и он об этом знал, но уже не имел сил что либо с этим поделать.

Он смирился с происходящим. Устал удивляться. Тяжелым сгустком, наполненным страхом сидел он на холодном полу, и безразлично наблюдал.

Копошение за остатками обгоревших стен продолжалось. Зверь здесь. Но только это не зверь. У зверей нет речи. Тяжелая поступь, непрекращающееся движение, и отчетливо повторяющееся слово «дай». Может это легкое слово единственное, которое он знал, а может он требует чего-то конкретного, и пришел за этим.

Раздался глухой удар по металлу. По всей видимости, снова об машину. Это стало последней каплей. Парень, изнеможенный происходящим, потерял сознание.

...

По занесенной лесной дороге мчалась Нива. Еще один младший научный сотрудник ехал проверять, куда запропастился предыдущий. Машина остановилась на полянке возле дома. Открылись двери, и взрослый мужчина в меховой шапке вышел на улицу. Губы его беззвучно шевелились, произнося нехорошие слова. Хижина была сильно опалена пожаром. Рядом лежал перевернутый автомобиль пропавшего сотрудника.

Собравшись с мыслями, он двинулся во внутрь домика. На полу он нашел пропавшего человека.

«Серёга!» - закричал он. Серега затормошился, но не очнулся. Мужчина схватил измазанного сажей и промерзшего насквозь парня. Не оглядываясь, он побежал к машине, положил друга на заднее сиденье, и с огромной скоростью помчался прочь.

Страх от увиденного, не поддавался описанию.

...

Сергей сидел в своей городской квартире напротив ноутбука. В руках он держал чудом уцелевшую карту памяти. Ту самую, которую еще в первый день спрятал у себя в кармане. После тех событий прошел уже месяц. Парень начал приходить в себя. Смелости и моральных сил посмотреть запись он набрался только сейчас.

Долго трогал он холодными пальцами флешку. Пора узнать, кто же был с ним наедине все эти пять ночей. Набравшись решимости, он включил запись.

Промотал скучное видео до своего приезда. Вот он приезжает, снежная ночь, он выходи из машины, гасит фары. Он и так был уверен, что погасил их. Вот он уставший заходит в дом. Тишина. Момент истины. Слышаться, до омерзения знакомые тяжелые шаги и сопение. По телу побежали мурашки. Сейчас он увидел лицо этого чудовища, сейчас оно появится в кадре.

Никто не появился. Огромная, черная рука закрывает объектив. Темнота. На всей оставшейся записи темнота, до самого утра. Но слышны звуки. Это сводящее с ума бормотание, переходящее местами в слово «дай»...

К утру, темная пелена с камеры упала, и видно как он, отдохнувший ещё ничего не понимающий парень, ходит вокруг своей машины. Вот он с ещё свежим, но уже тревожным лицом меняет карту памяти в камере.

Долго еще смотрел он в стену после просмотра видео. За все пять ночей наедине с этим существом, самого монстра он так и не увидел. И никогда больше в своей жизни не увидит. И это к лучшему.

Автор: Адель Манько

Дождь тихо тарабанил по брезентовой крыше палатки. Остатки костра уже не дымились и не тлели, обугленные дрова и пепел успели полностью промокнуть. Свинцовое небо резали длинные и причудливо изогнутые молнии, сверкающие чересчур быстро. Жуткий гром сотрясал близлежащий лес. Ветер усиливался, заставляя вековые деревья приклоняться перед силой стихии, так что треск ломающейся древесины звучал в унисон с громом и идеально вписывался и дополнял картину вечернего шторма.

Палатка была установлена в нескольких метрах от леса. Внутри размеренно шипела рация и блекло горела керосиновая лампа, немного разгоняя тьму. От стен палатки невыносимо разило чесноком.

Внутри сидели двое: молодой парень лет двадцати - двадцати пяти на вид с черными длинными волосами и такой же молодой бритоголовый пацан со свастикой на затылке. Первый из них угрюмо смотрел на шипящую время от времени рацию. Хоть он был довольно молод, разум его все же был озабочен далеко не типичными молодежными проблемами. В серых глазах парня читалась глубокая печаль, взгляд его метался по уже отработанной за этот вечер траектории: на шипящую рацию, затем на старую девятку, что стояла рядом с палаткой, затем на молодого скинхэда.

Второй же, выше упомянутый скинхэд, сидел в углу палатки, весь съежившийся и перепуганный. Он постоянно щелкал зажигалкой, пытаясь отогреть замерзшие руки, боясь даже отвести взгляд от спасительного, как ему казалось, горячего трепещущего огонька, дрожащего в его бледных руках. Устрашающие татуировки на физиономии, которые ранее выдавали в нем местную грозу приезжих, теперь выглядели немного нелепо, ибо лицо его уже потеряло то озлобленное выражение, уступив место только животному страху. Ведь сегодня утром его мир перевернулся.

Сегодня скинхэд Володька праздновал, если можно так выразиться, второй день рождения. Ведь вчера вечером его мир просто рухнул. Примерно три месяца назад по зомбоящику заговорили о какой-то странной заразе. Был это не то вирус, не то токсин, не то грибок не известного происхождения. Зараза появилась довольно незаметно: пока заметили - эпидемия уже приобрела внушительные размеры. Заражение происходило довольно быстро. У вируса не было не инкубационного периода, не первичных симптомов, по которым можно было определять зараженных и изолировать их от здоровых людей. От пока здоровых...

Ученые строили гипотезы и догадки, искали вакцину, исследовали вирус. Карантины не помогли и болезнь мгновенно распространилась на все континенты, проникла на каждый остров, поселилась в каждой стране, в каждом доме, в каждой семье. Люди умирали пачками, умирали и умирали, а тела их сразу же начинали разлагаться, испуская невероятное зловоние и выпуская вирус в окружающую среду. После такого не очень приятного открытия теля стали сжигать или, в крайних случаях, закапывать. Хоронили всех в братских могилах, заливая зараженные трупы цементом и химикатами. Закапывали всех, не зависимо от статуса или возраста. Порой в ямы с мертвыми отправляли и живых, у которых проявлялись хоть малейшие признаки заражения. В те моменты их лица, что в ярком свете погребальных костров и под крики сотен обреченных выражали невероятные муки, первобытную ярость и животный ужас, в самом ярком свете показывали состояние всего человечества. Муки, ужас и безысходность. И бессилие перед незримым врагом.

Началось все с Китая. По крайней мере, если верить официальной версии. Через двое суток очаги инфекции появились в Казахстане, Монголии, Корее, России, Украине, Норвегии и Ираке. Еще через сутки в Алжире, Гвинее, Англии, ЮАР, Индонезии и Австралии. ООН и мировые лидеры в панике объявили карантин по планете. Истерика началась тогда, когда зараженные появились и за океаном: В США, Канаде, Бразилии, Перу, Мексике и Исландии.

Болезнь обладала довольно интересной симптоматикой. До определенного времени симптомы не проявлялись, по этому вспышку и не заметили, упустив драгоценное время и дав инфекции распространиться. Вирус не боялся холода, жары и не реагировал ни на один из известных фармакологических препаратов. Заражение происходило обычно двумя путями: воздушно-капельным и контактным. После проникновения в организм вирус мгновенно подстраивался под иммунную систему, обращая ее против зараженного. К тому же, клетки вируса могли видоизменяться, маскируясь под клетки крови, например. И вот такая фантастическая мимикрия поразила ученых больше всего. Таким образом, инфекцию нельзя было обнаружить при лабораторном анализе крови или тканей, да и "взломанный" иммунитет не выдавал наличие патогена в организме.

Внезапно где-то вдалеке раздался вопль. Крик был похож на человеческий, но все же двое в палатке понимали, что ничего общего с человеческим он не имел. Крик напоминал скорее утробный клич голодного зверя, рыскающего в поисках свежей плоти. Человеческой плоти.

Володька еще сильнее съежился и вжался в брезентовую стену. Черноволосый машинально сунул руку в рюкзак и медленно погладил холодный ствол автомата. Хоть внешне он и был спокоен, но душу все же терзали нехорошие предчувствия. Вторая его рука прильнула к карману, в котором лежал один единственный патрон.

Для себя.

-Палатка обработана чесночным соком. Они не приблизятся, даже если найдут нас. Дождь его не смоет. Не переживай. Амулеты тоже разбросаны по периметру. Боятся нечего, - сказал он Володьке, пытаясь его успокоить.

Хотя сам боялся не меньше.

Ночь их время. Ночью они полны сил. Их ноги не знали усталости, мысли, терзаемые постоянным голодом, не знали покоя и каждую секунду роились в их полусгнивших головах.

Следующим этапом заражения было поражение внутренних органов. Легкие, печень, желудок и почки начинали гнить изнутри. Патоген вырабатывал неизвестное вещество, обладающее наркотическим эффектом, и обезболивало. Люди ничего не чувствовали, рентген ничего не показывал. Зараженные гнили уже при жизни, ничего не подозревая об этом. Ходили на работу, в школу, в театры и на стадионы, пользовались общественным транспортом и услугами общепита. Ходили и распространяли инфекцию, выдыхая миллионы зараженных частиц с каждым выдохом.

Вирус содержался в каждой капельке пота или слюны, в каждом волосе, в каждой капельке крови. Плюнул в клумбу - зараза в почве. Нассал в речку - зараза в воде.

Когда проявлялись первые внешние симптомы, было уже поздно. К тому времени органы человека уже начинали превращаться в кашу. Первоначальные обращения в больницы включали в себя жалобы на постоянную утомляемость, сонливость, боли в костях и мышцах. Чуть позже к джентльменскому набору болячек прибавлялся сильный насморк, невыносимые головные боли, жар за сорок и боли в горле. Когда до медиков дошло, что они имеют дело не с банальным гриппом а с нечто неизвестным и пугающим, было поздно. Симптомы прогрессировали: фарингит уступал место раздирающему легкие кашлю и рвоте, насморк сменялся частыми и обильными носовыми кровотечениями. У зараженных начинало меняться давление, из-за чего кровеносные сосуды не выдерживали и лопались. Преимущественно в глазах. По этим причинам больных и определяли: красные глаза, опухшее лицо и странные высыпания на коже.

