Mansory0Manson

Начал увлекаться фотографиями на длинной выдержке

Сие является неким воплощением мыслей, и эмоциональных переживаний, перенесенных в текст. Это только начало, хочется узнать что думаете, может где то надо подправить. Комменты для минусов внутри

Что может произойти с человеком, к примеру, который мирно читает книгу? Кроме того, что он будет полностью поглощен сюжетом – ничего фатального, скажешь ты. Можешь даже добавить, что вероятность равна модели Victoria Secret, пробивающей потолок твоей однокомнатной квартирки, и попадающей прямиком тебе в постель. Вероятность, конечно мала, но всякое случается. Как гласит закон Мерфи, если есть вероятность того, что какая-нибудь неприятность может случиться, то она обязательно произойдёт.

Среди всей толпы сложно разглядеть нашего героя. На вид ему было за тридцать, внешне ничем не примечателен: черные сальные волосы, пустой взгляд, кулаки размером с наковальню, высокий, широкоплечий, и угрюмый. Одевался не броско, плащ, который укрывал его уже четвертый год, вечно скрипучие ботинки, и выцветшая от постоянной стирки майка. В жизни все было однотонно и просто. Утром подобие офисного планктона, а ночью алкоголик на полставки. Лучшие друзья лежали в левом кармане пальто, двадцать бело-желтых миньонов помещенных в коробочку суицида, а любимым занятием в особо тяжкие дни было изучение дна бутылки чего-либо. С годами таких дней стало больше, а содержимое бутылки практически не имело значения. Людей он обходил стороной, а единственными коннекторами с внешним миром были бармены, которым не нужно было слов, взглядом они понимали и состав, и объём яда. Окружающий мир он воспринимал только пьяным. В ином случае, весь жизнерадостный люд был для него агрессором и сильно раздражал. Улыбка для него была роскошью, и напоминала оскал. Никаких чувств или структуры. Почувствовать что-либо было хуже, чем окунуться в ванну с дерьмом. Он знал чем это пахнет, да и на дне ничего нового для него не было. Иногда, лежа на своем прожжённом от сигарет матрасе, в голову лезли мысли о том, что раньше возможно было лучше, было не так одиноко, было по другому. Дежурная бутылка виски под подушкой всегда могла спровадить незваные образы и дать заснуть пустым. Кстати, звали нашего героя Мэл. Мэл просыпался ровно за 14 минут до будильника и ждал, когда эта сволочь начнет бить ему по голове, переживающей похмелье. Будильник он ласково звал именем бывшей - Муни, которая, как и он будто чувствовала когда и куда надо кричать, чтобы принести боль и страдания. Осталось минуты четыре до адского воя Муни, но он был готов, как и всегда, подушка и одеяло являлись для него самодельным щитом для спасения. Он был настойчив, как и всегда. В один миг Мэл подумал, что она действительно вернулась, и ничто его не спасет от разгрома, но это был лишь будильник. Он вздохнул с облегчением, но так же и с грустью, ведь на миг он подумал, что среди этих безжизненных друзей в виде бутылок и окурков, появился живой человек, агрессивно настроенный, но живой. Но этого не случилось, иллюзия разбилась вместе с бутылкой недопитого вина, которую он толкнул, пытаясь отключить Муни. Пришлось встать, чтобы убрать созданный им хаос в хаосе, ведь следа женской руки в его квартире не было очень давно. Было чувство, что женщина в квартире будет вторым пришествием Иисуса. Забытые часы, черная резинка для волос и губная помада не пойми какого оттенка красного, это все, что напоминало о женщинах в квартире. К трём этим вещам относились как к реликвиям предков. Периодически, в поисках остатков чистых вещей, на них натыкались, ударялись, или просто находили и в тот момент Мэл выдавал что-то издали напоминающее улыбку, потом вспоминал хозяек вещей, и быстро, как ребенок, прятал вещи, чтобы не наткнуться на них вновь. Но все попытки были тщетны. Из прекрасного в его квартире была экспозиция: «пьяная» башня из пустых бутылок и старая гитара, которую он нашел на блошином рынке, потертая, без двух струн, с красиво натянутой паутиной внутри. Он считал, что если бы вещи были похожи на людей, то именно эта гитара являлась им самим. Кроме музыкальных способностей гитара помогала отбиваться от непрошеных гостей. При ударе она скулила и выла как подбитая собака. Мэл давно подумывал отдать ее на реставрацию, но боялся, что тем самым она потеряет характер, отсутствующий у многих людей, не говоря уже о вещах. Больше в квартире внимание ничего не привлекало, кроме самого хозяина.