На завершающей стадии человек представлял из себя живой труп. Рвота и кашель сопровождались кровавыми выделениями, а сыпь на коже сначала переходила в припухлости, припухлости превращались в волдыри, которые затем становились кровавыми гнойниками. В конце концов кожа покрывалась глубокими уродливыми ранами.

С кровью тоже все было печально. Патоген разжижал ее и лишал возможности к свертыванию, вызывая гемофилию. Так что первые смерти так и выглядели. Люди просто истекали кровью и умирали.

Но бывали и те, кто выживал. Дальнейшие симптомы ужаснули всех. Вирус начинал действовать на мозг и от головной боли дело доходило до расстройств психики. У зараженных наблюдались резкие перемены настроения. Они становились агрессивными и невероятно злыми.

Красное бешенство.

Так болезнь окрестили СМИ.

На фоне вспышек агрессии у пациентов наблюдались изменения во внешнем виде. Все начиналось с пожелтения глазных яблок. Вены на лице вздувались, само лицо белело и покрывалось фиолетовыми пятнами и полосами вздувшихся вен. Уже ближе к смерти у человека начинали выпадать зубы. На их месте тут же появлялись новые.

Длинные и острые.

Не человеческие.

Волосы выпадали так же быстро, как и зубы. Ужи у больных тоже стали изменяться: слегка заострятся, вытягиваясь в длину. Глаза покрывались мутной пленкой и теряли цвет, полностью мутнея.

Непосредственно перед смертью агрессия, вернее полное безумие и невероятная жажда крови, сменялась кататоническим ступором. Больные переставали реагировать на внешние раздражители и впадали в кому.

После этого почти полностью сгнившие органы отказывали и бедняги умирали от обильного кровоизлияния в мозг.

Так прошел месяц. Месяц кошмара и ужаса, боли и отчаяния. Месяц погребальных костров и массовых захоронений. Месяц смерти и безумия.

Неизвестно каким чудом, но болезнь удалось уничтожить. Эпидемия прекратилась также неожиданно, как и началась, унеся с собой жизни четырех с половиной миллиарда человек. Те, кому удалось не заразиться и выжить, ушли далеко на север и пытались создать там колонии.

Но продолжалось это не долго.

Примерно месяц с небольшим.

В тот черный день, когда инфекция была проклята и почти забыта, в тот черный день, когда человечество познало на себе весь ужас происходящего, в тот день, когда выжившие окончательно поверили в отца, сына и святого духа. В тот день, когда земля на братских могилах зашевелилась.

И на свет луны, источая невероятное зловоние и сея ужас на все живое, из под земли вылезли они.

Кто-то успел полностью разложиться, кто-то мумифицировался и был почти таким же, как и в момент смерти. Но всех объединяло одно.

Голод.

Толпы мертвых двинулись на север, откуда доносился сладкий запах свежего мяса.

Это было последней записью в книге под названием "История". Все обрывалось на том, что в одном из городов заметили приближающуюся орду мертвых. На этом история человечества трагически обрывалась. И двое выживших, тихо сидевших в пахнущей чесноком палатке, терялись в догадках и домыслах. Возможно, эти двое были последними представителями рода человеческого. А возможно...

История Володьки была до боли проста. Он был родом из бедной неблагополучной семьи. Отец постоянно пил и штырился, мать приводила домой невесть кого и селила у Володьки в комнате. За небольшую плату, естественно. И плевать, что деньги были ничтожны, да и те пропивались почти сразу. Подселенцы часто были такими же неадекватами, как и родители. И еще среди них встречалось много лиц кавказской национальности. С тех самых пор у Володьки и появилась эта неприязнь ко всему, что "не наше".

Ну а дальше первая кража, первая условка, получение фантастических люлей от полупьяной мамки и озлобление на весь мир. С таким набором характеристик парень в 15 лет сел за убийство двух человек.

Когда появились первые заболевшие, Володька уже во всю отбывал срок где-то в глубине сибирской тайги. Когда болезнь только начала выкашивать население, в колонии отрубилась связь. Узнать, что происходит в мире, было крайне трудно, ведь тюрьма находилась в состоянии "отрезан от внешнего мира". На короткий момент связь восстановили, но только лишь для того, чтобы услышать сводки о жертвах. Уже позже перестала поступать провизия и через пару дней заключенные устроили бунт. Через некоторое время, когда эпидемия сошла на нет, зэкам удалось таки выйти из тайги и найти транспорт.

В тот день Володька ехал в кузове грузовика и наслаждался свободой. Радовался жизни, проще говоря. Радовался до тех пор, пока не спустились сумерки.

Они появились неожиданно. Будто со всех сторон сразу. В прямом смысле из под земли.

В начале всех пронзил ужас. Потом все кинулись в бегство. Но мертвые были быстрее. За Володькой устремилась особь без ног, ранее бывшая красивой женщиной. Не смотря на полное отсутствие приспособлений для ходьбы, тварь довольно резво передвигалась на руках, но даже этого хватило с лихвой. Догнать перепуганного юнца с заплетающимися ногами можно было и пешком.

Когда вчерашние зэки превратились в сегодняшний завтрак, а землю окропила красная жидкость, служащая ходячим трупам соусом, Володька в панике вжался в стену одного из покосившихся домиков. Особа, преследующая его, уже была готова атаковать, но внезапно ночную тьму разрезали яркие лучи света. Существо вдруг отпрянуло в темноту, страшно рыча.

И появился ОН. Эдакий Джон Коннор, Джеймс Бонд и Эш Уильямс в одном лице.

Пока мертвецы пятились в темноту, парень открыл шквальный огонь из автомата и пару раз что-то кинул в сторону врага. Но не гранату - взрыва не последовало. Не прошло и минуты, как мертвые унесли ноги.

Володька уже и не помнил, как парень усадил его в машину и они вдвоем куда-то поехали.

Астрал, как представился охотник на мертвых, был молчалив. За всю дорогу он ни слова не проронил. Всю оставшуюся ночь и последующий день ребята гнали без остановки. За окнами проплывали опустевшие города, здания уже рушились и ветшали, лес начинал отвоевывать свое. Всю дорогу царила мрачная тишина, изредка нарушаемая лишь воем не выключенных сирен. Все дорожные знаки были заменены на знак биоопасности и таблички, показывающие оставшиеся до зараженных зон километры. Радио тоже молчало.

Ловить было нечего.

На исходе второго дня путники наконец-то остановились у леса. Астрал разбил палатку, обработал все чесночным раствором и принялся за еду, отрезав немного хлеба и Володьке. Астрал был совершенно спокоен и невозмутим. Лишь изредка тушил керосиновую лампу, когда рядом кто-то выл, пролетал или с грохотом пробирался через заросли. Но спокойствие было лишь внешним. Астрал прекрасно понимал весь ужас происходящего.

Они умели летать. Некоторые особи имели крылья. Некоторые достигали семи метров в высоту, некоторые превосходно плавали, отравляя воду трупными ядами. Но вот инферналы даже Астрала ввергали в неподдельный ужас.

Они лишь отдаленно напоминали людей. По строению они напоминали кентавров, но вот их голова напоминала Ктулху. Восемь глаз, отсутствие носа и нижней челюсти вызывало отвращение. Клыки из верхней челюсти достигали до груди, также с головы свисало подобие пучка щупалец. Плоть на руках отсутствовала. Полностью оголенные кости заканчивались острым концом. Руки инферналы использовали для убийства.

Так они эволюционировали за месяц. Что будет дальше, не известно. Не известно и страшно.

Володька, все еще сидевший в углу с коленями в обнимку, тихо проскрипел, вдруг вспомнив про новостные сводки:

-Красное Бешенство...

-Это не бешенство, это вампиризм.

Володька вздрогнул. Астрал, как ни в чем не бывало, копался с рацией.

-Так это ж не вампиры. Не похожи, - продолжил Володька, пытаясь поддержать разговор. В тишине было еще страшнее.

-Они ищут кровь. Плоть их мало интересует. Обескровленная жертва становиться подобной им. Укушенные, кстати, тоже. Еще они боятся Солнца и чеснока. Не ведись на внешность.

Снова настала тишина. Скинхэд не унимался:

-А ты откуда знаешь?

-Я видел, как все началось. Знаю, кто виноват. Знаю их природу.

-Кто виноват? Но в чем???

Астрал как-то задумчиво поглядел в стену палатки, затем глубоко вздохнул и протянул:

-В эпидемии. В ее начале, течении и конце. В появлении мертвых и исчезновении живых. Во всем.

Володьку начинала одолевать мелкая дрожь.

-И кто же виноват, по твоему?

-Я.

Вдалеке прогремел гром, сопровождаемый воем ветра.

-В смысле ты? - изумился Володька, вытаращив глаза и уставившись на Астрала.

Астрал выключил рацию и отодвинул ее к рюкзаку. В глазах его вспыхнула такая боль, что Володька невольно поежился. Но одновременно в его взгляде промелькнуло странное облегчение. Будто бы он давно хотел начать разговор об этом.

-Чувствую, рассказ мой будет долгим...

Небольшая компания пожилых любителей местного самогона и в кошмарном сне не могла представить, каким стремительным и трагическим образом закончится их предновогодняя попойка на свежем воздухе. Чудовищная смерть застала изрядно подвыпивших людей врасплох, и вряд ли кто-то из них успел сообразить, что вообще происходит. От самих погибших и вовсе осталось немного.

Такое зрелище участковый Олег Степанов увидел впервые за немалый срок своей службы. То, что осталось от трёх взрослых людей, сейчас бы легко поместилось в обычную дорожную сумку.

Четвёртый год Степанов обеспечивал порядок в нескольких окрёстных сёлах, после того, как из-за конфликта с начальством его перевели из райотдела в участковые. На службе, в начале лихих девяностых, ему пришлось пережить многое. Повидал и съехавших с катушек от алкоголизма мужиков, и наркоманов, впрыскивавших в исколотые вены несусветную химию собственного производства, и женщин, травивших собственных мужей за подозрение в неверности. Однажды страж закона даже получил заряд крупной дроби в плечо от беглого уголовника, прятавшегося на торфяниках за деревней. Но то, что он увидел сегодня…

Четвёртого из злосчастной компании, высокого бородатого старика в затёртом пальто, трясло мелкой дрожью, то ли от пробирающегося под одежду декабрьского мороза, то ли от пережитого двадцать минут назад. Исходя из того, что он увидел, возвратившись из ларька с бутылкой водки и закуской, старика нужно было сдавать в психиатрическую больницу или… Или туда же впору было отправить старшего лейтенанта Степанова. Ибо написать в отчёте, во что милиционер выпустил всю обойму из табельного «макарова», было очевидным сумасшествием.

- Пойдём отсюда, Олег Николаевич. Холодно, - свидетель нервно мял в руках синие шерстяные варежки и отводил взгляд в сторону от жутких останков своих собутыльников. Обезглавленная половина тела одного из погибших лежала на оторванной, начиная от бедра, ноге другой жертвы. Новенький серый валенок на окровавленной конечности смотрелся ужасно и вместе с тем как-то нелепо. От третьего пенсионера и вовсе остались только голова и куски изорванного кровавого тряпья. Остальные фрагменты тел было трудно определить ввиду их плачевного состояния. А дальше, за останками, лежало то, что поставило бы в тупик любого именитого эксперта-биолога…

На усыпанном кристалликами замёрзшей крови снегу растянулось трёхметровое тело существа, внешне напоминавшего гигантскую пиявку. Его тёмно-синяя плотная кожа была покрыта неравномерными участками жестких чёрных волосков и частыми выпирающими наростами коричневого цвета в форме полусфер. По всей верхней части «пиявки» торчал мощный гребень из загнутых назад шипов. Издали это существо можно было принять за обтянутую кожей с кусками шерсти трубу метрового диаметра.

- Скоро пойдём, - ответил участковый пенсионеру и присел на корточки, возле поверженного им монстра, пребывая в состоянии лёгкой прострации.

«Ни дать, ни взять, Святой Георгий над побеждённым змием», - подумалось Степанову. Пять дырок от пуль пистолета «Макарова» обильно сочились сладковато пахнущей прозрачной жидкостью. Лёгкая вмятина от шестой пули на одном из наростов свидетельствовала о приличной броне существа. Такими наростами было покрыто сверху и сбоку почти всё тело чудовища. Участковому крупно повезло, что большая часть выстрелов пришлась между защищенными участками.

А начиналось всё так… К сидевшему в кабинете с табличкой «Участковый оперуполномоченный» в сельском совете Олегу Степанову без стука ворвался пенсионер Истомин. Он, задыхаясь, протараторил, что его друзей «черти жрут». Первой мыслью у милиционера проскользнуло, что старик допился до этих самых «чертей». Но, глядя в круглые от ужаса глаза прошедшего войну пенсионера, он понял, что действительно произошло нечто серьёзное. Олег накинул куртку, закрыл свой кабинет в самом начале просторного коридора сельсовета и отправился с Истоминым на место происшествия.

К садику, где старики выпивали, они бежали чуть ли не наперегонки. Семидесятивосьмилетний дед не отставал от грузно топающего упитанного участкового. От сельсовета до места трагедии было метров четыреста неочищенной от снега просёлочной дороги. Быстрее выходило добраться пешком, чем заводить и прогревать старенький «уазик». Зимой дорогу здесь чистили редко. Всего в селе было двадцать дворов, сельсовет с расположенным позади него складом, да иногда работающий ларёк с водкой и всякой мелочёвкой. Забытое богом место почти в полусотне километров от райцентра, среди осушённых в прошлом десятилетии торфяных болот. До последнего дома на краю села оставалось шагов сорок, а сердце Степанова сжалось от недоброго предчувствия.

И оно его не обмануло. Никаких чертей, разумеется, не было. Но размётанные по снегу останки людей выглядели не менее шокирующе. Старик Истомин наверняка не мог всё это устроить. По крайней мере, в одиночку. Степанов выругался, тяжело дыша.

- Эти…Были тут. Богом клянусь, не я это! – прочитав немой вопрос в глазах участкового, взвыл пенсионер.

- Кто, эти? – уже спокойно спросил, отдышавшись Степанов. На небольшом деревянном столике в саду, по местной традиции расположенном со стороны улицы, лежал большой кухонный нож. Рядом с ним – полупустая бутылка с мутной жидкостью и заботливо нарезанная зелень. Опрокинутые стаканы валялись среди остатков разнесённой в щепки скамейки, а снег вокруг был изрыт, словно по нему таскали увесистые брёвна.

- Петрович! Может это были волки или медведь?

- Я что, не знаю, по-твоему, как зверьё выглядит? – обиженно нахмурился старик и часто задышал в рукавицу. Пробежка явно не пошла ему на пользу. Пенсионер надрывно закашлялся и полез в карман пальто за папиросами.

- Так Митрич говорил, что видел на прошлой неделе на торфяниках двух волков… - начал, было, Степанов и внезапно осёкся.

Есть мнение, что человек может чувствовать приближение угрозы, не видя и не слыша её. Это заложено в людей с первобытных времён. Наверное, так оборачивался какой-нибудь неандерталец и, не раздумывая, бил каменным топором приблизившуюся клыкастую смерть. Инстинкты…

Вытянувшееся белое лицо Истомина и тихо ссыпающиеся с задрожавших кустов шапки снега заставили участкового обернуться и выпустить всю обойму в белый вихрь. За мгновение до этого Степанов почувствовал, как щёлкает у него в висках и страх тянет ледяной дорожкой по позвоночнику. Хорошо, что он не стал рассматривать, в кого стреляет. Это спасло жизнь обоим людям.

Массивное тело, насквозь пробитое несколькими пулями, врезалось в ноги участковому. Мощный толчок усадил милиционера задом на снег. Существо рухнуло рядом, вытянулось в последней судороге, напоследок щёлкнув круглой, воронкообразной пастью, усаженной десятками рядов зубов, у самой ноги правоохранителя. Когда чудовище перестало подергиваться, его рот, подчиняясь неведомой мышечной реакции, словно ввернулся вовнутрь.

- Пойдём! – тащил за рукав куртки ошалевшего участкового Истомин. Милиционер, подобно истукану всё также сидел на снегу, мучительно соображая, кого или что он подстрелил. Он встал и снова присел возле монстра.

- Так, Петрович. От меня ни на шаг. Пойдём в район звонить, - через минуту страж правопорядка справился, наконец, с собой и поднялся.

Назад они шли молча, пока милиционер не решил уточнить.

- Сколько ты таких видел? – мрачно спросил он старика на пути к сельсовету.

- Да кто их знает! Я ж только из ларька. Водки ребятам нёс, а там – эти. Ползуны! Клубок целый! И рвут, и рвут! Мужики и вскрикнуть не успели! – Петрович оглянулся на свой дом, возле которого случилась трагедия.

- Ну, хотя бы примерно?

- Пять или шесть, может больше! И снег вокруг ходуном ходил! Я как увидел, сразу рванул к вам, понял, что ничем им не помогу.

- Ну и правильно. Хорошо, что ты один живёшь. И те два дома рядом пустые.

- Эх, мужиков жалко…

Дойдя до сельсовета, они обнаружили толпу человек из двадцати. Всех, кто не разъехался из села на праздники. Селяне, охочие до новостей, сбежались к зданию администрации, заслышав звуки выстрелов. Участковый взглянул на них: бабки, старики, дети, несколько молодых девушек.

«Как им сказать? Как объяснить? Паника же будет», - промелькнула мысль у Степанова.

- Уважаемые граждане! Расходимся по домам. Волки напали на мужиков, я стрелял, троих они погрызли. Скоро с района приедут, облаву будут делать. Всё-всё, разошлись! Не толпимся! – зычно выкрикивал он, ничего умнее не придумав. Ага. Толпа так и ринулась расходиться. Кто-то, конечно, побрёл домой, однако большинство рассудило, что рядом с вооруженной властью спокойнее. Посыпались вопросы: Кто? Что? Как?

Оставив разбираться с собравшимся народом выглянувшую с крыльца сельсовета главу администрации, Валентину, Степанов улизнул с Петровичем в свой кабинет. Налил дрожащими руками себе и старику горячего компота из термоса. Покрутил диск телефонного аппарата.

- Дежурный! Капитана Борина, быстро давай! Это Степанов из Нелюдовки звонит, - выговорил участковый на одном дыхании.

В трубке зашипело, затрещало, и через полминуты Степанов услышал знакомый бас капитана на фоне голосов повизгивающих девиц и отчётливого звона бутылок. Видимо в конторе уже начали отмечать праздник.

- Чего у тебя, Степанов? Поему доклад не по форме? – голос Борина был раздраженным и злым. Капитана отрывали от репетиции праздника и приятной компании.

Степанов коротко изложил суть, сам поражаясь своему ледяному спокойствию. В трубке немного помолчали, оценивая сказанное. Потом Борин разразился продолжительной тирадой.

- Лейтенант, какие к едреной матери ползуны?! Вы что, с местными там уже перепились? Три трупа? Какие тебе, нахрен, шесть бойцов с автоматами? Вышлю следователя Смирнова, криминалиста и Малыгина. За телами машина только завтра сможет приехать. Всё!

- Товарищ капитан, я думаю…

- Да мне плевать, что ты думаешь. Я тут думаю. Доложил и молодец, и то, если правду сказал! Точно трезвый?! Может тебе ещё танки с авиацией прислать? Смотри мне!

Связь оборвалась, знаменуя конец разговора. Участковый вздохнул, потом посмотрел на пенсионера, пьющего компот из розовой чашки с симпатичным синим слоником.

- Слышишь, Александр Петрович, у тебя же дома ружье есть. Ты тут у нас один, кроме меня, вооруженный.

- Есть ружье, - встрепенулся Истомин и понуро опустил голову, - Дома в сейфе, как положено. А там…

- Надо Петрович. Из района, дай бог, к ночи приедут, дороги заметённые сейчас. А у меня пара обойм всего осталось.

Милиционер посмотрел в запотевшее окно. Тяжелое зимнее небо ещё пару часов будет светлым, а что делать потом? Что будет в темноте? Может, ползуны больше не нападут? Может, испугались грохотов выстрелов и смерти сородича и больше не покажутся? А если нет? Трое погибли почти мгновенно от ужасных ран, не успев не то что убежать, а даже позвать на помощь…

Пока Степанова терзали тревожные мысли, старик допил компот, поставил чашку на полку и направился к выходу из сельсовета. Прикинув, что отпускать его одного домой нельзя, участковый поспешил догнать его. Попутно отдал приказ сельской главе, сумевшей всё-таки уговорить жителей разойтись по домам. Валентине, следовало обойти всех селян и сказать, чтобы заперлись и не высовывались из домов. Когда Валентина снова начала расспрашивать, отмахнулся от неё, мол, потом расскажу.