Ритуал выхода из дома был прост, найти вещи, запах которых можно перебить одеколоном, собрать сигареты в одну пачку, промочить горло остатком в стакане, не важно, что в нем было, и попытаться при выходе не удариться головой об вешалку, но не в этот раз.

Сука - взвыл Мэл, с ненавистью смотря на вешалку – Деревянная сука.

Мэл мог продолжать этот диалог вечно, но соперник не шел на провокацию, и никак не отвечал. Дальше приходилось тихо спускаться по лестнице, дабы соседка Мисс Лауд не услышала. Мисс Лауд была энергетическим вампиром. Она могла связать вокруг тебя сеть, и вот ты уже битый час слушаешь о том, что фарфоровая посуда, из который пьётся чай, была подарена самим мэром Битчтауна, из которого она приехала. Мисс Лауд приехала из правильного города, ведь сукой она была еще той. У Мэла все еще были подозрения, что любимого бульдога отравила именно она. Пройдя мимо сучьего логова, и преодолев последнюю ступень, Мэл оказался на улице. Солнце, ясное небо, улыбающиеся люди, вроде даже где то пели птицы. Именно такую погоду ненавидел Мэл, его от нее тошнило и рука сама тянулась к фляжке во внутреннем кармане. Солнце ослепляло, но Мэл держался как мог, хотя рука уже тряслась. Он ненавидел каждого встречного, смотрящего на него с радостным взглядом. Он ненавидел всех. Он ненавидел себя. Очнулся от ненависти он уже при входе в метро. Турникет зажал его пальто.

Сука – уже второй раз повторился Мэл. На Масках окружающих на секунду появилось недоумение. Мэл ненавидел Маски, себя же он ненавидел за то, что когда то носил одну из них. Напряжение в его взгляде почувствовали все, но не придали этому значения и просто прошли дальше. Мэлу ничего не оставалось, как выругаться про себя и пойти в сторону своего перрона, чтобы опоздать на работу всего лишь на полчаса. На перроне было безлюдно, в эту часть города мало кто ездил. Было не престижно, работать на окраине, где нет суеты, больших боссов, а значит и прибыли, для Масок это было зверством. Для Мэла же это был свой личный необитаемый остров. Мэла не ожидало ничего необычного, обычный день на работе, дорога домой, которая простиралась через бар.

Стандартный заказ, который каждый бармен в радиусе дома Мэла знал наизусть, бокал с пойлом, дальний диван, и чтобы никто не беспокоил. Все знали что, Мэл клиент безпроблемный, выпьет, оплатит, встанет, уйдет. Сегодня ничего не должно было меняться, Мэл ненавидел экспромт, измена привычкам для него было, как измена самому себе. Вечер закончился, как и всегда. Оплатив счет, он залил остаток пойла во флягу, и направился к выходу. Погода на улице была для Мэла идеальна: глубоко за полночь, слабый ветерок и никаких людей. В такие моменты он наслаждался своим одиночеством. Одиночеством, в которое он никого не пускал. Так он и направился домой. 

У меня был выходной, и я как обычно высыпался до последнего, но выспаться у меня не получилось, меня разбудил звонок. На той стороне звучал тревожный голос отца, который понимал, что я все еще дремлю и дал мне минут пять прийти в себя:

- Слушай, у тебя есть гвозди и молоток?

- Не думаю, но найти не проблема, в чем дело?

- Найди и приходи

Пришел к отцу я через полчаса, отжав у соседа молоток и гвозди, открывший дверь отец молча провел меня в комнату, где на полу валялся карниз. Общим сонным решением было принято прибить занавеску без карниза, честь торжественно прибивать ее была дана мне. Первый же удар попал точно по гвоздю, но каким-то образом вырубил свет:

- Это ты сделал?

- Не знаю.

- Ладно, там пробки выбило, сейчас врублю, попробуй еще раз

Свет включен, я, немного опасаюсь за результат, но все равно бью, свет тухнет опять.

- Пап, ну к черту, давай приклеим