- Петрович, мешки найди или покрывала. Прикроем мужиков твоих и этого, ползуна от любопытных глаз. Не то бабы увидят, визгу будет, - Степанов и Истомин с трудом шли, местами проваливаясь по колено. Зима в этом году была щедра на снег.

Старик кивнул. Степанов бросил беглый взгляд на село. Разбросанные по протяженной возвышенности одноэтажные небольшие домишки. Треть из них пусты, зияют чернотой разбитых окон. Между домами метров по двадцать, а то и больше. Окно в окно тут никогда и не жили с соседями. От жилища Истомина сквозь редко падающие хлопья снега виднелись затянутые туманом торфяные болота.

Туман? В двадцатиградусный мороз? Пенсионер, вышедший из дома с ворохом тряпок, патронташем и охотничьим ружьём, застал участкового в глубоком раздумье.

- Там, примерно месяц назад, детвора костры жгла. Гонял я их там, а кострища вглубь провалились. Может снизу горит до сих пор, - сказал старик и ткнул скрюченным пальцем в сторону дымки, стелющейся над болотами, - Думаете, оттуда зараза полезла?

- Не знаю, - тяжко вздохнул Степанов. Он отвернулся от Истомина и принялся укрывать останки принесённым тряпьем.

- А много-то народа в помощь приедет? – заподозрил неладное ветеран, - Нам в сорок втором на одной высотке помощь трое суток обещали. От роты, в итоге, пятеро бойцов осталось.

- Ну, Петрович, если ты на войне выжил, червяков этих и без подмоги разделаем. Пусть только сунутся, - нервно хохотнул милиционер, уходя от прямого ответа.

- Мне бы пулемёт, - мечтательно произнес пенсионер и с сожалением глянул на свою «вертикалку».

- Танк ещё скажи, - уже по настоящему рассмеялся участковый и, вспомнив слова капитана Борина, вновь нахмурился, - Пойдём-ка в мой кабинет, штаб там устроим до прибытия ребят из отдела.

У двери кабинета участкового их встретила взволнованная старушка – жена одного из погибших мужиков. Двух остальных пока не хватились. У обоих имелись взрослые дети, живущие далеко отсюда, а жёны давно поумирали. Пришлось Степанову вести пожилую женщину в свой кабинет и, отпаивая остатками компота, выложить правду. Узнав о происшедшем, старушка тихо ойкнула и спрятала лицо в платке.

- Ты мне, Виктория Николаевна, только панику не разводи, прошу. Понимаю, что тяжело тебе. Но повторяю, запрись дома и сиди, пока я с Петровичем всех не обойду и не скажу, что можно выходить.

Проводив бабушку из своего кабинета, участковый взглянул на настенные часы. Латунные стрелки показывали ровно четыре часа дня. Через час сгустятся сумерки, и на всё село четыре тусклых фонаря гореть будет. На остальных фонарных столбах даже ламп нет. Интересно, помнят ли про его сообщение в районе? Да нет, не должны забыть, три трупа – дело серьёзное. Вопрос в том, когда приедут. Вряд ли, быстро. Время под Новый год, начальство выпивает. Трупы никуда не денутся, капитан уверен, что это нападение обычных зверей…Эх, лучше не думать. Остаётся надеяться, что помощь будет скоро.

- Можно к вам, Олег Алексеевич? – в кабинет Степанова осторожно заглянула глава села. Полная женщина предпенсионного возраста заметно нервничала.

- Я тут от людей вернулась и краем уха услышала…Это правда?

- Правда, - коротко ответил участковый, - Вы всех обошли?

- До Терёхиной далеко, я племянника послала. А у Пашковых вроде кто-то есть, но мне не открыли. Я в ворота постучала-постучала и ушла.

- Вы вот что, - встревожился Степанов, - Вроде дочка ваша с детьми в город собиралась.

- Ну да, завтра утром повезу их, - не поняла Валентина.

- Собирайте их прямо сейчас, сажайте в уазик и везите. Дело серьёзное.

- Как же я людей-то оставлю? – всплеснула руками женщина, - Мне же, если что, голову снимут.

- Вот и везите, чтоб с детей головы не сняли. И соседку заберите. Скажете, что моё указание. Нужны будете – позвоню, - рассердился милиционер.

- Не волнуйся, Валентина, мы присмотрим за людьми, - проворчал Истомин, - Делай, что участковый говорит.

Потрясенная женщина ушла, а Степанов и Петрович вышли прогреть машину. Уазик покряхтел и нехотя завёлся, постреливая выхлопом.

- Надо к Пашковым сходить, глянуть, что там у них, - Степанов нащупал в кармане последнюю обойму. Вторая давно перекочевала в пистолет. Милиционер пнул носком ботинка колесо машины, сбивая с диска приставшую наледь, - Ты Петрович тут оставайся. Я пойду.

- Вы же сказали, от вас - ни на шаг!

- Сейчас из района подъедут, расскажешь им всё ещё раз. Если я не успею, к тому времени вернуться. Всё, пошёл я.

Оставив вооруженного пенсионера рядом с тарахтящим уазиком, Степанов двинулся к Пашковым. Он неспешно брёл в ту же сторону, где находился и дом Истомина, только Пашковы жили напротив, через дорогу. Тем временем к селу подступали вечерние сумерки. Проморгавшись, тускло зажглись одинокие фонарные столбы, в некоторых домах тоже появился свет в окошках. Участковый ускорил шаг, чтобы быстрее дойти до нужного дома, пока окончательно не стемнело.

Дойти до дома Пашковых стражу порядка не позволил истошный женский крик из противоположного конца села, разнёсшийся на всю округу. Потом раздались крики со стороны сельсовета. Степанов тихо ругнулся и побежал назад, на ходу выхватив ПМ. Милиционер бежал, с ужасом глядя, как в нескольких шагах от него вздымаются и осыпаются сугробы. Движение происходило и чуть дальше у колодца, и в других местах. Он издали увидел мечущихся в ужасе людей, бегущих, падающих, утаскиваемых в снежную темноту. Редкие фонари и слабый свет из домов освещали эту чудовищную, нереалистичную картину. Ползуны, казалось, были повсюду. Их тёмные тела ненадолго выныривали из снега и снова погружались в него, но уже вместе с бьющейся в панике добычей.

Олегу показалось, что он живёт в собственном кошмарном сне, вот только проснуться, никак не выходило. Он бежал, спотыкался и кричал людям, чтобы те собирались у сельсовета, в надежде их там защитить. Очередной ползун бесшумно вывалился из сугроба прямо ему под ноги, разевая усаженную зубами смертельную воронку. У этого существа, в отличие он убитого ранее Степановым, из головного сегмента отходили четыре крупных щупальца, толщиной в человеческую руку, покрытые блестящей чёрной кожей. Растопырив щупальца, монстр попытался опутать ими ногу Степанова, но получив несколько пуль, ползун зашипел и отступил, быстро зарываясь в глубокий снег. Впрочем, перед этим он подарил милиционеру полный ненависти взгляд всех шести расположенных по кругу, фосфоресцирующих синих глаз.

До здания сельсовета оставалась сотня метров. Туда же бежали все, кто смог избежать атаки чудовищ, проигнорировав указание Валентины сидеть, запершись своих в домах. Уазика на площадке возле сельсовета уже не было. Валентина, видимо, уже уехала вместе со своими племянниками и соседкой.

«Хорошо»,- подумал Степанов, отметив этот факт, - «На шесть человек в этом аду меньше».

Молодая девушка в белом свитере и джинсах выбежала из соседнего дома и тут же рухнула, как подкошенная, сбитая с ног мощным ударом. Ползун вгрызся в упавшего человека, разбрызгивая вокруг кровь своей жертвы. Участковый выстрелил в монстра, правда, без особого успеха. Над местом, где находились ползун и его добыча, взметнулось снежное облако, скрывшее ненадолго происходящее там. Когда оно осело, на месте нападения остался только забрызганный кровью взрыхлённый снег.

Безумный бег к сельсовету. Два оглушительных выстрела донеслись оттуда. Петрович пригвоздил картечью к кирпичной стене гнавшегося за женщиной ползуна и спешно перезаряжал оружие. Ветеран действовал хладнокровно, не в пример, всем остальным. Кроме милиционера, пожалуй.

- Все в здание! Быстро! – заорал Степанов, - Быстро, мать вашу!

Крик участкового вместе с отборной матерщиной подействовал на людей быстрее, чем шипящие и движущиеся чудовища. Петрович и милиционер вбежали в сельсовет последними. За ними попытался втиснуться и особо шустрый ползун. Однако остатки обоймы из пистолета Степанова и ружейный выстрел старика разворотили голову монстра. Убитое чудовище ещё подёргивалось, его приголовные щупальца били, разрывая утоптанный снег, когда на своего сородича набросились три таких же существа, разрывая его на части.

Петрович быстро захлопнул тяжелую металлическую дверь, не став разглядывать пиршество всеядных хищных тварей. Люди, внутри помещения, без сил повалились, кто на кресла, кто просто вдоль стен. На некоторое время они оказались в безопасности, кирпичные стены были достаточным препятствием для ползунов. Зарешечённые окна располагались достаточно высоко, да и чудовища не совершали высоких прыжков. Зато вдоль поверхности они двигались стремительно и атаковали с чудовищной силой. Стена сельсовета со стороны парковки вздрогнула от нескольких мощных ударов, но устояла.

Оглядев людей, Олег встал с пола. Не подобает ему рассиживать, когда селяне на него смотрят. Он – их последняя защита и надежда. Ну и Истомин, конечно. Молодец, ветеран, что врагов на войне, что этих чудищ, бил без колебаний!

Степанов вставил последнюю обойму в «Макарова». Пересчитал оставшихся в живых людей. Вместе с Петровичем, осторожно следящим за улицей сквозь решетку окна, их было девять. Сам Степанов - десятый. Выходит, человек пятнадцать пропало. Может, кому-то повезло уехать до нападения. Пойди теперь, разберись.

Петрович с хозяйским видом порыскал по шкафам кабинета главы администрации, нашел несколько пачек печенья, бутылку дорогого коньяка и коробку шоколадных конфет. Старик раздал конфеты и печенье присутствующим, потом заботливо спрятал бутылку во внутренний карман пальто. Теперь было не до церемоний. Кроме участкового и ветерана в сельсовете укрылись одни женщины. Пять пожилых и три молодые. И все они вот-вот собирались зареветь и устроить истерику.

- «Не пойдёт так», - подумал Степанов.

- Так, граждане! Быстро поднимаемся и тащим сюда из подсобки обрезки досок, гвозди и инструмент. Заколачиваем окна, оставляем щели, чтобы ствол можно было просунуть.

Подход Степанова оказался верным. Занятые делом женщины, всхлипывая, принялись укреплять окна. Польза такой деятельности была сомнительной, но хотя бы они не паниковали.

- Во, команды отдаёт! Прямо генерал! – улыбнулся во весь рот Петрович. Он уже успел сделать несколько глотков найденного коньяка.

- А ты тоже хорош, вояка, - усмехнулся участковый, - Только валенок у тебя разодранный.

- Да гадость эта вцепилась в ногу, додыхала уже, а обувку испортила, - сконфуженно признался пенсионер.

Оба засмеялись. Через пятнадцать минут женщины закончили работу и обступили Степанова и Истомина, со страхом заглядывая им в глаза. И старые, и молодые.

- Идите, поспите немного. В кабинет секретаря и Валентины! Из здания не выходить, пока не разрешу! – скомандовал милиционер. Женщины, тихо переговариваясь между собой, ушли. С мужчинами осталась одна Татьяна, рыжеволосая худая девушка лет двадцати. В руке она сжимала небольшой топор, которым только что забивала гвозди.

- Тебе чего? – спросил участковый.

- Я с вами буду.

- Чего?!!!

- Я не хочу помереть как моя соседка…Беспомощно.

- Ладно, - сдался Степанов, - Будешь в случае чего, прикрывать Петровича, когда он перезаряжаться будет. Если твари сюда полезут.

Девушка согласно кивнула и плюхнулась на кресло, готовая в любую секунду вскочить.

Снаружи всё стихло. Только едва слышное шуршание ползунов под стенами сельсовета напоминало укрывшимся там людям о страшной компании. Ужасных криков с улицы тоже больше не доносилось. Степанов надеялся, что ещё кому-нибудь удалось укрыться в своих домах и хватит ума не высовываться из них. Прошло полтора часа томительного ожидания. Петрович отвёл участкового в сторону и тихонько спросил:

- Что с помощью?

- Не знаю, - честно признался Олег, - Телефон молчит, два раза уже проверил.

- Беееда, - сокрушённо протянул старик, - В селе ещё три телефона есть, но только как до них добраться?

- Приедут.

- А если нет? Сожрут же нас к чёртовой матери! – последние слова пенсионер произнёс громко, и придремавшая в кресле Татьяна открыла глаза, прислушиваясь к их разговору.

- Гудит что-то! – девушка подбежала к окну и в щель разглядела свет фар приближающегося к сельсовету по заснеженной дороге уазика, в простонародье называемом «буханкой». Татьяна тут же бросилась открывать дверь с таким энтузиазмом, что Степанов едва успел перехватить её безрассудный порыв.

- Стой, дура! Жить надоело? Петрович, оторви одну доску. Крикнем, предупредим группу!

Через десять секунд доска была оторвана, и участковый осторожно оглядел улицу. Света от близко расположенного фонаря и взошедшей луны вполне для этого хватало. Масса снеговых туч сместилась, открыв небо, богато покрытое звёздной россыпью. Олег, не отрываясь, следил за приближающейся машиной. Вот она свернула с дороги и подкатила к расчищенной площадке перед сельсоветом. Неприятное чувство охватило участкового. В окно он не наблюдал ни одного ползуна. Всё было замершим и тихим. Слишком тихим. Взрыхлённый снег не шевелился, но Олегу в каждом сугробе мерещилось притаившееся чудовище.

- Ребята! Оставайтесь в машине! Двери не открывайте! – заорал, что есть мочи Степанов.

- Не выходите! – крикнул и Петрович, почуяв нутром неладное.

Но было слишком поздно: первым из машины выбрался водитель. Размять спину, уставшую за время трудной дороги, и походить. Затем из боковой дверцы выпрыгнули две тёмные фигуры. Видимо, следователь и криминалист. В следующее мгновение снежные кучи вокруг площадки взорвались стремительными вытянутыми телами. Смерть закружила прибывших людей в последнем танце. Дважды грохнули выстрелы. Но ползуны уже не шарахались от вспышек и звуков стрельбы.

Только водитель сообразил, что единственное спасение – спрятаться в машине. Но было слишком поздно. В спину ему вгрызлись сразу две клыкастые пасти, выгрызая кости и втягивая в себя куски плоти словно мясорубка. Такого нечеловеческого крика Степанову ещё слышать не приходилось. В сплетение терзаемых человеческих тел и ползунов стрелять из окна было бессмысленно. Петрович охнул и сполз вдоль стены, схватившись за сердце. Татьяна рыдала на плече участкового. Шум очередного трагического события разбудил дремавших в соседних кабинетах женщин. Они снова были близки к панике, осознав, что сейчас произошло.

- Вот и помощь, - безразлично сказал Олег.

- Пришлют ещё, когда этих кинутся искать. Но вопрос – когда? – пробормотал старик.

- Думаю утром или через несколько часов. Вот же хитрые твари! – разъярился участковый, - И откуда эта напасть на нашу голову.

- Точно говорю, из торфяников, - в этот раз уверенно произнёс Петрович и прибил на место доску. Потом отложил в сторону молоток и прислушался, - Тише!

Работающий мотор «буханки» мерно тарахтел, но не это привлекло внимание Истомина. Стук. Едва слышный лёгкий стук. Шипение и снова стук. С обратной стороны сельсовета. Звук становился всё громче.

- Там же задний вход. Деревянная дверь со стороны склада, - помертвела Татьяна. Мужчины, не сговариваясь, бросились подпирать заднюю дверь в конце коридора всем, что нашлось под рукой. Хлипкая дверь уже ходила ходуном и с каждым мощным ударом немного отодвигалась. Громкое шипение известило осажденных, что основная масса ползунов собралась как раз за этой дверью. Монстры, разгоняясь, по очереди наносили удары в импровизированную баррикаду. То, что они попадут внутрь, было делом времени. Причем довольно недолгого. И Степанов принял единственно верное решение.

- Женщины бегите к машине. Петрович, ты садись за руль и дуй в район. А я им тут устрою прикурить! – воспользовавшись недолгой передышкой, участковый подтащил к баррикаде полупустой газовый баллон из подсобки. Там стояло ещё два таких же. Олег подтащил и их, пока старик и Татьяна удерживали дверь. Большему количеству людей к нагромождению у задней двери было не подступиться.

- Только все разом! Дверь открыли и побежали в машину, не толпясь, без паники! – добавил Степанов.

Женщин долго уговаривать не пришлось. Они молча собрались у входной двери, приготовившись к короткому броску. Если на пути им попадётся один-два ползуна, то шансы пробиться были. Один человек остаётся здесь и задержит хищных тварей, штурмующих заднюю дверь. Иначе всем конец.

- Я останусь, Олег, - тихо сказал пенсионер, подпирая плечом шкаф, удерживающий дверь, - Пожил и повоевал хорошо. Ты молодой, семья у тебя. Давай иди, некогда препираться.

- Спасибо, Петрович. Когда услышишь сигнал, значит мы отъехали. Сразу лезь на чердак, там лестница в подсобке. Они тебя там не достанут, ты должен успеть. С богом!

Степанов подпёр место, которое он до этого удерживал, обломком доски и рванул вслед за Татьяной и остальными. Женщины выбежали на улицу, пробегая спасительные метры до открытой машины. Два ползуна попытались атаковать их сбоку, но Степанов разрядил в них последнюю обойму. Чудовищ это не убило, но замедлило. Все успели запрыгнуть в «уазик» и закрыться. Едва машина, просигналив, вылетела на дорогу, в сельсовете раздался мощный взрыв. Очевидно, ветеран взорвал газовый баллон, когда держать баррикаду уже не осталось сил. Заодно и прикончил нескольких ворвавшихся ползунов.

Степанов не оставлял надежды, что старику удалось забраться на чердак и выстрелить в проём по баллону, но шансов на это почти не было. Старый ветеран спас им жизнь, не щадя собственной.

Уазик, пробивая снежные наносы, покинул обезлюдевшее село. Рядом с ревущей машиной, тут и там выкапывались ползуны, пытаясь вцепиться в колёса. Одного из них «буханка» даже переехала, чудом, при этом, не опрокинувшись. Но людям удалось, они вырвались из цепких объятий смерти.

На следующий день большая группа внутренних войск прибыла на бронетехнике в окрестности пустого села. Военные под командование людей в гражданской одежде выжгли всех ползунов и их гнёзда, обнаруженные на краю торфяных болот. Одну израненную тварь удалось захватить живьём возле догоревшего сельсовета с помощью специальных металлических сетей. С большой осторожностью военные погрузили обездвиженного монстра в специальный контейнер, закреплённый в кузове камуфлированного «камаза».

Спасшимся селянам объяснили, что их атаковал ранее неизвестный науке реликтовый вид хищных кровососущих паразитов. Но почему они были такими огромными? Об этом военные умолчали.

Старшему лейтенанту Олегу Степанову было присвоено внеочередное звание «майор». Его перевели в специальную службу и отправили в столицу, подальше от этого села, согласно его просьбе. Всем пострадавшим и их семьям заплатили приличные суммы, вместе с настоятельной рекомендацией не распространять сведения о случившемся. Впрочем, люди и сами хотели как можно скорее забыть произошедший кошмар и помалкивали. А тело Истомина Александра Петровича так и не было найдено...

Автор: Дмитрий Чепиков

Никто не знал, когда этот человек впервые появился на площади. Кого не спроси – все помнили высокого, с длинной серой бородой и длинными спутанными волосами, мужчину который в одно и то же время в одни и те же дни выходил на небольшой пятачок сквера возле парка и, достав из ящика несколько марионеток, начинал очередное представление. Марионеток у него судя по всему было много и он приносил то одних, то других, комбинируя своих персонажей иногда совершено фантастическим образом. Принцесса могла оказаться в паре с современной бизнес леди, а христианский святой в окружении фей. Сам он всегда был одет пусть чисто, но очень скромно, в отличие от своих кукол.

Представления никогда не повторялись, даже по просьбе. Каждое было уникально и проигрывалось всего лишь один раз. При этом никто так никогда не смог найти источники сюжетов в сказках или притчах, или литературных произведениях. Все истории, похоже, кукольник придумывал сам. Как и сам он создавал своих кукол.

Судя по времени его появления, которое «затерялось» в истории современных горожан кукольнику должно было бы сейчас быть не менее 90 лет. Но он брел бодро и выпрямившись, да еще и с легкостью таскал свой груз кукол. По лицу тоже нельзя было сказать что-то определенное. Вокруг глаз расползлась сеточка морщин, но сами глаза выглядели молодо и зелено. Они и вправду были ярко-зеленого цвета, словно майская трава на свету солнца. Да и руки были гибкими. Словно молодые, хотя никто никогда не видел их без вязаных перчаток. Он очень ловко управлялся со своими марионетками, на радость окружающим, которых собиралась целая толпа.

Никто никогда также не слышал его голоса, помимо тех ситуаций, когда он говорил за своих кукол в пьесе. И казалось сперва, что он плохо слышит или не слышит вообще, так как он почти никогда, ни кивком, ни как-то еще не реагировал на обращенное к нему. Но Кукловод слышал. Однажды когда к нему подошли и сказали, что сквер будет закрыт из-за работ с канализацией – трубу прорвало именно в этом месте - кукловод кивнул и на следующий день не пришел. Так что слышал он прекрасно. Только не считал нужным отвечать. Это могло выглядеть как презрение к окружающим. Но вот почему-то в данном случае не выглядело. Он не выглядел тщеславным. Разве что очень странным. Почему – даже люди много раз видевшие его не смогли бы сказать.

Кукольник никогда не требовал и не просил денег. Люди просто давали ему кто сколько хотел после представления. Или не давали. Он тогда загребал выручку в карман и просто уходил не прощаясь и не благодаря. Видать считая, что ему незачем благодарить за оплату его работы. Впрочем, почти никогда не было такого чтобы ему хоть немного не заплатили бы. Ведь представления кукольника отличались от остальных. Они невероятно завораживали, заставляя даже просто проходящих мимо людей останавливаться и досматривать все до конца. Говорят что люди, засмотревшись на представления иногда забывали обо всем на свете – о важных встречах и свиданиях. О тех проблемах, над которыми они размышляли еще секунду назад.

Кукольника считали странным. Даже чем-то вроде блаженного или юродивого. Но он был безобиден, а его истории интересны. Поэтому к нему относились очень благожелательно. Некоторые даже следовали за ним до его дома –кукольник жил на первом этаже старого еще сталинских времен здания. Мальчишки пытались заглядывать в окна его квартиры, но те были занавешены тяжелыми и непроницаемыми как театральные портьеры шторами. Поэтому хотя им и очень хотелось побывать в квартире у непонятного человека, но пока они не могли даже одним глазком заглянуть туда. Знали лишь от соседей, что по планировке квартира должна была быть просторной трешкой с огромными комнатами и высокими потолками. Наверняка, судили люди, эти комнаты буквально завалены марионетками. Но даже соседи не могли ничего сказать наверняка. Как оказалось они тоже пытались проникнуть в квартиру под предлогом занять соли или еще чего. Кукольник закрывал дверь прямо перед носом у просящего. А потом выносил им соль или это еще чего. Если к тому времени человек ушел, то кукольник безошибочно шел к его квартире и настойчиво звонил пока ему не открывали. Потом отдавал соль и опять-таки молча, возвращался к себе. Он совершенно без эмоций каких-либо принимал долг от должников. Хотя сам никогда о долгах не напоминал. Один из соседей, парень, любящий розыгрыши как-то попросил у него десять тысяч на пару дней. Не спросив даже для чего, кукольник вынес две пятихатки. И .совершенно не напомнил о долге ни через два дня, ни через две недели. Хотя каждый день видел шутника. Тот, наконец, решил что шутка затянулась и сам вернул деньги с извинениями. Кукольник опять взял деньги совершенно спокойно, без обвинений и вообще без всяких слов и эмоций.

Но как преображался кукловод, когда играл представление! На его лице отображались все эмоции, которые испытывали персонажи его пьес. И эмоции эти менялись моментально от персонажа к персонажу, как и голоса кукловода. Помощников у него не было и он только сам озвучивал своих героев. Голосами настолько разными, что если закрыть глаза то не поверишь, что это озвучивает один человек. Но заканчивалось представление и лицо кукловода вновь обретало непроницаемость. Только глаза жили всегда.

Так и проходил год за годом. И люди уже давно привыкли к странному немного но безобидному человеку вне возраста, который всегда рассказывал такие интересные истории. Даже гостей из других городов всегда водили на сквер и показывали им кукловода как одну из достопримечательностей города

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

-Но почему он? Он же совершенно безобиден! –продолжал настаивать Ромка

-Ну, вот тогда тебе будет легко это сделать, - ответил Виталик, ухмыляясь

-Да ты не понял, - проговорила Женька, - ему просто дедушку жалко. Наш Ромочка такой чувствительный, да?

Рома вспыхнул. Если бы его обвинял Виталик или Тимка, то он нашел бы что ответить. Но Женечка, Женька, Женевьева-королева. Мечта всех наверное в их классе и не только в их. Такая вся пай девочка на вид, а на самом деле оторва еще та. Именно чтобы привлечь ее внимание хиляк Ромка пошел в эту компашку. И радовался когда понял, что он там нужен. Он был хоть и маленьким и несильным но очень гибким и мог проникнут туда, куда никто из компании пролезть не мог. Но все же…он никогда не воровал и не думал даже. Особенно обворовать безобидного кукольника, которого помнил так долго как себя, и на представлениях которого еще в детстве то плакал, то смеялся.

-Да и денег у него наверное нет, - с сомнением произнес Рома. Ну не мог же он и вправду признаться что для него действительно как-то не правильно звучит идея не просто обворовать, а обворовать квартиру человека, пока тот в больнице с инфарктом.

-Как же нет денег. Он и зимой и летом в таком ходит, что явно – особо не тратится. А на его куклах шелк да бархат., - проговорила Женька

-А мне знакомый говорил, что там точно еще и настоящий жемчуг на наряде Пьеро. – поддакнул Виталик

-Во во, - Женька встрепенулась, - это же каким шизиком надо быть, чтобы ходить чуть ли не в рванье, а на кукол жемчуг вешать? И на фига такому шизику деньги? А мы им применение найдем

-В общем, решать тебе, - резко оборвал Виталик, - пойдешь – будешь с нами, а нет – больше к нам не суйся.

Сказав это, Виталик поднялся с лавочки давая понять что разговор закончен. Женька поднялась тоже и прильнула к нему, скосив хитрые лисьи глаза на Ромку. Она явно смеялась над парнем. Этого Ромка уже не мог выдержать.

-Я с вами, - сказал он

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Была уже ночь и в домах один за одним гасли огни окон. Компания из пяти человек осторожно пробиралась по улице частного сектора.

Скоро она добралась до нужного дома. Окно квартиры, как и раньше, было открыто. Никто так и не подумал его закрыть. Это глазастая Женька заметила еще раньше, когда вчера проходила около дома. Там же около дома стояла скорая. Женька не постеснялась расспросить к кому приехали и почему. Девчонка она была бойкая, симпатичная, да и разыграть могла какое угодно чувство. В городе кукловода знали многие и поэтому в заботе Женки никто не увидел ничего необычного. Вот санитар скорой и рассказал, пока старика грузили в машину.

-В общем – вот окно. – сказал Виталик, ухмыляясь, - хочешь, лезь, хочешь нет.

-У нас тут никто никого не принуждает, - поддакнул Стас, еще один член команды, высокий и плотный, уже в свои пятнадцать лет настоящий «шкаф».

Ромка чуть слышно вздохнул. В конце концов он сам захотел войти в эту компашку и теперь отступи – ославят на всю школу трусом.

Так что делать было нечего и Ромка полез в квартиру.

Внутри было темно и Ромке пришлось просто постоять пару минут, чтобы успокоить колотившееся сердце и привыкнуть к темноте. Не сразу он вспомнил, что у него есть фонарик. Ромка тихо засмеялся и включил свет. Они изучали планировку квартир в этом доме и он должен был быть в кухне. В кухне он и был. Чистая но старая мебель, древний холодильник, стол, стулья, чистая идеально плита печки. Мягкий уголок. Кухня вовсе не производила впечатление того, что тут живет богач. Ромка открыл холодильник – молоко, кефир, какой-то суп в кастрюле, пара шоколадок. Ощущая себя страшно крутым, он взял шоколадку и сняв обертку, засунул сладость в рот. Шоколад поразил необычной горечью и привкусом какого-то ореха. Ромка никогда такой не пробовал и что за орех тоже не смог бы сказать.

Он уже совсем не волновался когда проходил в комнату. Честно говоря показная бедность кухни даже обрадовала его. Значит может быть кукольник действительно небогат. А значит и воровать у него будет нечего. И он спокойно уйдет отсюда. Не став вором и одновременно не разочаровав ребят. Ромка опять рассмеялся. Все же Виталик при все его внешней крутости не очень умен. Ну кто бы стал оставлять настежь открытое окно на первом этаже в квартире, где есть какие-то ценности?

По плану он должен был дойти до входной двери и открыть остальным. Из кухни сразу же можно было выйти в коридор. А оттуда двери вели в комнаты и к выходу из квартиры. Ромка уверенно потопал к выходу, но сразу же остановился. Он заметил слабый голубоватый свет в одной из комнат. Дверь в неё была закрыта, но матовой стекло сверху позволяло увидеть свет. Сердце Ромки упало. Неужели кукольника выписали? И он дома? Или ..или ребята просто решили подшутить над ним, посмотреть, как он выпутается и этой ситуации

Первой мыслью Ромки было – бежать. Через окно на кухне, потому что никто в целом мире не заставил бы его пройти мимо комнаты откуда лился свет в входной двери. Ромка бросился на кухню, и удивительно как не на что не напоролся. Подбежав к окну он вновь остановился. Окно было закрыто! Но такого просто не могло быть! Ромка бросился открывать окно, уже не задумываясь даже о том, что его могут услышать. Но его ждал еще один сюрприз. Окно представляло из себя просто раму и стекло, без всяких намеков на щеколду, задвижку или что-то подобное. Ромка напряг память. Ведь раньше, когда он лез, окно было нормальным, ведь было же? Ромка посмотрел в окно, пытаясь выглянуть своих возможных товарищей. Но он никого не увидел. Двор дома был пуст. Значит, они и вправду обманули его.

Сердце Ромки затопила черная пустота. Так обидно было, что он даже забыл на время про странности с окном. И ведь эти гады сидят где-то сейчас и смеются на ним. Над тем как провели лоха. А он-то и вправду лох.

Обиднее всего было осознавать что Женька тоже смеётся сейчас над ним. И о чем он вообще думал? Что она вообще согласиться хотя бы благосклонно на него посмотреть? Идиот.

Но обида обидой, а делать что-то было надо. Ромка встал и чуть пошатываясь вышел их кухни. Он уже не хотел даже думать о весьма странном окне. Обида настолько сильно на него обрушилась что растопила страх, да еще и не позволила талым его остаткам вновь собраться во что-то более менее достойное настоящего чувства. Ромка решил что пройдёт по коридору к двери и откроет ее. Если получиться. А если нет…если нет, то он во всем признается. Сейчас у парня было такое состояние, что его уже ничего не волновало в его будущем.

Но все же проходя мимо комнаты из которой лился свет Ромка как-то поджался – сработал видать инстинкт самосохранения. Он пригнулся, и прополз под матовой стеклянной вставкой .

Вот и дверь. Ромка протянул руку чтобы открыть, но тут услышал музыку. Парень затравленно обернулся. Тишина. То есть. Вокруг была тишина. Музыка играла в его собственной голове. Это было похоже…как будто вспоминаешь и проигрываешь у себя в голове какую-то мелодию. Только эта музыка звуча ярче и насыщеннее. Четче и настойчивее. И Ромка вовсе не слышал ее никогда. Он мог в этом поклясться, что никогда не слышал ничего подобного. Он даже не мог точно сказать, что за инструменты там были. Вроде что-то струнное, легкое. И может, рожок? Ромка не знал.

Он сам не заметил и не понял, как очутился у двери в комнату с загадочным светом. Осознание вернулось как раз в тот момент, когда он уже протягивал руку к ручке двери, чтобы ее открыть. Ромка отдернул руку и отскочил от двери, непонимающе смотря вперед. Сердце вновь начало колотиться от страха. Он должен был сейчас же повернуться и уйти. Должен был. Но ноги словно приросли к месту и он не мог двинуться. Назад. А вот вперед вполне.

На этот раз осознание пришло когда Ромка уже входил в комнату. Но отпрыгнуть он уже не смог. Зрелище, представшее ему, было уж совсем необычным. Большая метров двадцать комната тонула в мягком синем полумраке, но источников света не было видно. Казалось светиться сам воздух, в центре комнаты. По-над стенами стояли шкафы похожие на книжные а к шкафам были придвинуты диваны. И все пространство – полки шкафов, диваны, было занято куклами. Марионетками которые все как по команде смотрели в середину комнаты, где находилась импровизированная сцена, представлявшая из себя круглый ковер.. Там происходило театральное действо. Несколько марионеток в роскошных средневековых костюмах играли какую-то сцену, неслышно, словно подчиняясь той самой музыке, которую слышал и Ромка. Играли! Сами. Без кукловода.

От кукол тянулись веревочки управления, но ваг не было видно. Присмотревшись. Ромка увидел, что несколько ваг( вага — инструмент, с помощью которого кукловод управляет марионеткой) просто лежат около «сцены». Крик застрял у Ромки в горле. Но он быстро осадил себя. Одни из марионеток продолжали играть, а другие смотрели, иногда лишь прерываясь на то, чтобы склониться головами друг к другу, словно что-то обсуждая. Может, пьесу? Ромку они не замечали. Даже когда одна из кукол проскальзывала взглядом по парню, ничего не случалось. Марионетка вновь обращалась к сцене. И он кажется совершенно спокойно мог развернуться и уйти. Что и нужно было сделать, конечно. Выйти. Но….что-то останавливало Ромку. Разум кричал ему что он должен уйти. Прямо сейчас Иначе…Иначе случиться что-то непоправимое. Но сила, которая была гораздо мощнее Ромкиного разума, говорила ему остаться.

Страх парня прошел полностью. Словно все что он видел было нормально и обыденно. И ничего странного в танцующих сами по себе куклах не существовало. Также как и не существовало ничего странного в марионетках которые как зрители, обсуждали эту пьесу. Ромка теперь с удовольствием и любопытством наблюдал, как дама и кавалер посреди комнаты танцуют под слышимую им музыку. Теперь эта музыка, которая слышалась в его голове стала громче и торжественнее. Она звенела и окутывала разум парня своими переливами. И Ромка, слыша ее чувствовал также некоторую сопричастность тому, что происходит на сцене. Это неожиданно польстило ему. Словно его приняли в члены какого-то элитного клуба.

Меж тем куклы прекратили танцевать и свет в комнате резко погас, погрузив все окружающее во тьму. Музыка тоже смолкла. Ромка на миг вновь осознал что тут происходит нечто странное. Неестественное и жутковатое. Нечто, что при этом грозит опасностью ему самому. От чего он должен бежать, пока. А вот что пока, Ромка не знал. Но то, что…

Свет зажегся на этот раз он был желтоватым. А на сцене появились другие марионетки. Ромка скосил глаза и увидел что игравшие недавно марионетки сидят на диванчике и смотрят на сцену. А на самой сцене уже были другие актеры. Ромка с удовольствием узнавал типажи. Узнавал . Хотя никогда раньше не интересовался театром и тем более не смог бы отличить одного персонажа от другого. Но он узнавал. Вот хохотушка хитрушка, Коломбина, а вот и веселый Труффальдино, который сам кажется никогда не знает, одурачит ли он кого-нибудь какой-то потрясающей проделкой, или сам станет одураченным. Впрочем, ему кажется вообще почти безразлично. Мудрость или глупость он надевает на себя как рубашку, и так же легко снимает, когда почему-то вдруг перемениться его настроение или погода за окном. Вокруг кого эти двое так пританцовывают? А, несчастный скуповатый старик Панталоне ? Ну этот всегда останется в дураках. Такова его судьба. Которую он впрочем почти всегда заслуживает.(Панталоне, Труффальдино, Коломбина— персонажи итальянской комедии дель арте, комедии масок. Изначально кукольные, после — разыгрывались в театре живыми людьми. У каждого персонаа свой четко определенный характер, паттерны действий и роль в пьесе)

Ромка с удовольствием смотрел пьесу. Теперь в его голове звучала не музыка, а диалоги. Четкие, хлесткие, пересыпанные искрометными шутками, разложенные на разные голоса. Иногда правда в мозгу пробегала мысль, что это все ненормально, так не должно быть, но эта мысль была такой слабой что Ромка не обращал на нее внимания. Он все больше увлекался пьесой. Пока вдруг не заметил, что говорит вслух. Он сам произносил все слова на разные голоса. Ромка испугался на пару секунд, но потом ему стало интересно. Он и не знал, что его голос на такое способен. Он рассмеялся в очередной раз за Коломбину и только тут заметил что уже стоит совсем близко со сценой и …да, он держал в руках ваги.

Сначала они показались парню ужасно неудобными, к тому же Ромке приходилось постоянно их менять – ведь персонажей- то больше двух, но руки как-то сами быстро приловчились и скоро он уже с удовольствием играл. Нити от ваг протянулись к марионеткам и теперь куклы уже не двигались сами. Ромка в упоении двигал их. Он улыбался до ушей и был невероятно увлечен. На самом деле он никогда раньше не чувствовал такого увлечения и интереса, такого включения в процесс. Такой радости от того, что он делает. Он вновь хотел рассмеяться но не смог. Не смог и закричать и даже что-то сказать шепотом. Страх вновь пополз по венам, но …Ромка улыбнулся. Какой голос? Он ведь отдал его марионеткам. У него теперь нет голоса. На минуту Ромке стало обидно и грустно. Но лишь на минутку. Да к черту этот самый голос.! Оно того стоит. И разве он не может говорить? Может, просто теперь он будет говорить через кукол. Только и всего.

Ромка вложил в уста Коломбины очередную хлесткую фразочку и рассмеялся ее заливистым смехом. Всё было просто прекрасно.

Он не помнил сколько играл с марионетками, но он сыграл не одну пьесу – кажется все марионетки хотели пройти через его руки. Руки их нового господина и раба. Ромка покатал в сознании эти два казалось несовместимые слова. И ему понравился как их вкус, так и такое странное их сочетание.

Он еще играл, когда дверь в квартиру отворилась и в коридоре послышались шаги. Он играл когда в комнату зашел кукольник. Ромка лишь поднял голову на минуту. И учитель с учеником впервые посмотрели друг на друга.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

-Ну и где он, -Женька начала волноваться. Ромка должен был залезть в окно и потом, открыв дверь квартиры подать им знак фонариком. Но Ромка не появлялся уже с полчаса. Ребята стояли и ждали хотя нехорошие предчувствия появились у всех.

-Может что-то случилось? – Женька вновь начала подвывать

-Что могло случиться, - болезненно сморщился Виталик

-Может он ногу сломал или…шею, -ухмыльнулся Тимур - самый молчаливый член их команды. И самый неприятный. Даже Виталик, будучи лидером группы, кажется побаивался этого малозаметного невысокого коренастого парня с узкими щелочками полуазитских глаз.

-Так надо… - начала было Женька

-Что надо? – буркнул Виталик

-ну войти . У тебя есть отмычки? – спросила женя

-Нет, -ответил Виталик.

-А даже если бы были. –вновь хищно усмехнулся Тимур. – кто знает. Может сейчас наш дорогой Ромочка отчитываться перед дядей кукловодом. И они только и ждут нас.

-После инфаркта так быстро домой никто не отпустит. – заявила Женька, - что-то с Ромой. Мы должны

Виталик лицо которого все это время выражало сложный мыслительный процесс, вдруг резко развернулся к Женьке и сказал , почти прошипел

-Мы ничего не должны. Он сам туда полез и если что-то себе свернул тоже сам виноват. Ясно! Сейчас все по домам. Нас здесь не было. Мы все спокойно в эту ночь спали.

-Но. –начала было Женька

-Мы! Все! Спали! – уже зарычал Виталик. Когда он переходил на такой тон. То спорить с ним было бесполезно. За неповиновение он мог прибить. Сильно. Даже Женьку. А то и придумать что-нибудь более мерзкое или стыдное. Не сам – Тимур в таких случаях помогал. А у Тимура фантазия работала преотлично когда речь шла о том. Чтобы по-настоящему унизить или сделать больно. Женька замолчала.

-И чтобы никому не смела рассказывать, поняла? – вновь прошипел Виталик

Девушка только кивнула.

Романа так и не нашли. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через год.

А кукольник теперь стал приходить не один на свое обычное место. Его сопровождал парень лет 15-16. Он иногда участвовал в пьесе, иногда показывал пьесу сам, а его учитель наблюдал. Иногда просто смотрел. Все были уверены что кукольник растит себе смену. Просто удивительно было, где он и нашел такого же как он сам. Парень также был неразговорчив, открывая рот только за марионеток. Так же безучастен к окружающим.

Но когда он играл пьесу, его лицо преображалось так же сильно как и у кукольника.

Поначалу нашлись люди, которые пытались обратиться в полицию. Ведь парень явно несовершеннолетний и явно не здоров психически. И вообще откуда он взялся.

После этого обращения пару дней кукольник не появлялся. А потом опять пришел на свое же место в урочное время вместе с парнем.

Пытались еще пару раз обратиться в полицию, но неизвестно почему Кукольник все же продолжал появляться вместе с парнем. Постепенно люди привыкли к новому кукольнику и даже начали признавать что с ним пьесы стали еще более динамичными и непредсказуемыми. Все новое всегда более привлекательно.

Было еще пару раз, когда помощника кукольника какой-то человек принимал за кого-то своего пропавшего. Но каждый раз люди были вынуждены признавать что ошиблись. И юноша вовсе не их пропавший близкий. Хотя похож чем-то неуловимо. Похож. Но не он. К сожалению.

Так что постепенно жизнь вошла в свою колею. И когда однажды молодой кукольник появился на своем пятачке один и молча стал вынимать кукол, люди повздыхали. Но в общем никого это особо не удивило. Поохали, пообсуждали, что видать старик чувствовал приход Безносой, во и выбрал себе продолжателя и обучить его успел. В общем…что поделать. Жаль старика, Забавный он был. Но смерть такая штука – никто еще ее не избежал.

А молодой кукольник даже лучше старого. И делом увлечен. Вон как глаза горят. Когда пьесы играет. Да и голоса такие у марионеток теперь красивые – прямо заслушаешься.

Автор — Агурина Аделаида

Дело было осенью, в сентябре. В выходной день мы с подругой поехали к ней на дачу, чтобы убрать оставшуюся картошку. Так получилось, что никто из ее родственников поехать не смог, да и работы там было немного — вдвоем управимся.

Добрались мы до дачи только к 3 часам дня. Закончили с картошкой, сели пить чай, и что-то заболтались… Давно уже не виделись с ней, тем для разговора после долгой разлуки много нашлось. В общем, время мы не замечали, а когда опомнились — оказалось, что уже через 15 минут должен прийти последний автобус. Дача подруги находится на самом отшибе, прямо возле леса. Рядом с нами — только один дом, и все. Обе постройки еще стоят за поворотом, отдельно от всех. Чтобы добраться до остановки, надо пробежать через всю улицу, которая довольно-таки длинная.

На автобус мы не успели. Он уехал прямо у нас перед носом, чуть-чуть добежать осталось. И тормозить не стал, хоть мы и пытались докричаться до водителя. Что делать? Дачный поселок находится далеко от города, пешком точно не добраться. За такси придется выложить кругленькую сумму денег. Мы решили заночевать на даче, а утром выехать первым рейсом.

Отзвонились домашним, предупредили, где мы, и пошли обратно. Конечно, обе расстроились ужасно. Осенью в поселке уже никого не остается, он стоит совсем пустой. Еще и этот лес рядом. Оставаться одним на ночь в таком безлюдном месте, да еще и за пару десятков километров от города не очень-то хотелось.

По возвращении мы затопили печь, сварили себе «суп» из тушенки с картошкой, поставили чай, открыли банку варенья. Вроде бы стало как-то веселее. Мы начали шутить, рассказывать друг другу истории. Но все настроение пропало, когда с улицы послышался визг тормозов, громкая музыка и мужские голоса. Не рядом с нашим домом, но, судя по всему, не так уж и далеко от нас. Кто-то, видно, решил как следует отдохнуть за городом.

Мы на всякий случай залили печь (все равно уже натопилось), стали все закрывать. И тут события начинают развиваться, как в плохом фильме ужасов. Сначала оказалось, что у нас пропал ключ. Дом запирался на 2 замка — первый был на входной двери, а второй — от того помещения на первом этаже, где мы и находились. Приспособленной для ночевки была только эта комната, второй этаж давно выполнял роль чердака, где хранилась всякая всячина. Остался у нас только второй ключ. Это значит, что дом остается на ночь открытым, и теоретически к нам может кто-то залезть.

Дальше — больше. Пропала сеть. Такое на даче бывало нередко, особенно на первом этаже. Сигнал обычно хорошо ловился на втором, но только не в этот раз. Мы вместе и по очереди залезали наверх с телефонами, и у обеих ничего не вышло.

Решение все-таки вызвать такси к нам пришло вскоре после того, как неподалеку обосновались соседи. По голосам было слышно, что там много народу и большинство их них пьяные, а некоторые настроены агрессивно. Со стороны их участка несся мат и ругань, орала музыка, кто-то гонял по саду, кто-то отправился слоняться по саду. Особенно нас напугал один момент, когда совсем неподалеку от нашего дома раздался голос, зовущий девчонок. Позже под окнами появился и обладатель голоса. Мы как раз были на чердаке. Внизу остановились двое явно нетрезвых товарищей лет за сорок, которые громко вели между собой разговор. Из разговора мы поняли, что им не нравится, что в гости не позвали девушек, а они соскучились по женскому теплу. Мужчины решали, кого бы позвать, со смаком обсуждали внешность каждой кандидатки, а один еще сказал, что «как освободился - бабу не щупал».

Надо ли говорить, что мы перепугались до смерти? Дозвониться с дачи мы не могли, идея тихо пробраться в темноте до остановки отпала сразу, как голоса стали слышаться из-за поворота. Тихо, как мыши, мы пробрались на первый этаж, закрыли дверь, зашторили окна и легли спать. Точнее, просто еле как улеглись вдвоем на узком диване, спрятавшись под несколькими одеялами. Ни о каком сне и речи не было. Часа два мы просто лежали, вслушиваясь в ночь, и изредка перешептывались. У соседей вечеринка шла полным ходом, гости по-прежнему гуляли по всему саду, так что покинуть дачу было нельзя.

Первой отключилась моя подруга, а следом за ней в сон провалилась и я. Мне приснилось, что кто-то подходил к нашему дому, светил фонарем в окно, стучал. Потом зашли в дом, пытались выбить нашу дверь, матерились. Затем шаги послышались уже сверху. Моя подруга якобы проснулась и потянулась за телефоном. И тут в комнате, будто из ниоткуда, появляется моя бабушка, которая умерла несколько лет назад. Мне вдруг стало очень спокойно. Бабушка забрала телефон у подруги из рук, положила на стол и сказала, что никуда звонить не нужно. Сети все равно нет, а свет от экрана может нас выдать. Те, кто ломился к нам, снова подошли к окну и снова стали светить в него фонарем. Тогда бабушка взяла одно одеяло, повесила его на веревку над кроватью так, чтобы из окна нас было не видно. А потом раздвинула шторы. С улицы раздался дикий крик, кто-то орал: «Господи, боже мой», «Бежим», «Боженька, спаси» — я почему-то это очень хорошо запомнила. Когда голоса затихли, бабушка снова укрыла нас, а потом сказала, что больше нас никто не потревожит, мы проснемся в 6 утра и спокойно уедем на автобусе. А напоследок бабушка сообщила, что ключ наш нашла и положила на печь. И так же, как и появилась, внезапно исчезла.

Проснулись мы действительно в 6 утра, без будильника, и обе одновременно. Я первым делом пошла смотреть ключ, и он нашелся там, где мне и сказала бабушка во сне. Мы быстро собрались и отправились на остановку. По дороге я рассказала подруге свой сон, и про ключ, и про бабушку, а когда стала рассказывать все в деталях, что кричали и что говорили эти взломщики во сне, подруга резко остановилась. Она, когда спала, слышала те же самые слова, и как матерились возле двери, и как орали на улице. До нас дошло, что это был, похоже, не сон, что кто-то на самом деле ломился к нам в дом, а мы каким-то чудом не проснулись. Ну не может же быть такого, чтобы двое во сне слышали одно и то же? И позвонить она действительно пыталась, только телефон у нее забрала я. Причем подруга сомневалась, во сне это было или наяву. Она говорила, что слышала все эти маты и стуки, хотела звонить в милицию, приподнялась на кровати — и тут я резко подняла вверх руки, перехватила у нее телефон, и положила рядом на стол. И я не вставала, а просто лежала с закрытыми глазами. А потом подруга тоже уснула… во сне.

Что мне, что ей приснились одинаково реалистичные сны, будто все это происходило в реальности. Думаю, кто-то действительно там ходил. А вот момент с бабушкой — загадка. Как ключи оказались на печи, если вечером их там не было? Что напугало наших непрошеных гостей? Может, бабушку я вспомнила во сне, как самого дорого человека, который всегда защитит. Может, даже я же и вставала ночью к окну, вот только чем я могла напугать кого-то — непонятно. А внезапное появление ключей я вовсе объяснить не могу.